Старушка попросила сломать сарайчик за домом. Самой не под силу: и домик, в котором жил еще ее дед, и все дворовые постройки сделаны были крепко, на совесть. Ребята взяли ломики и отправились к сараю, притулившемуся у скалы. Поднажали, посыпалась труха, рухнула задняя деревянная стенка, и появилась… кирпичная кладка. Кирпич в скале? Еще несколько ударов – и открылся туннель, в самом начале которого сгрудилась старинная мебель и такой же древний рассохшийся рояль.
– Вот это клад! – выдохнули бабушкины помощники.
– Ой, сыночки, не надо мне этого ничего! – закричала бабуся. – Еще кто-нибудь узнает, позарится и из-за этого барахла голову мне снесет! Заложите дыру, пусть будет, как было!
Посовещавшись, решили, что “клад” замуровал кто-то из старушкиных предков – может, чтобы сберечь вещи во время немецкой оккупации, а может, еще раньше – в Гражданскую войну. Ребята прошли немного по тоннелю – конца-края ходу не было видно. Эх, жаль – так и не узнали, что там дальше! И дыру замуровали.
Что возникло раньше?
Этот рассказ я услышала от непосредственного участника приключения. Каюсь, вначале приняла все за обычную байку, которыми севастопольцы потчуют охочих до экзотики туристов. Но тут как раз мы проезжали мимо неприметного бетонного сооружения с надписью “Шиномонтаж”, и собеседник поинтересовался: “Знаете, что там раньше было? Одно из военных укрепсооружений.
От него тянулся длиннейший подземный ход. Не знаю, как его определили под автомастерскую, но это даже хорошо: не лазят там искатели приключений!” И как после этого не поверить в “мебельный клад”?
Про подземный Севастополь написано много. В основном – самая завлекательная для читателя смесь из гипотез и догадок, щедро пересыпанных легендами. И все-таки, какой он, таинственный “андеграунд” города?
– Я с этим столкнулся совершенно случайно, – вспоминает сотрудник контрольно-спасательной службы Севастополя Александр Уласевич. – Как-то мой начальник уронил в колодец свои часы. Я туда спустился. Колодец бутылкообразной формы, воды там было немного – где-то по пояс, и отходили в четыре стороны арыки. Я даже смог немножко пройти по одному из них. Вышел в другой колодец. Не знаю, к какому времени эти сооружения относятся. Такие колодцы есть на севастопольских окраинах. Кое-где даже находят керамические трубы. От некоторых колодцев начинаются подземные ходы.
Тайны инкерманских штолен
Полку подземелий прибывало все время, пока город строился. Крымская война 1854 года – сколько было создано минных галерей и подземных коммуникаций! А сколько построили подземных коммуникаций в царское время – многие из них существуют и сегодня. Кое-где обрушились, а что-то – как вчера построили. Знаменитые инкерманские штольни, откуда когда-то добывался известняк, стали использовать под склады боеприпасов, вооружения. В предвоенные годы некоторые штольни превратили в склады шампанского.
С 1941 года, как только начались регулярные бомбежки города, под землю переместились госпитали, детские сады, школы. В 27 огромных тоннелях размещалось большое количество боеприпасов. В штольни в поисках убежища приходили жители разрушенных домов. Когда в Севастополь вошли фашисты, штольни взорвали. Прикрывающая их скала рухнула на тоннели, обрушив своды ходов и похоронив под собой содержимое штолен.
Несколько раз мне приходилось в газетных публикациях читать о том, что перед взрывом не успели эвакуировать все население подземного города. Под глыбами якобы остались тяжелораненые и часть медперсонала размещавшегося в штольнях госпиталя. Нет, это не так. Еще живы люди, которые жили там. Всего несколько лет назад умер человек, непосредственно участвовавший в подготовке взрыва. Он утверждал: успели эвакуировать всех.
– По-моему, это правда, – говорит Александр. – В этих штольнях наша КСС неоднократно проводила спасательные операции, поэтому приходилось туда спускаться. Останков людей мы не находили. Койки железные иногда встречаются. Машины. Разрушенные станки, дизель-генератор. Залы, заваленные снарядами. Приходилось ползти прямо по ним. Мы, собственно, так и ориентируемся: сейчас будет грузовик-полуторка, потом снаряды, затем – авиабомба. Лежит там такая дура здоровенная – где-то около тонны весит. Говорят, что в крайней штольне еще есть довоенное шампанское. Во всяком случае, сразу после войны люди еще спускались и доставали его. Но тоннели, где хранилось вино, основательно завалены обломками, поэтому вряд ли за прошедшие почти шестьдесят лет что-то сохранилось.
Не было места опаснее и привлекательнее для мальчишек, чем только что освобожденный Севастополь. Входы в различные подземные коммуникации были практически по всему городу. Старожилы припоминают, как часами и днями пропадали в подземных ходах, многие из которых сейчас засыпаны. А может быть, о них просто забыли? Вот какая история произошла в восьмидесятых годах.
В те времена милиция время от времени проводила облавы на бомжей (совсем уж неподходящий контингент для закрытого города, каким тогда был Севастополь). И вдруг стали попадаться бродяги, похожие друг на друга, как родные братья. Одежда новенькая, одинаковая. Смахивает на какую-то форму. Долго не могли узнать, где они эту одежду берут и откуда все новые и новые “одинаковые” бомжи берутся. Однако выяснили. В послевоенные годы, нанося на карты уцелевшие и восстановленные подземелья, военные потеряли… бомбоубежище. Небольшое, но хорошо оборудованное: койки, запасы одежды, перевязочных материалов. Бомжи там и поселились. По праву первооткрывателей.
Подземелья минувшей войны
Есть места, где прогулки рискованны. И не только потому, что там можно обнаружить снаряды и неразорвавшиеся бомбы времен Великой Отечественной войны.
…Это мыс Херсонес. Тридцать пятую береговую батарею начали сооружать здесь еще в 1916 году. Тогда были вырыты котлованы для орудий, но революция несколько сместила планы по укреплению этого района. Только через девять лет работы возобновились, и в 1928 году батарею, как говорится, “ввели в строй”.
Отсюда летом 1942 отходили последние корабли, переполненные защитниками Севастополя. Тем, кому не хватило места на кораблях, рассчитывать было не на что. Боеприпасы закончились, дан приказ взорвать батарею. Несколько ходов-потерн выходили к берегу моря. После взрыва именно там сгрудились люди. Немцы продолжали наступать.
Комиссар 35-й батареи Виктор Ефимович Иванов вспоминал:
“Взрывы оказались страшной силы: один, затем второй… Третьим была взорвана силовая станция.
После взрыва батареи в потернах, набитых до предела людьми, наступила темнота. …Я прокричал в темноту: <Электрики, мотористы-дизелисты есть?” Отозвалось несколько голосов. Мы прошли, пробираясь бочком сквозь плотную людскую массу, метров пятьдесят. А дальше – железная дверь к силовой станции. Попробовали открыть ее – не поддается. Но едва открыли – газ потоком хлынул в потерну. Люди, стоявшие сзади, сразу подались к выходу, который находился над обрывистым берегом на высоте около семи метров. Веревочного трапа не было, летели с высоты вниз на камни. Там, на берегу, свист бомб, снарядов, женские голоса, крики о помощи (санитарки, медсестры, наверное). Ад кромешный! Ни раньше, ни потом я такого не испытывал>.
…Здесь уже давно нет ничего, чем могли бы поживиться “черные поисковики”: ни остатков оружия, ни уцелевшей амуниции. Однако разрытые воронки от бомб усеяны костями: здесь были шакалы. Те шакалы, которые на двух ногах и вооружены щупами и лопатами. Все очень просто: бои здесь были страшные. Лето. Убитых не хоронили – стаскивали в воронки и чуть присыпали землей. Поэтому каждая найденная воронка – почти наверняка братская могила. Мародеров не очень интересует немудреное солдатское хозяйство – ложка, скажем, с нацарапанной фамилией или заржавевший портсигар. Они охотятся за немецкими опознавательными жетонами. Да и “сувениры” у этих останков могут быть побогаче.
– С этих башен есть спуск вниз, – Александр подводит нас к внушающему почтение сооружению. – Они ведут к тоннелям, имеющим выход на берегу. Народ сюда лазит постоянно. Здесь, кстати, несколько лет назад произошел жуткий случай. Мы работали по вызову – доставали тело утопленника. Еще та была задача: поднять тело снизу. Берег здесь очень сложный и коварный: все время осыпается. Высота – метров шесть, и подобраться к нужному месту было очень сложно. Спускались через потерну батареи, через выход. А там, у выхода, народ закрепил веревочку и по ней спускался к морю. И все время, пока мы работали, люди не прекращали забираться в потерну. Я стоял внизу. И вдруг какой-то парень начал подниматься по веревке, почти уже добрался до
металлического трапа, но вдруг сорвался и упал почти рядом со мной… Насмерть разбился, конечно.
Каковы, интересно, шансы любопытствующего туриста вернуться целым и невредимым с прогулки по разрушенным ходам батареи? Я, во всяком случае, пройдя несколько шагов в темноту центрального входа, вполне могла бы (для начала) сломать ногу. После подрыва батареи возникли большие провалы, ведущие в нижние этажи. Их не всегда видно под нагромождениями камней.
Правый коридор ведет в казарменые помещения. Чуть дальше начинается сеть коридоров.
– Можно сюда пройти! – предлагает Саша Уласевич. – Я только посмотрю, нет ли где новых провалов.
Он сворачивает в длинный тоннель и светит фонариком под ноги: “Сейчас-сейчас… Где-то он здесь был…”
Интересуюсь, что он там ищет, и, к своему ужасу, слышу:
– Тут где-то снаряд лежит. Здоровенный!
О боже! Ничего себе – достопримечательность! Мне как-то уже не хочется поворачивать в эту сторону, тем более, что идти придется мимо снаряда. Дорога вперед чернеет провалами, кое-где из стен прорывается наружу ржавая арматура.
– Тут люди не пропадали? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Все может быть! – философски отвечает Саша. – Пошел, скажем, человек погулять, никому не сказал – куда, провалился… Ну и так далее. Каждый же уверен, что он – особенный, самый умный и осторожный, с ним ничего не случится!
Еще несколько шагов в загадочно чернеющее подземелье – и я уже не уверена ни в собственном уме, ни в осторожности. Хотя Саша и утверждает, что здесь еще можно спокойно идти. Туда, где требуется специальное снаряжение и где все держится “на честном слове”, он не поведет. И все-таки пойдемте-ка назад!
Наталья Якимова
Источник: Крымское время
