115 лет назад на полуострове было больше мужчин, чем женщин, а плотность населения — 10 человек на версту
Медаль эту Антон Павлович Чехов никогда не носил и даже не поехал ее лично получать. «Быть 6-го июля в волостном правлении я не могу, так как я позирую, — писал он своему соседу по имению Владимиру Семенковичу. — По распоряжению высшего начальства, художник арестовал меня и не отпускает от себя ни на один шаг. Так и скажите, и если медаль присуждена мне, то доверяю Вам получить ее…» А ведь наградили Чехова по заслугам: он в числе других добровольцев участвовал в новом для Российской империи деле. Медаль так и называлась: «За труды по первой всеобщей переписи населения 1897 г.».
Вряд ли Антон Павлович не понимал, что подготовка к переписи и проведение ее, а он к тому же руководил группой счетчиков, окажется делом тяжелым и утомительным. «Выдали отвратительные чернильницы, отвратительные аляповатые знаки, похожие на ярлыки пивного завода, и портфели, в которые не лезут переписные листы — впечатление такое, будто сабля не лезет в ножны. Срам. С утра хожу по избам, с непривычки стукаюсь головой о притолоки», — вспоминал писатель.
А ведь первая перепись, та самая — 1897 года, у обычных людей, по большей части малообразованных или вообще неграмотных, вызвала страх и недоверие, уверенность, что всех норовят посчитать, чтобы обложить новыми налогами. А какие инструкции могли предусмотреть, скажем, работу в трущобах, население которых просто исчезало при виде человека с портфелем? Уже позже по примеру Москвы в крупных городах стали сочетать перепись в таких районах с… полицейской облавой. А кто мог предполагать, что извечное женское желание казаться моложе пойдет во вред статистическим данным? Некоторые дамы так и норовили неверно назвать возраст и отказывались показывать документы…
Хребет государства
Переписи минувших лет невозможно воспринимать просто как сборники цифр, на самом деле это увлекательнейшее путешествие в прошлое, которое порой открывается с совершенно неожиданной стороны. Сегодня мы живем под лозунгом: «Берегите мужчин», их все меньше и меньше, в Крыму ситуация уже даже не как в песне: на 10 девчонок 9 ребят. Еще немного, и их, как в Симферополе, останется всего 8. А вот согласно переписи 1897 года, в Таврической губернии мужчин было на 78 тыс. больше, чем женщин, на 10 представителей сильного пола приходилось 9 жительниц Тавриды.
Жили тогда крымчане просторно: например в Перекопском уезде плотность населения составляла 10 человек на квадратную версту. Представьте себе крупный парк, например, Алупкинский или Салгирку в Симферополе, увеличьте в 2,5 раза: вот на такой территории жили всего 1 — 2 семьи. В Ялтинском уезде, само собой, народу было намного больше, а плотность населения 50 человек на квадратную версту. В наше время она выше почти… в восемь раз.
Первая в истории государства перепись показала, что в Таврической губернии более 70% населения составляли русские — ими считались великороссы (собственно русские), малороссы (украинцы) и белорусы. Но вспомним, что в те времена в губернию входили огромные территории нынешней Херсонской области и особо отмечалась совсем другая ситуация в Крыму. Наивысший процент русских был в Севастополе (почти 63%) и Керчь-Еникальском градоначальничестве (55%), а в других уездах от трети населения до 17%. В Крыму по переписи 1897 года первое место по численности занимали крымские татары, за ними следовали русские, украинцы, немцы, евреи, греки, армяне, болгары…
Зато распределение по сословиям в Крыму повторяло общую картину по всей стране: и здесь хребтом и основой благополучия были «крестьяне и прочие лица сельского сословия» (почти 78%). Жителей городов, отнесенных к мещанам, было в 4,5 раза меньше, дворян всего 2% населения, а купечества вместе с духовенством чуть больше процента.
Несладкая жизнь
Свою собственную перепись населения время от времени проводили и отдельные города. В Ялте, например, в 1912 году задумались о пользе такого мероприятия: пересчитать своих жителей, а заодно и узнать, какое количество приезжих способен принять город, сколько ялтинцев промышляют сдачей жилья и т.д. Но все-таки самый неожиданный повод для переписи оказался в 1916 году в Симферополе. Мы привыкли думать, что только революция разделила годы продуктового изобилия и времена скудных пайков. Ничего подобного, как раз в том году в южных губерниях случился… сахарный дефицит. Бог знает, с чем он был связан, может, выдался неурожай свеклы, к тому же шла Первая мировая война, большие запасы продовольствия страна отправляла на фронт. «Мало-помалу около магазинов, получивших каким-то образом то или иное количество сахара, стали образовываться, быстро расти и удлиняться «сахарные хвосты», — писал в своем отчете о симферопольской переписи 1916 года Яков Данилов. — Хвосты эти отнимали у трудящегося люда массу времени, порою напрасно затрачиваемого. Стали учащаться различные злоупотребления с перепродажей сахара, попытки упорядочить торговлю результата не дали». В общем, жизнь была несладкой. Тогда Симферопольская городская управа придумала ввести карточки на сахар. Но чтобы не было злоупотреблений, горожан решили пересчитать, а попутно получить и другие немаловажные для отцов города статистические данные о возрасте, занятиях и составе населения.
Всю работу должны были выполнить 109 счетчиков, которыми руководили 5 заведующих (на такое количество районов поделили город). Трудились они с восьми утра до восьми вечера с перерывом на обед, платили им по 5 рублей в день, если они работали на улице, и 3 рубля, если вели подсчеты в канцелярии. Каждый переписчик имел три вида бланков. Формуляры белого цвета предназначались для данных о людях, которые жили в собственных домах, снимали их у домовладельцев или получали от ведомства, где работали. В желтые вносили сведения о тех, кто снимал комнаты и углы у основных квартиросъемщиков. И в отдельные бланки заносили сведения о населении приютов, богаделен, больниц, пансионов при школах — «обитателях общежитий». В 1916 году, согласно «сахарной переписи», в Симферополе оказалось почти 67 тыс. жителей (пятая часть современного населения). Позже выяснилось, что посчитали не всех, ведь перепись прошла в июле, когда часть симферопольцев разъехались по дачам и курортам, а то и отправились на заработки. Поэтому в «сахарном бюро», где выдавали карточки и решали спорные вопросы, продолжилась регистрация претендентов на сладкое. К слову, норму определили в 3 фунта (1,35 кг) в месяц на жителя.
От чиновника до проститутки
Понятно, что во время революций и войн было не до подсчетов и статистики. Но сразу после того, как в Крыму установилась советская власть, было принято решение о проведении здесь демографической и сельскохозяйственной переписи. Новые хозяева полуострова желали знать, какими ресурсами располагает Крым. В 1921 году насчитали чуть более 720 тыс. населения, причем 45% его жили в городах, что тогда было очень много. Смутные времена, когда в Крыму правительства менялись одно за другим, банды и регулярные части грабили народ, не очень-то способствовали процветанию сельского хозяйства. Но в 1921 году культурами-лидерами оставались зерновые, пусть и дающие более скромные урожаи, чем на материке. С начала ХХ века землевладельцы сокращали традиционное для Крыма овцеводство, распахивая пастбища, а садоводы, ориентируясь на вывоз фруктов, отдавали предпочтение яблокам, которые дольше хранятся и лучше переносят дорогу.
На сведениях переписей обычно основывается все, что связано с будничной жизнью региона, они, к примеру, нужны для распределения продовольствия, оценки налогов, разработки планов по постройке домов, школ, больниц и т.п. Конечно, данных переписи 1921 года было недостаточно, поэтому в 1923 году в 7 городах Крыма прошли новые переписи. Среди горожан больше всего оказалось «рабочих, в том числе чернорабочих», металлистов и транспортников. Строители, кожевенники, железнодорожники, швейники и пищевики составляли меньшие группы. Кстати, в те времена не стала еще далеким воспоминанием прислуга, около 3 тыс. человек числились «прислугой дворовой, трактирной, служебных учреждений», а 748 человек — «личной прислугой». В 1923 году иметь прислугу уже было опасно, о подобных «эксплуататорах» бдительные соседи информировали домоуправления, милицию, фининспекторов. Кому было дело до того, что во многих семьях няньки и служанки трудились десятки лет, а обнищавшие хозяева, считавшие их членами семьи, просто не могли выгнать постаревших слуг.
Интересно, что в то время «делопроизводительный и учетно-контрольный персонал» по численности ненамного уступал рабочим, чиновники нового формата успешно плодились и множились. Городские переписи не обошли вниманием и «паразитирующие элементы»: жителей с неустановленными источниками существования оказалось около 5,4 тыс., насчитали около 1 тыс. домовладельцев, живущих за счет сдачи жилья, и 366 нищих и проституток.
Коккозская трагедия
В 1923 году по Крыму двигалась необычная экспедиция, которую сами участники небрежно называли… туберкулезной. Как известно, смутные времена с разрухой и голодом — «родители» одного из самых страшных заболеваний, в то время часто неизлечимого. Особо свирепствовала чахотка в горном Крыму, в крымскотатарских деревнях, почти полностью лишенных медицинской помощи. Обследовать жителей этих деревень, оценить ситуацию должна была экспедиция Севастопольского бактериологического института. В районе, который до 1923 года назывался Коккозским, а потом вошел в состав вновь созданного Бахчисарайского (ранее тот числился в Севастопольском уезде), внимание исследователей привлекли необычные цифры в соотношении мужского и женского населения. Они стали поводом для отдельной переписи, которую можно воспринимать как одну из самых ярких иллюстраций разыгравшейся в 1921 — 1922 годах трагедии.
Деревни Коккозского района: Маркур (современная Поляна), Карло и Адым-Чокрак (уже исчезнувшие Подлесное и Истоки), Коклуз (Богатое ущелье) — во время голода потеряли от пятой части до четверти населения. Их и обследовали участники экспедиции. Переписи дореволюционного времени, даже проведенная в 1921 году, показывали, что для крымскотатарских деревень было характерно преобладание мужского населения: 8 — 9 женщин на 10 мужчин. После голода соотношение стало обратным: 10 женщин на 8 мужчин. «Мужское население оставляло остатки пищевых запасов детям, старикам и женщинам и уходило в надежде промыслить пропитание — и гибло», — объяснял эту статистику заведующий эпидотделом Севастопольского бактериологического института Григорий Беседин. Демографические провалы обнаружились и среди женщин, по возрасту могущих быть матерями, — они тоже отдавали еду детям и гибли. Голод выкашивал и самых слабых, ими оказались старики и маленькие дети, почему-то преимущественно мальчики.
Первая всесоюзная перепись населения прошла в 1926 году. В Крыму самыми густонаселенными районами являлись Симферопольский, Джанкойский и Феодосийский, а самым малочисленным Судакский. Как и сегодня, большую часть доходов селяне тратили на продукты, зато необычно много денег уходило у них на табак (до 10%) и… мыло (почти 6%). Знаете, кто в крымских городах зарабатывал больше всех? Кожевенники. Их зарплата достигала 56 червонных (золотых) рублей в месяц. Пожалуй, самые поучительные сегодня для нас цифры — это статистика в области семейных отношений. Перепись показала, насколько крепкими были семьи крымчан. У русских разведенные составляли всего-навсего 1,5% от всех семейных, у украинцев и евреев меньше процента. А среди крымских татар и немцев развод пережили только 0,3% всех побывавших в браке. Правда, овдовевших было необычайно много, но при этом мужчины практически сразу стремились найти новую хозяйку. Самое разительное соотношение между людьми, потерявшими свою половинку, наблюдалось у крымских татар: на одного вдовца 13 вдов. Для сравнения: у украинцев на 6 оставшихся без мужа женщин приходился один вдовец.
Это был совсем другой Крым, со своими трудностями и неведомыми нам заботами, с другими возможностями и потребностями, иными взглядами на жизнь. И следы всего этого остались в переписях.
Автор благодарит за помощь Крымскую республиканскую научную библиотеку «Таврика»
