Весной 1942 года немцы штурмовали Севастополь, посылая на город тысячи снарядов. Во время очередного артобстрела городского порта загорелся один из катеров. Огонь подбирался к стеллажам боевого погреба, где лежали глубинные бомбы. Их взрыв представлял собой серьезную опасность для множества стоявших на рейде кораблей. В критический момент по горящей сходне на катер пробрался рулевой старший матрос Иван Голубец. Недолго думая, он бросился к бомбовому стеллажу. Поскольку бомбосбрасыватели на катере были повреждены, матрос стал хватать тяжелые, начиненные килограммами взрывчатки цилиндры, которые уже охватило пламя, и выбрасывать их за борт. С шипением они уходили под воду. От последней бомбы Голубец избавиться не успел – не хватило одного шага. Вспыхнув, она разорвалась прямо в руках у матроса. Ценой своей жизни Иван Голубец спас Cевастопольскую эскадру.
Когда происходили эти события, Борис Нечаев еще не появился на свет. А весной 1966 года он, рулевой подводной лодки, попавший на Черноморский флот по призыву в мирное время, сумел сделать то же, что удалось Герою Советского Союза Ивану Голубцу.
Майским воскресным днем экипаж подводной лодки, на которой в этот день оставалась только вахта, возвращался из увольнения. Издалека было заметно, что в бухте случилось что-то из ряда вон выходящее. К лодкам бегом спешили команды, подруливали штабные автомобили. Пока никто еще не знал фамилии двадцатилетнего матроса, спасшего свою подлодку и все корабли в бухте от верной гибели…
Родился Борис Леонидович Нечаев в 1945 году на Дальнем Вотоке, в засекреченном военном городке, где жили семьи летчиков. На фронтах Великой Отечественной отцу Бориса побывать не довелось. Но военный летчиков “придерживали” в Приморье неслучайно: неподалеку от их городка на японской границе стояла миллионная Квантунская армия, готовая вспупить в бой, как только Гитлер одержит решающую победу на Западе. В 1945 году дальневосточные летчики, среди которых был и Нечаев-старший, все-таки получили возможность сражаться – впрочем, через месяц боев Япония объявила о своей капитуляции.
Разумеется, все мысли Бориса были заняты самолетами и готовил он себя к карьере офицера авиации. В начале 1964 года, когда отец вышел в запас в чине подполковника, семья Нечаевых перебралась на Азовское побережье, в Ейск. Причин переезда было две: во-первых, Ейск был родным городом матери Бориса, во-вторых, там было летное училище, о поступлении в которое мечтал девятнадцатилетний юноша. Но не за горами был призыв в армию, и Борис, решив не спешить с училищем, устроился работать слесарем на Ейский судоремонтный завод. Осенью Нечаеву пришла повестка. В военкомате сказали – пойдешь служить на Черноморский флот. После прохождения в Севастополе курса молодого матроса Нечаев отправили рулевым на подводную лодку.
“Понятливость у него отменная”, – не раз говорил о Борисе боцман. Рулевую систему Нечаев изучил вдвое быстрее положенного срока. Впрочем, он все старался делать на совесть. Однажды боцман решил устроить профилактику брашпильному устройству. С работой матросы засветло не уложились, слишком много ее было: тут подкрасить, там заменить деталь или смазку. Окончательную сборку устройства боцман отложил до утра. Но когда за час до поднятия флага он зачем-то подошел к брашпилю, последняя гайка была уже на своем месте. “Нечаева работа!” – решил боцман. И оказался прав. “А вдруг бы нам с утра тревогу сыграли с выходом в море? Вот и поднял я ребят пораньше”, – объяснялся с боцманом Борис.
Не терял Нечаев и в экстремальных ситуациях. Однажды подлодка после учебного выстрела потеряла практическую торпеду. Возвращаться на базу, пока торпеда не отыщется или не будет уверенности в том, что она затонула, командир корабля не имел права. Трое суток подлодка, будто на привязи, кругами ходила вокруг засеченной точки. Нигде ничего. Найти злополучную торпеду помогло упорство Нечаева. Все эти дни он практически не покидал “орлиного гнезда” – так моряки называли место рулевого-сигнальщика на ограждении рубки. И наконец разглядел торпеду, которая не затонула, но была довольно сильно притоплена. Чтобы снова не потерять торпеду, предстояло до подхода судна-“торпедолова” закрепить ее на тросе. Матросы попытались сделать это с помощью отпорного крюка – не вышло. Тогда для “укрощения” торпеды командир вызвал добровольцев. Нырнув за борт, Борис Нечаев протянул трос, который держал торпеду, через подъемный рым. После этого торпеда была уже не опасна.
Служба Бориса проходила достаточно интересно. В одном из учебных походов его подлодка пересекла семь морей и два океана, направляясь вокруг Европы на базу Северного флота. Турецкие воды корабль миновал в надводном положении – командир имел официальное разрешение следовать через проливную зону. В водах Босфора лодку начал догонять катер под турецким флагом. На его палубе и даже на крыше рубки сидели какие-то люди с кино и фотоаппаратами в руках. От любопытного катера командир уводил подводный корабль полным ходом. А в Эгейском море, когда на вахте находился матрос Нечаев, прямо над лодкой завис большой самолет. “Морской разведчик типа “Нептун”!” – уверенно доложил вахтенный командиру корабля (кому,как не Борису досконально знать типы самолетов?).
Трансокеанский переход пришел на ненастное осеннее время. В надводном положении лодку беспрерывно трепали штормы. Особенно экипажу досталось в Норвежском море неподалеку от Лофотенских островов. Сутками раньше субмарина пересекла Северный полярный круг. Еще долго вспоминалось это событие старшему матросу Нечаеву. Да и как забыть о нем? За полярным кругом весь экипаж лодки по морской традиции получил по глотку едкой соленой воды из-за борта. Доморощенным “богом морей” был Борис. Приклеив бороду из веревочной швабры, он степенно ходил по отсекам, угощал матросов чаркой забортной воды и каждому вручал именное удостоверение о пересечении шестьдесят седьмого градуса северной широты.
Полюс решил устроить подводникам серьезный экзамен. На лодку беспрерывно налетали снежные заряды и шквалы. Удерживать постоянный курс было практически невозможно, субмарина все время рыскала из стороны в сторону. Чтобы легче было держать корабль навстречу волне, решили притопить его носовую часть. Качка уменьшилась, но волны, свободно перекатываясь через настройку, обдавали водой стоящих наверху матросов. Промокших насквозь вахтенных через час приходилось сменять.
После очередной вахты Нечаев спустился вниз. Здесь его ожидала пара чашек горячего, обжигающего чая и теплая постель. Отдых, однако, был недолгим. Вскоре Нечаева растормошил инженер-механик. Оказалось, на палубе потекла воздушная захлопка, необходим срочный ремонт.
Именно к Нечаеву капитан-лейтенант обратился неспроста. Уже давно Борис слыл на корабле мастером на все руки – давал себя знать опыт работы слесарем-инструментальщиком. На второй год службы матрос Нечаев получил квалификацию специалиста второго класса. Командир электромеханической части давно уже подумывал о том, чтобы забрать к себе рулевого, которого никак не хотел лишиться боцман. В конце инженер-механик выиграл “бой” за нужного ему человека: во время доковых работ он зачислил Бориса Нечаева в ремонтную бригаду…
Вслед за инженером-механиком Нечаев взобрался на кормовую надстройку. Каждый новый вал прижимал моряков к палубному настилу, угрожая снести за борт, но оба ни на минуту не прекращали орудовать ключами и кувалдами. Рядом на всякий случай лежали спасательные круги. Через полчаса промокший до нитки офицер докладывал командиру: “Все в порядке, можно давать полный ход”. Позади него стоял не менее вымокший и озябший Нечаев. Назавтра за проявленное упорство его ожидала лучшая из всех наград – три дополнительных для отдыха к очередному отпуску.
Этот отпуск старший матрос Нечаев так и не успел получить. В тот день, когда в 10.45 утра на лодке из-за вспыхнувшего пожара была объявлена тревога, он начал действовать одним из первых, опередив других. И погиб. А через год, 9 мая 1967 года, на Черноморской базе подводных лодок был открыт памятник кавалеру ордена Красной Звезды Борису Леонидовичу Нечаеву.
