Имя Николая Михайловича еще при жизни обросло многими легендами и байками. О поэзии Рубцова спорят с таким жаром, словно решают самые насущные вопросы мироздания. Одни критики возводят его в статус «Ангела родины», другие при одном только упоминании испытывают приступ удушающей ярости. Между тем, пока литературоведы озабочены «концепцией творчества», стихи Рубцова необъяснимым образом живут в народе. Под них плачут и смеются. Их любят и поют. И это факт.
Поэзия, исполненная внутренней музыки, могла родиться только из поющего сердца. В раннем детстве в доме Николая Рубцова нередко звучали народные песни. Александра Михайловна, мать Рубцова, пела в церковном хоре. Коле было всего шесть лет, когда он остался совершенно один. В стихотворении «Детство» описан этот страшный и тяжелый момент:
Мать умерла.
Отец ушел на фронт.
Соседка злая
Не дает проходу.
Я смутно помню
Утро похорон
И за окошком
Скудную природу…
Осенью 1942 года Колю определяют в Красковский детский дом, а вскоре его переводят в детский дом села Никольское Тотемского района Вологодской области.
Бесприютность и скитания Николай Рубцов будет испытывать всю жизнь… Первое собственное жилье, однокомнатную квартиру в Вологде, ему дадут в 1969 году, когда поэту исполнилось 33, за два года до трагической гибели.
До этого были Тотьма (учеба в Тотемском лесотехническом техникуме), Архангельск (два года работал кочегаром на тралфлоте треста «Севрыба»), Ленинград, армейская служба на Северном флоте, снова Ленинград (работа на Кировском заводе). С 1962 года – новый жизненный и творческий этап: учеба в Литературном институте им. М. Горького в Москве.
Первый поэтический сборник Н. Рубцова «Волны и скалы» в количестве пяти экземпляров издал Борис Тайгин. Постепенно появляются и другие книги: «Лирика», «Звезда полей», «Душа хранит», «Сосен шум».
Люди, которые общались с поэтом, в первую очередь, отмечают его доброту и скромность, умение видеть удивительную красоту даже в простых пейзажах. Еще современники вспоминают: «Было что-то неуловимо трагическое, нездешнее в облике Рубцова, в его жизни…». При этом художественные образы стихотворений наполнены светом и чистотой, они передают сокровенную тайну и красоту окружающего мира. Сквозь временное, повседневное, поэт чувствует и постигает вечное. Как ему это удавалось?
Из воспоминаний Эдуарда Крылова:
«В первые дни учебы мы часто собирались в одной из комнат общежития и нередко всю ночь напролет читали по кругу свои стихи. <…> Немного послушав, Рубцов простодушно удивился:
– Разве это – стихи?
– Тогда давай свои, – предложил кто-то.
Он сел и стал монотонно читать «Фиалки». Но с каждой новой строкой голос звучал все звонче, выразительней, пока не превратился в то, что называется «криком души». Впечатление было очень сильным. Тогда кумирами публики являлись Евтушенко, Вознесенский, Рождественский. Однако в Рубцове мы сразу почувствовали нечто совсем иное. Парадоксально, только непривычная поэзия под Евтушенко уже звучала слишком обычно. Никто ничего не сказал после чтения «Фиалок», но стихи почему-то больше не читали».
Николай Коняев, исследователь творчества Николая Рубцова:
«По стихам Николая Михайловича точнее, чем по документам и автобиографиям, прослеживается его жизненный путь. И не только тот, который уже был пройден поэтом к моменту создания стихотворения, но и события будущей жизни, о которой Рубцов мог только догадываться… Конечно, многие настоящие поэты угадывали свою судьбу, легко заглядывали в будущее, но в Николае Рубцове провидческие способности оказались развиты с такой необыкновенной силой, что, когда читаешь написанные им незадолго до смерти стихи, охватывает жутковатое чувство нереальности. Невозможно видеть вперед так ясно, как видел Рубцов!»
Жизнь Рубцова трагически оборвалась 19 января 1971 года. Ему было 35 лет.
Я умру в крещенские морозы
Я умру, когда трещат березы
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый
Разобьется с треском,
и в потемки
Уплывут ужасные обломки
Сам не знаю, что это такое…
Я не верю вечности покоя!
Из воспоминаний поэта Сергея Багрова: «Голос Рубцова плыл на спокойной задумчивой ноте. Я забылся, что я за столом. Песня схватила меня за самое сердце и понесла куда-то сквозь стены дома, и я разглядел большое село над рекой с белокаменной колокольней, откуда звонил и звонил старолицый звонарь. Былое смешалось с сегодняшним, было грустно, но и отрадно, как на вокзале или на пристани, когда уезжает кто-то из близких, однако твой друг остается с тобой и снова споет тебе лучшую песню».
В горнице моей светло, –
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды.
– Матушка, – который час?
Что же ты уходишь прочь?
Помнишь ли, в который раз
Светит нам земная ночь?
Красные цветы мои
В садике завяли все,
Лодка на речной мели
Скоро догниет совсем.
Сколько же в моей дали
Радостей пропало, бед?
Словно бы при мне прошли
Тысячи безвестных лет.
Словно бы я слышу звон
Вымерших пасхальных сел…
Сон, сон, сон
Тихо затуманит все.
Анастасия Чернова. "Вечерняя Москва"
