Долгие годы имя уроженца Севастополя, первого военного летчика России Станислава Дорожинского если и упоминалось, то мельком. В годы перестройки завеса тайны, окружавшая этого замечательного человека, приоткрылась, однако и поныне история его жизни полна загадок и недомолвок.
Во всех справочниках можно прочесть, что 29 сентября (16-го по старому стилю) 1910 года лейтенант Станислав Дорожинский совершил первый в истории российского Военно-морского флота полет, пилотируя французский аэроплан «Антуанетт».
Однако петербургский журнал «Библиотека воздухоплавания» в августе 1910 года сообщил: «В Севастополе на днях удачно совершил пробный полет на аэроплане «Блерио» пилот Дорожинский». В следующем номере журнала читателей ждало новое известие: «В Севастополе лейтенант Дорожинский на днях совершил полет на аэроплане морского ведомства «Антуанетт». Продержавшись на высоте пятидесяти метров около пяти минут, пилот плавно опустился на землю».
Так на каком же аэроплане Станислав Дорожинский совершил свой исторический полет? Может быть, он был вовсе не первым, кто поднялся в крымское небо?
Невзгоды вегетарианца
Станислав Фаддеевич Дорожинский родился 6 октября 1879 года в Севастополе, в доме, который располагался примерно в том месте, где сейчас находится сквер перед зданием штаба Черноморского флота РФ. Его отец Фаддей Дорожинский был потомственным дворянином и весьма состоятельным человеком. Воспитание Станислава было поручено гувернеру-англичанину, под руководством которого юноша в совершенстве овладел тремя европейскими языками и получил хорошее образование. Однако воспитатель, будучи вегетарианцем, имел неосторожность повести впечатлительного ученика на бойню, после чего Станислав Дорожинский на всю жизнь приобрел отвращение к мясу. Зато он вместе с наставником с удовольствием копался в земле, выращивая фрукты и овощи.
Но для дворянина это занятие считалось недостойным, а потому юного отрока определили на учебу в петербургский Морской корпус. Там он категорически отказался от мясных блюд, имел по этому поводу много взысканий и даже сидел в карцере, однако в 1901 году все же был выпущен из Морского корпуса мичманом и определен на эскадренный броненосец «Синоп». Приверженность к вегетарианской пище сослужила ему дурную службу и на броненосце. В то время как его товарищи по Морскому корпусу уже были произведены в лейтенанты, Дорожинский продолжал ходить в мичманах, хотя офицером был исполнительным и знающим. В апреле 1904 года его даже перевели служить на транспорт «Казбек», а это означало, что его карьера на флоте складывалась крайне неудачно.
Но кто знает, если бы Станислав Дорожинский продолжал служить на броненосце и успешно продвигался в чинах, то, может быть, сегодня о нем никто бы и не вспомнил. В том же 1904 году мичман Дорожинский решил резко изменить свою судьбу и подал рапорт о зачислении его на курсы обучения в учебном воздухоплавательном парке военного ведомства. Видимо, среди моряков было немного охотников променять корабль на крайне ненадежные аэростаты и воздушные шары, а потому просьба Дорожинского была удовлетворена.
По окончании учебы в декабре 1905 года он был назначен начальником воздухоплавательной части крейсера «Русь». Одновременно ему было присвоено звание лейтенанта. Однако к тому времени все принадлежности для воздухоплавания, которые были на крейсере, пришли в негодность, а деньги на их ремонт не выделялись, так как судно было переведено в резерв. В октябре 1906 года крейсер и вовсе был продан в Германию на слом.
Дорожинский вновь оказался не у дел. Он уже начал подумывать об отставке и даже, по некоторым сведениям, посещал лекции на юридическом факультете Петербургского университета, но отказался от этой идеи, продолжив службу на линейном корабле «Святой Пантелеймон» и на транспорте «Березина».
Когда Станислав Дорожинский окончательно махнул на себя рукой, судьба наконец-то ему улыбнулась. Начальник службы связи Черного моря капитан 2-го ранга Вячеслав Кедрин, будучи энтузиастом авиации, обратился к командованию с просьбой предоставить средства на приобретение за границей аэроплана. Рапорт положили бы под сукно, однако 25 июля 1909 авиатор Луи Блерио перелетел пролив Ла-Манш на моноплане «Блерио-XI» с трехцилиндровым двигателем мощностью 25 л/с, по поводу чего весь Петербург гудел как улей. Морской министр, опасаясь, что его обвинят в косности, дал согласие на покупку аэроплана. Начали подбирать кандидатуру пилота — требовался бывалый моряк, имеющий опыт воздухоплавания и знающий иностранные языки. Лучшей кандидатуры, чем Дорожинский, не нашлось.
Почему не улетел в Одессу?
В сентябре 1909 года, согласно предписанию начальника действующего флота Черного моря, лейтенант Дорожинский был командирован в Париж, на фирму «Антуанетт», для обучения летному делу и приобретения двухместного аэроплана для нужд флота. Одновременно севастопольский аэроклуб, руководил которым все тот же В. Кедрин, поручил Дорожинскому привезти легкий моноплан «Блерио-XI», деньги на покупку которого дали великий князь Александр Михайлович (2400 рублей) и банкир Поляков (1200 рублей). В июле 1910 года Станислав Дорожинский завершил обучение в авиационной школе и получил диплом пилота-авиатора под №125. Он стал пятым по счету дипломированным летчиком России и первым военным летчиком.
Вскоре он привез в Севастополь два аэроплана — «Антуанетт» и «Блерио». Для первого в Крыму аэродрома был выбран плац Брестского пехотного полка на Лагерном (Куликовом) поле. Видимо, первый полет Дорожинский все же совершил на моноплане «Блерио-XI» и лишь через несколько дней поднял в небо аэроплан «Антуанетт», причем с пассажиром на борту. Этим пассажиром, как нетрудно догадаться, был Вячеслав Кедрин.
Иногда высказывается мнение, что пилотом Дорожинский был плохим. К этому мнению склонялись жители Севастополя, которые ожидали, что он слетает в Одессу или, чего уж скромничать, в Стамбул, заткнув за пояс хваленого Блерио. Однако, полетав над морем, он, к всеобщему разочарованию, неизменно возвращался на аэродром. Более того, когда в ноябре 1910 года в Севастополе открылась офицерская школа отдела воздушного флота, все ожидали, что ее возглавит лейтенант Дорожинский. Велико же было удивление, когда инструктором школы назначили знаменитого авиатора Михаила Ефимова, а Дорожинский стал всего лишь слушателем.
Чем же он, спрашивается, занимался во Франции, причем за казенный счет? Обывателям было невдомек, что каждый полет на аэроплане в ту пору был сопряжен со смертельным риском, а перелеты на большие дистанции почти всегда заканчивались плачевно. Например, в июле 1911 года состоялся перелет Петербург — Москва, в котором приняли участие девять авиаторов. До пункта назначения долетел лишь один. Отважный Сергей Уточкин перед взлетом заявил: «Лечу в Москву чай пить!», но под Новгородом у его «Фармана» на куски разлетелся пропеллер. Летчик чудом остался жив, отделавшись множеством переломов.
К тому же аэроплан «Антуанетт» был куплен вовсе не для рекордных перелетов, а для нужд флота. Предполагалось, что он будет обеспечивать разведку и связь между кораблями. Но куда же ему садиться, не на палубу же? Значит, нужно поставить аэроплан на поплавки, чтобы он мог взлетать с воды и садиться на воду, после чего его можно будет поднять на борт. Именно над решением этой задачи и работал Дорожинский.
К сожалению, все попытки заставить «Антуанетт» взлететь с воды оказались безуспешными. Выяснилось, что конструкция аэроплана не позволяет это сделать. Но на флоте решили, что дело в другом — Дорожинский плохо летает. Начальник школы отдела авиации воздушного флота подполковник С. Одинцов в январе 1912 года писал морскому министру: «Близко зная всех летчиков морского ведомства, считаю, что ни поручик Комаров, совершенно не умеющий летать, ни лейтенант Дорожинский, слабо летающий, ни поручик Стаховский, также не имеющий достаточно опытности, не могут быть назначены начальниками отрядов».
Кедрин и Дорожинский были вынуждены отправиться во Францию, где несколько фирм работали над созданием гидропланов. Среди всех моделей они выбрали гидроплан системы «Вуазен-Канар», который, впрочем, еще только проходил летные испытания. Дорожинский принял в них участие, первым из российских летчиков взлетев с воды. Но во время очередного испытания произошла катастрофа, летчик остался жив, но вынужден был три месяца лечиться в госпитале.
Тем временем гидроплан был доставлен в Севастополь. Первый полет на этом аппарате состоялся 11 мая 1912 года. Управлял гидропланом «не имеющий достаточно опытности» поручик И. Стаховский. Вскоре морское ведомство признало необходимость переоборудования транспортных судов в авианесущие корабли. На Черном море появились два таких корабля — «Николай І» и «Александр І». Каждое из судов несло на себе до восьми гидропланов.
«Впредь до увольнения в отставку»
Мечта Станислава Дорожинского сбылась, но дорогой ценой. Морской агент в Париже капитан 1 ранга В. Карцев сообщал в Петербург о самочувствии летчика: «Последнее падение (по общему числу совершенных им со смертельной опасностью третье) не повлияло на твердость духа, но оставило следы на его теле: рука плохо повинуется, голова временами болит и бок ноет».
После возвращения в Россию Дорожинский был приглашен в Зимний дворец, где император вручил ему нагрудный знак почета из платины, изготовленный ювелиром Фаберже в единственном экземпляре. Так как о дальнейших полетах нельзя было и мечтать, Станиславу Дорожинскому предложили занять тихую штабную должность, однако он отказался. В 1912 году командующий морскими силами Черного моря вице-адмирал А. Эбергард удовлетворил прошение офицера и откомандировал его в кронштадтский учебный отряд подводного плавания. После годичного курса Дорожинский был внесен в список офицеров подводного флота. Тогда же ему было присвоено звание старшего лейтенанта.
Некоторое время Дорожинский служил на подлодке «Карась», но с началом Первой мировой войны был вновь переведен в морскую авиацию. Воевал он, судя по всему, отважно, так как был награжден орденом Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом, а также был представлен к званию капитана 2-го ранга. В 1916 году Дорожинский служил начальником Ботнического воздушного района службы связи Балтийского моря, а с начала 1917 года командовал 2-й воздушной бригадой Балтийского флота, которая базировалась в Ревеле.
Все шло к тому, что в отставку легендарный моряк и авиатор ушел бы в звании адмирала, но судьба распорядилась иначе. После Октябрьской революции Дорожинский был уволен со службы. Каким-то чудом он добрался до Севастополя, где находились его жена и дочь. Решив, что служба царю и Отечеству завершена, Станислав Фаддеевич принялся с увлечением выращивать овощи, но в июне 1919 года был призван в белую армию. Должного энтузиазма он не проявил, а потому был назначен на незаметную должность начальника севастопольского депо морских карт. Через три месяца, сославшись на плохое здоровье, Дорожинский ушел в «бессрочный отпуск, впредь до увольнения в отставку». В 1920 году, не дожидаясь разгрома врангелевской армии, он вместе с семьей покинул Россию.
К тому времени ему уже было 40 лет, о том, чтобы служить в авиации или на флоте, не могло быть и речи, так как не позволяло здоровье, а гражданской специальности Станислав Фаддеевич не имел. Он попробовал найти работу в Варшаве, однако это ему не удалось.
Приехав во Францию, Дорожинский с помощью друзей из числа французских авиаторов приобрел бросовый участок земли на границе с Испанией. К делу капитан 2-го ранга подошел основательно — он, несмотря на возраст, поступил в сельскохозяйственный колледж и получил диплом агронома. Вскоре ферма Дорожинского напоминала цветущий рай. Оказалось, что работа на земле — это его призвание, все, что он сажал, росло как на дрожжах. Может, потому судьба и была к нему так несправедлива, что он в юности изменил своему призванию?
Рассказывают, на своей ферме Дорожинский не резал скот, даже куры-несушки умирали у него естественной смертью. Более того, он принимал больных и увечных мулов, лошадей, собак, коз, выхаживал их и зачислял на пожизненное содержание. Самое удивительное, что при этом ферма давала неплохой доход. Во всяком случае, Дорожинский находил возможность поддерживать своего друга — художника Константина Коровина. На этой ферме Станислав Фаддеевич прожил вторую половину жизни, которая была тихой и спокойной. Наверное, лишь иногда, видя летящие в небе самолеты, он с грустью вспоминал свою бурную молодость и родной Крым. Скончался великий авиатор в 1961 году и был похоронен в Ницце, вдали от своего Отечества.
