…И памятью той, вероятно,
Душа моя будет полна,
Покамест бедой невозвратной
Не станет для мира война.
А. Твардовский.
По улицам детей ловили…
…В довольно обширной архивно-музейной фондовой мемуаристике, да и в памяти сотен еще, слава Богу, здравствующих жителей осажденного Севастополя свидетельств о злодеяниях гитлеровцев и вообще материалов о режимном оккупационном обустройстве города в 1942-1944 гг. предостаточно. Их львиная доля, конечно же, приходится на трагические события жизни населения под фашистским ярмом, что послужило обвинительным лейтмотивом слушаний в ходе длительного судебного процесса над нацистами в Севастополе в ноябре 1947 года.
Однако сегодня нельзя продолжать умалчивать и о том, что усилиями жандармерии в нашем разрушенном, холодном и голодном городе предпринимались весьма решительные меры для наведения чисто немецкого порядка. В частности, функционеры управы стремились кардинально пресекать беспризорничество. Ими были созданы по крайней мере два детских дома. Один располагался на ул. 7-го Ноября, что сразу за Покровским собором. Кстати, это здание сохранилось и по сей день, и именно о нем, точнее, о его обитателях, и пойдет наш рассказ.
В Национальном музее героической обороны и освобождения Севастополя в картотеке заведующей отделом истории Севастопольской подпольной организации 1942-1944 гг. Надежды Задорожной хранится всего несколько документов (ничего подобного нет, кстати, ни в горгосархиве, ни в других наших музеях), свидетельствующих о том, как обращались фашисты с детьми, пойманными в Севастополе в облавах или добровольно отданными своими же родственниками в немецкий детдом.
Перво-наперво сошлемся на детские воспоминания двух жительниц осажденного Севастополя, А. Осиповой и М. Дробжевой, хранящихся в фондах Национального музея героической обороны и освобождения Севастополя. Вот что пишет А. Осипова: «…Когда вошли немцы в 1942 году, стало еще хуже, это со слов брата, а он прятался на Историческом бульваре в пещерах… Помню, как вели пленных по ул. Гоголя, очень больно было смотреть на них… Сестры мои, Люда и Люба—двойняшки, и бабушка с ними как-то ушла. А домой пришла одна. Когда я спросила, где, мол, Люба и Люда, бабушка ответила: «В городе есть детский дом. Я их определила, им там хорошо…» Я очень стала болеть от холода, и потом меня тоже отдали в этот же детский дом в октябре 1942 года.
Из детей помню Володю Котельникова, Нину Арепову, Машеньку Комогорцеву, Алешу Солодченко… Имена воспитателей не помню, но лица их не забуду. Помню, меня позвала Нина Арепова и сказала: «Посмотри в замочную скважину!» Я посмотрела и увидела страшную картину: лицомк стене стояла наша воспитательница, и вся спина ее была в кровавых подтеках… Она очень любила петь украинские песни. Вечером мы закрывали окна одеялами и пели, но однажды нам сказали: «Идите по домам, возьмите обувь, пальто, одеяла…»
Примерно в том же ключе, только более пространно—о русских нянечках, о том, как детей в апреле 1943 года немцы спешно увозили в Ак-Мечетский район, пишет в своей скудной исповеди и М. Дробжева. Довольно сумбурные воспоминания, но из них можно сделать кое-какие, в общем-то бесспорные умозаключения. Содержали детишек исключительно на первом этаже бывшего детсада. Кормить их, конечно, кормили, но так, чтобы не дать умереть от голода. С одеждой явно были проблемы. С русскоязычным персоналом обслуги детдома, увы, судя по всему, не церемонились и за провинности жестоко избивали…
Интересна, конечно, судьба этих детей. Сведения неоднозначны. Вот выписка (ксерокопия) из материалов о злодеяниях гитлеровцев в Севастополе, присланная из Израиля (лист 22): «Городской управой и немецкой комендатурой в апреле 1943 года были вывезены из Севастополя в Евпаторийский и Ак-Мечетский районы воспитанники детского дома на 30-35 человек, который располагался на ул. 7-го Ноября. Дальнейшая судьба их неизвестна».
В то же время на листе 12-м из того же израильского источника следует, что «германское командование распорядилось через городскую управу выявить всех детей-сирот до 12 лет… и предложило их «направить на отдых» в Евпаторийский район. Но вместо отдыха немцы устроили жестокую расправу, умертвив их».
Последнее свидетельство, однако, спорное, особенно, если его рассматривать в увязке с судьбой детей из детдома на ул. 7-го Ноября. Потому как по крайней мере из трех представленных редакции Н.Ф. Задорожной документов следует, что 30 апреля 1943 года обитатели указанного детского дома были вывезены в направлении Евпаторийского и Ак-Мечетского районов по железной дороге, в «телятниках». Затем их расселили по баракам, а через сутки местные жители стали разбирать ребят по домам. То есть, резюмируем, им не были уготованы ни гибель, ни ужасы концлагерей…
Казалось бы, многоточия в рассказео немецком детском доме, созданном осенью 1942 года на ул. 7-го Ноября в Севастополе, можно, в принципе, убирать.
Его нарекли цыпленком
Но буквально в канун празднования 65-й годовщины Великой Победы в редакцию обратился житель нашего города Анатолий Владимирович Петрович 1937 года рождения. Он попросил помочь ему узнать о судьбе воспитанников немецкого детского дома, которых немцы с августа 1942-го… содержали на 2-м этаже бывшего детсада по ул. 7-го Ноября.
Уже потом, после ознакомления с архивными данными, стало ясно, почему гость редакции делает особый акцент на… жизни и судьбах обитателей именно 2-го этажа упомянутого детского дома. Потому как сюда немцыпривозили далеко не обычных детей и исключительно мальчиков-сирот 5-7 лет. И об этом факте до сих пор, увы, молчат все наши местные и, кстати, израильские источники.
Воспоминания юного защитника Севастополя Анатолия Лебединского (его бабушка, Дарья Лебединская, из-за боязни за внука, который при регистрации в немецкой управе мог пострадать за отца, морского офицера В. Петровича,наказала мальчику называться фамилией матери) совершенно под новым углом высвечивают все обстоятельства создания и функционирования детдома на ул. 7-го Ноября.
В частности, оказывается, и у нас, в Севастополе, как и в Норвегии, Польше, на Буковине, скрытно, без особой популяризации, но с отменной дотошностью претворялись в жизнь расистские проекты пресловутого фашистского «селекционера» рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера («Мрачного Генриха»—так его в туалетах и на кухнях величали однопартийцы)…
О сути гитлеровских безумных расистских проектов ассимиляции порабощаемых народов мы расскажем чуть ниже. А сейчас устами не просто очевидца, а непосредственно «подопытного кролика» (да простит меня Анатолий Владимирович!) мы попробуем посвятить читателя в некие «пикантные» подробности содержания детей в оккупированном Севастополе (исключительно, кстати, мальчиков!) на втором этаже немецкого детдома на ул. 7-го Ноября.
…После прихода оккупантов в Севастополь родовое гнездо бабушки Анатолия, которому тогда шел 6-й год (то есть комната по ул. Ленина, 85), было разорено. Солдаты с бляхами на груди в считанные часы буквально опустошили жилища обитателей этого дома. Весь скарб увязывали и сбрасывали в огромную воронку во дворе (потрясающий факт: две бомбы-«пятисотки» попали в одно и то же место при налетах). Толя и бабушка (его мать погибла, отец воевал) буквально с узелками самого необходимого вынуждены были ютиться в сарае напротив. К слову, рядом, под зданием метеостанции, в период обороны юный Толик с такими же, как и он, малолетками при свете лампы из гильзы выдергивал из тюка протирочного материала, привозимого матросами, шерстяные нити, из которых бабушка затем вязала по военному заказу снайперские рукавицы—с дырочкой для пальца. У нее это знатно получалось!
Так вот, мальчишка после всего этого разора (в их доме спешно обустраивались помещения для городской жандармерии) страдал по самой банальной причине: ему показалось, что немцы все-таки забыли выбросить из чулана его любимую деревянную лошадку, подаренную отцом. Так хотелось вернуть ее!
…В один из августовских вечеров 1942 года Толик по знакомому всем пацанам в округе потайному ходу «просочился» за игрушкой на второй этаж бывшего своего родного дома… и тут же был схвачен за ухо обер-лейтенантом, начальником полевой жандармерии Севастополя Эрнстом Шреве. Через полчаса из мальца вытрясли сведения о местонахождении его бабушки и, не мешкая, направили с жандармом в большой полуразрушенный дом по ул. 7-го Ноября.
Так начался особый, как мы уже говорили, в роли «подопытного кролика» период в жизни севастопольского мальчишки Анатолия Лебединского (Петровича).
…Память этого человека поистине изумительная. Может быть, отчасти и потому, что и оборона, и оккупация, и все ужасы бомбежек, и ребячий трепет перед зверствами захватчиков в сознании юного мальчишки аккумулировались в некую капсулу на долгие-долгие годы…
Во всяком случае, детали и нюансы пребывания Толи Петровича в немецком детском доме потрясают своей точностью и полным соответствием антуражу гиммлеровской идеи онемечивания «избранных» из числа порабощенных народов Европы.
Что же ожидало юного Толика в детдоме? Оказывается, мальчик наилучшим образом подходил по всем меркам для участия в «эксперименте»: белоголовый, с большими голубыми глазами, с прекрасной памятью, он в течение часа был тщательно обследован «дядей доктором» в белом халате, надетом на черный мундир со знаками различия СС. Толю заставили сидеть неподвижно, пока «местный Менгеле» обмерял его головку циркулем.
Потом последовали осмотры груди, ног, рук. Кстати, особенно долго немецкий эскулап изучал нос… Затем мальчика переодели во фланелевые шортики ниже колен, выдали трусы, майку и курточку, постригли и препроводили в группу, где уже обитало 20-25 таких же блондинистых пацанов с правильными чертами лица.
Здесь стояли столы и стулья, никаких игрушек. А рядом, в дортуаре, у глухой стены аккуратно в ряд были выставлены легкие складные кроватки, занимающие минимум пространства. Кормили детей три раза в день. И очень даже щедро для обитателей полуголодного Севастополя: белые булочки, молочные каши, крупы пяти видов, а чаще всего потчевали тушеной свининой с капустой. Нередко к ним в гости приходил важный офицер в черной форме. Он доставал из мешка яблоки, вручал по одному каждому из ребятишек и тривиально-картинным жестом Гитлера трепал их по щеке… Спать ребята отправлялись строго в 10 часов вечера по свистку. Гулять им во дворе не разрешалось—на площадке 2-го этажа всегда стоял жандарм. Между тем они слышали голоса каких-то детей внизу, за углом здания. Общение с родственниками не поощрялось, да и мальчики сюда были доставлены в основном из контингента беспризорников.
Разумеется, кто-то им готовил еду, кто-то стирал белье. Но русских служащих к детям не допускали. С ними в основном общались фольксдойче Эльза Карловна, которая учила детей немецкому языку и музыке (в основном это были военные марши и приторные новогодние песенки мюнхенских бюргеров), и «дядя доктор», ежемесячно обмерявший их головы.
Что любопытно, воспитатели не ставили задачу первичного обучения этих детей грамоте на немецком языке, так сказать, с «чистого листа». Предмет или явление обозначались русскими словами, а затем шло методичное вдалбливание соответствующей немецкой транскрипции на слух. Каждому ребенку изначально было категорически приказано забыть свое русское имя. Следовало отзываться на клички, разумеется, на немецком языке. В группе были Гусенок, Утенок, Совенок и т.д. Толик получил персональное прозвище Цыпленок—«кюхельхель» (видимо, детское восприятие этого слова несколько имискажено. Правильное его написание—kuchken.—Авт.).
Что интересно, Эльза Карловна учила детей не только языку, музыке и рисованию. Преподавались и правила хорошего тона: как пользоваться столовыми приборами, как обращаться к взрослым, как вежливо вести беседу и т.д. Если ребенок допускал какое-либо явное непослушание, то его просто-напросто запирали на несколько часов одного в глухой пустой комнате, причем в ней стояли только стол и стул. Такие вот, согласитесь, просто сказочные для цепенеющего в оккупации Севастополя царили здесь порядки… И кто знает, как бы сложилась в дальнейшем судьба Толика Петровича, если бы не страстно любящая внука бабушка Дарья. Кто-то из нянечек этой «элитной» категории детдомовцев связался с ней 22 апреля 1943 г. и предупредил о том, что группу мальчиков до 1 мая спешно отправят в Германию для воспитания их в семьях «в немецком духе».
Бабушка Толи бессонной ночью не находила себе места. 23 апреля она пришла в детдом и добилась свидания с внуком. За короткие десять минут общения с мальчиком она наказала ему немедленно начать… заикаться и тупо коверкать те новые слова, которым его будет обучать Эльза Карловна. И что же? Толя рос смышленым севастопольским пацаном. Он наилучшим образом выполнил все «предписания» бабы Даши и, порционно отсидев часов двадцать в «чулашке», как между собой называли дети комнату для наказаний, был сбагрен с рук на руки вызванной жандармом бабушке. Судя по всему, немецкие власти выполнили некое тайное предписание из Берлина, и второй этаж немецкого детдома опустел к 30 апреля 1943 года. Как следует из документов, представленных в распоряжение редакции Н.Ф. Задорожной, 30 апреля в Евпаторийский и Ак-Мечетский районы были вывезены и дети первого этажа странного детского дома в Севастополе на ул. 7-го Ноября.
Почему «странного»? Вывод напрашивается один, хотя возможны и возражения, и иные интерпретации изложенных фактов. Для того, чтобы как-то не привлекать внимания к действиям экспериментаторов в лице Эльзы Карловны и «дяди доктора», руководитель Севастопольской айнзацгруппы СС принял гласное решение якобы учредить детдом, о чем, кстати, население было широко проинформировано. В геофизических научных разработках, к слову, существует такой термин «тематика прикрытия». Декларируется одно, но делается совсем другое—в расчете на конспирацию. Так и здесь. И совсем недаром «гласный детдом» был «свернут» 30 апреля 1943 года. Почему? А он оказался уже ненужным. Хотя оккупация Севастополя продолжалась еще целый год. Так что не надо искать кита в Днепре…
Проект «Источник жизни»
Что же стояло за действиями функционеров айнзацгрупп СС, то есть прямых исполнителей широкомасштабного нацистского проекта Lebensborn («Источник жизни»), подотчетного ведомству рейхсфюрера СС Г. Гиммлера? Эта акция была лишь звеном «глубокоэшелонированной» демографической политики Гитлера, которая с 1935 года ставила целью после полной победы фашизма воцарение в мире особо стерильной «нордической» расы, призванной с 2012 года вообще вытеснить всех обитателей Земли. Программа «Лебенсборн» и по сей день окутана тайной. Как говорится, в каждой избушке свои погремушки. Основная часть документов уничтожена, а в 1946 году в Нюрнберге с нацистов даже было снято обвинение в похищении с оккупированных территорий детей-сирот. А американцы, в чьей территориальной сфере влияния в поверженной Германии после войны располагалась штаб-квартира этой организации, вообще сочли ее цели… благотворительными.
В то же время широко известно пресловутое выражение Г. Гиммлера (1943 год): «Мне не интересна такая деталь, русские они или чехи, если эти люди могут дать достойное пополнение нашей крови. Если надо, мы выкрадем их детей и воспитаем их в нашей стране». Не зря так пекся о будущем этот матерый фашист. Рождаемость в Третьем рейхе была в начале войны с СССР на нуле плюс наличие огромного количества абортов в стране. Вот почему в целях нацифицирования севастопольских белоголовых мальчуганов в августе 1942 года был создан у нас особый детский приют; вот почему там «дядя доктор» по 47 параметрам с циркулем в руках определял чистоту отобранных в ходе облав «экземпляров» на предмет соответствия детей параметрам нордической расы.
Они не откликнутся…
…Сегодня—Международный день защиты детей. Сегодня—так уж совпало!—и день рождения нареченного фашистами Цыпленком севастопольского белоголового мальчика Анатолия Лебединского, который вообще-то славно пронес по жизни фамилию своего отца—флотского офицера, инженер-полковника Владимира Яковлевича Петровича, оборонявшего Севастополь.
От всей души поздравим же его сына, юного защитника Севастополя. Он счастливо сумел избежать, казалось бы, неминуемого отрыва от Родины и потери национального самосознания; в свое время, как и отец, начал карьеру морского офицера со службы матросом на крейсере «Дзержинский», окончил филиал «Дзержинки» в Царском Селе под Ленинградом; служил в «горячих точках». Капитан 2 ранга А.В. Петрович внес свою лепту как военный инженер в обеспечение всепогодными переносными электростанциями всего воинского контингента в Афганистане. Позади 36 лет беспорочной службы…
…Когда мы завершали с гостем редакции нашу беседу, естественно, встал такой вопрос: «А может быть, после публикации этой весьма загадочной и полной трагизма истории кто-нибудь из бывших обитателей той самой «нордической группы» из упомянутого выше немецкого детского дома все-таки откликнется?» Анатолий Владимирович потупил голову, тихо вздохнул и сказал: «Вряд ли. Если они и живы, то скорее всего—это добропорядочные немецкие бюргеры, у которых волею злого рока обрубленыродимые корни. Вот почему мне сегодня очень горько порой видеть на телеэкранах уперто марширующих под знаменами со свастикой наших, славянских, парней. Любого окраса нацизм должен быть обречен на гибель в самом своем зародыше…»
Почему-то в этой связи припомнился один слегка, правда, витиеватый турецкий афоризм: «Добро следует сеять, а зло—сажать…»
Сажать, а не высаживать…
_________________________________
