История сексуального туризма в Крыму

Вырываясь на курорт из рамок “обыденного существования”, русский человек (в равной степени мужчина или женщина) нередко выбивался и из традиционных семейных отношений, которые и без того уже изрядно подтачивала буржуазная цивилизация. Поездка на юг нет-нет да и воспринималась как растянутая во времени “ночь на Ивана Купалу”. В конце ХIХ — начале ХХ века свободный “курортный роман” становится таким же неотъемлемым атрибутом южного времяпрепровождения, как купание, лечение виноградом или прогулки верхом. Флиртом крымский воздух оказывался пронизанным не в меньшей степени, чем ароматами южных деревьев и трав.

Наряду с непосредственностью романтической любви на крымских курортах, в особенности в самых дорогих и аристократических, пышным цветом расцветает “необузданная” (конечно, по меркам конца ХIХ — начала ХХ века) сексуальная свобода. Постепенно, повинуясь возрастающему спросу, в Крыму складывается целая индустрия “сексуальных услуг”. Однако подлинной “изюминкой” Крыма в отношении организации “секс-индустрии” становится явление, которое, похоже, не имело аналогов в других местах: это система интимных услуг, создаваемая не для мужчин, как это было распространено повсеместно, а для… женщин. Об этом явлении велись дискуссии в крымской печати, по своей напряжённости напоминающие только споры о направлении южнобережной железной дороги, а более оживлённо, как известно, тогда не обсуждалось ничто…

Одной из особенностей крымского туризма с самого его зарождения являлись проводники из местного населения — татары. Первоначально они действительно сопровождали путешественников по совершенно не известным им местам, но постепенно с установлением регулярных туристических маршрутов их функции изменились. Проводники превратились в один из непременных атрибутов верховых экскурсий, своего рода почётный эскорт для тех лиц, которых они сопровождали. Об этом говорил весь их внешний вид. Проводниками становились, как правило, высокие, статные мужчины, имевшие хороших лошадей. Они носили короткие, расшитые золочёной нитью куртки на манер гусарских (ялтинские проводники предпочитали светло-синий цвет) и традиционные барашковые шапочки. Костюм, как отмечали газетчики, “ярко обрисовывал контуры тела”, нередко проводники украшали руки перстнями. К началу ХХ века функции проводников ещё более сузились. Они стали сопровождать на прогулки в горы преимущественно столичных или провинциальных достаточно богатых русских дам, отдыхавших на юге без супругов. Обычно проводники группами собирались у гостиниц, демонстрировали их постояльцам своих коней и искусство верховой езды и предлагали совершить поездку по ближайшим окрестностям. Скучающие и не стеснённые в средствах дамы в конце концов соглашались и вверяли себя какому-нибудь Ахмету или Сулейману. Сначала, как правило, поездка была коллективной, но, осмелев, дамы переходили и к “индивидуальным турам”. За две или три поездки между проводником и его спутницей вполне могли возникнуть особенно близкие отношения, что нередко и случалось. Природа, колорит Востока, почти ничем не стеснённая свобода делали своё дело: дамы щедро оплачивали услуги проводников, соревнуясь друг с другом не только собственными нарядами и качеством коней, но и статью и нарядами своих “пажей”. Часто особенно увлёкшиеся особы тратили на проводников целые состояния, разоряя ничего не подозревавших мужей. Путешественник М. Бернов, посетивший Ялту в 1895 году, писал, что здесь возникла своеобразная конкуренция между дамами. “Мне рассказывали, — сообщает он, — как одна генеральша до того втюрилась в ялтинского татарина, что сама шаровары надела и сидит себе с ним на коврах, поджавши ноги. Другая аристократка татарину дом построила”.

В среде проводников, естественно, тоже создавался настоящий ажиотаж, заставляя их всё настойчивее и откровеннее предлагать свои не вполне невинные услуги. Время от времени проводники буквально осаждали богатые гостиницы, становясь участниками всевозможных скандалов. Севастопольская газета “Крымский Вестник” писала:

В одной из ялтинских гостиниц проживали две дамы из общества — мать и дочь, увлекавшиеся верховой ездой. В один прекрасный день их в Ялте не оказалось, а вместе с ними исчез и молодой 18-летний проводник. Оказалось, что дамы его похитили и, сев на пароход, оказались в Севастополе. Здесь проводник прожил недолго и был отпущен обратно за документами. Но перед отъездом с него было взята расписка, что, вернувшись, он женится на дочери и примет православие. Жениться молодой человек не собирался и не отвечал на десяток присланных ему срочных телеграмм. Когда его отсутствие затянулось, мать невесты, уже из Одессы, снова поехала в Крым и стала просить знакомого торговца фруктами “устроить дело”. “Дочь моя или умрёт или сойдёт с ума. Ради Бога, спасите нас!” — умоляла она, стоя на коленях.

Большей частью, однако, обсуждались не такие “шекспировские” истории, а многочисленные факты своего рода “мужской проституции”, т. е. оказания сексуальных услуг дамам за определённую плату. Через пару лет после описанной истории достоянием курортного “общественного мнения” стали факты едва ли не продажи “молодых татарчат для услуг пожилых, но пылких дам”, прибывших на отдых с севера. А газета “Крым” сообщила, что некие “вдовствующие московские купчихи, не довольствуясь летними флиртами с проводниками, решили иметь их постоянно под рукой и для этого выписали из Ялты настоящих проводников себе в Москву”. По словам газеты, в Москве якобы образовалась “специальная контора, занимающаяся поставками проводников”, причём последним предлагался оклад в 6000 рублей годовых и полный пансион. Анекдот ли это или действительный факт, нам не известно, но тема ялтинских проводников тогда же попала на страницы не только местной, но и столичной прессы. Там ей был сразу же придан характер полемики о нравах, господствующих в русском обществе. В обширной статье “Крымского Курьера”, перепечатанной московскими газетами, проводники были названы “кокотками мужского пола”. В защиту проводников выступила некая особа, пожелавшая остаться неизвестной. “Это вовсе не „кокотки мужского пола“, — писала она, — а мущины (sic) с душою и темпераментом, о каком наши русские мущины и представления не имеют”. “Дальше, — сообщает газета, — неизвестная корреспондентка передаёт в своём письме сообщённые ей за 25 рублей татарином-проводником такие интимные и пикантные подробности, что мы, щадя нравственное чувство наших читательниц, не решаемся привести”. Мнения мужчин и женщин на проблему времяпрепровождения с проводниками существенно разошлись. “Нас, мужчин, — писал один из полемистов в том же „Крымском Курьере“, — упрекают в разврате, но никто из нас не пойдёт трезвым в публичный дом и не станет наслаждаться беседой с милыми девицами. Здесь же можно видеть, как трезвые дамы и даже девушки, не стесняясь, ведут пошлые беседы с татарами”. Именно дамы, причём дамы “из общества”, делал вывод корреспондент, создают атмосферу курортного “разврата”, своим безнравственным поведением заставляя “видеть в каждой женщине, желающей кататься верхом вдвоём с проводником, покупательницу на их грязные и животные ласки”. Справедливости ради нужно сказать, что не все мужчины были столь категоричными. Упоминавшийся М. Бернов отнёсся к проблеме более снисходительно, хотя и иронически. “Я до известной степени понимаю, — писал он, — что после геморроидальных мужей и дохленьких любовников русская барынька, обыкновенно много кушающая и мало чем занятая, особенно умственно, видит в подобном субьекте мужчину таким, каким она его желала и не нашла в своём кругу. Одна обзаводится секретарём из иностранцев, мещан или евреев, другая едет на Южный берег”.

Прекрасная половина общества видела проблему несколько в ином свете и по-другому интерпретировала отмеченное Берновым несоответствие во взаимоотношениях полов. Московская газета “Новое Время” напечатала страстное письмо одной особы.

Я буду откровенна, — писала она. — Состояние мое значительно. Я второй раз замужем. Супруг мой — сановная особа, но очень ветх и древен… Я искала утешения в окружающем меня обществе, но каждый раз убеждалась, что любят меня не как женщину, а как источник доходов. Счастливая случайность привела меня в Ялту, и проводник Ахметка невольно меня убедил в том, что утешители юга — люди сердца, а утешители севера — люди грубого расчёта… Правда, я им платила деньги, но платила ничтожную часть того, что приходилось платить северным утешителям.

Стремиться в Крым в объятия проводников большинство дам заставляло, по мнению корреспондентки, “не развращённость наша”, а желание избегнуть “фрачных кокоток мужского пола”, которыми, увы, изобиловала Россия.

Не дожидаясь окончания газетной полемики, ялтинская, алупкинская и прочая южнобережная полиция предпринимала меры по ограничению активности проводников. Так, им не разрешили зарегистрировать свою гильдию, а также время от времени выпроваживали с центральных улиц городов, где они обосновывались, к их конюшням. Тем не менее каждый из дореволюционных сезонов продолжал давать пищу толкам о “похождениях проводников” и их заезжих спутниц.