Роковой 93-й начался еще в 92-м. Вооруженный мятеж оппозиции, закончившийся тем, что с легкой руки Проханова изестно как «расстрел парламента», зародился ровно за год до того, как произошел. Точнее 24 октября 1992 года, когда только что низвергнувшие вчерашнего кумира оппозиции, Стерлигова, депутаты-«перебежчики» торжествовали победу. Они слились с непримиримыми «патриотами». И торжество депутатов было не менее внушительным, чем июньский Собор. Разве что происходило оно не в Колонном зале, а в Парламентском центре России. На учредительный съезд Фронта национального спасения съехались 1428 делегатов от 103 городов и 675 гостей из всех республик бывшего СССР, присутствовало 270 аккредитованных журналистов, 117 из них от иностранных агенств и газет.
СВАЛИТЬ ЕЛЬЦИНА!
У меня серьезное преимущество перед другими историками мятежа: благодаря своим диалогам с лидерами оппозиции, я как бы присутствовал по обе стороны баррикады и мог наблюдать его зарождение, когда никто еще о ни о чем не догадывался. Например, я точно знал еще в октябре 92-го, НА КОГДА окрыленные своей победой депутаты запланировали низвержение следующего кумира, на этот раз Ельцина. И то, КАК они задумали его осуществить. Не скрою, у меня был хороший помощник, председатель ВГРТК (нынешнего второго канала телевидения) Олег Попцов. Поскольку от него зависело распределение телевизионного времени, он тоже имел доступ ко «второй стороне» баррикады (и потом описал это в «Хронике времен царя Бориса»).
Болтливый Жириновский похвастался в нашем октябрьском диалоге 92-го, что «в марте в России будет другой политический режим, к власти придут патриоты». Я перепроверил эту новость в диалоге с Кургиняном. Он к моему удивлению тоже не стал скрывать, что «в марте-апреле 93-го национально-освободительное движение возьмет власть». Ну, Жириновский крикун, балаболка, он едва ли был в курсе, чем объясняется эта магическая дата. Но Кургинян планировщик. Он должен был что-то знать. И я принялся его выпытывать. Говорил он, как всегда, туманно, плел паутину, намекал. Но в итоге у меня все-таки сложилась некая картина будущего переворота. Примерно такая.
Ельцин соберет лучших юристов страны, усадит их за стол Конституционного совещания с тем, чтобы к весне 93-го была готова Конституция новой России. Конечно, имелась в виду Конституция президентской республики, по которой, в частности, президент имел право распускать парламент и назначать новые выборы. В принципе в этом не было ничего страшного: в Японии таким правом обладает даже премьер-министр, как и в Англии. И французский президент тоже им располагает. Но для Российского Съезда народных депутатов, избранного по советской конституции, построенной на отрицании «буржуазного» разделения властей («Вся власть Советам!»), это звучало крамолой, ревизионизмом.
Они не желали быть каким-то вшивым «буржуазным» парламентом, ОДНОЙ из ветвей власти. Они считали себя ВЛАСТЬЮ, единой и неделимой. Президент? Пожалуйста, пусть подписывает законы, принимает послов, служит символом страны, как некогда Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Или, если хотите, как английская королева. Да и попросту не собирались депутаты покидать обжитые квартиры в Москве и отправляться «в деревню, в глушь, в Саратов» они приехали. Короче, новая Конституция была им как нож острый.
Вот они и сидели неделями и терпеливо латали старую советскую конституцию. К весне она, подлатанная, тоже должна была быть готова. И VIII Съезду народных депутатов в начале марта будут предложены ДВА проекта конституции. Ельцин, подразумевалось, с ходу отвергнет советскую версию, пусть и подлатанную. И тогда депутаты начнут его нести — грубо, по рабоче-крестьянски, как несла его 12 июня «патриотическая» шпана в Останкино. И додразнят до того, что он потребует всенародного референдума о доверии президенту. Съезд, понятно, с этим не согласится. Разругаются, ни о чем не договорятся.
И вот тут-то депутаты и взорвут свои бомбы. Уже в конце марта будет созван IX ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ съезд, на котором вице-президент Руцкой открыто порвет с президентом (случай в мировой политической практике неслыханный!). И председатель Конституционного суда Валерий Зорькин объявит саму идею распустить ВС не только неконституционной (с точки зрения какой конституции?), но и государственным переворотом, — и депутаты проголосуют за импичмент президенту.
В общем примерно то же, если помнит читатель, что аппаратчики устроили Горбачеву на апрельском пленуме ЦК КПСС, когда он вспылил и подал в отставку. С той разницей, что Ельцин не Горбачев, а всенародно избранный президент, и сам в отставку не уйдет. Тогда его «вынесут», оставив Руцкого исполняющим обязанности. Хитрый план, согласитесь, коварный, но содержался в нем несомненный зародыш будущего вооруженного мятежа, хоть его и не планировали.
Ведь план мог сорваться. А что если Ельцин снова встанет на броневик, как в августе 91-го? Не вы, мол, меня избирали, не вам меня увольнять? Как поведут себя в этом случае оскорбленные депутаты? И, что важнее, возбужденные «коричневые» патриоты, которых мы уже видели 12 июня в Останкино? Извинятся и разъедутся по домам? Или будут стоять до конца?
Здесь и была Ахиллесова пята всего этого хитрого плана, как я его понял из путаных объяснений Кургиняна. В том-то ведь и дело, что объединившись в Фронте национального спасения с непримиримой оппозицией, включая нацистов, депутаты оказались в плену у нее. Начиная с 24 октября, они были повязаны одной веревкой. И в случае провала депутатского плана инициатива неминуемо должна была перейти к непримиримым. Валить Ельцина с этого момента стади бы они, оставив депутатам роль беспомощных наблюдателей.
НЕПРИМИРИМЫЕ
Эти тоже, как мы сейчас увидим, готовились к «мартовским идам». Они-то с самого начала рассматривали октябрьское торжество Фронта национального спасения как свое собственное. И были уверены в том, что смогут использовать антиельцинский бунт депутатов как прикрытие своего имперского реваншизма. И в том, что в решающий момент сумеют перехватить у них власть. Документальных свидетельсв тому больше, чем достаточно. И все они были пронизаны верой в близость СВОЕЙ, а не депутатской, победы.
Первый в 93-м номер газеты День открывался «Новогодним словом» главного редактора. Проханов писал: «Год, в который мы шагнули, запомнится нам как год потрясений и бурь, год сопротивления и победы, физической, во плоти, ибо победу нравственную мы уже одержали».
В начале февраля День отдал целую полосу репортажу с первого заседания «теневого кабинета — 93». «Стремительно надвигается новая схватка, пик которой придется на март-апрель, когда перегруппировка политических сил завершится. Экономика будет разрушена, продовольственные запасы израсходованы, — брал быка за рога анонимный премьер-министр. — Я предлагаю разработать рекомендации для оппозиционного движения на нынешний час и на то недалекое время, когда оппозиции придется нести бремя власти в разоренной, охваченной беспорядками России».
Тон главного рупора реванша становился агрессивнее — (и, честно сказать, нелепее) — из номера в номер. Вот «секретная стенограмма беседы Ельцина с президентом Бушем в Москве». И комментарий: «Янки получили право убивать россиян и ставить на них эксперименты». Вот монолог генерала Филатова, министра иностранных дел в еще одном теневом кабинете («Русской партии»): «Народ больше не просит хлеба, он требует пулеметов».
Картина, думаю, ясная
ДЕПУТАТЫ.
Теперь fast forward к весне. В общих чертах план депутатов я угадал. Вот свидетельство Попцова: «Каждый следующий съезд становился зрелищем не только удручающим, но и жутковатым, масштаб озлобления, ораторской неуважительности к Ельцину, нестерпимое желание оскорбить, унизить общенародно избранного президента вряд ли имеет схожий пример в какой-либо стране. И во всей этой ругательности, несдержанности, грубости видишь нечто похожее на удаль многоликого хама».
Пока вроде все шло по плану. Взорвали свои бомбы Руцкой и Зорькин, 28 марта проголосовали, импичмент. И вдруг просчет. «За» голосовало 467 депутатов. Много. Но до двух третей, необходимых для имппичмента (517) нехватило 50 голосов. Страна могла перевести дух (депутаты настаивали, чтобы все это передавалось по телевидению). Многие вздохнули с облегчением. Говорили, что были заготовлены проскрипционные списки. Не знаю, правда ли, но Гайдар, например, по собственному его признанию, опасался 28 марта ареста. Миновало. Что теперь, однако?
Теперь пришлось соглашаться на референдум. Президент настаивал, чтобы в него был включен также вопрос о доверии депутатам (вся их ругань дала, как ни странно, обратный эффект, рейтинг Ельцина поднялся, рейтиг депутатов упал). Но они в свою очередь требовали включить в референдум убийственный, по их мнению, для Ельцина вопрос: «одобряете ли вы экономическую политику президента?». Как говорили в мое время студенты, «вопрос на засыпку». Сошлись на том, чтобы включены были оба вопроса.
Удивительно ли после этого, что депутаты были уверены: референдум у них в кармане. «Ельцин не выиграет референдум, — писал известный нам Михаил Астафьев, — даже если его сторонники попытаются подтасовать результаты голосования. Если же Ельцин откажется признать результаты голосования, депутаты вновь прибегнут к процедуре отрешения от должности». Вице-спикер Верховного Совета Юрий Воронин уверял Попцова: «Президент проиграет, это однозначно». «А если выиграет? — пробовал возражать Олег Максимович. Над ним посмеялись: «Да ты что? Это же невозможно»
Но тут произошло неожиданное. «Я увидел перед собой, — рассказывает Олег, — разбуженного президента, отца нации, нацеленного на действия решительные, как в августе 1991 года». Ельцин лично возглавил знаменитую кампанию «да-да- нет-да», где третьим вопросом в референдуме было доверие к депутатам. И оказалось оно ниже плинтуса. Экономическая политика президента собрала больше 50%. «Президент выиграл нокаутом», сказал об итогах референдума Сергей Адамович Ковалев
РАЗОЧАРОВАНИЕ
Совсем другую реакцию, понятно, вызвало поражение депутатов в лагере непримиримых. Уже на следующий день после референдума ДЕНЬ писал: «Сколько у нас было надежд на Союз гражданских и патриотических сил, на Русский национальный собор, на Фронт национального спасения! Но — увы. Надежды не оправдались. Нужны ли и впрямь нашей стране все эти телевизионно- опереточные представления, называемые Съездом народных депутатов, если пользы от них ни на грош?» А знакомый нам еще по советским временам журнал Молодая гвардия и вовсе направил против Съезда отравленные стрелы, обычно приберегаемые для демократов: «Съезд взяла под контроль тайная агентура», конечно, опять завел свою старую шарманку про «национальную революцию», вопил: «Старые методы оппозиции не годятся. Ясно, что не помогут уже ни Фронты, ни Соборы».
Но даже серьезные аналитики непримиримых, как Александр Бородай и Григорий Юнин, соглашались: «Демороссы из президенстских структур и театрально противостоящая им группа их коллег, вдруг опознавшая себя как «партия Советов», вовлечены в ИСКУСТВЕННО ИНСЦЕНИРОВАННОЕ (выделено авторами. А. Я.) соперничество». А еще более радикальный Вадим Штепа добавлял: «МЫ стали заложниками эрзац-государственности и эрзац-политики».
Да, разочарованные двойным — и с импичментом, и с референдумом — поражением депутатов, непримиримые смеялись над ними. Но куда без них? С надеждой на военный переворот они распростились давно. Проханов объявил веру в генералов химерой. «Не оказалось государственно мыслящей элиты в армии, среди генералов, по совиному молчавших на съездах, шесть лет безропотно уступавших политикам в жилетках военную мощь державы, послушно склоняя шеи перед легковесными, как пузырьки, реформаторами и принимая из их рук отставку, домашние шлепанцы и колпак».
Пробовали и сценарий революции снизу. Устраивали то «марши пустых кастрюль» многотысячные митинги — 12 января, 9 февраля, 23 февраля, 17 марта 92-го — с требованиями восстановить державу и вернуть ленинские Советы. Провоцировали всеобщую забастовку. Но — не получалось. Не поднимался рабочий класс на защиту Советов. Надоели.
И, что хуже, массовое движение было тотчас монополизировано коммунистами. Черно-золотистые знамена «белых» тонули в море красных флагов. «Белые» забили тревогу.”Коммунисты, — писал Николай Лысенко, — опять выдвигаются на первый план. Их лозунги просты и понятны: быстро сделаем, как было раньше. И народ может за ними пойти, забыв про все преступления коммунистов у власти». И что тогда будет с «красно-белой» оппозицией? По всему выходило, что при всех их слабостях лучших союзников, чем «политики в жилетках», у непримиримых не было.
ПОСЛЕ РЕФЕРЕНДУМА
На депутатском фронте между тем все было без перемен. Если не считать того, что в августе большая группа литераторов, иные с неоспоримым авторитетом в обществе, обратилась к президенту с требованием «не позднее осени текущего года провести досрочные выборы высшего законодательного органа страны». Интеллигенция окончательно отвернулась от ВС. А так, лето, время отпусков. Власти пребывали в состоянии «развода».Ни один из проектов Конституции утвержден не был. Страна как бы застыла в ожидании неизвестно чего.
Тучи начали сгущаться лишь 19 августа, в день второй годовщины путча, когда президент сказал: «Я перед выбором — либо реализовать волю народа, выраженную на апрельском референдуме, либо позволить Верховному Совету дестабилизировать обстановку в обществе». Говорил спокойно, как бы раздумывая, но намекнул, что «сентябрь может быть горячим». В ответ ВС заявил, что ни о какой новой конституции не может быть и речи: «мы внесли 20 поправок в старую, этого больше, чем достаточно». Одна их поправок давала ВС право «по собственному усмотрению решать любой вопрос в пределах РФ». Общий их смысл сводился к тому, что Советы (и в первую очередь, конечно, главный из них Верховный Совет) являются единственной законной властью в стране.
Очевидно, что нашла коса на камень. Страна в тупике. Все гадали, что может означать «горячий сентябрь», обещанный Ельциным. Съезд, заседающий в Белом доме, раскололся. Демократическая его треть ушла, вслед за Николаем Травкиным, отказавшись от депутатских мандатов. Съезд стал одноцветно антиельцинским, «советским». Другая треть вслед за Сергеем Бабуриным требовала вооружить непримиримых. Последняя треть все еще пыталась свести конфликт к «парламентским» процедурам. 18 сентября у спикера, наконец, сдали нервы. Олег пишет: «Хасбулатов решается на крайний шаг, он публично оскорбляет президента. Замысел, очевидно, такой — заставить президента сорваться, потерять контроль над собой, побудить к неким действиям, которые можно будет истолковать как насилие. Это открывало бы путь к новому импичменту».
21 сентября Ельцин подписал Указ № 1400: приостанавливая полномочия Съезда и Верховного Совета, назначил дату новых выборов. С 20 часов 21 сентября все действия ВС объявлены незаконными. Казалось бы, все предсказывали, все предчувствовали и прогнозировали: должен же в конце концов быть какой-то выход из тупика. И все равно — как снег на голову. Наблюдатели в шоке. Вот он, «горячий сентябрь» сентября. Ответ Белого дома был предсказуем: чрезвычайная сессия ВС вносит поправку в Уголовный кодекс: «высшую меру наказания за попытку изменения конституционного строя». Лозунг «патриотической» шпаны 12 июня в Останкино «Повесить предателя Ельцина!» становится законом.
23 сентября. В 00. 04 Хасбулатов открыл заседание сессии, обратился к Руцкому: «Алексей Владимирович, прошу занять ваше место». Руцкой поднимается на сцену и занимает традиционное место президента: До смертной казни пока не дошло, но символическое смещение с должности уже состоялось. Нового президента пока никто, кроме Президиумв ВС, не выбирал, но место уже занято. Первым просит слово депутат Бабурин. Рекомендует Руцкому послать упономоченных во все министерства. Руцкой отвечает, что и сам об этом подумывал. Первые его указы: генерал Ачалов объявлен министром обороны, генерал Баранников (только что уволенный Ельциным за коррупцию) — министром безопасности.
26 сентября. Эффект неожиданности миновал. Все взоры обратились в сторону провинции Как она? Поддержит призыв ВС? Поднимется против кощунственного Указа 1400? Но Советы всех уровней молчат. Хасбулатов удручен. Он публично сожалеет о недоразвитости сограждан. Тем более, что «недоразвитое» правительство продемонстрировало вызывающее единство, поддержав Указ президента. У правительства свои счеты с ВС. Оно давно считает его «охвостьем» старого режима. При Черномырдине не меньше, чем при Гайдаре. Евгений Ясин, будущий министр экономики, расценил деятельность ВС в главной сфере его компетенции — бюджетной — как «натуральное вредительство».Премьер Виктор Черномырдин назвал бюджет, предложенный ВС, «абсолютно непонятным», а Борис Федоров, министр финансов, заявил что правительство будет попросту его игнорировать.
Воздержался при голосовании в правительстве лишь министр внешних экономических связей Сергей Глазьев, который спустя два дня его покинул. Руцкой тотчас пригласил его разрабатывать свою экономическую программу. Глазьев согласился. Сегодня советник Руцкого стал советником президента Путина.
ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА
28 сентября. Между тем срок, в который правительство потребовало от ВС освободить Белый дом (5 октября) истекал неумолимо. Надвигалась развязка. Предложил посредничество Его Святейшество Патриарх Алексий. Начались последние переговоры в Свято-Даниловском монастыре. Одновременно, однако, Белый дом закупил большую партию стрелкового оружия и продовольствие, которого могло бы хватить на год осады. Похоже, верх в Белом доме взяла воинственная группа Бабурина. Раздали оружие чернорубашечникам Баркашова, казакам и чеченцам, откликнувшимся на призыв своего соплеменника Хасбулатова. Зачем?
Представители президента на переговорах пробовали и пряник и кнут. Бывшим депутатам гарантировалось устройство на работу, плата за незавершенный срок депутатства и участие в новых выборах. Но лишь при условии немедленного разоружения. Разоружаться отказались. Выяснилось: в Белом доме правит бал своего рода генеральская хунта Ачалов, Макашов, Баранников. Как и предсказывали еще в январе непримиримые, депутаты больше не контролировали ситуацию. Они с самого начала были лишь благовидным прикрытием «патриотической» революции. Власть перехватили «патриоты» вырисовывался их замысел: затянуть переговоры до субботы и воскресенья. Нервы на пределе: что в субботу?
А ВОТ И РАЗВЯЗКА
В субботу, 3 октября, линию ОМОНа у Белого дома прорвали с обеих сторон — снаружи коммунистические боевики-анпиловцы, которым почему-то автоматы не доверили (они орудовали железными прутьями), а изнутри вооруженными чернорубашечниками. Начался штурм мэрии, которая была рядом (бывшее здание СЭВ). Очень быстро мятежники захватили шесть этажей мэрии, охрана была оттеснена на седьмой. Все каналы телевидения фиксировали повальное мародерство: тащили все — телевизоры, компьютеры, даже пишущие машинки. Для этого затевался мятеж? Напрасно ораторствовал на балконе Белого дома Руцкой, призывая к штурму Останкино, «нам нужен эфир!», кричал он. Зашитники Советов были заняты более важным для них делом — тащили добро из мэрии.
Но это было только начало. У Олега, впрочем, было свое важное дело –: перекоммутировать каналы телевидения с Останкино на Пятую улицу Ямского поля, на свой ВГТРК. В особенности после того, как стало известно, что колонна машин мятежников движется в направлении Останкино, и милиция их не задерживает. В 19.40 в трубке голос Брагина, руководителя Останкино: «Мы отключаемся! Они уже на четвертом этаже!». Один за другим гасли в миллионах квартир экраны останкинского телевидения. Люди были в панике: что происходит? Война?
Война шла лишь в Останкино. Мятежники проломили грузовиком стену главного здания телецентра и сражались со спецназовцами на его этажах, не сообразив по невежеству, что управление вещанием ведется из здания напротив, из технического центра. Атакующие метнулись туда, расстреливая его на ходу (вот тогда-то и раздался в квартирах отчаянный голос останкинского диктора: «мы вынуждены прекратить вещание»), но генерал Макашов, командовавший штурмом, как опытный военачальник очень быстро сообразил, что, штурмуя технический центр, атакующие оказались под перекрестным огнем. Тем более, что защищали Останкино профессионалы, вели прицельный огонь на поражение, а у Макашова был «патриотический» сброд. Он запросил по рации подкрепление.
В этот момент у Останкино появились три бронетранспортера. Сброд было воодушевился: пришла подмога. Поняли лишь когда БТРы открыли огонь по толпе. Оказалось, помощь пришла защитникам. В 21 час Макашов скомандовал отходить: «Возвращаемся к Белому дому. Мы свое дело сделали, эта гадина Останкино долго не заговорит». Телецентр и впрямь полыхал.
Одного не знал Макашов: российский канал продолжал работать в круглосуточном режиме. В момент всеобщего оцепенения, когда в домах гасли экраны, раздался в эфире спокойный голос Валерия Виноградова: «Здравствуйте, в эфире Вести». И Светлана Сорокина с Николаем Сванидзе всю ночь напролет держали страну в курсе всего, что происходило. Много еще чего в ту ночь происходило. Но главное, похоже, уже произошло: битва за эфир закончилась. Мятежники проиграли. Это и решило дело.
Первым выступил премьер Черномырдин. За ним Гайдар (17 сентября он вернулся в правительство). Гайдар призвал москвичей к сопротивлению. Тысячи людей собрались среди ночи на Тверской у Юрия Долгорукого. Строили баррикады. Повторялась история августа 91-го. Запомнился Иннокентий Смоктуновский, тащивший кусок арматуры. На вопрос: «А вы-то что здесь делаете?» ответил строго: «В такие минуты нам положено быть здесь». Выступил Явлинский, яростный противник и Ельцина и Гайдара. Сказал: «В Белом доме сосредоточено зло. Если люди, исповедующие фашизм, охраняют Руцкого, значит с его именем связывают они свои надежды». А люди, желавшие выступить, все шли и шли — инженеры, врачи, учителя, актеры, священники, бизнесмены, профсоюзники. Добирались ночью неизвестно на чем, чтобы прокричать свой протест против возвращения Советов. В 8.00 дали, наконец, в эфир выступление президента.
К этому времени колонны БТРов и танков взяли Белый дом в кольцо. Ультиматум звучал жестко: сдать оружие и покинуть здание на протяжении часа. Мятежники отказались. Команда открыть огонь вылилась в конфуз для военных: танки пришли без боезапаса. На холостые выстрелы Белый дом ответил шквальным пулеметным огнем. Прямо по толпе зевак, собравшися на мосту. Люди падали, как подкошенные. Боезапас подвезли только в 10.30. И, наконец, один танк вздрогнул: прямое попадание в окно верхнего этажа. Почему верхнего, непонятно. Надо полагать, для устрашения: хотя срок ультиматума истек полтора часа назад, добавили время подумать. Не помогло. Пожар начался после четвертого попадания.
Дым валил уже из окон нескольких этажей, когда в 15.00 по толпе зевак, опять, как ни в чем не бывало, собравшейся на мосту, прокатилось «Сдаются!». Так кончилась эпопея «расстрела парламента», который никогда не считал себя парламентом, начавшаяся «импичментом», которого не было.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Сейчас, в разгар эры повального пессимизма, легко предвидеть скептические усмешки: а что, собственно, изменилось бы, если б импичмент 28 марта 1992 года состоялся? Исчезла бы единоличная власть? Или ее имперская политика? Или не перессорилась бы Россия со всем миром? Родился бы настоящий парламент вместо «обезумевшего принтера»? То же самое и было бы, что имеем мы сегодня, только во главе с Руцким вместо Путина.
Да, готовы признать скептики, несколько тысяч политиков, кооператоров и журналистов, были бы интернированы или расстреляны. Да, было бы два-три года «патриотического» террора. Да, страна вернулась бы в СССР скорее и куда в большей степени, чем сейчас. В частности, не было бы частной собственности, какая уж она в наши дни есть. Но в принципе…
В принципе, я думаю, что это неверно. Мне кажется, что картина начала 90-х, которую я попытался здесь набросать, вопиет против такой интерпретации. Никакая власть не посмеет сегодня отнять у миллионов граждан приватизированные ими квартиры, право, которое дал им Ельцин. Не посмеет и закрыть страну, лишив людей права ездить, куда им заблагорассудится, права, которое тоже дал им Ельцин. О праве работать не только на государство я уже и не говорю.
Не менее важно, и с моей точки зрения решающе важно, то, что для чернорубашечной гвардии Белого дома Ельцин был вовсе не Ельцин, а «Барух Эльцан». И что тираж нацистской литературы в три миллиона экзепляров говорит сам за себя. Так вот, простой факт, что боевики «наци» Баркашова, поджав хвост, бежали из горящего Белого дома по загаженным канализационным трубам, объясняет все .Они унесли нацизм на подошвах своих сапог. Оставив за собой 62 трупа в Останкино и 147 у Белого дома. И ужасающую по цинизму запись своего снайпера, выцарапанную на стене колокольни в двух шагах от него: «Я убил пятерых и этим доволен».А чуть ниже: число, месяц, день.
Ельцин покончил с нацизмом в России. И она действительно стала после «расстрела парламента» другой страной — пусть диктаторской, но не нацистской.
И как бы ни свирепствовала в ней ксенофобия, какие бы ни маршировали по ее улицам «русские марши» и как бы ни бесновалась Дума, ОТКРЫТЫЙ СОЮЗ МЕЖДУ НАЦИСТАМИ И «ПАРЛАМЕНТАРИЯМИ» БОЛЬШЕ В РОССИИ НЕВОЗМОЖЕН. И ничего подобного тому, что происходило в феврале 92-го на Конгрессе РОС или на русском национальном Соборе и в Останкино 12 июня (и что я подробно описал в предшествующих главах), сегодня невообразимо.
Я не пишу апологию Ельцина, мы ведь и до чеченской войны еще не дошли. Я говорю лишь, что отнять у его памяти то, что он для России сделал, было бы больше, чем несправедливо. Это была бы неправда.
