На следующий день я собирался уехать из Ялты, но рано утром ко мне пришел сенатор Г.В. Глинка¹ и сообщил, что главнокомандующий поручил ему составить немедленно предварительную комиссию для выработки основных положений земельной реформы с тем, чтобы таковые были ему представлены в трехдневный срок. Нескольких членов этой комиссии, в том числе и меня, указал ему сам Врангель, предоставив пополнить ее другими лицами по его усмотрению. Ввиду того, что Врангель категорически настаивал на срочности работы, он решил назначить заседание комиссии немедленно, на следующий день, и просил меня указать ему лиц, участие которых в комиссии я считал бы существенно важным.

Я был поставлен в довольно затруднительное положение. Патентованных специалистов-“аграрников” в Крыму совсем не было, а созывать вообще “общественных деятелей” для такой предварительной комиссионной работы не было смысла. Кроме того, я знал наверное, что некоторые из них и не захотят принять участие в комиссии без разрешения партийных комитетов. Поэтому, согласившись за себя, я вызвал в комиссию еще лишь одного из членов губернской земской управы.

Итак, Врангель, с увлечением читавший мне накануне проект радикальной земельной реформы, крайне спешил с ее проведением в жизнь. Но кто были те люди, которым он поручил это важное дело?

Вот как восстановляется в моей памяти список участников этой первой комиссии: 1) Г.В. Глинка — человек, довольно известный своими консервативными взглядами с несколько славянофильским оттенком. Оппортунист, готовый пойти довольно далеко в земельном радикализме, но через силу, вопреки своим взглядам и симпатиям; 2) личный приятель Врангеля генерал Левашов, председатель союза землевладельцев на юге России, решительный противник земельной реформы; 3) бывший таврический губернатор, недавно избранный председателем правой Ялтинской думы, граф Апраксин, тоже противник реформы; 4) крымский землевладелец и принципиальный сторонник крупного землевладения, бывший министр правительства генерала Сулькевича B.C. Налбандов; 5) бывший товарищ министра земледелия при царском правительстве П.П. Зубовский, аккуратный и деятельный чиновник, более других склонный к “уступкам”, но не боевой и всегда готовый примкнуть к большинству; 6) бывший уполномоченный по землеустройству в Таврической губернии Шлейфер; 7) молодой ученый экономист К.О. Зайцев. Возможно, что были и еще два-три члена комиссии, но я их не помню.

Могло казаться, что такой состав был нарочно подобран Врангелем, чтобы погубить затеянное им же дело. Я, однако, совершенно уверен (и это подтвердилось в дальнейшем ходе дела), что тут никакого коварства не было, а было простое легкомыслие, связанное с весьма упрощенным, военным пониманием формулы о “левой политике правыми руками” в том смысле, что кому угодно и что угодно можно приказать — и будет исполнено.

В данном случае он отчасти был прав. Дальнейшее показало, что Г.В. Глинка, сделав неудачную попытку, выражаясь большевистским языком, “саботировать” земельную реформу, в конце концов, по приказанию Врангеля был один из авторов довольно радикального аграрного закона и в качестве министра земледелия руководил работами по введению его в жизнь. Тогда, однако, в Ялте, в наскоро сколоченной комиссии, группа “саботажников” еще действовала стойко и сплоченно.

Три дня, с утра до вечера, сидели мы в номере гостиницы “Россия”, стараясь договориться об основах земельного законодательства. Но договориться не могли. Большинство членов комиссии решительно отвергали принцип принудительного отчуждения и сводили “реформу” к содействию крестьянам в покупке земель у помещиков.

Мы с К.О. Зайцевым отказались подписать тезисы, выработанные большинством, и подали отдельные мнения.

Через несколько дней в Симферополе мне позвонил по телефону губернатор и просил дать ему добрый совет: он только что получил от Врангеля уведомление, что через три дня в Симферополе соберется комиссия по земельному вопросу, в которую ему предложено пригласить по два представителя от крестьян каждого из пяти уездов Крыма. Это последнее обстоятельство ставило губернатора в крайне затруднительное положение: как в самом деле устроить выборы от крестьян в трехдневный срок?

Я, конечно, никакого разумного совета подать не мог, и мы решили обратиться по телефону в уездные управы, предоставив им действовать по своему усмотрению.

В условленный день в губернаторском доме начались заседания комиссии, в которую и я получил приглашение. Эта комиссия была многочисленнее ялтинской, но состав ее был приблизительно такой же. Члены ялтинской комиссии были все налицо и составляли главную активную ее часть. Комиссия была пополнена еще несколькими местными землевладельцами и чиновниками. Из “представителей” крестьян явились только трое, Бог весть по какому признаку избранные уездными земскими управами.

Симферопольская комиссия оказалась несколько радикальнее ялтинской. Очевидно, Глинка получил инструкцию от Врангеля сдвинуть земельный вопрос с мертвой точки. Его поддерживали чиновники. Правую оппозицию возглавлял B.C. Налбандов, а мы с К.О. Зайцевым явились оппозицией слева. Комиссия приняла целый ряд положений, ограничивавших право землевладения определенным максимумом владения, причем крупным землевладельцам предлагалось продать свои земельные излишки в двух- или трехлетний срок, после которого наступал момент принудительного отчуждения.

Мелкие подробности этого законопроекта я теперь забыл.

Только помню, что B.C. Налбандову удалось ввести в него целый ряд оговорок, направленных к тому, чтобы замедлить осуществление реформы и “обезвредить” ее для землевладельцев.

Намерения большинства были совершенно ясны: считаясь с обстоятельствами, провозгласить реформу, но осуществление ее отложить на возможно долгий срок, а там — видно будет. Они надеялись, что если

Врангелю удастся победить большевиков и силою штыков утвердить свою власть в России, то вопрос о земельной реформе можно будет снять с очереди, и все останется по-старому.

Что касается меня, то, как и в ялтинской комиссии, я настаивал на немедленном принудительном отчуждении от землевладельцев арендных земель и закреплении их за арендаторами там, где, как в Крыму, не было захватов, а там, где захваты произошли, — на санкционировании их с закреплением земель за’ фактическими их владельцами.

Когда на голосование был поставлен вопрос о принудительном отчуждении земель, то за немедленное их отчуждение из всей комиссии голосовал я один…

Крестьяне молчали. Один из них — волостной старшина — досидел до конца и, поддерживая меня в кулуарных разговорах, в заседаниях голосовал с “начальством”. Другие двое уехали до решительных голосований. Мне очень хорошо запомнился один из них, кряжистый хозяйственный мужик. После одного из заседаний комиссии, в котором обсуждался вопрос об ограничении права покупки земель, он мне говорил с негодованием: “Вишь ты, говорили, что хотят крестьянам земли прибавить, а тут выходит, что нашему брату больше двухсот десятин и купить нельзя будет. Это что же еще за порядок господа выдумывают? Ну их совсем!..” И он уехал домой в полном убеждении, что был в комиссии, поставившей себе задачей ограничить крестьян в их законных правах на расширение своего землевладения.

Комиссия разъехалась, выработав законопроект, все параграфы которого с ссылками на отмену и применение действовавших статей закона были тщательно проредактированы опытной рукой П.П. Зубовского и снабжены весьма подробными мотивами, как это делалось в доброе старое время в канцелярии Государственного совета.

К журналу комиссии я приложил свое особое мнение.

А председатель комиссии Г.В. Глинка в интервью с представителями прессы заявил, что о широкой аграрной реформе нет речи. <Речь идет об устройстве скорой и выгодной покупки “вечными” арендаторами-землеробами необходимых им земельных участков. Если бы, -говорил он, — явились вместо простого устройства арендаторов требования всеобщего раздела и безвозмездного отчуждения, то комиссии не стоило бы и создавать. Такого митингового вздора мы имеем и в печати и в советах достаточно>.

Считая, что земельная реформа похоронена окончательно, я занялся своими текущими земскими делами, и когда через несколько дней снова получил телеграмму от Врангеля с приглашением в новое заседание земельной комиссии в Севастополь, то уже решил больше в ней участия не принимать.

Оказалось, что на этот раз дело сдвинулось с мертвой точки. В Севастополе при покровительстве Врангеля образовался “Крестьянский союз”², во главе которого стал некто Б., кажется, из деятелей кооперации, человек, как мне казалось, довольно сумбурный, но энергичный и, по-видимому, искренний и порядочный. В союз вошло несколько бежавших из Украины зажиточных крестьян и каким-то образом оказавшийся в Крыму известный лидер трудовиков I Думы, потом сотрудник “Нового времени” и, наконец, один из злосчастных деятелей неудачного корниловского выступления А.Ф. Аладьин³. Он щеголял в форме английского офицера, говорил трескучие фразы и хвастал своим мнимым влиянием на Врангеля, намекая при этом, что, став во главе “Крестьянского союза”, он заставит Врангеля плясать под свою дудку. Если же Врангель ему не подчинится, то…

Вот этот “Крестьянский союз” подал Врангелю свой проект земельной реформы. Говорят, что Врангель, получив законопроект нашей комиссии, пришел в большое раздражение, распушил Глинку за саботаж его предначертаний и велел ему созвать срочно новую комиссию для составления законопроекта на основании предположений “Крестьянского союза”.

Кто входил в эту третью комиссию, мне неизвестно. Кажется, на этот раз обошлось без приглашения землевладельцев⁴.

С помощью неутомимого П.П. Зубовского Г.В. Глинка в порядке чрезвычайной спешности составил новый законопроект, противоположный всему тому, что автор отстаивал в руководимых им ялтинской и симферопольской комиссиях. Законопроект был утвержден Врангелем, и в Крыму, а затем и в освобожденных от большевиков частях Северной Таврии земельная реформа стала проводиться в жизнь.

Когда через несколько дней, приехав по делам в Севастополь, я зашел к генералу Врангелю, он встретил меня с торжествующей улыбкой.

— Я прочел ваше особое мнение, — сказал он мне, — и могу поделиться с вами приятной для вас новостью: вчера я подписал земельный закон, который еще гораздо левее того, что вы писали в особом мнении.

Считая меня “очень левым”, он, по-видимому, думал, что я лишь по политическим соображениям высказываю умеренные взгляды и что для меня чем левее, тем лучше.

Впрочем, чрезмерной левизны в новом земельном законе и не было. Он был не слишком прав или лев, а слишком сложен, приспособлен для мирного времени, а не для периода гражданской войны.

Все-таки я придавал ему, как попытке, хотя и запоздавшей, круто повернуть руль политики южнорусской власти в земельном вопросе, большое значение. Я глубоко убежден и сейчас, что, если бы земельный закон, хотя бы в том виде, в каком он был издан генералом Врангелем 25 мая 1920 года, был издан генералом Деникиным 25 мая 1918 года, результаты гражданской войны были бы совсем другие.

Если без земельного закона в атмосфере ненависти всей крестьянской массы Добровольческая армия при помощи английских пушек и танков докатилась до Орла и Брянска, то с земельным законом, который привлек бы крестьянские массы на ее сторону, она, наверное, дошла бы до Москвы.

Земельный закон Врангеля мало кому известен, а потому я считаю нужным изложить здесь основные его положения.

Первым параграфом закона устанавливается, что <всякое владение землею, независимо от того, на каком праве оно основано (тут, конечно, подразумевается, хотя из деликатности не провозглашается, и “право захвата”), подлежит охране правительственной власти от всякого захвата и насилия. Все земельные угодия остаются во владении обрабатывающих их или пользующихся ими хозяев> впредь до изменений, производимых в порядке, предусмотренном законом.

Второй параграф устанавливает, какие из захваченных крестьянами земель подлежат безусловному возвращению прежним владельцам. Сюда входят: надельные земли, купленные через Крестьянский банк, отруба и хутора, возникшие по землеустроительным законам, церковные наделы и вакуфы, земли, принадлежащие опытным, ученым и учебным учреждениям и, наконец, усадебные, огородные и находящиеся под особо ценными специальными культурами земли. Из земель общего сельскохозяйственного значения прежним владельцам подлежат возврату лишь участки, своим размером не превышающие максимальных норм землевладения, которые устанавливаются правительством по представлению уездных земских советов. Все остальные земли в каждой волости передаются в распоряжение волостных земельных советов, которые распределяют их между обрабатывающими землю земледельцами, получающими ее в полную личную собственность.

Преимущественные права по приобретению земель в собственность предоставляются “воинам, находящимся в рядах войск, борющихся за восстановление государственности, и их семействам”.

Волостные советы избираются волостными земскими сходами, членами которых состоят: 1) все сельские старосты, 2) выборные от сельских обществ и земельных товариществ по одному от десяти дворов, 3) все частные владельцы, независимо от размера владения, 4) представители от церковных и казенных земель и от земель, принадлежащих разным учреждениям.

Уездные советы, к которым восходят жалобы на действия волостных советов и которые призваны устанавливать нормы землевладения в уезде, состоят под председательством особого, назначенного правительством уездного посредника по земельным делам, из председателя уездной земской управы, мирового судьи по назначению мирового съезда, представителя от ведомства финансов и представителей волостных советов, по одному из каждого.

Законом предусматривалась передача функций волостных земельных советов волостным земствам, как только таковые будут созданы на основании имеющего быть изданным закона.

“Впредь до укрепления за новыми владельцами земельных участков” они обязаны ежегодно вносить в государственный фонд выкуп зерном. “Полной оплатой стоимости каждой десятины удобной земли признается сдача в государственный запас хлеба в зерне преобладающего в данной местности посева, в размере пятикратного среднего за последние 10 лет урожая этого хлеба с одной казенной десятины”.

Эти взносы производятся в течение 25 лет равными частями.

Вопрос о том, как государство будет расплачиваться с прежними собственниками земли, подлежал дальнейшей разработке, но, насколько мне помнится, соответствующий закон так и не был издан.

Таковы в основных чертах главные положения врангелевского закона о земле. Можно отнестись с большой критикой к тем или иным его недостаткам. Можно его считать недостаточно или слишком радикальным, но нельзя отрицать, что он являл собой решительный поворот в земельной политике южнорусской власти, которая стала искать опоры в крестьянстве, преимущественно в средних и зажиточных его слоях.

Немедленно во все уезды Крыма, а затем и в Мелитопольский уезд после отступления из него большевиков были назначены посредники по земельным делам, под руководством которых вновь избранные волостные советы приступили к работам по регистрации земель и установлению максимальных норм землевладения⁵.

Мне не пришлось непосредственно наблюдать этой работы, но я должен констатировать по сведениям, которые до меня доходили, что в общем земельная реформа была встречена крестьянами сочувственно, и имя Врангеля быстро приобрело среди них большую популярность. Около трети крестьянского населения Крыма состояло из безземельных “скопщиков” и арендаторов, давнишняя мечта которых — получить в собственность обрабатываемую ими землю — наконец осуществилась. Конечно, вопрос о выкупе несколько беспокоил крестьян. Нужно сказать, что выкупные платежи действительно были исчислены слишком высоко, ибо одна пятая урожая с десятины превращалась при трехпольной системе в три десятых с десятины посева, а при распространенной в Крыму залежной системе — в половину, а то и более.

В это время рыночная стоимость земли была крайне низка. Земля являлась, пожалуй, самым дешевым товаром, и я знаю целый ряд случаев покупки земли в Крыму за бесценок. Это обстоятельство крайне благоприятствовало проведению земельной реформы. Однако правительство Врангеля, порожденное правыми кругами, не могло не пойти им навстречу хотя бы в вопросе о цене за отчуждаемую у помещиков землю. Требование “справедливой”, не рыночной, оценки земель, некогда выдвигавшееся партией народной свободы в интересах крестьян, теперь проводилось в жизнь в интересах помещиков.

Само собой разумеется, что радикальная земельная реформа, как психологическое средство, сильно пострадала от высоких исчислений выкупных платежей, что послужило поводом для усиленной агитации против всего земельного закона. Однако крестьяне надеялись, что, получив землю на законном основании, они уже ее не лишатся, а выкупные платежи ведь могут быть рассрочены (что предусматривалось и в законе), а то и совсем отменены “по манифесту”.

Примечания

1. Глинка Григорий Вячеславович (7-1934) — тайный советник, в 1908-1915 гг. — начальник Переселенческого управления, товарищ главноуправляющего землеустройством и земледелием, активно проводил аграрную реформу П.А. Столыпина, с 1915 г. — главноуполномоченный по снабжению армии продовольствием, с 1916 г. — член Правительствующего Сената. С июня 1920 г. — начальник Управления земледелия и землеустройства, в ноябре 1920 г. с остатками Русской армии генерала П.Н. Врангеля эвакуировался из Крыма в Турцию.

2. “Всероссийский крестьянский союз” возник в 1905 г. на волне революционного подъема, организаторами его были лидеры мелкобуржуазной демократии, либеральные народники, примыкавшие к эсерам. Союз выражал революционные настроения крестьянства и отстаивал его интересы. В 1906 г., подвергнувшись репрессиям царского правительства, прекратил свою деятельность. Был воссоздан в марте 1917 г., организационно эволюционировал в сторону политической партии. Лидеры его удерживали крестьян от революционного захвата помещичьих земель, поддерживали Временное правительство. В 1918 г. на почве роста недовольства зажиточной верхушки деревни и середняков земельной и продовольственной политикой Советской власти деятельность союза активизировалась и приняла антибольшевистскую направленность. В 1919 г. в Сибири и на Украине деятели союза пытались организовать союз как политическую партию и наладить сотрудничество с правительствами А.В. Колчака и А.И. Деникина. В апреле 1920 г. из Украины в Крым прибыла большая делегация союза, которая благосклонно была принята генералом П.Н. Врангелем, увидевшим в союзе средство привлечения крестьян к поддержке Русской армии. На состоявшемся съезде союза, на котором присутствовали также делегаты из Центра России и Сибири, было принято решение содействовать земельной реформе правительства П.Н. Врангеля и перенести в Крым руководящие органы союза. Руководителями “Всероссийского крестьянского союза” в Крыму были А.Ф. Аладьин и В .Я. Уланов.

3. Аладьин Алексей Федорович (1873-?) — из крестьян Симбирской губернии, в середине 90-х гг. учился сначала на медицинском, затем на естественном факультете Казанского университета, принимал участие в работе нелегальных революционных кружков, был арестован за пропаганду среди рабочих и исключен из университета, после 9-месячного тюремного заключения эмигрировал в 1896 г. и прожил за границей 9 лет. Во время революции 1905 г. был амнистирован и вернулся в Россию, был избран депутатом I Государственной думы от крестьянской курии Симбирской губернии и вошел в Трудовую группу, став одним из лидеров трудовиков. После разгона думы эмигрировал, возвратился в Россию после Февральской революции. Выступил как участник и идеолог корниловского мятежа. Один из лидеров “Всероссийского крестьянского союза”. В ноябре 1920 г. эвакуировался из Крыма вместе с остатками Русской армии.

4. Третья комиссия не созывалась. П.Н. Врангель, поняв, что в комиссиях его план земельной реформы будет потоплен испытанным бюрократическим способом, в начале мая (старого стиля) приказал Г.В. Глинке самому составить проект на основе предложений “Всероссийского крестьянского союза”. 18 (31) мая разработанные Г.В. Глинкой проекты закона о земле и закона о волостном земстве были представлены на рассмотрение Совета при главкоме ВСЮР и утверждены под нажимом П.Н. Врангеля без постатейного обсуждения. 20 мая (2 июня) в Севастополь из Парижа прибыл приглашенный П.Н. Врангелем А.В. Кривошеин. Ознакомившись с проектами, он нашел их несовершенными; по его предложению, закону о земле была придана форма приказа главкома, посреднические земельные комиссии, на которых возлагалось проведение реформы, были названы “советами”, учитывая выросшие симпатии крестьян к этой форме народовластия, а закон о волостном земстве был оставлен на доработку. “Приказ о земле” был обнародован 25 мая (7 июня) одновременно с переходом Русской армии в наступление, дабы максимально использовать его пропагандистский эффект, создав у крестьян впечатление, что “армия несет крестьянам землю на штыках”.

5. Установленные “земельными советами” нормы помещичьего землевладения по уездам Таврической губернии колебались от 150 до 600 десятин, крестьянского -от 60 до 150 десятин, что составляло обычные в Таврии размеры зажиточных хозяйств.