С последнего рубежа: судьбы защитников Севастополя, попавших в плен

Десятки тысяч солдат, брошенных своим командованием, сражались до последнего

Морская вода, скопившаяся в вырытой на берегу песчаной ямке, не такая горькая и ее легче пить. Если остался кусок сахара — его можно развести в ней и ненадолго спастись от жажды. Пресной воды нет, последние горсточки сухарей съедены, боеприпасы на исходе. Надежды на спасение тоже нет, впереди только скалы и море. От самого берега синеву воды будто перечеркивала темная полоса — волны подогнали к земле утонувших людей: это были те, кто пытался спастись, отправившись вплавь к катерам. Катер брал на борт около ста человек, и пришло их всего несколько, а на берегу скопились десятки тысяч… В начале июля 1942 года, ровно семьдесят лет назад, под Севастополем погибала брошенная на произвол судьбы армия, так долго защищавшая город.

Она сопротивлялась, совершая невозможные, немыслимо героические атаки, отвоевывая десятки и сотни метров земли, чтобы затем снова оказаться оттесненной туда, где заканчивалась севастопольская земля. Сотни бойцов пытались прорваться, зная, что в случае успеха останутся живы единицы; солдаты дрались врукопашную и бросались под гусеницы танков. Приказа прекратить оборону не было — и армия сопротивлялась.
Многочисленные книги об обороне Севастополя заканчиваются почти одинаково: к 4 июля сопротивление советских войск было окончательно подавлено, захвачено огромное количество пленных. Каждый из этих солдат много раз мог погибнуть: под пулями и бомбежками; будучи раненным, умереть от жажды или отсутствия медицинской помощи, застрелиться или броситься с обрыва, ведь в советской армии плен считался несмываемым позором. Но впереди их ждала такая участь, что живые могли завидовать погибшим товарищам.

Дорога через ад

Много лет спустя приходится благодарить неизвестного бюрократа одного из районных парткомитетов Симферополя, который в 1947 году отказался заверить подпись симферопольца Федора Грачева на характеристике, данной товарищу по немецкому лагерю. Дело в том, что в ней упоминался отчет о пребывании в лагере, составленный группой военнопленных, — все они защищали Севастополь. Бюрократ настаивал: принесите сам отчет, тогда и заверим подпись. Поэтому живший на Донбассе Адриан Шаптала выслал в Симферополь копию документа, которая и сохранилась в семье Грачевых. Возможно, где-то в архивах лежат ее сестры-близнецы, которые потребовались бывшим военнопленным как доказательство того, что и в нечеловеческих условиях лагеря они вели себя достойно и даже… создали подпольную группу.
Вот имена тех, кто стал ее ядром: Адриан Григорьевич Шаптала, Сергей Павлович Соловьев, Георгий Антонович Воловик, Михаил Маслов, Наум Семенович Рак, Федор Степанович Грачев, Николай Николаевич Омельченко. Все эти офицеры сражались на разных участках линии севастопольской обороны. Где именно, достоверно известно только о двух. Георгий Воловик оставил воспоминания, хранящиеся в фондах музея Черноморского флота в Севастополе, выдержки из них привел писатель Игорь Маношин в своей книге «Героическая трагедия: о последних днях обороны Севастополя». Позиции, на которых находился старший лейтенант Георгий Воловик, были между Херсонесским маяком и 35-й батареей. А капитан Федор Грачев оказался у самого Херсонесского маяка, 4 июля был там ранен и контужен. Если бы это произошло днем раньше, скорее всего, его не было бы в живых. Раненых укладывали внутри маяка, а позже и рядом с ним. 3 июля во время налета немецких самолетов именно там упала авиабомба весом тонну — и часть стены рухнула, погребя под собой сотни раненых.
Скорее всего, эти защитники Севастополя прошли через разные лагеря. Известно, что часть пленных, захваченных у Херсонесского маяка и района 35-й батареи, держали какое-то время в здании городской тюрьмы. Их не кормили, каждый день оттуда выносили тела умерших от голода. В лагере на горе Рудольфа пленных не кормили несколько суток, люди объедали виноградные листья, гибли от жажды и голода. Потом немцы установили нормы питания: стакан воды в сутки и двести граммов мяса павших лошадей. До полусотни пленных в день умирали от истощения и болезней, чуть ли не столько же гибли на минных полях, куда их гнали на «разминирование» немцы. В лагере у Георгиевского монастыря пленных поджигали и сбрасывали вниз с обрыва, морили голодом, загоняли в сараи, трамбуя людей так, что многие просто задыхались. Огромный лагерь, куда попадали защитники Севастополя, существовал в Бахчисарайском районе, на землях совхоза «Интернационал». На открытом участке, обнесенном колючей проволокой, много дней без воды и еды провели несколько тысяч человек, отсюда их гнали на Симферополь, пристреливая по дороге отстающих.
Через один из вариантов созданного фашистами ада пришлось пройти всем защитникам Севастополя, которых судьба свела в лагере №10458 — в захваченной немцами Чехии, на станции Небанитц Судетской области.

Лагерь №10458

Ничего своего у пленных не было, даже лагерная одежда им не принадлежала, немцы приказывали аккуратно снимать ее с умерших и сдавать по счету. Жидкая баланда из свеклы и кусок хлеба, наполовину состоящего из опилок, — вот такой была еда. И не все пленные смогли удержаться у той грани, за которой человек превращается в существо, борющееся только за существование. Находились те, кто предавал и продавал за лишнюю миску супа, бутерброд и даже окурки.
Работать пленным приходилось на железной дороге: они разгружали вагоны, ремонтировали пути. Отправляли их и на военный завод, который располагался недалеко от станции, в имении барона Мостау. «Кроме бесчеловечных побоев на работе, били по приходу с работы, по заявлению постов или мастера, сажали в карцер, лишали пайка хлеба и супа, заставляли во время обеда всей команды стоять по команде «смирно». Излюбленным издевательством была экзекуция группы, комнаты барака или всей команды. Зимой, в 22 градуса мороза, наливали воды в цементированный чан, приказывали всем раздеться и совершенно нагими выйти из комнаты, пройти по всему лагерю к чану, вымыться в холодной воде и вернуться в противоположный барак. Эта процедура сопровождалась побоями. В окна помещения вахты наблюдали за этой процедурой немецкие фрау, которых специально приглашал к себе унтер посмотреть на раздетых русских пленных, доведенных до исключительного истощения», — из «Отчета о работе подпольной коммунистической организации военнопленных рабочей команды №10458». Среди ночи пленных могли поднять «для занятий физкультурой», приказав ползти по грязи в одном белье по-пластунски, «поощряя» отстающих побоями. Наказывали за криво надетый головной убор, кривизну строя, подозрение в саботаже, найденный узелок с сахаром…
И все-таки защитники Севастополя решили сопротивляться. В декабре 1942 года подобрался костяк будущей подпольной организации — люди, которые могли доверять друг другу, и отныне они действовали вместе. Каждый знал, что теперь его шансы погибнуть увеличились многократно, — не то что донос, но малейшее подозрение, неосторожное слово могли стать смертельной угрозой.
Организацию возглавил Адриан Шаптала, его помощниками стали Сергей Соловьев и Георгий Воловик, командиром одной из боевых групп назначили Федора Грачева. Кстати, в мирной жизни он работал в райфинотделе, в лагере ему пришлось стать… портным. Для связи между бараками понадобился человек, разрешалось более или менее свободно передвигаться по территории портным, поэтому бывший финансист, сносно орудовавший иголкой, объявил администрации, что умеет шить.

Возвращение к жизни

Что можно было сделать, находясь за колючей проволокой и выходя на работу под конвоем? Уговаривать товарищей, имевших нужные для немцев профессии, например, радистов, телеграфистов, не «объявляться», не польститься на усиленный паек и облегченный режим. Уничтожать и портить инструменты, вскрывать тайком вагоны, выносить и прятать продукты из них. Агитировать против вербовки в Русскую освободительную армию, а в лагерь приезжали власовцы и представители казачьих добровольных отрядов, обещая предателям золотые горы. Сообщать куцые, но такие важные для пленных сведения о положении на фронте. В этом помогал один из работников станции Мартин Цубер. Иногда он оставлял в условленном месте немецкие газеты, делая пометки на сводках с фронта, чтобы пленные понимали, насколько те правдивы.
После Сталинградской битвы в лагере произошли перемены, рабочую силу хоть немного, но стали беречь — уже не было такого притока пленных с востока. Им даже стали… платить мизерную зарплату: сначала по 5 марок в месяц, потом, уже в 1944 году, по 14. И в лагере ввели партийные членские взносы. Из общей кассы брали деньги на хлеб и табак для больных и ослабевших.
Весной 1945 года в лагере услышали фронт — сюда уже доносилась канонада артиллерии, начались налеты авиации союзников. Теперь пленные больше всего боялись не дожить до освобождения, не вернуться домой. Командиры боевых групп собирали сведения об укреплениях вокруг лагеря, пытались выяснить, какой может быть судьба собранных здесь людей. 15 апреля в лагере была объявлена эвакуация.
Пункт назначения, куда должны были попасть пленные, вызывал содрогание — Дахау. Там людей могло ждать только уничтожение. Но союзники наступали, и после нескольких неудачных попыток провести пленных в Южную Баварию колонну завернули на территорию Чехии. На ночь останавливались в деревнях — и пленные впервые за несколько лет смогли поесть досыта, местные жители несли им продукты, конвой даже не препятствовал этому. 5 мая прошел слух, что мимо вечером или ночью будут двигаться части СС и не исключена возможность расправы с военнопленными. Но ночь прошла спокойно. Утром несколько вооруженных людей в гражданской одежде с автоматами проникли во двор, где держали пленных. Этого было достаточно, чтобы обезоружить немецкую охрану. Освободители, местные жители, посоветовали пленным разбегаться, некоторые последовали этому совету. А севастопольцы повели «похудевшую» до 300 человек колонну и в тот же день вышли в расположение англо-американских войск.
Домой они попали не сразу, их ждали уже другие лагеря — советские фильтрационные. Оттуда они впервые послали весточки семьям: живы, здоровы, скоро будем. А ведь на кого-то пришли похоронки, о ком-то сообщили: пропал без вести под Севастополем. Вряд ли легче было жить с этой неизвестностью, с отчаянием, сменявшимся надеждой. Жены и матери десятков тысяч защитников Севастополя так и не дождались их, и до сих пор там, где проходила линия обороны, на последних ее рубежах находят останки безымянных бойцов.
Спавшие в одном бараке, ходившие плечом к плечу под конвоем пленные рабочей команды 10458 не потерялись и после войны, разъехавшись в Симферополь, Одесскую, Донецкую, Саратовскую области, Днепропетровск, Астрахань, Мордовию — всего в 60 разных городов и сел. Писали друг другу, счастливчиками называли тех, у кого уцелела семья, ведь жен порой отнимали не только бомбежки, обстрелы и болезни. «Жены (приводятся фамилии 4 человек — Н.Я.) ушли замуж, — писал Федору Грачеву Адриан Шаптала. — Правда, жена Ж. не ушла. Но имеет ребенка, муж к ней не поехал. И таких, как предполагали мы, очень много. Жалко Р. Помнишь, как он любил жену и как много рассказывал про нее. Счастливы мы с тобой, что жены нас ждали и дождались».
Люди, прошедшие через фашистские лагеря, умели радоваться голодной, трудной, но мирной жизни. Один восстановился в армейском звании и через несколько лет ушел в запас, работал военруком в школе. Другой трудился аккумуляторщиком на заводе. Третий — на обувной фабрике, четвертый вернулся к науке, от которой оторвала война, и стал профессором… Кто-то прожил всего несколько месяцев после освобождения, умер от истощения и болезней. Одного бывшего военнопленного настигла нелепая смерть: возвращался домой из фильтрационного лагеря — и погиб, выпив с попутчиками древесного спирта, его товарища по лагерю в госпиталь довезли, но что с ним было дальше, неизвестно.
В начале июля 1942 года немцы, взяв Севастополь, рапортовали о захвате около 100 тыс. советских солдат. Историки разных стран цифры называли другие — от 90 до 115 тысяч человек. И кто тогда из этих людей, преданных и брошенных командованием, надеялся выжить? Они шли под дулами автоматов от своего последнего рубежа, оставляя за спиной погибших товарищей, через развалины города, который так долго и отчаянно защищали.

Фото (Виктор Темин, ГАРФ): Севастополь, 1942 г.

Наталья Дрёмова, главный редактор «Аргументов и фактов-Крым».