Не могу не поделиться радостью «открытия». Всегда любил Дюрера за «таинственность». В детстве знал его по немецким альбомам, а поскольку никакими языками не владел, то картины нюренбержца становились еще загадочнее. Прошли годы, я худо-бедно выучил язык и смог начать разгадывать Дюрерову тайнопись. Однако большинство текстов (просто уже наболело), что печатают в художественных альбомах, не несут в себе никакой информации, разве только такого типа: «экспрессия художника хорошо видна по положению рук героя, изображенного на переднем плане». Пришлось отыскивать более содержательные статьи или как-то обходиться самому. В общем было интересно. С «Меланхолией» и «Страшным судом» все вроде прояснилось. А вот «Рыцарь, смерть и дьявол» не поддавалась никак. Не удавалось узнать, что за человек в латах едет рядом с исчадьями ада? У искусствоведов существует два стандартных объяснения: это либо «Воин Христов», который не боится всякой нечисти, либо просто формальная штудия в искусстве гравировки, иными словами, Дюрер сам не знал, кого изображал (есть и другие теории, тоже мало что объясняющие).Но недавно я копался в библиотеке и наткнулся на журнал «Армии и битвы» (кажется, он больше уже не выходит). Так вот, в одном из его номеров, была изложена интересная версия, предложенная Ю. Квитковским. По его мнению, рыцарь на гравюре не дворянин, как обычно считалось, а наемник-ландскнехт. Вкратце говоря, автор обратил внимание на то, что скрыто от беглого взора. Он разглядел на воине надетую поверх доспехов «ландскнехсткую куртку» – подобие короткого жакета, которая не застегивается, а запахивается (дворянин никогда не надел бы такую). А на копье всадника он обратил внимание на лисий хвост – тоже атрибут воинов-наемников. Хвост мог быть разной расцветки, чтобы издалека было видно, что за отряд движется. По словам Квитковского, свирепость наемников в то время была нарицательной – именно поэтому Дюрер выбрал в спутники своему всаднику дьявола и смерть.
