Ровно тридцать лет назад, 25 декабря 1979 года, начался ввод ограниченного контингента советских войск на территорию Афганистана. Спустя два дня части специального назначения армии и Комитета госбезопасности СССР взяли штурмом дворец афганского президента и совершили государственный переворот. С этой дерзкой диверсии советских спецназовцев началась многолетняя гражданская война в Афганистане
Евгений Пастухов
Алматы
Тихая и по-восточному размеренная жизнь афганцев закончилась еще в апреле 1978 года. Тогда в результате Апрельской революции был свергнут президент Дауд – брат последнего афганского короля, и к власти пришли марксисты из Народно-демократической партии. Новый президент Нур Мухаммед Тараки и его ученик премьер-министр Хафизулла Амин повели страну по пути Советского Союза, однако не всем ее жителям это пришлось по вкусу. Вооруженная оппозиция росла и крепла, получая помощь со стороны США, Саудовской Аравии, Пакистана, Китая и других стран.
«Этого я ему не мог простить!»
Теряя почву под ногами, афганские лидеры более 20 раз официально просили советское руководство о прямой военной поддержке. Просьбы Кабула выглядели вполне логично. Уже тогда Афганистан был наводнен советскими специалистами. Там открыто действовали представительства КГБ и МВД, военные советники присматривали едва ли не за каждым высокопоставленным афганским офицером, врачи работали в крупнейших больницах, а строители возводили заводы, школы, мосты и т. д.
Москва предлагала афганским друзьям увеличить поставки вооружений и продовольствия, гарантировала финансовую помощь, но посылать войска отказывалась. Против ввода войск выступал председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин, предсказывавший, что в таком случае придется воевать не с «отдельными бандами, а с афганским народом». Его поддерживали министр иностранных дел Андрей Громыко, председатель КГБ Юрий Андропов и ряд других руководителей, опасавшихся, что в случае ввода войск в Афганистан СССР будет считаться агрессором как в глазах афганцев, так и всего мира.
Впрочем, еще в начале 1979 года в Советском Союзе было принято решение о создании 154-го отряда специального назначения. Он практически полностью состоял из уроженцев среднеазиатских республик – узбеков, таджиков и туркмен, которые легко могли найти общий язык с соплеменниками в Афганистане. Отряду, получившему название «мусульманский батальон», поставили задачу научиться оборонять здания, что было связано с вероятностью организации защиты афганского руководства. Как вспоминает командир роты батальона Владимир Шарипов, «солдаты получили новую технику и огромное количество боеприпасов для постоянных учений. Интенсивная боевая подготовка продолжалась до начала осени, когда вдруг о спецназовцах словно забыли».
Шарипов и его сослуживцы даже не подозревали, что в их судьбу вмешался афганский премьер Хафизулла Амин. В ходе обострившейся политической борьбы 16 сентября 1979 года он отстранил от власти Тараки, который позднее был убит. Его гибель произвела сильное впечатление на советское руководство. Через год, встречаясь с президентом Франции Валери Жискар д’Эстеном, Леонид Брежнев признается ему: «Тараки был моим другом. Он приезжал ко мне в сентябре, а после его возвращения Амин его убил. Этого я ему не мог простить».
Возглавив государство, Амин старался добиться былого расположения Москвы. Он называл себя ортодоксальным марскистом, а однажды заявил, что Апрельская революция является продолжением Великой Октябрьской революции в России. Однако несмотря на то что Амин окружил себя советниками из СССР, которые пользовались практически неограниченной свободой действий, пропасть между ним и советским руководством углублялась. Президент Афганистана наверняка чувствовал это и, пытаясь подстраховаться, стал играть на грани фола. Он фактически начал шантажировать Москву, требуя прислать ему войска. В противном случае предрекал захват власти в Афганистане проамериканскими силами, и следовательно, появление очага нестабильности у самых границ СССР.
В Москве действительно опасались такого поворота событий, и Амин вольно или невольно в очередной раз напомнил советскому руководству о его страхах в отношении ситуации в регионе нынешней Центральной Азии. С подачи КГБ Амина стали подозревать в связях с американской разведкой. Появился тезис, будто при его руководстве Афганистан будет «потерян» для СССР, поскольку в стране рано или поздно усилятся американцы. И вот уже в октябре «мусбат» вновь отправляют на учения и резко меняют программу. Теперь шли занятия по тематике «Штурм зданий», причем на полигонах солдат переодевали в иностранную форму без знаков отличия. Вскоре выяснилось, что они привыкали к афганской военной форме.
«Ну что, парни, похулиганим немного?!»
4 декабря Ю. Андропов и начальник Генштаба Н. Огарков направили в ЦК письмо: «X. Амин в последнее время настойчиво ставит вопрос о необходимости направить в Кабул советский мотострелковый батальон для охраны его резиденции. С учетом сложившейся обстановки считаем целесообразным отправить подготовленный для этих целей отряд ГРУ Генерального штаба общей численностью до 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Вооруженным Силам СССР. Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением Политбюро ЦК КПСС от 29 июня 1979 года».
5 декабря с Ташкентского аэродрома начали вылетать подразделения «мусбата». В кабульском Баграме их встречали десантники из Ферганской дивизии ВДВ и представители специальных групп КГБ «Гром» и «Зенит».
8 декабря в кабинете Брежнева узкий круг членов Политбюро ЦК КПСС – Ю. Андропов, А. Громыко, М. Суслов и Д. Устинов – решил судьбу Амина. Сотрудникам КГБ и ГРУ следовало устранить афганского президента и поставить на его место Бабрака Кармаля. Решение о вводе советских войск в Афганистан было принято 12 декабря. Уже на следующий день в приграничных к нему советских военных округах началась форсированная подготовка частей и соединений, а в Кабуле произошло покушение на Амина. Его и его племянника Асадуллу, руководившего службой безопасности КАМ, попытались отравить и под шумок захватить дворец президента силами спецназа КГБ и «мусбата».
Все карты отравителям смешала обычная кока-кола. Она нейтрализовала яд, и вскоре прозвучала команда «Отбой». По иронии судьбы американский напиток спас жизни также и советских диверсантов. Дело в том, что на момент получения приказа на захват объекта «Дуб» – Дворец в центре Кабула, где тогда находилась резиденция Амина, они не имели ни плана здания, ни системы его охраны. Двадцати двум «зенитовцам» и роте «мусульманского батальона» противостояли примерно две тысячи гвардейцев. Кроме того, рядом с резиденцией находился генштаб с многочисленной охраной и средствами ПВО, а наискосок – посольство США.
Избежал смерти афганский лидер и во время очередного нападения 16 декабря. Асадулле повезло меньше: он получил серьезное ранение и был отправлен на лечение в Советский Союз. Амин, в свою очередь, переехал во дворец Тадж-Бек, подальше от центра Кабула. Вечером 17 декабря «зенитовцам» и «мусбату» поставили задачу выдвинуться из Баграма к Тадж-Беку и занять оборону между постами гвардии Амина и линией расположения афганских батальонов.
Жизнь Амина повисла на волоске. 20 декабря в Кабул прибыли полковник ГРУ В. Колесник, ранее руководивший подготовкой «мусульманского батальона», и генерал-майор КГБ Ю. Дроздов – руководитель нелегальной разведки КГБ (в 1962 году он участвовал в известной истории по обмену разведчика Абеля на американского пилота Пауэрса). Именно они разработали операцию «Шторм-333» по взятию дворца Амина, которая даже им казалась чересчур авантюрной.
Тадж-Бек, имевший тщательно продуманную и хорошо организованную защиту, действительно считался крепким орешком. Внутри дворца несла службу личная охрана Амина. Самая элитная часть службы безопасности имела примерно четырехкратное превосходство перед атакующими дворец «зенитовцами» и «громовцами». Вторую линию обороны составляли семь постов, на которых находились часовые, вооруженные пулеметами, гранатометами и автоматами. Внешнее кольцо обороны образовывали три мотопехотных и танковый батальоны. Они располагались вокруг Тадж-Бека на небольшом удалении. На одной из господствующих высот были закопаны два танка Т-54, которые простреливали прямой наводкой из пушек и пулеметов прилегающую ко дворцу местность. Всего в бригаде охраны насчитывалось около 2,5 тыс. человек. Кроме того, в окрестностях дворца и в самом Кабуле находились части афганской армии.
В условиях строжайшей секретности советские части стали готовиться к перевороту. Дабы усыпить бдительность афганских коллег, «мусбат» в течение нескольких дней проводил учения. Невзирая на просьбы начальника охраны Амина не мешать президенту хотя бы ночью, стрельбы, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны осуществлялись круглосуточно. А поскольку ночью температура опускалась до минус двадцати, моторы боевых машин прогревали постоянно.
Постепенно афганцы перестали настороженно реагировать на «маневры» советских товарищей. 25 декабря в 15.00 по московскому времени войска 40-й армии начали переходить советско-афганскую границу. Первыми переправились разведчики и десантно-штурмовой батальон, которому предстояло занять перевал Саланг, затем по понтонному мосту пошли остальные части 108-й мотострелковой дивизии. Одновременно самолетами перебросили основные силы 103-й воздушно-десантной дивизии и 345-го отдельного парашютно-десантного полка на аэродромы Кабула и Баграма.
Вечером того же дня появились первые жертвы еще не начавшейся афганской войны. При заходе на посадку в Кабуле врезался в гору и взорвался «Ил-76», на борту которого находилось 37 десантников. Члены экипажа и пассажиры самолета погибли.
26 декабря советники при личной охране Амина – сотрудники 9-го управления КГБ – провели диверсантов во дворец, где они все внимательно осмотрели, после чего генерал Дроздов составил поэтажный план Тадж-Бека. Утром пятницы 27-го началась непосредственная подготовка к штурму. В своих мемуарах Дроздов пишет: «Перед началом операции я пришел к ребятам, смотрю, они сидят с опущенными лицами. Говорю им: «Ну что, парни, похулиганим немного?!»
«За Родину, за Сталина!»
В то время как Дроздов объявлял офицерам, что Амин является агентом ЦРУ и ставил задачу уничтожить его, не допустив подхода ко дворцу верных ему сил, афганский президент находился в очень приподнятом настроении. Ведь Брежнев прислал не только части для его личной охраны, но и крупные боевые соединения, что в корне меняло расклад политических сил в стране. Был устроен праздничный обед, на который пригласили членов правительства с семьями.
Во время торжества многие гости неожиданно почувствовали себя плохо. Амин даже потерял сознание. На помощь вызвали бригаду советских врачей. Прибывшим полковникам В. Кузнеченкову и А. Алексееву только к вечеру удалось вывести президента из комы. Примерно тогда же, в четверть восьмого, в Кабуле прогремели сильные взрывы. Так «зенитовцы», подорвав «колодец» связи и отключив афганскую столицу от внешнего мира, дали сигнал к штурму Тадж-Бека. Спецназовцы КГБ на бронемашинах «мусбата» и под прикрытием их гранатометов и зениток рванули ко дворцу. Другие подразделения «мусульманского батальона» обеспечивали внешнее кольцо прикрытия.
«Громовец» Виталий Карпухин вспоминал позже: «В первые минуты боя было тяжело. Охрана резиденции – сильная, высокообученная, отлично вооруженная. И главное, почти в четыре раза превышающая нас в живой силе. По всем воинским наукам силы наступающих должны быть больше, иначе атака обречена. Выходит, мы опрокинули теорию. Помогла нам, как ни странно, безысходность. Выручить нас уже никто не мог, тыла никакого».
Гвардейцы Амина отчаянно защищали дворец. Что и неудивительно. Личная охрана афганского президента состояла из его родственников и особо доверенных ему людей. Они даже форму носили отличную от других афганских военнослужащих и жили в непосредственной близости от дворца. Понятно, что и дрались они не за страх, а за совесть. По словам командира группы отряда «Зенит» Якова Семенова, советским диверсантам приходилось подбадривать себя возгласами: «За Родину! За Сталина!».
Штурмующие действовали крайне жестко. С жертвами не считались. Если из помещений не выходили с поднятыми руками, они выламывали двери, бросали гранаты, а затем без разбору стреляли из автоматов. Именно так погиб врач Кузнеченков, которого затем «за штурм дворца Амина» как воина-интернационалиста удостоят ордена Боевого Красного Знамени посмертно.
Сергей Кувылин из «Грома» тоже едва не погиб от «дружественного огня»: «Получив ранение, я отполз в сторонку. Смотрю, наши ребята из коридора выходят, форма-то у нас у всех афганская, только белые повязки на рукавах. Не разглядели меня что ли, один очередь в мою сторону запустил и вслед гранату. Я смотрю и думаю: «Ну вот, теперь конец». Упал за диванчик. Рвануло. Чувствую, вроде живой».
В отличие от Кувылина многим другим не повезло. Погибли или получили ранения все, кто гипотетически мог держать оружие в руках и попался на пути советских спецназовцев, в том числе женщины и дети. Пришедший в себя Амин приказал адъютанту позвонить и предупредить военных советников о нападении на дворец: «Советские помогут». Когда адъютант доложил, что стреляют именно они, Амин бросил в него пепельницу с криком: «Врешь, не может быть!». Вскоре его убили из автомата.
«Какой Амин? Там со вчерашней ночи Кармаль»
Бой во дворце продолжался 43 минуты. Группы «Зенит» и «Гром» потеряли убитыми пятерых, «мусульманский батальон» и десантники – четырнадцать человек. «Внезапно стрельба прекратилась, – вспоминал Я. Семенов, – я доложил руководству, что объект взят, много убитых и раненых. Главному конец». После того как оппозиционеры А. Сарвари и С. М. Гулябзой опознали труп Амина, его останки завернули в ковер. Убитых афганцев, в том числе и двух малолетних сыновей бывшего афганского президента, закопали в братской могиле неподалеку от Тадж-Бека. Оставшиеся в живых члены его семьи, в том числе раненная в ногу дочь, были посажены в тюрьму Пули-Чархи, где сменили семью Тараки.
Вечером 27 декабря на аэродром в Баграме Бабраку Кармалю позвонил Андропов, который от себя и «лично» от Брежнева поздравил его с победой «второго этапа революции» и назначением его председателем Ревсовета республики. Утром следующего дня кабульское радио передало государственное сообщение: «Сегодня разбита машина пыток Амина и его приспешников. Великая Апрельская революция, свершившаяся по нерушимой воле героического афганского народа, а также с помощью победоносного восстания революционной армии Афганистана, вступила в новый этап. За преступления против народа Афганистана революционный суд приговорил Амина к смертной казни. Приговор приведен в исполнение».
Примерно в это время помощник Брежнева связался с Андроповым и спросил: «Юрий Владимирович, как будем реагировать на последние просьбы афганского руководства? Что скажем Амину?». Андропов ответил: «Какому Амину? Там со вчерашней ночи уже Кармаль. И наши войска в Кабуле».
Теперь уже сложно сказать, какую угрозу представлял президент Амин интересам СССР. Очевидно, что его бесславный конец стал следствием, в том числе и допущенных им самим просчетов. Преследуя собственные цели и близкой ему военно-политической элиты Афганистана, Амин действовал как традиционный восточный диктатор или же как его кумир Сталин. При этом он наивно полагал, что уж советские лидеры, вышедшие из жестокой сталинской эпохи, должны были его понять, как никто другой. Проблема была в том, что времена изменились. Кроме того, афганский лидер, устанавливающий режим сильной личной власти, в отличие от марионетки Кармаля, руководству Советского Союза был совершенно не нужен.
Но как бы то ни было, про убийство Амина и переворот в Кабуле можно сказать словами французского министра иностранных дел Талейрана, которые он произнес по поводу казни по приказу Наполеона герцога Энгиенского: «Это больше, чем преступление, это ошибка». Война в Афганистане оказалась самой большой ошибкой Советского Союза, грандиозной авантюрой, порожденной высокомерием и имперскими амбициями. С этим в конечном итоге согласились даже те, кто организовывал и осуществлял «Шторм-333» в Кабуле. Разрешать кризисную ситуацию надо было политическим путем. Политика – конечно, грязное дело, но все-таки не настолько, каким стало нападение из-за угла на президента соседней страны.
