В околоисторической публицистике достаточно часто встречается противопоставление русского рабства; свободам царившим в странах Европы.
Например, на страницах журнала «Наука и жизнь» историк Александр Алексеев рассуждает:
В XIX веке в отношениях России и Запада вопрос о рабовладении (то бишь, о крепостном праве) играл такую же роль, как сегодня проблема прав человека. Важнее даже не хронология, а состав рабов в Европе и США. Существование рабства в Британии до 1772 года вовсе не означало, что английскими крестьянами можно было торговать, как скотом: гражданам Соединённого королевства подобная мысль просто не могла прийти в голову; рабами становились африканцы. А разный подход к правам белых и чёрных – это совершенно иная проблема.
У русских помещиков рабами были не негры, а соотечественники, братья по христианской вере.
Впрочем, такая ситуация Алексеева нисколько не удивляет. В дальнейшем он обьясняет читателям, что между цивилизацией Европы и Россией лежит непреодолимая «нравственная» пропасть:
Попробую сформулировать различия, которые мне кажутся наиболее существенными. … В сознании … западных христиан глубоко укоренено понятие о справедливости как норме жизни. Справедливость может нарушаться, но при этом не перестает быть нормой. Эту позицию сформулировал в XIII веке немецкий рыцарь-правовед Эйке фон Репков: “Век господства несправедливого обычая ни на миг не может создать права”. Средний россиянин, напротив, глубоко убежден, что нормальны всеобщее воровство, ложь и беззаконие, а справедливость существует как редкое исключение. Недавно в теленовостях таксист из Абакана, перемежая свои слова матом, выразил суть такого миропонимания: “Я верю только в себя и в наличные”.
В нашем сознании напрочь отсутствует понятие прaва, одинакового для всех. Правa, другого человека интересуют нас лишь в том случае, если он нам симпатичен. А не нравится или оставляет равнодушным – пусть делают с ним что угодно, это нас не волнует. Миллионы россиян почитают Сталина не потому, что не верят в репрессии, а потому, что им наплевать на миллионы убитых соотечественников. Многие вполне средние люди, не садисты и не маньяки, оправдывают детоубийство – не на войне, не от случайной бомбы, а сознательное убийство детей (например, маленьких Романовых или девятилетней таджички) на том основании, что их родители вели себя неправильно.
…. В западном обществе (главным образом в протестантском) ложь рассматривается как тяжкий грех. Если в Англии и США старшеклассник, студент колледжа попался на списывании, – это пятно на всю жизнь (на факте списывания строится, к примеру, сюжет детективного романа Джозефины Тэй “Мисс Пим расставляет точки”). Для нас же ложь – нечто совершенно безобидное, а списывание вообще милая шалость.
И далее в том же духе…
Последний пассаж можно оставить без комментариев, но в какой степени соответствуют фактам рассуждения господина Алексеева о «рабстве»? В России (в отличии от европейских колоний) не было плантационного рабства, но в самом деле до 1862 года существовали «дворовые», выполнявшие роль прислуги и являвшиеся домашними рабами. Происходила данная категория от древнерусских холопов, то есть из иноземцев, захваченных в «плен» во время военных действий, или от людей, попавших в долговое рабство. На момент реформы 1862 года данная прослойка (домашних рабов) составляла около двух процентов населения России.
Но насколько справедливы утверждения о том, что европейцы «в рабство обращали исключительно негров»? Справедливо ли заявление Алексеева, будто английскими крестьянами «не могли торговать как скотом» и англичанам «подобная мысль просто не могла прийти в голову» (тем более что сам Алексеев вынужден оговорится, что белые рабы все таки были)? Что пишут о рабстве в колониях европейские историки?
Разные формы порабощения в Новом Свете сменяли друг друга вытесняя одна другую. Рабство индейцев не устояло перед невероятно тяжким испытанием; белое европейское рабство (я говорю о рабстве французских завербованных – engages и английских слуг – servants) будет выступать как интермедия, главным образом, на Антилских островах и в английских колониях на континенте; наконец, рабство черное африканское будет достаточно сильно, чтобы укоренится наперекор всему и вся… «Завербованные» и «слуги» были почти что рабами. Их судьба не слишком отличалась от участи начинающих прибывать негров; как последних их перевозили в глубине трюмов на тесных кораблях, где не хватало места а пища была омерзительна. Когда они прибывали в Америку за счет какой то компании, последняя была вправе возместить себе затраты: тогда завербованных продавали не более и не менее как невольников, покупатели прослушивали и ощупывали их как лошадей. Конечно «завербованные» или «слуги» не были ни пожизненными ни потомственными рабами, но тем менее заботился хозяин о том чтобы их пберечь: он знал что утратит их по истечении срока найма (36 месяцев во француских Антильских островах, от 4 до 7 лет в английских владениях).
Как в Англии, так и во Франции использовали все средства, дабы набрать нужных эмигрантов…Для увеличения числа выезжающих к лживой рекламе добавили насилие. В некоторых кварталах Парижа проводили облавы. В Бристоле попросту похищали мужчин, женщин и детей…на колонии осуждали как на каторгу! При Кромвеле состоялись массовые отправки шотландских и ирландских заключенных. С 1717 по 1779 Англия отправила в свои колонии 50 тысяч ссыльных, и в 1732 году гуманный евангелист Джон Оглтроп основал новую колонию Джорджия желая собрать многочисленных заключенных за долги.
Следовательно, существовало широко распространенное и долго длившееся «рабство» белых…оно исчезло…по причинам экономическим а не расовым. Эти причины не имели ничего общего с цветом кожи. Белые рабы уступили место (неграм) потому, что обладали тем недостатком, что были таковыми лишь временно, а возможно, они стоили слишком дорого, хотя бы из-за своего питания.
Фернан Бродель «Материальная цивилизация , экономика и капиталзм» Т.3 глава «Последовательные виды подневольного состояния»
То есть европейцы охотно обращали своих белых соотечественников в рабство, и если в итоге в плантационном хозяйстве предпочтение было отдано «неграм», то причины были не нравственные, а экономические (в частности сыграл роль тот факт, что в условиях тропиков белые мерли как мухи, будучи не приспособлены к экваториальному климату и болезням).
Ну а «классические» черные рабы – в колониях Англии, Франции, Голландии, на юге США? По мысли господина Алексеева, черные рабы не были для своих белых хозяев «своими» и соответственно в таком рабстве ничего особенно плохого нет. Действительно как высказался один француз в 18 веке «Использование рабов в наших колониях учит нас, что рабство не противно ни религии ни морали» и господин Алексеев, по видимому, эти взгляды вполне разделяет. Совсем другое дело Россия, где «рабами были не негры, а соотечественники, братья по христианской вере» – вот это действительно достойно осуждения!
Но где лежит при этом граница между «соотечественниками» и «неграми»? Чернокожие рабы (не привезенные только что из Африки, а основная масса) говорили на том же самом языке, что и их хозяева и исповедовали ту же самую религию (так что они были для своих хозяев такие же братья по христианской вере, как русские дворовые для русских помещиков). Мало того, они имели со своими хозяевами общее происхождение. Среди современных афроамериканцев (не эмигрантов из нынешней Африки, а потомков рабов) «негров» нет вообще. Все они без исключения мулаты и имеют среди своих предков белых плантаторов. То есть белые господа держали в рабстве своих детей, внуков, племянников, двоюродных братьев. Весьма показательна история наложницы Томаса Джефферсона рабыни Салли Хеммингс. Мать Салли была мулаткой – дочерью черной рабыни и свободного белого, и отцом самой Салли тоже был белый плантатор. Томасу Джефферсону Салли досталась в качестве приданного жены, при том, что Салли Хеммингс и жена Джефферсона Марта были сестрами. Автор «декларации о независимости», которому было под пятьдесят, растлил шестнадцатилетнюю рабыню (негритянку на четверть) и сожительствовал с ней много лет, так что она родила от него восемь детей. Своим детям (вполне белым) Джефферсон дал вольную, а мог бы (по закону) и продать на аукционе.
Потомки третьего президента США и его рабыни – наложницы успешно влились в состав американских «белых». Разумеется это не единственный подобный случай, так что современные белые американцы, англичане, французы имеют среди своих предков чернокожих рабов.
Как дело обстояло в самой Европе? Там тоже существовало слегка закамуфлированное (или даже никак не закамуфлированное) рабство
«Задержанного бродягу пороли плетьми «прикованного палачом к задку телеги». Ему выбривали голову, его клеймили каленым железом; в случае рецидива его грозили повесить без суда и следствия или отправить на галеры – и запросто отправляли…В 1547 г. английский парламент постановил, что бродяги будут не более не менее обращаться в рабство (эта мера была два года спустя отменена, так как не удалось решить вопрос с использованием этих рабов)… идея витала в воздухе. Ожье Бузбек (представитель испанского короля при турецком султане) полагал что «ежели бы рабство…применялось справедливо или мягче, как того требуют римские законы, не было бы необходимости вешать и карать всех тех, кои ничего не имея ничего, кроме свободы и жизни, становится преступником от нужды». И в конечном счете это решение возобладает в 17 веке ибо разве заключение в тюрьму и на каторжные работы это разве не рабство? Повсюду бродяг сажают под замок: в Италии в приюты для бедных, в Англии в работные дома (workhouse), в Женеве в исправительную тюрьму (Discipline), в Германии в исправительные дома (Zuhthauser), в Париже – в смирительные дома (maison de forse): в Гранд Опиталь созданный ради заключения там бедняков в 1662, в Бастилию, Венсенский замок, Сен-Лазар, Бисетр, Шарнтон, Мадлен, Сен-Пелажи. На помощь властям приходили также болезни и смерть…И однако же ни неутомимая труженица-смерть, ни свирепые тюрьмы не искоренили зло… Не взирая на экономический подьем, пауперизм усилился в 18 веке из за демографического роста…Тысячи крестьян оказались выброшенными на дороги – наподобие того, как задолго до этого времени происходило в Англии с началом огораживаний. В 18 веке эта человеческая грязь от которой никому не удавалось избавится поглощала все: вдов, сирот, калек, беглых подмастерьев, священников без церковных доходов, стариков, погорельцев, жертв войн, обрюхаченных служанок, девиц матерей ото всюду прогоняемых и детей, посылаемых за хлебом или на воровство…Порядочные люди старались не думать о этих «подонках общества, отбросах городов, биче республик, материале для виселиц. Их столько и повсюду, что было бы довольно трудно их счесть, а годны они…лишь на то, чтобы отправить их на галеры или повесить, чтобы служили примером»
Чтобы выбраться из ада надо было найти работу: «ливрея огромный мир прислуги, был единственным всегда открытым рынком труда…и весь этот мирок обязан был повиноваться даже когда хозяин был мерзавцем. Постановление Парижского парламента в 1751 году приговорило одного слугу к выставлению у позорного столба и ссылке за оскорбление по адресу хозяина. Но ведь трудно было выбирать этого хозяина: выбирал он, и всякий слуга который оставлял свое место или был уволен считался бродягой если он сразу же не находил себе другого хозяина: девушки не имевшие работы будучи схвачены на улице подвергались сечению, им выстригали голову, мужчин отправляли на галеры. Кража, подозрение в краже означало виселицу».
Фернан Бродель «Материальная цивилизация , экономика и капиталзм» Т.2 главы «Ниже нулевой черты» и «Выйти из ада»
При этом отношение к людям как к расходному материалу не ограничивалось обездоленными маргиналами. Вот как расправлялись британцы с выступлениями ирландских крестьян:
«Первое орудие использованное британской армией называлось треугольник. Жертв привязывали к деревянным треугольникам и немилосердно хлестали. По такому случаю приготовили 500 хлыстов. Невинных жителей пытали, чтобы узнать у них о тайниках с оружием. Дневник жительницы рассказывает
«Подожгли несколько домов возле деревни – взяли Мерфи отца емейства. Он держал винную лавку в доме, где жил Уиллс. Офицеры взяли этого безобидного человека привязали к телеги…и сами стали бичевать беднягу». Другой способ допроса поражал еще больше. На голову жертве надевали бумажный пакет из толстой просмоленной бумаги, после чего поджигали. Несчастная жертва пыталась стащить пакет, смоле текла в глаза. Пакет можно было содрать только с волосами и кожей. Была еще пытка человеку накидывали на шею петлю и ослабляли ее каждый раз, как человек терял сознание.»
» Питер Невилл «Ирландия История страны».
Происходило это не при Генрихе VIII, а в 1798 году.
