Бывало, деньги неожиданно сваливались на счастливчиков, но зачастую большого счастья не приносили.
В тот день, 11 ноября 1839 года, Леонтий Фесаенко, крестьянин из деревни Кардаши Таврической губернии, шел мимо арендованного им поля. Вдруг ему показалось, что в борозде что-то мелькнуло. Нагнулся, разгреб пальцами комья земли — и точно, нащупал горлышко небольшого кувшинчика. Когда крестьянин вырыл его, то оторопел. “Оказалось, кувшинчик содержит в себе полкварты золотой и серебряной монеты, которая, как видно, была завернута когда-то в шелковую ткань… По величине монеты были: 7 более карбованца, 56 с карбованец, менее полтины 6, величиной с золотой 24”, — так описывался клад в деле, заведенном в канцелярии таврического губернатора. Среди них были голландские червонцы, средневековые монеты и даже одна времен Петра I.
О кладе стало известно, когда Фесаенко попытался продать часть его. Но суд оправдал крестьянина: раз находка была сделана на его земле, то он мог ею свободно распоряжаться. Впрочем, для Крыма клады — случайно обнаруженные бытовые захоронки разных времен, за которыми так и не вернулись хозяева, — не были редкостью. Жизнь здесь часто протекала неспокойно, и люди свое добро старались спрятать. Интересно, что на полуострове реже, чем на материке, встречались ходившие по рукам “кладовые грамоты” — письменные указания мест, где припрятаны ценности. А ведь люди порой, поверив в такие записи, выкупали якобы кладоносные участки или незаконно перекапывали чужую землю. В 1900 году, к примеру, в Феодосийском уезде был избит односельчанами крестьянин Мамбет-оглу из деревни Кара-кую: в поисках клада он разрушил один из общественных колодцев.
Немало людей обеспеченное будущее связывали с наследством. А были и те, кто не подозревал о такой возможности разбогатеть. В сентябре 1912 года “Одесский листок” сообщал о поисках в Крыму Елизаветы Фарнер-Сумароковой, которая была внебрачным и впоследствии удочеренным ребенком. Девушка, никогда не знавшая родной матери, вышла замуж, уехала в Крым, и нотариусы сбились с ног, чтобы отыскать ее и сообщить об огромном наследстве, оставленном ей умершей в Швейцарии родительницей. Годом раньше “Одесский листок” сообщал:
Ялта. Местный обыватель Самуельсон получил неожиданное извещение, что он является ближайшим наследником умершей за границей Марианны Шмидт, оставившей после себя состояние более миллиона.
Но не всегда наследство шло впрок. “Житель Гурзуфа Чубаров, получивший недавно огромное наследство и быстро прокутивший его, прибег к японскому способу самоубийства, распоров себе живот”, — писал “Голос Москвы” в феврале 1912 года.
Чем всегда славились наши люди, так это изобретательностью. В буквальном смысле слова. И люди с образованием, и талантливые самоучки верили, что их изобретения принесут пользу человечеству. Правда, не каждое из них имело коммерческий успех и приносило хоть небольшие деньги. Взять хотя бы два “ноу-хау” локального масштаба того же 1912 года: в Лондоне публике представили сапоги, на которых можно было заменять по мере сноса подметки. За короткое время разошлись 20 тыс. пар чудо-обувки, но этим успех и исчерпался. А в Рязанской губернии крестьянин Плотников придумал в это время… жестяные калоши. Резиновые были для простых людей дороги, а начищенные ваксой жестяные по виду от них почти не отличались и стоили 40–45 копеек за пару. В деревне новинку охотно раскупали, а в городе более состоятельный народ над ней подсмеивался.
Еще одна распространенная у наших прабабушек и прадедушек возможность разбогатеть — выгодно продать то, что дано природой.
Быть богатой знатной дамой, Выйти замуж за купца, за богатого вдовца, За путейца, за гвардейца, за неловкого армейца, Или граф прельстится мною, генерал ли со звездою, Камер-юнкер, камергер или русский инженер… Русская красавица просит вышеперечисленных лиц откликнуться. Цель — брак…
Такие объявления в дореволюционной “Брачной газете” встречались чуть ли не чаще, чем стремление найти любовь.
Очень молоденькая и хорошенькая барышня (южной провинции), без всякого прошлого, из интеллигентной семьи, но весьма бедной, желает познакомиться в целях брака с пожилым миллионером. Предпочитает людей, убеленных сединой.
Самые прагматичные указывали размер дохода потенциального супруга:
Преклонного возраста барышня или бездетная вдова, с капиталом не менее 4000 руб., найдет в супружестве с интеллигентным мужем (лекарем по гидропатии) блаженную жизнь.
Кстати, в 20-х годах прошлого века при всем стремлении “освободиться от наследия старого режима” в глазах многих женщин основным достоинством соискателя на руку и сердце были зарплата и паек. В 1923 году в Крыму служащие получали в полтора раза больше, чем рабочие: почти 35 рублей (доход статистика оценивала в довоенных дензнаках). Интересно, что в то далеко не сытое время на питание уходило 43,8% дохода, намного меньше, чем сегодня. И это притом, что чаще всего кормилец в семье был один, детей же не один-два, как сегодня, а 3–5. Тогда с надеждами разбогатеть крымчанам пришлось попрощаться, речь уже шла о том, чтобы более или менее сносно прожить. Изобилия и обеспеченности достигали те, кто прорывался к власти, но это благополучие, как показали события 30-х, оказалось непрочным.
