В советской историографии события второй половины 1918 – первой половины 1919 г. в Крыму, когда на полуострове находились иностранные войска, традиционно рисовались исключительно мрачными красками и к тому же весьма тенденциозно1 . Однако материалы Государственного архива в Автономной Республике Крым (ГААРК), источники, ставшие доступными сегодня, позволяют представить объективную картину происходящего в этот период, что нашло отражение в ряде опубликованных в последнее время работ, в том числе и автора этих строк.
18 апреля 1918 г. на полуостров вторглись германские части и Крымская группа войск П.Болбочана (Центральная Рада). Крым был включен в сферу интересов Германии по соглашению с Австро-Венгрией, подписанному 29 марта 1918 г. в Бадене. 22 апреля от имени народного комиссариата иностранных дел Советской России Г. В. Чичерин направил германскому правительству специальную ноту протеста: “Продвижение в Крым является существенным нарушением Брестского мира, так как является вторжением в пределы Советской Республики. Вторжение угрожает нашему Черноморскому флоту, что может повести к столкновениям, вызываемым интересами самосохранения флота. Народный комиссар иностранных дел надеется, что дальнейшее продвижение войск в Крыму будет приостановлено, и просит германское правительство уведомить незамедлительно о последующем”2 .
Однако наступление остановлено не было. 29 апреля 1918 г. команды ряда кораблей Черноморского флота подняли украинские флаги. На следующий день, чтобы не достаться врагу, под огнем артиллерии противника часть судов эвакуировалась из Севастополя в Новороссийск. После ряда столкновений с красноармейцами к 1 мая немецкие войска заняли всю территорию полуострова. 3 мая по приказу германского командования украинские флаги на кораблях были заменены немецкими, а украинские силы выведены из Крыма. Посол Германии в Москве граф В. Мирбах по поводу вторжения цинично заявил: “…Императорское правительство считает себя вынужденным, ввиду нападения флота из Севастополя против Херсона и Николаева [на самом деле матросы принимали участие только в сухопутных боях с немцами. – В. З.], продвинуть туда войска и занять Севастополь. Что же касается до политической государственной организации, то императорское правительство дает полную силу праву на самоопределение, провозглашенному русским правительством, и предполагает, что вопрос относительно Крыма, который до сих пор принадлежал к Таврической губернии, будет предметом русско-украинского договора”3 . Правда, социалисты Ледебур, Гаазе и др. опротестовывают в Рейхстаге оккупацию Крыма как противоречащую Брест-Литовским договоренностям.
Кайзеровское правительство преследовало в Крыму имперские цели. Его привлекало уникальное геополитическое положение полуострова – своеобразного моста между Европой и Азией. Правящие круги Германии мечтали о захвате Кавказа, установлении своего влияния на Ближнем и Среднем Востоке. Для этого необходимо было крайне ослабить Россию. Государственный секретарь по иностранным делам Германии Р. Кюльман в мае 1818 г. писал: “Наши интересы требуют предпринять все для того, чтобы как можно дальше задержать воссоединение расчлененной России… и все мои устремления направлены будут к тому, чтобы избежать таких ошибок, которые могли бы привести к быстрому укреплению России”4 .
Стремясь оторвать Крым от России и утвердить здесь свое влияние, германцы не ставили и не могли ставить своей целью создание на полуострове подлинно независимого государства. Однако Германия, изнемогая в войне, слабела с каждым днем и потому не могла управлять Крымом сугубо диктаторскими методами. Еще одной задачей германского руководства, чья страна находилась в состоянии глубочайшего экономического кризиса, было максимально возможное изъятие в Крыму имущества и продовольствия.
7 мая Крым был разделен на две зоны оккупации: западную, которую занимала 117-я егерская дивизия, и восточную – 15-я дивизия ландвера. Севастополь выделялся в самостоятельную единицу; его заняли 1-й и 9-й егерские батальоны. 7-й егерский батальон был направлен в район Симферополя, его части размещались и в Бахчисарае. К середине июня численность германских войск в Крыму достигла 50 тыс. чел.
Объявив население Крыма “туземцами”, командующий оккупационными войсками на полуострове генерал от инфантерии Роберт Кош ввел военное положение. “Германское военное судопроизводство по законам германского полевого суда, – говорилось в его приказе от 30 мая 1918 года, – будет применяться к туземным жителям в следующих случаях: 1. Когда туземные жители обвиняются на основании законов Германского государства в преступных деяниях против германского войска и лиц, входящих в состав его. 2. При нарушении и неисполнении туземными жителями распоряжений и приказов, изданных военными начальниками, с предупреждением о привлечении к ответственности и в интересах безопасности как войска, [так] и в интересах успокоения страны”5 . В целях умиротворения Крыма населению было предписано под угрозой смертной казни сдать ко 2 мая имеющееся у них оружие. 2 июня германское командование издает новый приказ, согласно которому местные жители подлежат казни “при всяком деянии… против германских войск”, “при неисполнении распоряжений и приказов”, за хранение оружия и оказание содействия в хранении оружия, за умышленное повреждение сооружений, служащих для передачи известий, а также “за деяния, направленные на порчу запасов страны”, путей сообщения, за распространение сведений о положении на фронте германских войск или их союзников, за препятствие “оказанию услуг германским войскам или лицам, принадлежащим к оным”, за подстрекательство германских войск или отдельных лиц против германского командования “для подпольных агитационных целей и т. д.”6 .
Грозные приказы неукоснительно выполнялись. Несколько смертных приговоров было приведено в исполнение, подвергались репрессиям большевики. Однако один из активнейших участников октябрьских событий 1917 г. в Петрограде, бывший народный комиссар по морским делам первого правительства Советской России П.Е. Дыбенко, направленный в Крым для подготовки вооруженного восстания, арестованный немцами в августе 1918 г. в Севастополе и приговоренный к расстрелу, был обменен на пленных немецких офицеров.
Перед германским командованием стояла непростая задача – организовать управление краем. Учитывая специфику Крыма, это было сделать не так-то просто.
В 1917 г. на полуострове проживало 808 903 человека 34 национальностей. Из них русских и украинцев 309 785 (49,4% ко всему населению), татар и турок 216 968 (26,8%), евреев и крымчаков 68 159 (8,4%), немцев 41 374 (5,1%), греков 20 124 (2,5%), армян 16 907 (2,1%), болгар 13 220 (1,6%), поляков 11 760 (1,5%), караимов 9 078 (1,1%), прочих (молдаван, эстонцев, чехов, цыган, итальянцев и др.) 11 526 (1,5%). Немало было и подданных других государств.
После Февральской революции в Крыму действовало около 30 организаций различных партий и движений, включая национальные. 26 ноября (9 декабря) в Бахчисарае открывается Курултай, начавший работу как учредительное собрание крымских татар и продолживший ее как постоянно действующий орган – национальный съезд, 13(26) декабря избравший Директорию (национальное правительство), провозгласивший Крымскую Демократическую (Народную) Республику и утвердивший ее конституцию “Крымскотатарские Основные Законы”. Правда, в условиях разгоревшейся гражданской войны7 эта республика так и не была реально создана.
В январе 1918 г. крайне левые силы, опираясь на матросов Черноморского флота, распространяют свою власть на всю территорию полуострова, хотя в горных районах она остается эфемерной. В экстремальных условиях германского наступления на Украину в марте провозглашается Социалистическая Советская Республика Тавриды, де-юре считавшаяся самостоятельной, но де-факто входившая в состав Советской России, выполнявшая декреты и распоряжения ее органов власти.
В период правления большевиков и левых социалистов-революционеров осуществлялся террор против их политических противников, распущены Курултай и Директория, ликвидирована национальная печать. Огульная национализация предприятий, реквизиции, продовольственная диктатура, насильственные мобилизации, затягивание раздела земли среди крестьян вызывали недовольство населения. Неумение управлять, безделье и хищения приводили к развалу налаженного производства, привычного быта жителей края. К тому же новая власть, устранившаяся от решения национальных проблем, оставалась совершенно чуждой для большинства крымских татар8 .
С началом вторжения на полуостров германских войск и частей Центральной Рады, с появлением эмиссаров, последних в крымской глубинке, в 20-х числах апреля в горных районах и на побережье вспыхивает крымскотатарское восстание. Повстанцы обрушились не только на большевиков, но и на местное христианское население, особенно греков, с которыми они отождествляли власть советов. Разгорелся серьезный этноконфессиональный конфликт. Попытка подавить это выступление, месть со стороны греков, расправы с повстанцами и мирным крымскотатарским населением еще более его углубили9 . (По мнению участника событий тех лет, кадета князя В. А. Оболенского, “восстание было делом рук немецкого штаба”, который стремился создать в Крыму самостоятельное мусульманское государство, ожидая проявления активности татарского населения в свержении “русского”, т. е. большевистского ига” и формировании национального правительства10 .)
В это же время в степном Крыму на красные части нападают вооруженные отряды немцев-колонистов, снабжая наступающих сведениями разведывательного характера. В Симферополе разворачивается антисемитская агитация. По словам А.И. Деникина, жестокое правление большевиков на полуострове “в народном сознании… связывалось с фактом еврейского засилья”11 .
Крушение Республики Тавриды побуждает различные политические силы антибольшевистской направленности конструировать собственные органы власти. 21 апреля, в день занятия германскими войсками Симферополя, образовалось Временное Бюро крымскотатарского парламента, решившее взять на себя до созыва Курултая управление национальными делами. Начались переговоры Бюро с германским командованием. 27 апреля совещание общественных деятелей восстанавливает губернский комиссариат (П.И. Бианки, В.П. Поливанов, А.А-С. Озенбашлы), создает Совет представителей правительственных и общественных губернских учреждений и местных самоуправлений при нем, в которых дебатируется вопрос о формировании властных органов в крае.
Совещание принимает воззвание к гражданам Таврической губернии, в котором на Совет возлагалось решение вопросов общего и делового характера. Совет объявлялся временным, “призванным действовать впредь до окончательного выяснения положения края и первой возможности созыва представителей всего населения”12 . 6 мая Совет решил созвать 20 мая Общекрымский съезд городов и земств. (Параллельно умеренная печать развертывает пропаганду повторного созыва Всероссийского учредительного собрания.)
Германские власти отрицательно отнеслись к этой инициативе местных либералов. Съезд городов и земств не состоялся. Однако 30 мая – 7 июня в Симферополе прошло Губернское земское собрание, на котором преобладали социалисты-революционеры. Председателем Губернской земской управы собрание избрало князя В.А.Оболенского.
Кадеты сыграли в истории Крыма рассматриваемого периода немаловажную роль. Дело в том, что весной 1918 года на полуострове оказалось значительное число видных деятелей партии, бежавших от большевиков и имевших здесь дачи и родственников. Разумеется, они не могли остаться в стороне от политической борьбы.
5 мая Р. Кош назначает губернатором Крыма генерал-майора барона Эглофстейна, командира 4-й Баварской кавалерийской дивизии. Германское командование в данный момент решает сделать ставку на местных немцев-колонистов. Вместе с войсками в Крым прибыл генерал фон Линдеквист, развернувший вместе с одесским католическим пастором Винклером среди них активную деятельность. 7 мая в д. Бютень (с. Ленинское Красногвардейского района) была созвана конференция немцев, на которую прибыло около 400 делегатов не только из Крыма, но и из Мелитополя, Бердянска, Херсона, Одессы. Здесь же присутствовали члены Курултая Ю.Б. Везиров и А.А-С. Озенбашлы. Председательствовал на конференции Винклер, с докладом выступил фон Линдеквист. Обсуждался вопрос о создании особой Черноморской области, включающей территорию, граничащую с северным побережьем Черного и Азовского морей, большинство которой должны составлять немцы. Было принято решение о создании в Крыму Союза немцев юга России, об установлении их контакта с Германией, о помощи ей продовольствием и подпиской на германский военный заем. Делегаты приветствовали вторжение германской армии, выразили ей поддержку и просили распространить германскую власть на Крым, а если это окажется невыполнимым, то дать возможность переселиться немецким колонистам в Германию. Германским командованием рассматривался и вопрос о выдвижении на пост генерал-губернатора крупного землевладельца Днепровского уезда барона В.Э. Фальц-Фейна, но тот отказался13 .
Управлять полуостровом с его многонациональным населением как колонией германское командование не могло, поэтому занялось поиском политических сил для организации местной власти. Таковых оно увидело в возобновивших свою деятельность Курултае и Директории, чье руководство намеревалось создать независимую Крымскую Республику (чего не предполагалось еще в конце 1917 г.). На турецком боевом корабле в Крым возвращается лидер национального движения, председатель Директории Дж. Сейдамет, покинувший Крым в январе 1918 г. В Стамбуле он вел переговоры с Энвер-пашой, желая заручиться его поддержкой в борьбе за власть. 16 мая Сейдамет, после посещения штаба германского командования в Крыму, где получил соответствующие указания, выступил на Курултае с программной речью, в которой были такие слова: “…Есть одна великая личность, олицетворяющая собой Германию, великий гений германского народа… Этот гений, охвативший всю высокую германскую культуру, возвысивший ее в необычайную высь, есть не кто иной, как глава Великой Германии, Император Вильгельм, Творец величайшей силы и мощи. (…) Интересы Германии не только не противоречат, а, быть может, даже совпадают с интересами самостоятельного Крыма…”14 . Курултай выдвинул кандидатуру Сейдамета на должность премьер-министра крымского правительства.
Однако фигура Сейдамета абсолютно не устраивала кадетов, считавших также, что “нельзя было признать ответственность Крымского правительства перед Курултаем, т.е. парламентом национального меньшинства”15 .
По воспоминаниям В.А.Оболенского, большинство крымских кадетов сошлось на следующей платформе: 1) Крым не является самостоятельным государством, это лишь часть России; 2) правительство (Крыма) должно отказаться от дипломатических сношений с иностранными государствами и собственных вооруженных сил; 3) во главе правительства может стоять лицо по взаимному соглашению (прежде всего с Курултаем), но только не Дж. Сейдамет. “Формируемое правительство должно считать себя властью лишь до свержения большевиков и образования всероссийского правительства. Все заботы его должны быть направлены на создание порядка и внутреннего благоустройства края”16 . Аналогичную позицию заняло и земское собрание, кроме того, потребовав для своих представителей 5 мест в правительстве.
В начале июня в Симферополе на квартире октябриста В. С. Налбандова состоялись переговоры между представителями Курултая и кадетами. Был намечен следующий состав правительства: от крымских татар – Д. Аблаев (премьер-министр), Дж. Сейдамет, М.А. (Сулейман) Сулькевич; от немцев – В.С. Налбандов, Т.Г. Рапп или кадет Шредер, возможно, граф В.С. Татищев, от кадетов – С.С. Крым, В.В. Келлер (немец), В.Д. Набоков или В.А. Оболенский.
Но и эта попытка оказалась недейственной. Кадеты не могли согласиться на самостоятельность Крыма, отделение его от России, ориентацию на Германию и Турцию. Тогда германское командование остановилось на фигуре литовского татарина, генерал-лейтенанта, бывшего командующего 1-м Мусульманским корпусом М.А. Сулькевича (1865-1920) в качестве премьер-министра. С 5 июня он приступает к формированию кабинета, в который вошли князь С.В. Горчаков, бывший Таврический вице-губернатор (товарищ премьер-министра и исполняющий обязанности министра внутренних дел), В. С. Татищев (министр финансов, промышленности, торговли и труда, временно управляющий министерством юстиции), Дж. Сейдамет (министр иностранных дел), генерал-майор Л.Л. Фриман (министр путей сообщения, общественных работ, почт и телеграфа), представители немцев Т.Г. Рапп (министр земледелия, краевых имуществ и снабжения), В.С. Налбандов (краевой контролер и краевой секретарь, управляющий до августа министерством народного просвещения и исповеданий). Сулькевич также был министром внутренних, военных и морских дел.
Однако правительство не смогло сразу приступить к работе. Германское командование предложило ему ничего не говорить в готовящейся Декларации о сроках, на которое оно создается, снять вопросы о созыве Краевого сейма, который должен создать новую власть, о позиции Украины, стремившейся включить полуостров в свой состав, исключить пункт, запрещающий вывоз из Крыма хлеба.
15 июня проект Декларации был отправлен в главную ставку германских войск в Киев на изучение. Ответа не было. К 20 июня министры потеряли всякое терпение, вручив Сулькевичу меморандум, в котором посчитали в таких условиях “возможность создания краевой власти сомнительной и маловероятной”17 . Сулькевич по согласованию с германским штабом объявил о принятии на себя всей полноты власти в Крыму до окончания переговоров с германскими властями18 . Правда, через три дня ситуация изменилась. После переговоров министров с группой германских офицеров во главе с представителем штаба главнокомандующего в Киеве майором фон Брикманом и новым начальником штаба крымской группы германских войск фон Энгелином был согласован текст Декларации19 .
25 июня Сулькевич и министры наконец-то смогли подписать Декларацию первого Крымского краевого правительства. Ее “легитимность” заверялась Р. Кошем в следующем послании: “Ген.-Лейт. Сулькевичу. Имею честь подтвердить В. Пр[евосходительст]-ву получение Вашей декларации. Я приветствую образование Вами, на основах этой декларации, Правительства, которое начнет немедленно свою деятельность на благо страны. Окончательная судьба Крыма должна определиться позднее”20 .
Декларация, имевшая название “К населению Крыма”, начиналась с извещения, что Сулькевич принял на себя организацию правительственной власти “с согласия германского командования, оккупирующего Крым, для восстановления спокойствия и порядка”, далее, несмотря на немецкую оккупацию, провозглашался “строгий нейтралитет в отношении всех воюющих держав”. В сфере политической Краевое правительство признавало целесообразность сохранения законоположений Российского государства, изданных до большевистского переворота, с оговоркой об их пересмотре в случае надобности. Предполагались выборы в органы местного самоуправления (но на цензовой и куриальной основе); выборы же демократического законодательного органа (Крымское учредительное собрание, Крымский сейм или Крымский парламент) и создание ответственного министерства пока откладывались на неопределенный срок.
Вводилось гражданство Крыма, закрепленное постановлением правительства от 11 сентября.
Государственным гербом Крыма утверждался герб Таврической губернии (византийский орел с золотым восьмиконечным крестом на щите), флагом – голубое полотнище с гербом в верхнем углу древка (что, кстати, для крымских татар выглядело противоестественно: голубое национальное знамя как фон ненавистного им двуглавого орла, символа угнетения). Столицей объявлялся Симферополь. В ранг государственного языка был возведен русский, но с правом пользования на официальном уровне татарским и немецким. Немецким колонистам возвращались земли, конфискованные у них в первую мировую войну. Их положение в период германской оккупации стало, естественно, вполне устойчивым.
На первый план в Декларации правительства выдвигались интересы помещиков и иных крупных собственников. Ни крестьянский, ни рабочий (оговаривалась только охрана труда без нанесения “ущерба производству”), ни национальный вопросы не удостоились разделов. Согласно нынешней терминологии, в Крыму установился авторитарный политический режим при рыночной экономике и с узкой социальной базой21 .
Что касается Германии, то она от официального признания созданного по ее же инициативе правительства воздержалась. При этом германские военные стремились всеобъемлюще его контролировать. Стоило правительству опубликовать собственный закон о выборах земства от 19 июля без предварительного ознакомления командования с его текстом, как последовал окрик Энгелина, распорядившегося “в будущем, перед изданием важных постановлений, таковые, в главных чертах, сообщать генеральному командованию”22 .
В первой половине июля полуостров посетили германский посол в Киеве А. Мумм и командующий группой армий “Киев” генерал-фельдмаршал Герман фон Эйхгорн, которые не соизволили встретиться с Сулькевичем и его министрами, ожидавшими высоких гостей. В полном составе министры отправились в германский штаб за объяснениями, вручив официальное письмо, написанное В.С. Налбандовым. Угроза отставки действия не возымела, министрам прямо заявили о возможности передачи Крыма под управление Украины. Пришлось собственное письмо отозвать и ограничиться устным заявлением23 . По поводу признания правительства Г. Кош ответил хладнокровно: “…Министерство может быть уверено в покровительстве Германских властей. Это будет Правительству, как высшему местному органу Управления Крымом, на мой взгляд, гораздо важнее и для населения, чем формальное признание. Отставка Министерства, могущая состояться вследствие того, что вышеуказанные обстоятельства не будут приняты во внимание в полной мере, может создать лишь положение, из которого Германское Командование вынуждено будет искать выход вероятно нежелательный для настоящего Правительства”24 . Кош явно давал понять, на чьей стороне сила, но в то же время старался избегнуть прямого военного правления в Крыму, доверяя кабинету Сулькевичу более или менее самостоятельно решать внутренние проблемы, но и возлагая на него ответственность за положение в Крыму.
После этого В.С. Татищев и Дж. Сейдамет отбыли в Берлин в надежде добиться признания Краевого правительства со стороны Германии, получить заем в 50 млн. марок и заключить торговое соглашение.
А.В. Мальгин, анализируя политику кайзеровской Германии в отношении Крыма, акцентирует внимание на таком факторе, как позиция Советской России, считавшей полуостров (по Брестскому миру) своей территорией. “Выход, – пишет он, – германское командование видело в поддержке формирования на полуострове самостоятельного правительства, которое, однако, не имело бы какого-либо международного статуса и не опиралось на официальное признание Германии”25 . С этим вполне можно согласиться, но командование не учло стремлений Сулькевича строить в Крыму именно государственность и отстаивать в первую очередь собственно крымские интересы.
Особое место Сулькевич уделял крымским татарам, стремясь иметь их прочную поддержку. 30 июля он уведомил возродившуюся Директорию, которая превратилась в орган национального самоуправления и распоряжалась вакуфными (культовых учреждений) имуществами, о признании Краевым правительством культурно-национальной автономии крымских татар и заверил, что МВД не будет препятствовать утверждению уставов национально-общественных организаций. На следующий день уездным и окружным начальникам и начальникам городских полицейских отделений было приказано: “Ввиду происходивших случаев вмешательства чинов полиции в дела Крымско-татарской Национальной Директории, предписываю всем чинам полиции оказывать должностным лицам означенной Директории полное содействие по исполнению возложенных на них обязанностей”26 . К военному министерству прикомандировываются мусульманские священнослужители, утверждается штат причта полковой мечети Крымского конного полка.
Однако радикально-националистические элементы стремились к большему. В обращении к германскому правительству от 21 июля 1918 г. председатель Временного Бюро татарского парламента (Курултая) А.Х. Хильми и его единомышленник А.С. Айвазов (за которыми явно стоял Дж. Сейдамет) отметили, что татары – “наиболее старинные господа Крыма” и посему следует восстановить их “владычество”. Эти деятели выдвинули следующие пункты: “1) преобразование Крыма в независимое нейтральное ханство, опираясь на германскую и турецкую политику; 2) достижение признания независимого крымского ханства у Германии, ее союзников и в нейтральных странах до заключения всеобщего мира; 3) образование татарского правительства в Крыму с целью совершенного освобождения Крыма от господства и политического влияния русских; 4) водворение татарских правительственных чиновников и офицеров, проживающих в Турции, Добрудже и Болгарии, обратно в Крым; 5) обеспечение образования татарского войска для хранения порядка в стране; 6) право на возвращение в Крым проживающих в Добрудже и Турции крымских эмигрантов и их материальное обеспечение”. Далее в обращении подчеркивалось: “Турецкий и мусульманский мир готовятся к политическому союзу с Великой Германской Империей, своей спасительницей, принеся в жертву сотни тысяч людей, и в дальнейшем готовы принести жертвы в еще большем масштабе, чтобы укрепить навсегда достигнутое могущественное положение. В то время как Россия, его великий исторический враг, погибла и дорога в Индию, свободная для Германии, поколебала твердыню Англии, мусульманский мир находит силу в твердой решимости тех магометан, которые в Крыму и на Кавказе в течение столетий были лишены чести иметь право умереть за свои стремления и надежды”27 . В печати прогерманская ориентация обосновывалась более осторожно – необходимостью борьбы против большевиков и “английского империализма”.
Этот меморандум, как и обращение за подписью трех лиц (П. Штолль, А.Я. Нефф и Э. Штейнвальд), именовавших себя Центральным Управлением Германской связи Края (Центральный комитет Союза немцев в Крыму), от имени “немецкого населения” высказавших солидарность “с татарами в отношении об отделении полуострова от Великороссии и Украины и образовании из него особой государственной единицы”, испрашивая у Берлина “защиты и помощи”28 , был тайно привезен Дж. Сейдаметом в Берлин, но остался безответным. С той же целью без ведома Совета Министров А.С. Айвазов, дипломатический поверенный, аккредитованный при МИДе, был им направлен в Турцию. Не исключалась поддержка этих маневров со стороны премьер-министра.
Действия Сейдамета и политика Сулькевича вызвали возмущение В.С. Татищева и других министров. Разразился правительственный кризис. 11 сентября подают прошение об отставке В.С. Налбандов и С.В. Горчаков, 12 сентября – Т.Г. Рапп и полковник П.Н. Соковнин (ставший в августе министром народного просвещения и исповеданий), 2 октября – В.С. Татищев, вернувшийся из безуспешной поездки в Берлин. Правительство стало заполняться ставленниками Сулькевича, в том числе и литовскими татарами. Крымских татар в нем стал представлять М.М. Кипчакский (краевой контролер).
По мнению К.К. Линева и В.Ф. Шарапы, правительство Сулькевича “уже в сентябре 1918 г. находилось в состоянии летального исхода” и только “поддержка оккупационных германских властей продлила эту агонию до середины ноября 1918 г.”29 .
Крайне сложными оставались отношения с Украинской Державой. Гетман П.П. Скоропадский требовал присоединения полуострова к Украине. Против Крыма была развернута таможенная война, что привело к серьезным экономическим проблемам на полуострове, украинские войска заняли часть Арабатской стрелки и Перекоп. У Перекопа дело дошло до перестрелок пограничников обеих сторон30 . Германское командование периодически с целью давления на Краевое правительство грозилось “передать Крым Украине”, но вряд ли на самом деле стремилось к этому. Конфликт же между Крымом и Украиной, занятыми германскими войсками, совершенно был ему не нужен, поэтому командование было крайне заинтересовано в урегулировании украинско-крымских отношений и начале переговоров между двумя сторонами.
16 сентября Г. Кош в ультимативной форме передал Краевому правительству указания германского командования в Киеве, потребовав дать ответ до 17 часов. Они заключались в следующем: Крымское правительство не является государственным, а именно краевым, без собственного министра иностранных дел и без права политических отношений с другими государствами; “политическое соединение Крыма с Украиной” возможно “на основах автономного внутреннего управления” Крыма, причем “норма соединения должна быть разработана совместно с представителями Украинского Правительства”; Краевое правительство должно состоять “на равных началах из русских, татар, немцев”31 .
В 18 часов 15 минут того же дня на заседании Краевого правительства в присутствии представителя Германского имперского хозяйственного ведомства тайного советника Видфельда, представителей Киевского военного округа германских войск майора фон Девица, капитана принца Рейса, капитана Зигмунта и лейтенанта Кумрова было решено поручить посредничество по организации переговоров с Украинской Державой Видфельду и Девицу, а также сформировать крымскую делегацию для участия в них32 .
17 сентября Совет Министров уведомил Г. Коша о том, что, хотя правительство в своей Декларации “объявило себя Краевым, а не Государственным”, оно “поставило своей задачей сохранение самостоятельности Края до выяснения международного его положения”; “политическое соединение Крыма с Украиной” может быть установлено на “этих лишь основаниях”, однако “такому соединению не противоречило бы общее Министерство Иностранных Дел с участием в нем Крыма и с представительством последнего в посольствах и консульствах Украины”; принцип пропорционального представительства русских, татар и немцев “всегда соблюдался и изменять его не предполагается Советом [Министров] и ныне”33 .
Переговоры между Краевым правительством и Украинской Державой начались в Киеве 5 октября34 . В их ходе (германское верховное командование представлял принц Рейс) украинская сторона предложила, чтобы Крым вошел в состав Державы на правах широкой автономии, крымская – настаивала на федерации. Компромисса достигнуть не удалось. Однако Украиной была приостановлена таможенная война, ее части покинули крымскую территорию, а делегация Краевого правительства отметила, что теперь Украина “считается с фактически существующим положением, в силу которого Крым является отдельным, независимым от Украины самостоятельным краем”35 .
Чем характеризовалась внутренняя жизнь полуострова? Хозяйство Крыма, несмотря на экстремальность ситуации, сохраняло жизнеспособность. Не питавший симпатий к Сулькевичу и его политике В.А. Оболенский писал: “…Вспоминая теперь, как жилось в это время обывателям в Крыму, я должен признаться, что жилось сносно, лучше, чем в предыдущие и последующие периоды революции и гражданской войны в Крыму”36 . Краевое правительство, избегая крупных реформ, в самой широкой степени использовало методы государственного регулирования экономики.
Правда, инфляция, хотя и не достигла пока в Крыму галопирующего уровня, сильно сказывалась на благосостоянии населения. Свидетельство тому – забастовки рабочих на Морском заводе Севастополя, портовых рабочих Керчи (май-июнь), рабочих табачных фабрик Феодосии (июнь, август), железнодорожников (июль-август), аптечных работников Ялты и Севастополя (август), типографских рабочих в Симферополе (сентябрь) и др. Германскому командованию – истинному хозяину положения в Крыму – забастовки, разумеется, не нравились, особенно если они непосредственно задевали его интересы. Так, командование расценило отказ от работы железнодорожников как выступление против германских войск и пригрозило суровыми карами. Не без основания оно опасалось агитации большевиков среди своих войск. 11 сентября 1918 г. московская “Правда” сообщила о том, что 28 июля на известном крейсере “Гебен”, находящемся в Севастополе на ремонте в сухом доке, собрался тайный матросский митинг, обнаруженный офицерами. 60 человек арестовано, часть из них расстреляна, остальные заключены в тюрьму. После этого команде запрещено сходить на берег.
Для значительной части населения появление на полуострове германских войск означало восстановление относительного спокойствия и порядка. В.А. Оболенский вспоминал: “…под властью железной немецкой руки жизнь, взбудораженная революцией, начинала приходить в норму, население принялось за работу, стало платить налоги. Торговля налаживалась, цены росли умеренно”37 . “Прошло всего два месяца со времени немецкой оккупации, – продолжает он, – а внешняя сторона жизни уже наладилась совершенно. Незаметно было никаких следов анархии”38 . Оболенскому вторит другой очевидец событий в Крыму, служащий Межевого управления Н.А. Епанчин: “Надо сказать, что после “товарищей” мы имели возможность жить в полной безопасности, не страшась обысков, арестов и пр.”39 . Видный кадет М.М. Винавер, которого трудно заподозрить в прогерманских симпатиях (известно его неприятие германской ориентации, отстаиваемой лидером кадетов П.Н. Милюковым), отмечает, что вслед за германскими отрядами появились всюду почтовые отделения “и маленькие немецкие лавочки с немецкими книгами, немецкими газетами” – вестниками из зарубежного мира, “отгороженного от нас дотоле непроницаемой стеной”. Здесь имелись и рекламные проспекты и “солидные издания немецких классиков, можно было и просветиться относительно успехов техники за военное время. Завоевание было мирное. Массовый обыватель был этим оборотом дела доволен. Главным образом потому, что немцы одним продвижением своим теснили – по крайней мере наружно, большевиков, расположившихся было в крае…”40 .
Но для того же Оболенского “и глубоко оскорбительно было для национального чувства видеть на станциях фигуры немецких солдат и офицеров и осознавать, что восстановлением культуры и порядка мы обязаны им, что уйди они завтра, и мы снова погрузимся в бездну дикости и анархии”. Он “не мог примириться с мыслью об унизительном для России возрождении на острие победоносного немецкого штыка. Нет, в тысячу раз лучше пережить еще раз весь ужас анархии или большевистской государственности, чем так покорно расписаться в своем национальном бессилии”41 . Н. А. Епанчин подчеркивает: “Полицейский порядок был полный, но нравственно настроение было, конечно, угнетенным: ведь мы оказались, как-никак, “подданными Вильгельма”. Он приводит слова одной своей знакомой: “Когда ее спрашивали, как она себя чувствует при немцах, она говорила: “Спится лучше, но чувствуется хуже”42 .
К Крыму вполне применимы слова У. Черчилля, высказанные им в отношении Украины: “Достаточно угостить любое население дозой коммунизма, чтобы оно приветствовало любую форму цивилизованной власти, хотя бы и самую суровую. После прибытия германских “стальных шлемов” жизнь опять стала сносной. Надо было только подчиниться, жить спокойно и повиноваться: после этого все шло гладко и как следует. Население считало, что под железной пятой иностранных солдат живется лучше, чем при неустанных преследованиях, организуемых жрецами негодяев и фанатиков”43 .
Но нельзя не отметить случаи вмешательства немецких военных в дела гражданских властей. Так, Симферопольская городская управа жаловалась командованию на комендатуру: “С момента появления в Симферополе германских войск городскому самоуправлению предъявляется ряд требований. Они делаются все разнообразнее и все растут. Растет и вмешательство во внутренние дела города. Необходимо принять меры к восстановлению известных границ обязательных и необязательных повинностей”44 .
Недовольство действиями германских военных выражают крымские социалисты, находившиеся в оппозиции к правительству Сулькевича. Таврический областной комитет РСДРП в своем письме от 18 октября 1918 г. в адрес ЦК Независимой социал-демократической партии Германии с горечью констатировал: “Местной печати предъявлены германским командованием двадцать два пункта, обсуждение которых в печати не допускается. Эти двадцать два пункта, обнимая собой все стороны как внешней, так и внутренней политической жизни, низвели местную печать до положения безгласных органов, лишенных возможности освещать текущие события”. Командование запретило перепечатывать материалы не только из газеты “Форвертс” – центрального органа Германской социал-демократической партии, но и из умеренно-либеральной “Фоссише Цейтунг”, буржуазной “Берлинер Тагеблатт”. “Не допускаются не только критика Брест-Литовского договора, но и все, имеющее к нему отношение; запрещено касаться положения на Украине. Не допускается не только для критики, но и для сухого изложения многие факты внутренней жизни, не имеющие никакого отношения ни к германскому командованию, ни к престижу Германии”.
“Крымское командование запрещает местной печати пользоваться материалами, открыто печатаемыми в украинских газетах. Местные газеты принуждаются к печатанию заметок, а иногда статей, предлагаемых местными германскими властями (например, о вопросах, связанных с местными стачками на почве экономических требований); принудительно печатаются объявления, призывающие местное население к доносам за вознаграждение”. Цензура свирепствует, приостанавливался выпуск социал-демократической газеты “Прибой” и эсеровской “Вольный Юг” (Севастополь), но “буржуазная пресса находится в привилегированном положении, и ей часто разрешается печатание сведений и заметок, которые не допускаются в социалистической прессе”, – жалуются далее меньшевики.
Кроме того, “за председательствование на собрании, созванном, якобы, без разрешения германских властей”, но с согласия гражданской администрации, на 20-дневный срок подвергся заключению председатель Севастопольского комитета РСДРП Н.Л. Канторович.
Свое письмо крымские социал-демократы завершают такими словами: “Доводя об этом до вашего сведения, мы надеемся, что Центральный Комитет Независимой соц.- демократической партии примет меры для освещения происходящего здесь, в Крыму, положения и для смягчения существующего административного гнета”45 .
Жителей полуострова не могло также не раздражать стремление германского командования как можно больше вывезти из Крыма продовольствия и оборудования, необходимого для продолжения Германией военных действий.
Уже через неделю после занятия Севастополя германскими военными из кооперативных складов были увезены 500 000 банок консервов, четырехмесячные запасы сахара, 900 пудов чая. Из всех мельниц и складов изымались имевшиеся там запасы хлеба. Это не могло не вызвать ухудшения положения с продовольствием на полуострове. Ситуацию к тому же осложнял запрет украинского правительства на ввоз хлеба в Крым. В результате начался рост цен на продукты питания. Попытки правительства убедить командование поумерить аппетиты осаждались грубыми окриками.
Забиралось все, что можно было забрать. Только из Севастопольского военного порта вывезено различных запасов на 2 миллиарда 550 миллионов рублей. В Германию переправлялось оборудование Симферопольского аэропланного завода Анатра, Керченского металлургического завода, готовые аэропланы и запасные части к ним, радиостанции, автомобили, телеграфное оборудование46 . Отправлялось в Германию имущество бывших дворцов императорской фамилии на Южном берегу Крыма. Так, 30 июня 1918 г. вахмистр Водрих, явившийся с группой солдат в имение “Ливадия”, приказал вывезти мебель из парадного кабинета Николая II и некоторые вещи, составляющие личную собственность императрицы Александры Федоровны. На протест заведующего дворцом Б.Б. Рудзинского вахмистром было заявлено, что ему поручено забрать обстановку, которую он сочтет подходящей. Среди изъятого оказались диван, кресло, стулья, столы, комод, вазы, персидские ковры, картины, в том числе две кисти И. К. Айвазовского47 . С царской яхты “Алмаз” содрана вся обшивка, похищена мебель.
Ценности Бахчисарайского ханского дворца расхищались офицерами 7-го егерского полка. Проследовавшие через Бахчисарай немецкие воинские части похитили разного дворцового имущества на сумму в 2785 рублей48 .
М.М. Винавер вспоминал: “Генерал Кош распоряжался отправкою в Берлин ежедневных поездов, нагруженных обстановкой императорских дворцов и яхт и многообразным крепостным и портовым имуществом Севастополя. Солдаты-немцы ежедневно отправляли родным маленькие посылочки с хлебом и другими продуктами края…”49 .
Мрачное зрелище представляла гостиница “Гранд-Отель” в Севастополе. В акте от 17 декабря 1918 г. комиссией Севастопольской городской управы по установлению убытков, причиненных германцами, отмечалось: “Впечатление, которое производит гостиница, не поддается никакому описанию, настолько испорчены все помещения и инвентарь; трудно даже предположить, что в этих помещениях жили люди и только что его освободили”50 .
Однако действия германских военных в те годы не идут ни в какое сравнение с жесточайшим оккупационным режимом, установленным немецким командованием в Крыму в 1941-1944 гг.
Тем временем Турция, Австро-Венгрия и Германия стремительно катились к военному поражению и общественным потрясениям. Экономические показатели поползли вниз. Под боком действовала Добровольческая армия. Все эти разнородные факторы сильнейшим образом сказывались в крымской общественно-политической среде.
Отношение различных партий от кадетов до социалистов к правительству Сулькевича оставляло желать лучшего. Его обвиняли в восстановлении порядков царского времени, авторитарном правлении, протатарской политике, “сепаратизме”, выражавшемся в попытках создать государственность на крымской земле, и т. д.
“Все, кроме татар, – несколько утрируя, пишет В. А. Оболенский, – принимавших всерьез его лубочно-национальный фасад, относились к нему враждебно, одни за реакционность, другие за германофильство и сепаратизм, третьи за особые дефекты, связанные с личностью его главы, генерала Сулькевича. Говорили о неимоверно развившемся взяточничестве, с негодованием наблюдали за безнаказанным процветанием во всех городах Крыма игорных притонов, и “знающие” люди по секрету сообщали знакомым о том, что владельцы этих притонов связаны какими-то таинственными нитями с главой правительства. Возможно, что эти слухи были недостаточно проверены, но во всяком случае непопулярность правительства росла не по дням, а по часам”51 .
Журналисты, проклиная существующую цензуру, не жалели самых темных красок, перечисляя грехи режима. “Все правление г. Сулькевича проникнуто антидемократическим духом”, – настаивал один из них в газете “Крымский вестник” 22 октября. На тех же страницах ему вторил другой: “Старый, затхлый бюрократический режим наложил на миропонимание ген. Сулькевича отпечаток прочный, неистребимый. Его методы “управления”, его орудия воздействия носят прежний полицейско-бюрократический характер… (…) Каким недомыслием, какою наивностью надо обладать, чтобы считать такое полицейско-благополучное житие возможным в настоящее время!”.
Сулькевич мог бы сделать ставку на крымскотатарское национальное движение, но оно переживало серьезный кризис, фактически расколовшись к осени 1918 г.52
Апатия наблюдается и среди немецкого населения Крыма. После выхода из правительства Сулькевича В.С. Налбандова и Т.Г. Раппа, немецкие представители в составе данного кабинета не участвовали. К концу 1918 г. из трех ранее существовавших на полуострове немецких организаций осталась лишь одна – Союз крымских немцев, руководство в котором принадлежало А.Я. Неффу, Т.Г. Раппу и другим53 .
17 октября в Ялте на квартире кадета Н.Н. Богданова, бывшего губернского комиссара Временного правительства, кадетское руководство, предварительно заручившись согласием начальника штаба германских войск в Киеве фон Энгелина, окончательно определяет судьбу правительства Сулькевича. Оппозиция приступает к действиям.
18 октября трехдневный съезд губернских гласных и городских голов, представителей земских управ потребовал “немедленного отказа от власти” Сулькевича и формирования нового Крымского краевого правительства во главе с феодосийским землевладельцем и предпринимателем, кадетом С.С. Крымом (караим), бывшим членом Государственного совета от Таврической губернии, депутатом II и IV Госдум.
Генерал еще пытается удержаться у власти, шарахаясь от кнута к прянику. Он телеграфирует командующему Добровольческой армией А.И. Деникину, безуспешно пытаясь оформить подобие какого-то союза. Вынашивает планы разгона земского съезда – но сил нет. Опечатывает 19 октября типографии оппозиционных газет “Прибоя” и “Крымского вестника”, но германские власти, отвернувшиеся от своего былого протеже, распоряжаются о снятии печатей и выпуске газет.
В тот же день правительство Сулькевича объявляет о созыве Краевого парламента на 7-10 декабря, создает комиссию во главе с М.М. Кипчакским по организации выборов; 22 октября – заявляет о воссоздании волостных земств; 24-го – о восстановлении полномочий городских дум и земских собраний. Сулькевич согласился на “образование нового кабинета, опирающегося на все элементы населения”, с обязательным представительством от национальных групп. Провозглашается “полная свобода печати”.
31 октября комиссия начала работу, решив созвать Сейм не позднее 1 января 1919 года. Но кабинет Сулькевича был обречен. 3 ноября Р. Кош заявил об отказе от его поддержки.
7-10 ноября новый съезд земцев потребовал создания демократического правительства, которое немедленно предприняло бы шаги к “установлению связи и соглашению с образовавшимся в Уфе правительством в целях ускорения дела объединения всех возникших новых государственных образований и возрождения единой России на демократических началах”. Съезд обвинил Сулькевича во всевозможных грехах: “полной несостоятельности во всех областях управления”, “полном отрицании общественных интересов и демократических начал”, неумении навести порядок и т. д. и т. п.54 .
Травимый теперь Сулькевич уходит в отставку и покидает Крым, направляясь в Азербайджан, где был назначен начальником Генерального штаба азербайджанской армии. После вступления в Баку 11-й армии Советской России в 1920 г. он был арестован и расстрелян.
15 ноября 1918 г. приступает к деятельности второе Крымское краевое правительство под председательством С.С. Крыма (1867-1936), где были представлены кадеты, в том числе фигуры всероссийской известности В.Д. Набоков и М.М. Винавер (члены ЦК), эсер, член партии “Единство”, беспартийные. Это правительство ориентировалось на Добровольческую Армию и Антанту, имело более широкую общественную поддержку55 .
Декларация нового Крымского краевого правительства от 14 ноября – документ краткий и довольно обтекаемый. Он декларировал единую и неделимую Россию как “свободное демократическое государство, в котором будут обеспечены права на самобытную культуру всех народностей, его населяющих”, экономический подъем. Правительство понимало под “стремлением к возрождению единой России” “не старую бюрократическую, централизованную Россию, основанную на подавлении и угнетении отдельных народностей, а свободное демократическое государство, в котором будут обеспечены права на самобытную культуру всех национальностей, его населяющих”. И далее: “Правительство почтет своим долгом обеспечить интересы всех национальностей Крыма, в частности, оно озаботится удовлетворением справедливых стремлений и законных интересов многочисленной татарской части населения”56 .
Второе Краевое правительство принципиально создавалось как временное. Оно должно было исчезнуть с появлением правительства всероссийского. Следовательно, от кабинета С. С. Крыма не было смысла ожидать сколько-нибудь существенных реформ. Да оно и не ставило перед собой таких целей.
На новую власть после “реакционного курса” Сулькевича возлагались большие надежды. По мнению одного из лидеров крымских кадетов Д.С. Пасманика целями правительства С.С.Крыма, охарактеризованного “идеально честным общественным деятелем и глубоким русским патриотом”57 , были выработка образца “для оздоровления всей остальной России”, создание совершенной формы “гармонического сотрудничества демократической гражданской власти и военного командования, ведущего вооруженную борьбу с красной армией”58 .
Учитывая, что германские войска стремительно разлагаются59 и постепенно покидают полуостров, новый кабинет просит А.И. Деникина срочно ввести в Крым части Добровольческой армии, вскоре здесь появившиеся.
Хотя руководство Добровольческой армии 22 ноября официально заявило, что армия “не намерена вмешиваться в область деятельности Крымского правительства, но, если понадобится, во всякое время окажет ему помощь вооруженной силой”60 , действительность оказалась совершенно иной. Военные зачастую совершенно не считались с кабинетом С.С. Крыма, их поведение, репрессии в отношении местных жителей, зачастую совершенно необоснованные, не могли не возмущать население полуострова.
В хранящейся в ГААРК “Справке о деятельности Крымского правительства и причинах его падения, составленной министром внешних сношений М.М. Винавером” он отмечал: “Д.А. [Добровольческая армия. – В. З.] не могла прислать в Крым сколько-нибудь значительных сил, а по качеству своему отряды, присланные в Крым, особенно в Ялту, были таковы, что поведением своим вызывали негодование со стороны всего мирного населения. Отряды эти сочли себя вправе взять в свои руки расправу с теми, кого они признавали большевиками, и самовольными убийствами, арестами, разгромом типографии газеты [меньшевистской “Прибой” в Севастополе. – В. З.] вызывали во всем населении Крыма крайне недружелюбное отношение. Репрессий [в отношении этих отрядов. – В. З.] со стороны командования ДА, невзирая на настояния Правительства, не последовало”61 . При этом правительство должно было скрывать свои разногласия с командованием Добровольческой армии.
26 ноября на рейде Севастополя появилась эскадра Антанты – 22 судна, английских, французских, греческих и итальянских. На борту кораблей находились английская морская пехота, 75-й французский и сенегальский полки, греческий полк.
Эскадру прибыли встречать правительство в полном составе, представители общественности, военные. Союзное командование заставило министров довольно долго ждать приема. Командующий Средиземноморской эскадрой английский адмирал Кольторп заявил, что не знает о признании крымского правительства Великобританией. Он явно не имел понятия о Краевом правительстве. В.А. Оболенский констатировал: “Невольно напрашивалось сравнение с немцами, которые вступали полгода назад в Крым в полной осведомленности о всех местных делах…”62 . Впоследствии правительство было признано, и ему обещана вооруженная поддержка.
В Севастополе расположилось морское и сухопутное командование войсками Антанты. На берег первоначально высадился английский десант в 500-600 человек, затем – французский – в 1600. Всего к началу 1919 года здесь сосредоточилось, по всей видимости, до 5,5 тысячи десантников, включая до 3 тысяч французов и 2 тысяч греков. Отдельные суда и небольшие отряды расположились также в Евпатории, Ялте, Феодосии и Керчи.
Для более тесного контакта с иностранным командованием в декабре в Севастополь переехал министр внешних сношений Краевого правительства М.М. Винавер, разместивший тут свою канцелярию.
Англия и Франция заранее разделили между собой Юг России на зоны влияния. Сфера французских интересов включала Украину, Бессарабию и Крым, английских – Дон, Кубань, Кавказ. Одной из целей стран Антанты были гарантии вложенных в эти регионы капиталов. Францию привлекали украинские уголь и железная руда, Англию – кавказская нефть. Предусматривалось оказание помощи Добровольческой армии. Крым рассматривался как удобный военный плацдарм. Тактика союзников беспрерывно корректировалась в зависимости от непредсказуемых изменений ситуации в России, Украине и пр. и внутриполитических коллизий в самих странах Антанты.
По мнению М.М. Винавера, прибывшим на полуостров командующим иностранными войсками “поручено было прежде всего ликвидировать немецкую оккупацию Крыма, и в частности увести оставшиеся в Севастопольском порту суда, дабы их с уходом немцев не захватили большевики. В этой комбинации большевики упоминались ясно; но ни о каких других действиях против большевиков начальники, по-видимому, и не помышляли. При таких условиях приходилось думать не об использовании готовых к действию сил, не знавших только, куда им приложиться (как мы это полагали), а о внушении кому надо, что случайно оказавшиеся в нашем распоряжении силы должны быть направлены к более общей, видимой нам, но неясной союзникам цели”63 , то есть борьбе с большевизмом.
В другом месте Винавер, сравнивая действия войск Антанты и Германии в Крыму, с горестью замечает: “Появления в любой местности одного немецкого Schutzmann`а или солдата было достаточно, чтобы грозный исполком, состоящий из мальчиков и бандитов, провалился сквозь землю.
В этом состояла тогда вся проблема интервенции. И кто знает: если бы этот секрет тогдашней интервенции понят был полгода спустя нашими союзниками, может быть, судьбы Европы получили бы другое направление”64 .
На первых порах командование иностранными войсками ограничилось полной ликвидацией немецкого оккупационного режима и уводом русских кораблей из Севастополя. 5 декабря эскадренные миноносцы “Дерзкий”, “Счастливый”, “Беспокойный”, “Капитан Сакен”, линкор “Воля”, прочие суда были угнаны в Мраморное море. Военное имущество, оставшееся в Севастополе после ухода немцев, на сумму свыше 5 миллиардов рублей было также вывезено. Командование эскадрой, после ряда смен, перешло к адмиралу Амету, сухопутными войсками руководили полковники Рюйе, затем – Труссон.
В дальнейшем союзные войска занимались главным образом поддержанием порядка (содействие в уголовном розыске, поимка большевиков, охрана тюрем, патрулирование, прежде всего “неблагополучных” городских районов), поставками оружия и обмундирования. Артиллерия иностранных кораблей использовалась при разгроме партизанского отряда “Красная каска”, базировавшегося в Мамайских каменоломнях под Евпаторией (январь 1919 г.). Союзники по просьбе Винавера участвовали в подавлении забастовки в Севастополе (15-22 марта 1919 г.). Тогда действия бастующих непосредственно затронули интересы интервентов: рабочие прекратили ремонт французского дредноута “Мирабо”, остановились предприятия, выполняющие военные заказы. Командование иностранными войсками издало приказ с угрозами в адрес забастовщиков, потребовав возобновить работу. По городу ходили усиленные патрули греческих солдат и африканцев сенегальского полка французской армии. На улицах устанавливаются орудия, на крышах домов – пулеметы. Французские войска занимают электростанцию, водокачку, ряд предприятий. Однако в целом, несмотря на неоднократные просьбы Крымского краевого правительства и лично министра внешних сношений, помощь союзников была достаточно скромной. При этом они получали от правительства продовольствие, на ремонт казарм было отпущено 500 тысяч рублей65 .
Кабинет С.С. Крыма бомбардировал морское и сухопутное командование иностранных войск, русского посла во Франции, кадета В.А. Маклакова, с его обширными связями, – записками и телеграммами, красной нитью через которые проходила просьба: союзники, окажите непосредственную военную поддержку, защитите Перекоп, защитите Крым. Правительство предлагало переместить союзнические гарнизоны в глубь полуострова – тысячу человек расположить в Симферополе, по 500 – в Евпатории и Феодосии, по 300 – в Карасубазаре (Белогорске) и Джанкое, по 100 – в Перекопе и Таганаше (с. Соленое Озеро Джанкойского района). Но антантовское руководство, сберегая силы и чувствуя за своей спиной растущее недовольство интервенционистской акцией, воздерживалось от участия в боевых действиях. Только в марте 1919 г. греческий отряд был направлен на Перекопский перешеек, но, меланхолически констатирует М.М. Винавер, “было уже поздно…”66 .
Еще одним шагом Краевого правительства, направленным на завоевание симпатий союзников и их “информационное обеспечение” (военные не совсем адекватно воспринимали все перипетии происходившего на полуострове, как и сам русский (крымский в целом) менталитет), было издание печатных органов на французском и английском языках: “Бюллетень” и “Последние Новости”.
Имелись проблемы и во взаимодействии между командованием иностранными войсками и командованием Добровольческой армии. “Взаимоотношения двух действовавших на нашей территории воинских сил, – пишет М.М. Винавер, – Добровольческой и союзнической – складывались довольно своеобразно. В Симферополе сидел главноначальствующий русской армии, а в Севастополе – главноначальствующий союзнической армии и главноначальствующий союзного флота. От Симферополя до Севастополя два часа езды. И за четыре месяца, до половины марта 1919 года, ни главноначальствующий русской армии, ни его начальник Штаба н и р а з у не вели деловой беседы с начальниками союзнических сил. (…) Для связи с союзниками командование ДА ограничилось назначением в Севастополь приблизительно в январе месяце полковника барона Нолькена, сравнительно молодого, весьма благовоспитанного человека, в задачи которого могло входить в лучшем случае информирование ДА о том, что происходит в Севастополе, а отнюдь не самостоятельное, от имени ДА, согласование военных планов с союзниками”67 .
В то же время Главнокомандующий А.И. Деникин и его помощник А.С. Лукомский, через голову Краевого правительства, вели прямую переписку со штаб-квартирами союзников в Бухаресте и Одессе. В одном послании последним было предложено содействие – “правильно ориентироваться в современном политическом положении Крыма”, в другом – “Главнокомандующий признал желательным ввести в Крыму военное положение…”68 . Союзники, однако, ответили отказом. Командующий Крымско-Азовской армией генерал-майор А.А. Боровский довел до сведения Деникина, что “Французское Командование считается-де главным образом с местным правительством и указывает, что ДА находится в Крыму исключительно для поддержания порядка и спокойствия; и что оно… против введения военного положения, считая однако вполне возможным, чтобы Министерству Внутренних Дел были предоставлены чрезвычайные полномочия по принятию различных мер, равносильных введению военного положения”69 (на что Главнокомандование пойти не пожелало. – В. З.).
Как были встречены населением в Крыму войска Антанты? Обратимся к свидетельству рядового участника событий: “Наконец-то прибыли в Ялту сегодня первые представители союзников, английский миноносец “Senator” и французский “Dehorter”. Как только сменился с поста, сейчас же побежал на мол. Тут… целое море голов. Оба судна обсыпаны публикой, с интересом рассматривающей долгожданных союзников. Сами союзники, английские и французские моряки, тоже в свою очередь облепили перила и с любопытством изучали нас русских”. (…) Вечером “весь город, верней, все главные кафе забиты ялтинской публикой и иностранными матросами и офицерами. Их угощают, как друзей и освободителей, так как уверены теперь, что скоро будет finish большевикам. Повсюду радость и веселье. Радость необыкновенная. (…) Но настроение такое только у так называемой буржуазии и интеллигенции, у рабочих же совсем не то, и идя вечером домой, мне пришлось слышать ропот негодования против притянутых “иностранных наемников”70 . Вскоре начал раздаваться ропот жителей Севастополя, вынужденных уплотняться, чтобы обеспечить жильем иностранных военных.
Протест рабочих против явления Крыму войск Антанты не ограничился ворчанием. 15 декабря в Севастополе прошла двухдневная забастовка грузчиков, не желавших работать на интервентов. 17 декабря была открыта стрельба по зданию штаба флота (обстрелы антантовских патрулей стали нередким явлением). 19 декабря – совершено нападение на тюрьму, где стояла иностранная охрана. 23 декабря обстрелу подверглись уже сами корабли.
Отрицательно оценивали прибытие союзников и крымские социал-демократы.
Второе Крымское краевое правительство не смогло выполнить декларируемых целей. Экономическая ситуация ухудшалась, недовольство населения росло. Кабинету, в составе которого не было ни одного крымского татарина, не удалось привлечь на свою сторону в массе крымских татар, противящихся мобилизациям и с антипатией относящихся к Добровольческой армии71 . 13 декабря 1919 г. Бюро крымскотатарского парламента резко выступило против призыва мусульман. 23 февраля правительство обвинило Бюро в связях с Турцией с целью отделения Крыма от России и образования на полуострове независимого ханства. Начались аресты активистов национального движения, произведены обыски у отдельных членов Бюро, в помещениях, занимаемых им и Директорией, редакциях национальных газет. Эти действия вызвали протесты крымских татар, в том числе и Бюро, заявившего, что произведенное властями насилие напоминает “худшие времена самодержавного режима”72 .
Правительство пыталось привлечь на свою сторону и крымских немцев. 27 марта 1919 г. Совет Министров постановил “образовать егерскую бригаду немцев-колонистов”, которая должна подчиняться Крымско-Азовской армии (в составе Добровольческой армии). Объявлялось, что “бригада формируется Крымским краевым правительством для защиты края и поддержания порядка и не преследует никаких целей политического характера”, ее личный состав “формируется исключительно из лиц немецкого происхождения, как русских граждан, так и иностранцев на одинаковых с русскими гражданами условиях”, ее офицерский состав пополняется командованием бригады по соглашению с правительством, а командующий бригадой назначается командованием Добровольческой армии по соглашению с правительством, которое обещало выплачивать чинам бригады добавочные суточные за время нахождения на фронте73 .
Условия военного времени, давление командования Добровольческой армии вынудили Краевое правительство с начала 1919 года отказаться буквально от всех своих демократических начинаний. Власть стремительно теряет авторитет. В марте – апреле 1919 г. меньшевики и социалисты-революционеры на своих собраниях отказывают Краевому правительству в доверии.
Несмотря на репрессии, большевики активизируют свою деятельность в подполье, формируют вооруженные отряды, самым известным из которых была уже упомянутая “Красная каска”, ведут агитацию среди иностранных войск.
К апрелю 1919 года Краевое правительство оказалось в состоянии глубокого политического кризиса, усугубленного экономической разрухой и неумением с ней справиться. Кабинет С.С. Крыма стал своеобразным заложником самоубийственной стратегии и тактики Главнокомандования Добровольческой армии, вывеской над интервентами и белыми, лишенной, как и любая вывеска, сколько-нибудь самостоятельного значения.
29 марта 1-я Заднепровская (3-я Украинская) советская стрелковая дивизия под командованием П.Е. Дыбенко вышла к Перекопу, который без особых трудностей был взят 4 апреля.
10 апреля члены правительства с семьями прибывают в Севастополь, готовясь к отъезду из Крыма. Однако командующий сухопутными войсками Антанты полковник Труссон поставил министрам ультиматум: или они вернут прихваченную было с собою казну, или никуда не уедут. Пришлось отдать французам ценности, вывезенные из Краевого банка, казначейства в Севастополе и 7 миллионов рублей. 15 апреля министры с семьями на греческом судне “Надежда” отплывают в Пирей.
11 апреля Заднепровская дивизия была уже в Симферополе и Евпатории. 13 апреля, овладев Ялтой и Бахчисараем, она вышла к Севастополю. 15-го Труссон начал переговоры с красными. Французские моряки сражаться отказываются. 20 апреля на французских боевых кораблях “Мирабо”, “Жане Барт” и “Франс” подняты красные флаги; состоялась совместная демонстрация матросов и рабочих, обстрелянная лояльными греческими частями. На следующий день Труссон заявил, что силы Антанты покидают Севастополь. Власть в городе перешла в руки военно-революционного комитета. Однако англичане и французы спешно разоряют мастерские и склады в районе Троицкой балки, вывозя наиболее ценное оборудование, англичане взрывают цилиндры линкора “Иоанн Златоуст”, машины русских боевых кораблей и транспортов, похищают с судов военное имущество74 . 29 апреля красные войска занимают Севастополь. Празднование 1 мая совпало с уходом эскадры союзников из Севастопольской бухты. Добровольческая армия сохранила за собой Керченский полуостров.
События второй половины 1918 – первой половины 1919 г. свидетельствуют, что внешний фактор в Крыму играл весьма значительную роль. Это подметили уже и современники событий тех лет. По словам поэта М.А. Волошина, написанным в период вторжения германских войск (май 1918 г.), Крым самостоятельным “быть не может, так как при наличии двенадцати с лишком народностей, его населяющих [на самом деле больше. – В. З.], и причем не гнездами, а в прослойку, он не в состоянии создать никакого государства. Ему необходим “завоеватель”75 .
В то же время командование иностранных войск, появившихся в Крыму, преследовало собственные, зачастую сугубо эгоистичные цели и далеко не всегда учитывало местные реалии, что во многом предопределило падение Крымских краевых правительств.
Различные слои населения по-разному относились к иностранным вооруженным силам. Для имущих классов они, прежде всего, были защитниками от большевизма и гарантами спокойствия и порядка, другие видели в них оккупантов, незваных гостей, вторгшихся на родную землю, восстанавливающих старые порядки, третьи надеялись на получение полноты власти из их рук.
*)
1. См.: Бунегин М.Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917-1920 гг.). – Симферополь, 1927; Вольфсон Б. Изгнание германских оккупантов из Крыма. – Симферополь, 1939; Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. – Симферополь, 1957. – Ч. II (Крым в период Великой Октябрьской социалистической революции, иностранной интервенции и гражданской войны (1917-1920 гг.); Шамко Е.А. Коммунистическая партия – организатор борьбы трудящихся против иностранных военных интервентов в Крыму (апрель 1918 г. – апрель 1919 г.)//Борьба большевиков за власть Советов в Крыму. – Симферополь, 1957. – С. 166-187; Загородских Ф.С. Борьба трудящихся против немецко-кайзеровских оккупантов в Крыму//Борьба большевиков за упрочение Советской власти, восстановление и развитие народного хозяйства Крыма. – Симферополь, 1958. – С. 5-41; Волков В.П. Большевики в борьбе за разложение войск англо-французских интервентов в Крыму в 1918-1919 гг.//Там же. – С. 42-77; Волков В.П. За власть Советов! – Симферополь,1963; Чирва И.С. Крым революционный. – Киев, 1963; Очерки истории Крымской областной партийной организации/Пред. ред. колл. Н.В. Багров. – Симферополь, 1981 и др.
2. Борьба за Советскую власть в Крыму. Документы и материалы/Отв. ред. П.Н. Надинский. – Симферополь, 1957. – Том I. (Март 1917 г. – апрель 1918 г.). – С. 268.
3. Известия ВЦИК. 1918. 8 мая.
4. Цит. по: Линев К.К., Шарапа В.Ф. Крымское краевое правительство С. Сулькевича//Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. – Симферополь, 1996. – Вып. V. – С. 226.
5. Борьба за Советскую власть в Крыму. Документы и материалы/Отв. ред. М.М. Максименко. – Симферополь, 1961. – Том II. (Май 1918 г. – ноябрь 1920 г.). – С. 44.
6. Цит. по: Вольфсон Б. Изгнание германских оккупантов из Крыма. – С. 16-17.
7. На наш взгляд, можно вполне согласиться со следующим определением гражданских войн: это – “доведение борьбы экономических, социальных, политических, идейных, династических, религиозных, племенных, клановых, наконец, личных интересов до уровня вооруженного противоборства в рамках одной страны. (Без внешнего вмешательства зачастую не обходится, однако оно обычно мотивируется поддержкой стороны-участника, а сам интернациональный контекст порождает всевозможные симбиозы, когда межгосударственные конфликты перекрещиваются и сливаются с внутригосударственными” (Зарубин А.Г. Феномен гражданской войны//Историческое наследие Крыма. – Симферополь, 2003. – № 2. – С. 63).
8. Подробнее см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму. – Симферополь, 1997. – С. 57-100.
9. Зарубин В.Г. К вопросу о восстании крымских татар в горном Крыму (1918 г.)//Проблемы истории и археологии Крыма. – Симферополь, 1994. – С. 225-235; Зарубин В.Г. Об этноконфессиональном конфликте в Крыму (1918 г.)//Бахчисарайский историко-археологический сборник. – Симферополь, 2001. – Вып. 2. – С. 397-409.
10. Оболенский В.А. Крым в 1917-1920-е годы //Крымский архив. – Симферополь. 1994. – № 1. – С. 74.
11. Деникин А.И. Очерки русской смуты: Вооруженные силы юга России. Заключительный период борьбы. Январь 1919-март 1920. – Минск, 2002. – С. 117.
12. ГААРК. – Ф.Р-999.- Оп .2. – Д. 394. – Л.2,5.
13. Вольфсон Б. Изгнание германских оккупантов из Крыма. – С. 15-16; Лаптев Ю.Н. Революция и гражданская война (1917-1920 гг.) в судьбе немецкого населения Крыма//Немцы в Крыму. Очерки истории и культуры. – Симферополь, 2000. – С. 77-78.
14. Зарубин А.Г. Крымскотатарское национальное движение в 1917-1921 гг. [Документы] //Вопросы развития Крыма (научно-практический дискуссионно-аналитический сборник). Вып. 3. – Симферополь, 1996. – С. 41.
15. Оболенский В.А. Крым в 1917-1920-е годы //Крымский архив. – Симферополь. 1994. – № 1. – С. 77.
16. Там же. – С. 78.
17. Бунегин М.Ф. Революция и гражданская война в Крыму. – С. 169-170.
18. ГААРК. – Ф.999. – Оп. 1. – Д. 40. – Л. 10-11.
19. Линев К.К., Шарапа В.Ф. Крымское краевое правительство С. Сулькевича. – С. 228-229.
20. Крымское краевое правительство в 1918/19 г.//Красный архив. 1927. – Т. 3(22). – С. 105.
21. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму. – С. 111-113; Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крымское краевое правительство М.А. Сулькевича и его политика//Отечественная история, 1995. – № 3. – С. 140-141.
22. Борьба за Советскую власть в Крыму. Документы и материалы. – Том II. – С. 50.
23. ГААРК. – Ф.Р-1000. – Оп. 4. – Д. 19. – Л. 25.
24. Там же. – Л. 47-47об.
25. Мальгин А.В. Внешняя политика Крымского краевого правительства генерала Сулькевича//Крымский музей. – Симферополь, 1995. – № 1. – С. 57.
26. ГААРК. – Ф.Р-999. – Оп. 1. – Д. 180. – Л. 9.
27. Протоколы заседаний Таврической Ученой Архивной Комиссии 1918-1919 гг.//Приложение к № 57-му Известий Таврической Ученой Архивной Комиссии. – [Симферополь], [1920]. – С. 27-30.
28. ГААРК. – Ф.Р-1000. – Оп. 4. – Д. 19. – Л.60 об.
29. Линев К.К., Шарапа В.Ф. Крымское краевое правительство С. Сулькевича. – С. 234.
30. Зарубин В.Г. К вопросу о территориальном споре между Крымом и Украиной (1918 г.)//Проблемы политической истории Крыма: итоги и перспективы. Материалы научно-практической конференции 24-25 мая 1996 г. – Симферополь, 1996. – С. 42-44.
31. Крымско-украинские переговоры. Сборник документов, касающихся пребывания в Киеве делегации Крымского правительства 26 сентября – 16 октября 1918 г. – Симферополь, 1918. – С. 67.
32. Там же. – С. 62-65.
33. Там же. – С. 68. Совет Министров в своем ответе несколько лукавил. В его составе уже отсутствовали представители крымских немцев, да и Г. Кош настаивал на равном, а не пропорциональном представительстве указанных национальностей. После отъезда Дж. Сейдамета пост министра иностранных дел оставался вакантным. Руководство внешними связями Крыма фактически находилось в руках самого Сулькевича. С 20 октября постановлением Совета Министров дела внешних сношений Крыма поручалось возглавить сменившему П.Н. Соковнина на посту министра народного просвещения и исповеданий Н. В. Чарыкову, бывшему товарищу министра иностранных дел России (1907-1909), послу в Константинополе (1909-1912), участвовавшему в переговорах с украинской стороной в Киеве, с 12 октября ставшему председателем находящейся здесь крымской делегации. Ему также предоставлялось право образовать временную комиссию по внешним сношениям. Это объяснялось особым значением “для интересов и будущности Крыма, создавшегося международного положения, а равно и событий, совершающихся в различных бывших областях Российской Империи, а также осложнившихся отношений между Крымом и Украиной, имея в виду необходимость принять все зависящие меры к наилучшему использованию в интересах Крыма настоящей политической конъюнктуры и учитывая исключительное положение вопроса об управлении в Крыму иностранными делами” (Собрание узаконений и распоряжений Крымского краевого правительства. – Симферополь, 1918. – № 9. – Отдел 1. – 15 ноября. – С. 215-216). Любопытно отметить, что в 1911 г., будучи послом России, Чарыков настоял на выезде из Турции Дж. Сейдамета за издание брошюры “Угнетение татарского народа в 20 в.”.
34. Об их ходе см.: Мальгин А.В. Внешняя политика Крымского краевого правительства генерала Сулькевича. – С. 61-62.
35. Крымско-украинские переговоры. Сборник документов, касающихся пребывания в Киеве делегации Крымского правительства 26 сентября – 16 октября 1918 г. – С. 8.
36. Оболенский В. А. Крым в 1917-1920-е годы//Крымский архив. – Симферополь. 1994. – № 1. – С. 84.
37. Там же. – С. 85.
38. Оболенский В.А. Крым в 1917-1920-е годы //Крымский архив. – Симферополь, 1996. – № 2. – С. 15.
39. Епанчин Н.А. Крым в 1917-1920-е годы. Воспоминания//Крымский архив. – Симферополь, 2002. – № 8. – С. 158.
40. Винавер М. Наше правительство. (Крымские воспоминания 1918-1919 г.г.). – Париж, 1928. – С. 3.
41. Оболенский В.А. Крым в 1917-1920-е годы //Крымский архив. – Симферополь, 1996. – № 2. – С. 15.
42. Епанчин Н.А. Крым в 1917-1920-е годы. Воспоминания. – С. 158.
43. Черчилль У. Мировой кризис//Мировой кризис. Автобиография. Речи. – М., 2003. – С. 159.
44. Цит. по: Вольфсон Б. Изгнание германских оккупантов из Крыма. – С. 21.
45. Меньшевики в большевистской России. 1918-1924/Меньшевики в 1918 г. – М., 1999. – С. 640-642.
46. Вольфсон Б. Изгнание германских оккупантов из Крыма. – С. 27-33.
47. Андросов С.А. Судьба культурного наследия Крыма на изломе исторической эпохи (1917-1920 гг.)//Историческое наследие Крыма. – Симферополь, 2004. – № 3-4. – С. 132.
48. ГААРК. – Ф. Р-2235. – Оп. 1. – Д. 26. – Л.17об.
49. Винавер М. Наше правительство. (Крымские воспоминания 1918-1919 г.г.). – С. 2.
50. Борьба за Советскую власть в Крыму. Документы и материалы. – Том II. – С. 58.
51. Оболенский В.А. Крым в 1917-1920-е годы//Крымский архив. – Симферополь. 1994. – № 1. – С. 84.
52. Зарубин В.Г. Межнациональные отношения, национальные партии и организации в Крыму (начало ХХ в. – 1921 г.)//Историческое наследие Крыма. – Симферополь, 2003. – № 1. – С. 69-70.
53. Лаптев Ю.Н. Революция и гражданская война (1917-1920 гг.) в судьбе немецкого населения Крыма. – С. 80.
54. ГААРК. – Ф. Р – 999. – Оп.1. – Д.163. – Л.90; Ялтинский голос (газета). 1918. 14 ноября; Винавер М. Наше правительство. (Крымские воспоминания 1918-1919 г.г.). – С. 225-226.
55. См. подробнее: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму. – С. 138-203; Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Второе Крымское краевое правительство (ноябрь 1918 – апрель 1919 г.)//Отечественная история, 1998. – № 1. – С. 65-76.
56. Крымское краевое правительство в 1918/19 г. – C. 128-129.
57. Пасманик Д. Революционные годы в Крыму//Крымский архив. – Симферополь. 1999. – № 4. – С. 82.
58. Там же. – С. 84.
59. “…приведя нас “к одному знаменателю”, немцы сами понемногу начали развращаться, стали брать поборы и хабары, понемногу утрачивали свою железную дисциплину и, вступив весною в Крым чуть-чуть не церемониальным маршем, уходили из него осенью, “лузгая семечки” (Оболенский В.А. Крым в 1917-1920-е годы//Крымский архив. – Симферополь. 1994. – № 1. – С. 85).
60. Южные ведомости (газета). 1918. 26 ноября.
61. ГААРК. – Р-1000. – Оп. 4. – Д. 21. – Л.6-6 об.
62. Оболенский В.А. Крым в 1917-1920-е годы//Крымский архив. – Симферополь. – 1999. – № 4. – С. 71.
63. Винавер М. Наше правительство. (Крымские воспоминания 1918-1919 г.г.). – С. 92.
64. Там же. – С. 3.
65. Бунегин М. Ф. Революция и гражданская война в Крыму. – С. 236.
66. Винавер М. Наше правительство. (Крымские воспоминания 1918-1919 г.г.). – С. 101.
67. Там же. – С. 191-192.
68. Там же. – С. 194-195.
69. Там же. – С. 196.
70. Цит. по: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму. – С. 142.
71. Некоторое число татар служило в Крымском конном полку (с февраля 1919 г., командир – литовский татарин полковник Д. И. Туган-Мирза-Барановский), других формированиях белых (См.: Кручинин А.С. Крымскотатарские формирования в Добровольческой армии. История неудачных попыток//Военно-историческая библиотека “Военной Были”. – М., 1999. – № 5 (22)).
72. Зарубин А. Г. Крымскотатарское национальное движение в 1917-1921 гг. – С. 59-62.
73. Борьба за Советскую власть в Крыму. Документы и материалы. – Том II. – С. 99.
74. Борьба за Советскую власть в Крыму. Документы и материалы. – Том II. – С. 131-134, 137.
75. Максимилиан Александрович Волошин (1877-1932). Из неизданного. – СПб., 1999. – Выпуск второй. – С.203.
