Судьба этого человека, если смотреть без идеологических шор (“белых” или “красных” – не важно) поразительна! Он командовал полком в том возрасте, в котором наши современные дети получают паспорта. Он погиб на фронте Великой Отечественной войны в качестве боевого командира в то время, когда другие писатели с именами отправлялись в эвакуацию или служили фронтовыми корреспондентами. Он – единственный из наших писателей создал произведение, которое не просто было прочитано детьми, но породило реальное общественное движение среди подростков, назвавших себя “тимуровцами”. Так, сегодня поклонники романов Толкиена называют себя “толкиенистами” – другие времена, другие нравы, другие “тимуровцы”…
Но даже не это главное. Загадка личности Гайдара в том, каким образом этот прирожденный воин, принимавший участие в самой кровавой в истории России Гражданской войне, унесшей миллионы жизней и той, и другой воюющей стороны, мог написать произведение такой лирической глубины, как “Голубая чашка”? Можно не знать о жизни Гайдара, но не влюбиться безоговорочно в автора (именно в автора!) этой чистой и трогательной истории любви взрослых людей и детского соучастия в любви взрослых родителей, решительно невозможно! Невозможно не задохнуться от восторга, прочитав первые строки повести “Школа”: “Городок наш Арзамас был тихий, весь в садах, огороженных ветхими заборами. В тех садах росло великое множество “родительской вишни”, яблок-скороспелок, терновника и красных пионов”. Потому что здесь все дышит не кровавой революцией, а глубинной Россией, которую такой же знали писатели совсем другого идеологического “фронта” – Бунин, Шмелев, Зайцев…
А “Судьба барабанщика”? Да разве это вещь о “шпионах” и “бандитах”, обманувших советского подростка, в конце концов оказавшегося все-таки бдительным и взявшегося за пистолет? Нет, конечно! Это повесть о мальчике, который мечтал стать мичманом и уплыть далеко-далеко, в неизвестные дали, подальше от всех этих “шпионов” и “бандитов”, а заодно – этого бдительного государства. Это великий подростковый “роман-путешествие”, такой же, как “Гекльберри Финн” Марка Твена. Там тоже, если помните, мальчик остался без родителей и куда-то все время плывет (только на плоту, а не на прекрасном корабле, но какая, в сущности, разница?), и его тоже окружают взрослые мошенники, Король и Герцог, а другие взрослые идиоты стреляют друг в друга, одержимые своей “американской мечтой”. Но обмануть детскую душу невозможно, как невозможно провести Бога. И правы остаются все-таки мальчики с детской мудростью, а не взрослые, со взрослыми глупостями. Вот о чем эта повесть.
Тем не менее о жизни Аркадия Гайдара существует много мрачных мифов и легенд. В связи с этим накопилось немало вопросов, которые мы задали Борису Николаевичу Камову – педагогу, публицисту, биографу Гайдара. За книгу “Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров” он удостоен премии Артема Боровика за 2010 год.
– Правда ли, что Аркадий Голиков (будущий Аркадий Гайдар) был родом из дворян?
– Наполовину. Мать, Наталья Аркадьевна, принадлежала к древнему (300 лет!), но бедному дворянскому роду. Отец, Петр Исидорович, был сыном крепостного. Все мужчины в семье матери выбирали военную службу.
– Это верно, что в 14 лет он командовал полком?
– Неверно. Аркадий Петрович Голиков родился в 1904 году. До конца 1918 года учился в пятом классе Арзамасского реального училища. В конце того же года стал адъютантом командира местного рабочего батальона. Внезапно командира назначили командующим войсками по охране всех железных дорог Советской Республики. Аркадий остался при нем адъютантом, начальником узла связи. Уехал в Москву.
В 1919-м окончил Киевские командные курсы и в 15 лет стал командиром роты. Полк ему доверили в 16 лет после получения второго военного образования в школе “Выстрел”. Во время учебы преподаватели из бывших офицеров обнаружили у юноши полководческие способности. Полученный будущим писателем полк насчитывал 4000 человек. Голиков испугался такой ответственности и просил должность пониже. В ответ его… послали в Тамбовскую губернию. Там он вскоре стал начальником боевого района. В его подчинении оказались 6000 человек.
– Владимир Солоухин в книге “Соленое озеро” писал, что на Тамбовщине проявилась его “кровавая жестокость”.
– При этом не привел ни одного документа. В своей книге я показал: Солоухин приписывал Голикову преступные деяния других командиров. К 1921 году были истощены силы как мятежников, так и федеральной власти. Командование Тамбовской губернии во главе с М. Н. Тухачевским не могло договориться с восставшими крестьянами о добровольной сдаче. И вот к прославленному полководцу приехал семнадцатилетний комполка Голиков, гражданское образование которого составляло пять незаконченных классов. Он заявил командующему, что условия сдачи пленных, изложенные в его приказе N 130 от 12 мая 1921 года, неправильные. Приказ обещал, что добровольно сдавшимся бандитам смертная казнь не угрожает, а ждет всего лишь… тюремное заключение на срок до пяти лет.
– Что же вы предлагаете? – вежливо спросил командующий. Он был очень воспитанным человеком.
– Если человек вышел из леса, сдал винтовку, нужно записать его имя и отпустить домой.
Тухачевский предложение принял. Спустя некоторое время в расположение штаба Аркадия Голикова явилось и сложило оружие более 6000 мятежников. Об этом есть документы. Думаю, что в тот момент будущий писатель помнил, что он – внук крепостного.
– Солоухин также писал, что Голиков крайне жестоко вел себя в Хакасии…
– Тоже неправда. После завершения Тамбовской кампании состоялись награждения. Командиры и бойцы получали из рук Тухачевского оружие с золотыми монограммами, золотые карманные часы и даже золотые портсигары. Голикову из этого ювелирного богатства не досталось ничего. Но Тухачевский приехал в расположение штаба Голикова, принял парад гарнизона, пообедал из солдатского котла и сообщил об уникальной награде для Голикова. Его направляли учиться в Москву, в Академию Генерального штаба. 17-летних абитуриентов, которые имели бы боевой опыт, два ранения и два военных образования, академия еще не знала.
Когда Голиков уже находился в Москве и готовился к сдаче экзаменов, сложилась тяжелая обстановка в Хакасии, в Красноярской губернии. Там с 1920 года действовал отряд под командой местного казака Ивана Соловьева. Отряд невелик, но пользовался поддержкой хакасов и был неуловимым. Губернское руководство попросило у Москвы 1500 бойцов. Столичное начальство решило, что Красноярску просто не хватает умной головы. И отправило туда Голикова. ОДНОГО. Его послали в Хакасию не в качестве палача, а “как умеющего договариваться с местным населением”.
Сибирское начальство возненавидело посланца Москвы, обиженное тем, что столица для решения всех местных проблем прислала мальчишку. Его назначили начальником боевого района, где не было ни телефонной связи с Москвой, ни телеграфа. К нему приставили трех фельдъегерей, которые привозили приказы от начальства и увозили донесения. Один чекист непременно оставался с начальником боерайона круглые сутки.
Прямой начальник Голикова – Кудрявцев – регулярно писал на него доносы в губернское ГПУ. Доносы сохранились. Когда их набралось слишком много, Голикова отозвали в Красноярск. Здесь уголовные дела на него завели сразу четыре ведомства: ЧОН, ГПУ, прокуратура 5-й армии и контрольная комиссия при Енисейском губернском комитете партии… Каждая инстанция вела самостоятельное расследование. Обвинений типа: “Зачем вы бросали детей в колодцы?”, или: “Для чего вы утопили несколько сотен хакасов в Соленом озере?”, в папках просто не было. Обсуждались вопросы: почему он “не заплатил за шесть овец, взятых у жителей?”. Еще его подозревали в… сотрудничестве с Соловьевым. Обвинения в “геноциде хакасского народа” возникли спустя лишь 70 лет.
Тем не менее злодейские, людоедские факты, приведенные Солоухиным, подтвердились. Были и массовые расстрелы, и групповые утопления в озерах (по 100 человек!). В книге Солоухина только одна неточность. Преступления были совершены другими должностными лицами. Причем за полтора-два года до появления Голикова в Хакасии. Никакой “кровавой идеологии” у него никогда не было. Его письма с войны родным, особенно отцу, полны нежности.
На самом деле Голиков в Хакасии распорядился судьбой всего лишь трех захваченных разведчиков Соловьева. Они дали согласие сотрудничать с командиром, но в боевой обстановке обманули его.
– Чем завершились уголовные дела?
– Он был оправдан всеми четырьмя инстанциями, доказав свою полную невиновность – и это в 18 лет, без адвокатов! Потом купил билет и уехал в Москву снова поступать в Академию Генштаба. И вот здесь обнаружилось, что он болен. Четыре одновременных расследования не прошли даром. Его военная карьера оборвалась.
– Его уволили из армии?
– Не сразу. Им заинтересовался тогдашний министр обороны Михаил Васильевич Фрунзе. Два с лишним года Голиков продолжал получать жалованье командира полка, по тем временам значительное, и все виды лечения. Но полного выздоровления не произошло.
– Это правда, что после Хакасии он стал психически больным человеком?
– Он никогда не был психически болен. На самом деле в 1919 году во время боя взрывной волной его сорвало с седла. Упал он плохо – на спину. Получил сильную контузию головы. При спокойной жизни последствия падения могли не давать о себе знать долго. На войне болезнь заявила о себе через три года.
У него был обнаружен травматический невроз. Это не разрушение мозга, а периодическое нарушение кровоснабжения его клеток. Такие сбои способны приводить к кратковременным нарушениям поведения, но как только снабжение кислородом восстанавливается, человек до следующего приступа абсолютно здоров. Психика и способности не страдают. Сравните повесть “РВС” с “Чуком и Геком”. Его дарование с годами только совершенствовалось.
– Гайдар-писатель был успешным советским автором? Слугой партии? Часто шел на компромиссы?
– Классические портреты улыбающегося Гайдара породили мнение о его ничем не омраченной жизни. О “пригретости властью”. На самом деле судьба писателя была полна драматизма. До последних лет, будучи знаменитым, он оставался натуральным бомжем, не имея своего угла и рабочего стола. Жил и работал в домах творчества, пионерском лагере “Артек”, уезжал на родину в Арзамас, ютился у друзей, снимал дачу в поселке Кунцево. Только в 1938 году Союз писателей выделил Аркадию Петровичу комнату в коммуналке в Большом Казенном переулке.
Печатался он много, но тогда существовала регрессивная система оплаты. Чем чаще выходило произведение, тем меньше был гонорар. Оплата могла опуститься до 5% от первоначальной. Когда Аркадий Петрович должен был получать орден, его жена Дора Матвеевна весь вечер штопала знаменитую гимнастерку. Идти в Кремль больше было не в чем.
Начиная с 1935 года, за исключением рассказа “Чук и Гек”, у Гайдара не вышло в свет ни одного произведения, которое не подверглось бы остервенелой критике. Когда в 1935 году была опубликована повесть “Военная тайна”, его обвинили в “идейных шатаниях”. В шести номерах журнала “Детская литература” регулярно выходили подборки статей против повести. Писатель попал в больницу.
Когда вышла “Голубая чашка”, тот же самый журнал встретил ее в штыки. Новая дискуссия продолжалась три с половиной года. Итогом стал запрет на дальнейшее печатание рассказа, наложенный наркомом просвещения Н. К. Крупской. При жизни Гайдара “Голубая чашка” больше ни разу не публиковалась.
После появления первых глав “Судьбы барабанщика” в “Пионерской правде” повесть была запрещена, ее набор рассыпан. Тут же был издан циркуляр. Все книги писателя в школах и библиотеках были собраны, вывезены и сожжены. В 1938-м Аркадий Петрович ждал ареста. Спасло его чудо. По давно составленному списку вместе с другими писателями он был награжден орденом, а список визировал сам Сталин. Все обвинения мгновенно отпали, книги Гайдара были заново отпечатаны громадными тиражами. Впервые, на короткий срок, он сделался состоятельным человеком.
История повторилась, когда “Пионерка” напечатала первые главы “Тимура и его команды”. Мгновенно был послан донос. Повесть была запрещена. Писателя обвинили в попытке подменить деятельность пионерской организации им. В. И. Ленина подпольным детским движением. Повесть, Гайдара, редакцию “Пионерской правды” и отдел печати ЦК ВЛКСМ спасло высшее партийное руководство, которому стал известен скандал. Рукопись повести положили на стол Самому. Вождю история о Тимуре и его команде понравилась. Криминала он не нашел.
Кстати, в его произведениях и даже пубицистике мы ни разу не встретим имени Сталина, которому славословили весьма уважаемые мастера советской литературы.
– Конец жизни Гайдара покрыт мраком… Он ведь погиб в начале войны? Кажется, не было ни одного именитого писателя, который бы отправился именно воевать, а не только фронтовым корреспондентом.
– Первое заявление с просьбой направить на фронт Гайдар подал 23 июня 1941-го. Военкомат отказал, как инвалиду Гражданской войны. Тогда Аркадий Петрович заявил ( но уже в редакции “Комсомолки”), что хочет попасть в район боевых действий в качестве корреспондента. Когда же он появился на передовой, под Киевом, всем стало очевидно, что он приехал воевать.
Вместе с бойцами комбата И.Н. Прудникова он ходил в немецкий тыл за “языками”, подымался в атаку и в одном бою вынес из-под огня самого Прудникова, который потерял сознание от контузии. Перед падением Киева Гайдару предложили место в самолете, который улетал в Москву. Аркадий Петрович отказался. “Почему?” “Стыдно!” Сталин и Буденный бросили под Киевом лучшую тогда 600-тысячную армию. Но это были его читатели. Гайдар не нашел для себя возможным тоже их кинуть.
Находясь в глубоком немецком тылу, Гайдар услышал, что под деревней Семеновка в лесу собралось 3000 или даже 4000 бойцов. Он проник в лес и застал уныние, близкое к отчаянию. Не было продуктов, бинтов, не хватало даже воды. Но главное: никто не представлял, что делать дальше? В соседнем селе Гайдар отыскал комсомольцев. Те приехали на подводах и увезли часть раненых. После этого он стал искать в лесу людей, которым знакомы эти места, и нашел покалеченного капитана-сапера по фамилии Рябоконь. Тот разъяснил, как выйти из леса и куда безопасно двигаться. Вместе с летчиком-истребителем, полковником А.Д. Орловым, они сформировали три штурмовые колонны и с боем вырвались из леса, вышли к болотам, а там начали расходиться мелкими группами. В ту ночь Гайдару и Орлову удалось спасти более 3000 человек.
Вскоре группа окруженцев во главе с Гайдаром и Орловым нашла партизанский отряд. Лагерь и отряд оказались ненадежными. Орлов с частью бойцов и командиров направился к линии фронта, пришел к нашим и провоевал до конца войны. Гайдар идти с Орловым отказался…
Он задумал создать свой партизанский отряд, но уже армейского типа. Сегодня очевидно, что у бывшего командира полка Голикова-Гайдара была реальная возможность создать партизанское соединение раньше будущих дважды Героев Сидора Ковпака и Алексея Федорова. Оставалось только запастись провиантом на дорогу в Черниговские леса.
Утром 26 октября 1941года Гайдар с четырьмя товарищами возвращался с продуктовой базы во временный лагерь. Не доходя, сделали привал. Гайдар вызвался зайти к знакомому путевому обходчику попросить хлеба или картошки. Для этого поднялся на высокую железнодорожную насыпь и увидел засаду.
Оставалась возможность спастись. Для этого нужно было всего лишь рывком пересечь одноколейную насыпь. Гитлеровцы были готовы позволить партизану, который стоял на возвышении, уйти. Немцам были нужны “языки”, а не трупы. Гайдар имел возможность совершить любое действие, но только одно.
– Ребята, немцы! – крикнул он.
Раздалась пулеметная очередь. Гайдар погиб, а четверо товарищей остались живы. Судьба двоих мне лично неизвестна. Лейтенант Сергей Абрамов, который сопровождал Гайдара 26-го числа, стал позднее главным подрывником у Ковпака. Другой лейтенант, Василий Скрыпник, дошел до Берлина.
П. Басинский. “Российская газета”
