Возникновение фашизма стало реакцией, в основном западно-европейской, и на демократический либерализм, и на интернациона-листический марксизм после их победы над монархиями в Первой мировой войне. Стараясь защитить нацию от либерального разложения и от марксистского уничтожения, фашизм обожествил нацию как высшую ценность, которую должен культивировать у себя каждый цивилизованный народ. Благоденствие не для высшей (капиталисты) или низшей (трудящиеся) социальной группы, а для всей нации как цельного организма, которому человек обязан служить всеми силами. Именно в этом заключена суть классического итальянского фашизма, который не следует смешивать с германским национал-социализмом.
Нельзя не отметить, что, в отличие от итальянцев, немцы отчасти скопировали самосознание и методы своего главного противника – иудейского “богоизбранного” расизма – и обратили их, прежде всего, против самих же евреев. Это признавал даже столь либеральный богослов, как о. Сергий Булгаков, считавший к тому же, что в гитлеровских преследованиях еврейства исполнилась “неизбежная кара за то страшное преступление и тяжкий грех, который им, еврейством, совершен над телом и душой русского народа в большевизме”. Даже некоторые евреи признавали, что это было “в значительной мере наказанием за грехи, в том числе – за грех руководства коммунистическим движением”. А по большому счету, писал Булгаков, – в этом исполнилась клятва еврейского народа, добившегося распятия Христа – “кровь Его на нас и на детях наших” – как и пророчество Христа: “да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле”.
У классического фашизма было несколько полезных находок, взятых из средневекового опыта – прежде всего это сословно-корпоративное представительство. Вместо конкурирующих друг с другом и тем самым расчленяющих общество партийных структур, из которых образуется парламент в западной демократии, были взяты за основу парламентского представительства трудовые корпоративные структуры. Под корпорацией здесь имеется в виду часть народа, имеющая определенную функцию служения в едином народном организме, необходимую для всего целого, например: корпорация занятых в сельском хозяйстве, металлургии, машиностроении, нефтегазовой промышленности, химической, в медицине, системе образования, науке, культуре, военном деле и т.д. В отличие от политических партий, такие корпорации не конкурируют друг с другом, а взаимно нуждаются друг в друге и стремятся к солидарному поведению ради общего блага. Это похоже на то, как в человеческом организме есть мозг, руки, ноги, глаза, уши, различные внутренние органы, которые только все вместе и составляют тело, оживляемое общей для всех душою.
Беда фашизма была в недостаточно христианском понимании этой народной души. Даже классический фашист Муссолини видел в церкви прежде всего полезный для государства утилитарный инструмент и заявлял, что “фашизм хочет заново создать человека, характер и веру”. “Фашистская Италия берет на себя инициативу в истории, она говорит миру новое слово”, — восклицал Муссолини в 1926 году. Однако его “новое слово” состояло лишь в возврате к хорошо забытому старому: к “ветхому” Риму с его культом силы, дисциплиной и иерархией.
Гитлер тоже подчеркивал свою преемственность от древнего Рима в своей политической эстетике. Название же гитлеровского режима – “Третий Рейх” – было ограничено рамками немецкой истории и означало преемственность от “Священной Римской империи немецкой нации” и от бисмарковского рейха – что также демонстрирует национальную узость историософского самосознания германского национал-социализма.
Лишь в Испании у генерала Франко и в Португалии у профессора Салазара фашизм приобрел наиболее удачные для Европы формы, сочетаясь с католическим социальным учением. Недостатки этих режимов были обусловлены общими недостатками католицизма и западной культуры, почему эти две страны после смерти их вождей и были поглощены системой либеральной демократии.
Будучи порождением приземленной западной цивилизации, идеологи фашизма не могли понять, что катастрофические проблемы XX века, в том числе еврейский вопрос, могут быть осознаны только в масштабе православной историософии. Именно поэтому фашизм не смог восстановить истинных святынь, попранных либеральной демократией и марксизмом.
