«…Партизаны жарили и ели свои лапти, оленью кожу и мясо убитых лошадей шестимесячной давности». Тема антропофагии в партизанском движении Крыма до настоящего времени находилась вне сферы внимания историков.
Первые упоминания об этом находим лишь в начале XXI ст. в работах крымских исследователей Евгения Мельничука1, Владимира Полякова2.
Название «каннибалы» произошло от «каниба» – имени, которым называли до Колумба жителей Гаити. Дословно canibal означало «храбрый», но в сознании людей в силу ряда обстоятельств трансформировалось в «людоедов».
Примечательно, что наука предпочитает термин антропофагии, который происходит от греческого ἄνθρωπος, anthropos – «человек» и φαγειν, phagein – «поглощать».
Фото: Крымские партизаны. Ориентировочно кон. 1941 – нач. 1942 г. Из личного архива бывшего командира 2-го района Ивана Генова. Публикуется впервые.
Бытовой каннибализм практиковался еще в древний стадии каменного века, с увеличением пищевых ресурсов сохранился лишь как исключительное, вызванное голодом явление. В частности, нехваткой пищевых ресурсов в суровых условиях жизни объясняют каннибализм неандертальцев.
Чтобы понять, как в середине ХХ ст. люди могли дойти до такого состояния, мы должны немного окунуться в историю партизанского движения в Крыму. За основу мы возьмем только один документ: отчет одного из руководителей партизанского движения в Крыму на этапе его формирования (начальника Центрального штаба), а затем командира партизанского отряда Ивана Сметанина:
«Количество заготовленных продуктов вообще было рассчитано на 3-4 месяца. Даже в феврале 1942 г. оставшиеся продукты расходовались в отрядах бессистемно и без учета.
Многие продукты ушло на питание воинских частей, которые то соглашались остаться в партизанских отрядах, то меняли свое решение и, получив продукты, отправлялись в Севастополь.
Техническая закладка продовольственных баз проводилась необдуманно и небрежно, были случаи закладки баз одного ассортимента, и это вело к тому, что в случае разгрома базы отряд оставался, например, только с сахаром или только с мукой или солью. Ямы баз заранее не просушивались, вследствие чего пропало (сгнило) много продуктов.
Оставлены были продукты так же и на основных базах (Аспорт, Холодная вода, Чучель), из которых их не успели вывезти в глубинные пункты леса. Были также случаи, когда лица, которые закапывали продукты, впоследствии не могли найти этих ям. Оказалось, что они в тот период работали бесконтрольно, выпивали.
Уже в феврале 1942 г. начался отстрел оленей, что в основном и стало пищей многих отрядов. По ориентировочным подсчетам было убито около 1 500 оленей и коз, но отсутствие мучных продуктов и сахара все же постепенно истощало силы людей, а к концу марта наступил голод (случаи голодной смерти).
Были такие тяжелые дни, когда партизаны жарили и ели свои лапти, оленью кожу и мясо убитых лошадей шестимесячной давности»3.
С апреля 1942 г. устанавливается воздушный мост, но снабжение партизан по-прежнему оставалось совсем плохим. Как выяснилось, во многом это объяснялось тем, что член Военного Совета фронта Лазарь Каганович был убежден, что партизаны сами должны добывать себе продовольствие у врага. В мемуарах одного из руководителей партизанского движения в СССР полковника Старинова есть поразительный эпизод: «Я сумел попасть на прием к Кагановичу. Но как только речь зашла о крымских партизанах, он резко прервал меня, заявив, что милостыню не подает, обругал и выставил из кабинета»4.
Командование фронтом абсолютно не понимало крымских реалий. Вот фрагмент текста приказа, адресованного крымским партизанам: «Трудно себе представить, что партизаны умирают с голода в Крыму, где столько хлеба и мяса. Не время теперь надеяться на государственный паек. Все за счет противника и ничего от государства»5.
Лучшая иллюстрация того, что происходило в Крыму – это динамика численности партизан: ноябрь 1941 г. – 3700 человек; май – 1942-2820; январь – 1943-349, февраль 1943 г. – 266, август 1943 г. – 214 человек! 6
Информация о фактах антропофагии стала поступать в Крымский обком ВКП (б) уже в июне 1942 г., с началом эвакуации отдельных партизанских командиров, хотя, возможно, и несколько раньше. Во всяком случае, впервые она зафиксирована в отчете командира 1-го Красноармейского отряда Ивана Сметанина: «Имели место случаи людоедства в отряде т. Макарова – людоеды были расстреляны» 7.
Подробнее это явление нашло отражение в беседе 3 июня 1944 года секретаря Крымского обкома ВКП (б) Владимира Булатова с бывшим командиром Севастопольского отряда Митрофаном Зинченко. Примечательно то, что он рассказывает о случае людоедства, произошедшего по собственной инициативе и совершенно безоценочно:
«Дошли до Чайного домика. Бойцы говорят: мы пойдем в развалины, может, там что-нибудь найдем.
Они ушли, а я задержался, сел на камень. Смотрю, мои бойцы идут с настроением.
– Есть свинина!
У меня тоже настроение поднялось. Мы ели лошадей, по семь месяцев лежали дохлыми. Берешь мясо, а оно расползается. Вот это мясо и ели. Когда они сварили, со мной был адъютант Гусаров. Я поел. Он мне и говорит: Товарищ командир, вы ели того бойца, что был оставлен немцами убитым. Немцы сожгли этот дом, он сгорел. Часть этого тела мы нашли и взяли.
Ну, раз поели, так поели. Мстить лучше будем» 8.
В дневнике бывшего председателя Алуштинского горисполкома Николая Лунина есть запись от 30 мая 1942 г.: «Когда прибыл в лагерь, узнал страшную весть. Мищенко и Варваров были задержаны во время людоедства. Какое страшное человеческое падение…» 9.
О принятых по ним мерах в дневнике информации нет, но судя по тому, что эти же фамилии упоминаются и далее, то можно сделать вывод, что «сор из избы выносить не стали». Есть учетная карточка С. А. Варварова, 1896 г. рождения, до войны бухгалтера Алуштинского санатория. В партизанах находился с 4 ноября 1941 до 23 июля 1942 года. Боец Алуштинского отряда. Умер от голода.
Первоначальная реакция партизанского руководства на факты антропофагии – не придавать огласке и ограничиться воспитательными беседами.
«В средних числах апреля в 3-м Симферопольском отряде имел место случай людоедства со стороны бойца О.М.Бурцева, 1908 г. р., члена ВКП (б). Было принято решение факт огласке не подвергать и поговорить о недопустимости подобных явлений и этим ограничиться.
Бурцев повторил факт людоедства, причем на этот раз привлек двух бойцов – Л.П. Ковтуна, 1913 г.р., беспартийный, и П.Е.Семикина, 1920 г.р., кандидата в члены ВКП (б). Факт стал известен всему отряду.
Учитывая, что все они боевые товарищи, никаких замечаний не было, то они условно были приговорены к высшей мере»10.
В мемуарной литературе эта тема впервые нашла отражение лишь в 2004 г. Вот что писал Андрей Сермуль:
«В некоторых новых публикациях можно прочитать, что в партизанских отрядах были случаи людоедства, при этом приводится пример нашего 3-го Симферопольского отряда. Так вот, в 3-м отряде действительно был одни случай людоедства, правда, групповой.
В сорок втором году, зимой немцы захватили лагерь, в том числе санитарный шалаш (мы жили тогда не в землянках, а строили шалаши), убили раненых, шалаш подожгли, и трупы туда побросали. Во время боя от отряда отбилась группа – 4 человека. Они трое суток блуждали по лесу, искали своих, пришли па это горелое место и от запаха горелого мяса, от голода просто обезумели. Стали ножами резать эти трупы обгоревшие и есть. Возможно, об этом бы никто не узнал, но они еще с собой в отряд части этих трупов притащили. Ну, когда об этом стало известно, то Макаров, Чукин (командир и комиссар. – В.П.) и Шагибов, начальник разведки, приняли решение расстрелять их. Больше таких случаев, насколько мне известно, не было»11.
Вероятно, автор воспоминаний изложил версию случившегося в той редакции, в какой это было известно и воспринималось рядовыми партизанами.
Действительность же была ужасающей. Вот что писал сам Еремеев голове трибунала в пояснительной записке:
«Зайдя в одну из сгоревших палаток, где лежал труп бойца, я взялся за обгоревшую руку, рука отделилась от туловища. Я решил руку съесть, поскольку она была уже сваренная на огне. Съел половину руки, то есть всю мякоть, и вполне наелся, почувствовал себя бодро.
Там же на следующий день я стал варить мясо мертвых бойцов, но уже не сам, а с политруком Христофоровым, который присоединился ко мне, и бойцом Долговым, которые узнали, что я ел человеческое мертвое тело, и стали вместе со мной варить и есть.
12 мая я был командирован с группой – Долгов, Данилкин и Нагорный для захоронения трупов. Придя в лагерь, я нашел убитого политрука Христофорова, у которого живот кто-то разрезал, и, когда я осмотрел его, то обнаружил, что внутренности у него отсутствовали. (Это означало, что труп уже использовался как сырье. – В.П.).
Тогда я решил разбить череп Христофорова и взять из головы мозги для своего питания. Для этого я сам, без посторонней помощи дробил в голове отверстие и вынул мозги, сварил их с липовым листьями. Поели втроем, то есть я, Нагорный и Долгов.
Я приказал вынуть внутренности у другого убитого, и мы стали их варить, когда в это время пришел начальник штаба Пащенко и комендант Паршин, которые выбросили ведро с содержанием, а нас задержали и привели в отряд» 12.
Если случаи антропофагии, описанные М. Зинченко и А. Сермуля, имели, в их трактовке, спонтанный характер и не имели под собой идеологической подоплеки, то иначе все выглядит в воспоминаниях начальника особого отдела отряда М. Колпакова, которые были опубликованы в 2008 г. Хочу подчеркнуть, что в этом случае речь идет об одном из лучших отрядов, которым командовал Федор Федоренко.
«В ночное время в штабную палатку буквально вбежал дежурный по лагерю и доложил, что он видел, как от места захоронения умерших от голода партизан четыре человека проехали в палатку нашего отряда. Осмотрев палатки, я наткнулся на противогазную сумку, при прикосновении к которой почувствовал, что в ней мясо».
В результате проведенного расследования выяснилось следующее:
«Один из партизан как-то рассказал, что в 1933 г. жил на Украине, перенес голод. Между прочим сказал, что те, кто ел мясо умерших, остались живы, а те, кто не ел – умерли голодной смертью. Нам, мол, тоже это грозит со дня на день.
Под впечатлением от услышанного четыре партизана решили спасти себя от голодной смерти употреблением мяса умерших партизан. Три ночи приносили мясо, готовили вместе с выданной им мукой и ели. Другие партизаны участия не принимали, мяса не касались. Несмотря на то, что все это делалось открыто, на глазах, никто не решился остановить уголовно караемые действия четырех, все заняли нейтральную позицию»13.
«В конце января 1943 обратили внимание, что у некоторых умерших вырезаны печень и ягодичные мышцы, по снегу виднелись кровавые следы, которые вели к палаткам.
Было обнаружено шесть человек. среди них Сагалай, Харашин, Южаков, Колядинский, Беляев, которые при допросе признались, что сами себя спасти, потребляя человеческое мясо. Все шестеро человек были трибуналом осуждены и расстреляны, из них четверо – коммунисты»14.
Вероятно, случаи антропофагии были более массовыми, чем об этом можно судить по официальным документам. После того, как партизанское руководство стало применять расстрелы, это вызвало фактический бунт в отдельных отрядах. Уже упоминавшийся начальник штаба Пащенко был убит группой бойцов, которые после этого ушли в неизвестном направлении. В то время было еще несколько случаев дезертирства, которые сопровождались убийством своих непосредственных командиров.
При этом следует с горечью отметить ту страшную пропасть, которая разделяла рядовых бойцов и партизанское командование.
В начале 1943 г. положение ухудшилось настолько, что в Сочи была отправлена радиограмма: «Началась массовая смертность. Умирают командиры»15.
Открытым текстом подчеркивалось, что голодной смертью умирают даже те, кто раздает продовольствие, что уже говорить о рядовых партизанах…
Начальник особого отдела А. Колодяжный докладывал: «Каплун сделал заявление: «Тех, кто потребляет мох и кое-что пострашнее, я понимаю: ими руководит инстинкт самосохранения, но как понять начальников, – кивнул он в сторону штаба, – у которых всегда такие пухлые вещевые мешки».
Тимофей Каплун – до войны секретарь Карасубазарского райкома партии, с началом партизанского движения комиссар Карасубазарського отряда. Был разжалован и переведен в рядовые бойцы.
Получив выговор за подобные разговоры, он не стал каяться, а также обжаловал его в подпольном обкоме. Как написал об этом инциденте в своих воспоминаниях Николай Луговой: «заварилась каша» 16.
Тимофей Каплун не был единственным, кто осмелился упрекнуть высшее партизанское руководство. Вот что писал в своем дневнике И. Купреев:
«8 мая. Сбросили продовольствие. Утром нашли один парашют, вечером еще пять. Муковнин, Семернев и Талышев (командир, комиссар и уполномоченный особого отдела. – В.П.) обвинили меня, что я украл два котелка муки. Обидно и стыдно! Сами воры, украли целую гондолу.
Украли две банки масла по 25 кг, два окорока, сгущенку, консервы, шоколад и печенье. Все это спрятали на Хиралани, и сейчас едят масло и консервы, а партизаны умирают с голоду. Но боюсь все вскрыть. Они со мной расправятся»17.
Если бунт Т. Каплуна обошелся для него относительно безболезненно, то для одного из лучших командиров отрядов И. Барановского все закончилось трагически. Выступив против дискриминационной для отрядов «продовольственной программе», он был сразу же смещен с должности командира 5-го отряда (всего их в ту пору было шесть) и как рядовой боец пошел в другой отряд. Но это было только начало трагедии.
Как человек, вхожий в «высший свет», И. Барановский знал слишком много. В частности и то, что продовольственные гондолы скрывались высшим партизанским руководством и использовались для узкого круга лиц. Одна из таких гондол с продуктами предназначалась для разведгруппы Черноморского флота, которой командовал лейтенант Антонов.
«Барановский повел Антонова и Юдина на поиски продуктов в Горелый лагерь, где по приказу Ермакова еще 20 апреля был спрятан парашют Антонова.
Остатки продуктов нашли сразу. Внезапно появились люди Ермакова и Мустафаева, расправились с Барановским, и только чудо удержало их от таких же действий относительно флотских разведчиков.
27 мая Ермаков сделал очередную запись в дневнике: «В Горелом лагере расстреляли Барановского Игоря Зиновьевича за разграбление наших маленьких баз – муки 40 котелков и сухарей – 115 котелков».
«В воспоминаниях бывшего командира бригады М. Котельникова личный состав отрядов, которыми командовал Барановский, относился к нему с уважением, зная, что продукты, оставшиеся у него, всегда будут потрачены на питание разведчиков, кторые отправлялись на задание, раненых и больных партизан. Они знали твердо, что Барановский для начальства не «отстегивал» ничего, что сделало его белой вороной в глазах командования и вызвало бесконечные с ним столкновения»18.
В конце статьи я хочу привести последнюю страничку из дневника М. Лунина:
«23 августа. Ночевали в лесу. Сегодня идем вдвоем. Прошла группа, возглавлял которую С(еверский). Чуть позже нас опередила жена Коломенчука. Она только что похоронила мужа. Немного он не дошел. Дотянем ли мы? Помощи не обещали. Есть нечего. Остановились в трех километрах от лагеря. Нет больше сил тянуть Сычева. Варили суп и компот из слив. Ночевали в лесу.
24 августа. Прошли Купреев, Шадурин и другие, даже не остановились.Товарищи! Будем идти. Надо! Жить хочется. Пошли. Дошел до лагеря я один. Сычев скончался на первом же подъеме.
Покормили меня двойной порцией бульона с мясом. Е(ременко) дал еще один кусочек мяса. Спасибо! Так, эвакуация не состоялась. Что же делать?
25 августа. Решил идти в степной район. И(ванов) и Коханчик поддержали меня и помогли. Ищу товарища, потому что один я не дойду.
26 августа. Целый день отдыхал у костра. Попова еще надеется на эвакуацию. Вернулись две группы. На бахче товарищей обстреляли немцы. Двое из наших тяжело ранены»19.
На этом запись в дневнике обрывается. Николай Лунин скончался.
Итак, тема антропофагии, табуированная протяжении всех лет существования коммунистического режима, и сегодня требует взвешенного научного подхода.Она наглядно демонстрирует как низость тех, кто, потеряв человеческий облик, опустился до антропофагии, так и тех, кто их до этого состояния довел. С другой стороны, мы видим величие духа тех партизан, которые не сломались сами и сохранили чувство боевого братства.
Период антропофагии в партизанском движении в Крыму охватывает весьма значительный по продолжительности период времени: с апреля 1942 и до августа 1943 г. Только после того, как крымский полуостров снова стал объектом геополитических интересов Верховного командования, начались стабильные поставки продовольствия, и проблема антропофагии отошла в прошлое.
- Мельничук Е. Б. Партизанское движение в Крыму. Накануне. Книга 1. – Львов: Гриф Фонд, 2008. -163 С.
- Поляков В. Е. Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно». – М.: ЭКСМО, Яуза, 2009. – 384 с., 2-е изд. М.: ЭКСМО, Яуза, 2011. – 448 с.
- Государственный архив Автономной Республики Крым (ГААРК). – Ф. П-151. – Оп.1. – Спр. 21. – Арк. 62 – 69.
- Старинов И. Г. Записки диверсанта. – М.: Вымпел, 1997. – 439 с.
- ГААРК. – Ф. П-151. – Оп. 1. – Спр. 23. – Арк. 93-98.
- Там же. С. 87.
- ГААРК. – Ф. П-151. – Оп. 1. – Спр. 21. – Арк. 62-69.
- ГААРК. – Ф. П-156. – Оп. 1. – Спр. 47. – Арк. 135.
- ГААРК. – Ф. П-151. – Оп. 1. – Спр. 443. – Арк. 17.
- ГААРК. – Ф. П-151. – Оп. 1. – Спр. 23. – Арк. 140.
- Сермуль А. А. 900 дней в горах Крыма. – Симферополь: СОНАТ, 2004. – 98 с.
- ГААРК. – Ф. П-151. – Оп. 1. – Спр. 23. – Арк. 142.
- Колпаков Н. Е. Всегда в разведке / Под ред. Н. И. Олейникова – Симферополь: ОАО «Cимферопольская городская типография», 2008. – С. 73.
- ГААРК. – Ф. П-151. – Оп. 1. – Спр. 27. – Арк. 20.
- Луговой Н. Д. Страда партизанская: 900 дней в тылу врага. – Симферополь: Эльинью, 2004. – С. 110.
- Там же. – С. 542.
- Мельничук Е. Б. Партизанское движение в Крыму. Накануне. Книга 1. – Львов: Гриф Фонд, 2008. -163 С.
- Там же.
- ГААРК. – Ф. П-151. – Оп. 1. – Спр. 443. – Арк. 42.
—
Автор: Поляков Владимир Евгеньевич – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории РВУЗ «Крымский инженерно-педагогический университет»., historians.in.ua
Перевод: «Аргумент»