Джон Браун, зачинщик аболиционизма, остается влиятельной фигурой в лихорадочной расовой политике Соединенных Штатов.
Дэвид Блайт, историк, лауреат Пулитцеровской премии, однажды написал, что “пока в Америке существует расовая политика, у нас будет политика памяти о гражданской войне”. С таким же успехом он мог бы написать, что до тех пор, пока в Соединенных Штатах существует расовая политика, их политику будет по-прежнему преследовать призрак Джона Брауна.
Высокий, худощавый, с пронзительным взглядом, Джон Браун начал свой рейд на Харперс-Ферри, штат Вирджиния, в ночь на 16 октября 1859 года. План состоял в том, чтобы Браун и его банда партизан, борющихся с рабством, штурмовали город, захватили его федеральный арсенал, раздали оружие порабощенным и возглавили то, что, как надеялся Браун, станет крупнейшим восстанием рабов в американской истории. Поразительно глупый и плохо продуманный план, рейд провалился почти сразу же, как только начался. Брауну не только не удалось освободить ни одного раба, но и большинство его людей погибли в перестрелке в арсенале, где он был взят живым и обвинен в подстрекательстве к восстанию против государства. Брауна повесили чуть больше двух месяцев спустя.
Для многих американцев того времени Браун уже был чем-то вроде второстепенной знаменитости. До того, как он стал Джоном Брауном из Харперс-Ферри, он был Осаватоми Джоном Брауном из Канзаса. С 1855 года, во время годичного конфликта, известного как “Кровоточащий Канзас”, Браун возглавлял группу дружинников свободного штата, которые бродили по территории, нападая на скваттеров, выступающих за рабство. В том, что теперь известно как Резня в Потаватоми-Крик, он и его люди, в том числе несколько его сыновей и члены группы, известной как “Винтовки Потаватоми”, поразили пятерых поселенцев, выступающих за рабство, палашами в ответ на разграбление Лоуренса бандитами из рабовладельческого штата. Это нападение подняло его национальный авторитет и сделало его, по сути, беглецом.
Тем не менее, несмотря на его подвиги в Канзасе и налет на Харперс-Ферри, именно его последующий суд и казнь дали нам имя Джона Брауна в истории. Запомнившийся своими дикими, грозными глазами и яростным ветхозаветным рвением, Браун принял свою собственную мученическую смерть. Он попросил избавить его от насмешек суда, сказав, что готов к своей участи. Он написал сотни писем, защищая свои действия, в которых утверждал, что он всего лишь пытался освободить рабов, что, по его мнению, было делом Господа. Браун продолжал принимать гостей, находясь в тюрьме, что позволяло ему общаться с журналистами и распространять свое воинствующее антирабовладельческое послание из-за решетки. Однажды он даже отказался от попытки спасения на том основании, что был слишком стар и готов умереть. Его последние слова, нацарапанные на записке и переданные его палачу, были: “Я, Джон Браун, теперь совершенно уверен, что преступления этой виновной страны никогда не будут очищены, кроме как кровью”.
В результате Джон Браун стал американской сенсацией, источником страха и очарования. Рабовладельцы поносили его; аболиционисты оплакивали его, звонили в колокола в его честь и видели в нем своего рода жертвенного святого, человека, который отдал свою жизнь за движение. Большинство, аболиционисты или нет, казалось, знали, что Браун будет иметь большее значение мертвым, чем живым. Ральф Уолдо Эмерсон, не обязательно аболиционист, сравнил повешение Брауна с Распятием Христа; Герман Мелвилл описал его как предзнаменование, “метеор войны”. Чуть более чем через год после его катастрофического рейда тысячи солдат отправились в бой, распевая Тело Джона Брауна, неофициальный гимн армии Союза, в котором был припев: “Тело Джона Брауна лежало в могиле. Его правда движется вперед!”
Марш на это сделал. В годы, последовавшие за Гражданской войной, Браун преследовал культурную память Америки. Поэты увековечили его память, историки исследовали его жизнь, а бывшие союзники делали все возможное, чтобы дискредитировать его. Как и большинство мучеников, он никогда не был похоронен. Американцы всегда, кажется, оживляют его в ответ на политику настоящего.
Для У. Э. Б. Дюбуа, афроамериканского интеллектуала и члена-основателя Национальной ассоциации по улучшению положения цветных людей, чья биография Брауна появилась в 1909 году, его тело представляло собой незаконченную работу войны. Написанный в тени режимов Джима Кроу и против течения мифологии “проигранного дела”, Дюбуа Браун был написан как контрнасказ, напоминая американцам, что вид межрасового радикализма, за который боролся и умер Браун, был принесен в жертву во время долгого отступления нации от Реконструкции. Его Браун был мучеником, к памяти которого страна повернулась спиной.
В 1960-х и 1970-х годах появляется другой Коричневый цвет. Активисты за гражданские права, такие как Малкольм Икс и Стокли Кармайкл, обменяли Джона Брауна-мученика на Джона Брауна-боевика. Его тело было не столько примером невыполненных обещаний Америки, сколько живым, дышащим воплощением долгой истории революционного насилия в стране перед лицом угнетения белых. Подполье Погоды, радикальная антирасистская, антиимпериалистическая воинствующая группа, сформированная из Новых левых Америки, даже назвала свой недолговечный ежеквартальный журнал городе осаватоми в честь Брауна и его миссии.
Миф продолжает развиваться. В прошлом году американская телекомпания Showtime выпустила свою адаптацию романа Джеймса Макбрайда “Птица доброго лорда“, в которой рассказывается о рейде Брауна глазами молодого афроамериканского мальчика по имени Маленький лук. Сатирический и глубоко непочтительный, коричневый цвет Птицы Доброго Лорда высмеивает белого спасителя мифологии, превращая головешку-аболициониста в пародию на самого себя. Не Браун, а порабощенные могут больше всего сказать и больше всего проиграть в борьбе с рабством – возможно, завуалированное слово предупреждения белому пробуждению нашего нынешнего момента?
Джон Браун никогда не умирает, потому что он считает страну ответственной за ее историю, политику и эволюционирующие отношения с расой и превосходством белых. Его память-это не только гимн, но и расплата. В 2021 году, когда Америка – и весь мир – борются с долгой загробной жизнью рабства, ясно одно: его “правда” продолжает идти вперед.
Беннетт Партен – кандидат наук в Йельском университете.
