Великих авантюристов было много. Но и среди них граф Калиостро – суперстар. 230 лет назад его звезда взошла и над Россией. Но быстро закатилась…
«Обо мне придумано столько небылиц, что я устал опровергать их, а между тем биография моя проста и обычна для людей, носящих звание магистра… Родился я в Месопотамии, недалеко от слияния рек Тигр и Евфрат две тысячи сто двадцать пять лет тому назад…
В тот год и в тот час произошло извержение вулкана Везувий. Очевидно, вследствие этого знаменательного совпадения часть энергии вулкана передалась мне…» – так говорил граф Калиостро в телефильме «Формула любви». В основе фильма рассказ Алексея Толстого «Граф Калиостро» (1921 г.).
Вообще этот таинственный герой волновал воображение русских авторов, о нем сочинил интересную повесть «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» Михаил Кузмин (1919 г.). На излете советской эпохи Валентин Пикуль написал рассказ «Калиостро – друг бедных». Все они изображали этого героя как мистическую личность, наделенную магическими способностями.
Сам же невыдуманный Калиостро неустанно формировал легенду о себе. Некоторые высказывания графа дошли до нас, из них получилось бы неплохое «интервью со звездой», вроде тех, что публикуют нынешние газеты и журналы. Вопросы напрашиваются сами собой, а вот ответы строго документальны. Итак…
Корр. Главный вопрос, интересующий всех: who is Mr. Cagliostro?
Калиостро. Тайна моего происхождения, неразрывная связь с моим неведомым отцом, навсегда останется тайной; тот, кто раскроет ее, поймет меня и одобрит.
Корр. Имя и титул, которые вы носите, подлинные?
Калиостро. Это имя я избрал, чтобы появиться среди вас… Когда я погружаюсь в мои мысли, устремляясь к высшей форме существования, бесконечно далекой от вашей жизни, тогда я становлюсь тем, кем желаю быть.
Корр. Где и от кого вы получили свои знания и необъяснимые способности?
Калиостро. Весь свет идет с Востока; все тайные знания из Египта… Если кто-то из вас посетит те блаженные земли, вспомните обо мне, произнесите мое имя, и тотчас слуги отца моего откроют пред вами врата святой жизни.
Корр. Нельзя ли уточнить, где ваша родина?
Калиостро. Мое отечество там, где я оставил свои следы… Я не прошу у государей ничего, кроме того, чтобы быть принятым в их владениях, и, поскольку это право мне обычно предоставляется, я приезжаю и творю добро вокруг себя; но я везде проездом. Я просто знатный путешественник.
Корр. Но вы подвергались и гонениям, и осуждениям. Почему?
Калиостро. И угнетен, и осужден, и оклеветан. Заслужил ли я такую судьбу? Но я погружаюсь в мои сокровенные знания, и там обретаю мир, в котором люди мне отказывают.
Корр. Многие знают вас как целителя. Каковы основные постулаты медицины Калиостро?
Калиостро. Все болезни происходят от двух причин: или от сгущения лимфы, или от застоя жидкостей в нашем теле.
Корр. Вас часто обвиняли и в шарлатанстве.
Калиостро. Я вас прощаю, ибо вы не знаете меня.
Корр. Граф, вы уклоняетесь от ясных ответов. Хотелось бы узнать много больше!
Калиостро. К чему вам больше? Если б вы действительно были детьми Божьими, если бы ваши души не были столь суетными, а любопытство – праздным, вы бы уже давно поняли все!
Сам о себе
Так говорил Калиостро. Но, кроме отрывочных туманных высказываний, рассеянных в письмах и в беседах с современниками, были еще два документальных свидетельства графа о самом себе: первое – его показания перед судом Парижского парламента в связи с известным «Делом о колье королевы» (подробнее об этом в №2-3/2009), второе – признания суду священной инквизиции.
В первом он утверждал, что родился на Востоке, детство провел в Медине, во дворце верховного муфтия. Воспитатели и слуги называли его Ашарат. От него скрывали, кто его родители, но по различным обмолвкам он понял, что он потомок богатого и знатного рода, христианин, хотя и живет среди мусульман и носит восточные одежды.
Его наставник, мудрый и преданный Альтотас, воспитывал в нем любовь к истинному Богу и милосердие к ближним. Он же обучил мальчика многим языкам, пробудил интерес к вероучениям и таинствам Востока, особенно Египта. Повзрослев, юноша отправился путешествовать, его с почетом принимали владыки разных стран, в Мекке он три года жил в гостях у халифа. Затем совершил путешествие в Египет, посетил другие страны.
В 1766 году таинственный юноша прибыл на Мальту. Его радушно принял сам Магистр ордена мальтийских рыцарей. Именно тогда путешественники впервые облачились в европейские одежды, а юноша принял имя и титул графа Калиостро. На Мальте скончался Альтотас. По приказу Магистра отныне спутником Калиостро стал знатный мальтиец шевалье д’Аквино. Вместе они отплыли на Сицилию, побывали в крупнейших городах Италии, и повсюду д’Аквино рекомендовал графа Калиостро знатным итальянцам…
Изложив эту фантастическую часть своей биографии, Калиостро перешел затем к достоверному жизнеописанию, подтвержденному фактами и свидетельствами. Надо сказать, что многие парижане, слушавшие его тогда во Дворце Правосудия, не могли удержаться от смеха, а судьи, те просто отмахнулись от выдумок Калиостро.
Другое дело – инквизиция. Там шутить не любили. И умели дознаться истины.
Бальзамо из Палермо
На самом деле его звали Джузеппе Бальзамо, и он родился в 1743 году в небогатой сицилийской семье. Отец его, Пьетро Бальзамо, торговал в Палермо сукном и шелком. Семья была очень набожной, и как только сын подрос, родители убедили его поступить в монастырь. Джузеппе был одарен разными талантами: прекрасно рисовал и копировал почерки, под руководством монаха-аптекаря ставил опыты в химической лаборатории монастыря, составлял лечебные отвары и снадобья, овладел навыками чревовещания.
Уже в монастыре Джузеппе попался на каком-то мошенничестве и бежал в Палермо. С тех пор началась его карьера мелкого афериста. Он подделывал завещания и векселя, изготавливал и продавал приворотные зелья, соблазнял простаков рассказами о якобы зарытых где-то кладах. Пошла молва о его магической силе.
Самой богатой добычей Бальзамо стал местный ювелир и ростовщик Мурано – он попался на выдумку с кладом. Джузеппе привел его к пещере, где будто бы хранился заговоренный клад. С помощью чревовещания он убедил ростовщика, что клад охраняет нечистый дух, одолеть его можно только одним способом: оставить перед входом в пещеру шестьдесят унций золота (1,7 кг). В конце концов, Мурано оказался один в пещере, где его избили какие-то злобные «демоны», так он остался без клада и без золота.
Бальзамо бежал из Палермо, скитался по городам Италии, где промышлял мошенничеством. Затем его следы затерялись на три года, возможно, в этот период он и впрямь побывал на Ближнем Востоке и в Африке, где многому научился.
Джузеппе вернулся в Италию, иногда он сходился с более опытными мошенниками, и они работали сообща. Однако совместные аферы часто оканчивались разоблачением и арестом. Бальзамо решил, что отныне будет работать в одиночку.
Джузеппе Бальзамо учился непрерывно, оттачивал свои природные способности и приобретал новые навыки, например, овладел гипнозом. Он заметил, что его рассказы о тайнах Востока производят особенно сильное впечатление на потенциальных жертв, прежде всего на просвещенную публику. Он понял, что удел афериста – дурачить простаков, но авантюрист высокого полета работает с людьми из общества. Вот парадокс: в эпоху Просвещения мистика и магия стали новой религией; именно знатные и образованные люди, отравленные рациональным знанием, оказались особенно падки на все сверхъестественное.
Образцом для подражания молодому Бальзамо служил знаменитый граф Сен-Жермен. Однако сицилиец не обладал аристократическим обликом и манерами таинственного графа. Джузеппе с виду был солиден, но немного мужиковат: крепко сложен, широкоплеч, смуглолиц, с глазами навыкате. Он знал несколько языков, правда, на всех говорил с заметным акцентом; он не обладал ни изяществом Сен-Жермена, ни красноречием Казановы.
Только в письменной речи Калиостро казался глубже, хотя, конечно, не был оригинален. В его теории и практике переплелись идеи мифического вероучителя Гермеса Трисмегиста, достижения естествоиспытателя и медика эпохи Возрождения Парацельса и недавние исследования австрийского врача Франца Антона Месмера, открывателя «животного магнетизма». Такой гремучей смесью мистики, народной медицины и парапсихологии пользовались в ту пору многие шарлатаны. Верно служит она по сей день многочисленным «народным целителям», магам и прорицателям.
Однако Калиостро не было равных, когда он появлялся перед публикой в ореоле мистической тайны, в несколько театральной обстановке – в декорациях лаборатории алхимика или в экзотической одежде восточного жреца. Даже неистребимый сицилийский акцент прибавлял ему загадочности. Для избранной роли Джузеппе принял новое имя и титул – граф Алессандро Калиостро. Впрочем, иногда он являлся в разных странах и под другими именами – граф Гарат, граф Феникс, маркиз д’Анно, дон Тичино, Фридрих Гвалдо и многими другими.
И вот преображенный Бальзамо, он же граф Калиостро, приехал в Рим, укутанный плащом, сотканным из чудес и тайн. Неудивительно, что кудесник вскружил голову красавице Лоренце Феликьяни. Она хоть и была девушкой из простой семьи, но к ней сватались завидные женихи. Супруг присвоил жене новое имя – Серафина. Девушка, разумеется, не знала, что ей придется подыгрывать мужу в его мистификациях, а иногда и ублажать богатых и влиятельных клиентов.
Поначалу молодоженам не везло, они скитались по Италии под видом пилигримов, скрывающихся от гнева родителей, так как они якобы вступили в тайный брак. Несчастных супругов жалели и часто ссужали деньгами. Удача улыбнулась Калиостро в Британии. Там он успешно лечил чудодейственными бальзамами, а главное, прославился умением предсказывать выигрышные номера лотереи. Несколько его клиентов, действительно, выиграли. Однако проигравших было значительно больше, они подали на Калиостро в суд. Дело окончилось ничем – авантюрист доказал, что истцы давали ему деньги добровольно и никакого договора между ними не было.
В Британии граф Калиостро близко сошелся с масонами. Братья-каменщики с волнением слушали его рассказы о сокровенных тайнах Востока. Возможно, именно тогда Калиостро задумал основать собственную ложу египетского масонства и стать его магистром – Великим Коптом.
Однако из Англии, и не только оттуда, ему часто приходилось уносить ноги – под угрозой разоблачения, суда, тюрьмы. После первого краткого посещения Франции он побывал в Бельгии и Германии. И чем ближе граф продвигался к российским рубежам, тем восторженнее его встречали.
В столице Курляндии Митаве он долго гостил в знатном семействе графа Медема. У него появилось множество почитателей, из которых Великий Копт сформировал первую ложу египетского масонства. Причем, что было тоже внове, он приобщил к масонским таинствам и женщин. Впоследствии он собирался поставить во главе «женского отделения» ложи Лоренцу-Серафину.
В Митаве Калиостро начал практиковать свои знаменитые магические сеансы, во время которых вызывал души умерших, показывал в прозрачном шаре будущее присутствующих. Вот с таким багажом – чудесного целителя, алхимика, масона, мага и прорицателя – Калиостро отправился покорять Россию.
Настоящий гишпанский полковник
В 1779 году Калиостро прибыл в Санкт-Петербург. В Россию он въехал как «господин граф Калиостро, гишпанский полковник». Сомнительные документы Калиостро никого не насторожили – они были сработаны мастерски. Его могли бы легко разоблачить, достаточно было обратиться с запросом к испанскому посланнику, но власти этого не сделали. Почему? У Калиостро были рекомендации масонов к высокопоставленным братьям-каменщикам в России.
Среди них – обер-гофмейстер императрицы И.П.Елагин (он ранее покровительствовал и Казанове), знатный вельможа и богач граф А.С. Строганов. Кроме того, Калиостро имел, вероятно, тайные поручения от курляндского дворянства. То есть «гишпанского полковника» ждали и встречали на самом верху, а потому и не проверили. Причем ждали с нетерпением: еще в Митаве он заявил своим адептам, что в России он назовется подлинным именем и явится во всем величии.
Авантюриста, как всегда, сопровождала очаровательная Лоренца – она же графиня Серафина Калиостро. Надо сказать, графиня не сразу приняла уготованную ей роль, однажды сбежала от мужа с французским дворянином. Но Калиостро добился через суд ее заключения в тюрьму, а затем и возвращения в лоно семьи. Лоренца смирилась и впоследствии вошла во вкус упоительной жизни авантюристки.
Супруги наняли просторные апартаменты на Дворцовой набережной в доме генерал-поручика Миллера. Кроме личных покоев, Калиостро оборудовал помещение для приема больных и просторный зал для своих магических сеансов, декорированный в восточном духе и оснащенный зеркалами и прочим реквизитом для создания спецэффектов и иллюзий.
По обыкновению того времени, Калиостро начал наносить визиты и принимать гостей. И для всех у него находились рекомендательные письма – подлинные и подложные. В числе первых он навести земляка – итальянского тенора Джованни Локателли. А тот как раз жаловался на хрипоту и недомогание. Калиостровы полоскания и снадобья помогли певцу вновь обрести звонкий голос и бодрость. С подачи Локателли молва об искусстве Калиостро разнеслась по гостиным столичной знати.
Калиостро и без того намеревался начать с целительства – это богоугодное дело должно было произвести благоприятное впечатление. Его приемный покой вскоре наполнился страждущими всех сословий, и многим он действительно помогал. Говорили, что он привел в чувство даже одного бесноватого. Слухи о чудесных исцелениях быстро превратили реальные цифры в сказочные «пятнадцать тысяч». Причем утверждали, что бедным Калиостро помогал лекарствами и деньгами.
Но не будем обольщаться, подобно Валентину Пикулю, считавшему авантюриста «другом бедных». Калиостро следовал отработанным приемам рыцарей Фортуны: производить хорошее впечатление наиболее явным образом и скрывать подлинные интересы как можно тщательнее. Нет сомнений, что Калиостро стократно возмещал свои расходы на благотворительность из карманов состоятельных клиентов. Да и то зачастую отказывался от денег, вынуждая богатых пациентов уговаривать его принять плату, и, в конце концов, соглашался принять мзду как «пожертвования».
Популярность Калиостро среди простого народа также явно преувеличена. Немногие решались обратиться к барину-иностранцу, да еще рядящемуся в диковинные нерусские одежды. А главное, в представлении русского человека настоящий целитель должен был выглядеть по-свойски: этаким неопрятным мужичонкой, желательно с каким-нибудь изъяном, вроде бельма на глазу. Одним словом, Богом меченым.
Как раз в эту пору гремела слава такого лекаря-самоучки – Василия Ерофеича Воронова, изобретателя русского «эликсира жизни» – крепкой водки, настоенной на ароматных травах. Вот к нему действительно было паломничество со всей России. Да что там! Ерофеич самого Алексея Орлова, царицыного любимца, чуть не из гроба поднял. Говорили, будто Екатерина II самолично отблагодарила целителя, одарила деньгами и на радостях рюмочку «ерофеича» опрокинула.
Впрочем, для Калиостро не так важны были любовь народная и всероссийская известность. Ему вполне хватало внимания и денег благородных пациентов. Очень скоро его снадобьями заинтересовались и петербургские дамы. Этому немало способствовала Лоренца.
Многие обращали внимание на ее молодость, красоту и постоянную свежесть лица. А она говорила, между прочим, что у нее старший сын служит в чине капитана. «Так сколько же вам лет?» – недоумевали дамы. «Немножко за сорок, – признавалась графиня. – Но вы же знаете, мой супруг изобрел эликсир молодости…» Понятно, что столичные дамы платили немалые деньги за склянку волшебного напитка.
Пуговицы имени его
Словом, врачебная деятельность Калиостро шла в целом успешно. По воспоминаниям современника, «самые неистовые враги не могут его более упрекнуть, как только тремя умершими». Сами ли ушли в мир иной эти трое несчастных, или Калиостро залечил, – история умалчивает.
Неназванные «неистовые враги» Калиостро были профессиональные врачи, и самый яростный критик – лейб-медик императрицы Джон Самуэл Роджерсон, именовавшийся в России просто Иваном Самойловичем. Он утверждал, что новоявленный кудесник – просто мошенник, и заявлял повсюду: «Эмпирик и ученик школы Гермеса не устоит перед выпускником медицинского факультета Эдинбурга».
Уже тогда многие считали, что нападки врачей на Калиостро продиктованы исключительно меркантильными интересами: стремлением устранить опасного конкурента. Может, так оно и было, но лишь отчасти. Ведь профессиональные врачи терпели Ерофеича и подобных ему целителей. А было их немало, в том числе, заграничных.
Газета «С.-Петербургские ведомости» в это время пестрела броскими рекламными объявлениями: «братья Пелье, французские глазные лекаря, искусство свое ежедневно подтверждают, возвращая зрение множеству слепых»; парижский зубной врач Шоберт обещал чудесное излечение от разных болезней зубов, и в том числе «от ударов воздуха»; а «славный дамский портной Дофемон выдумал делать корпусы (корсеты)», с помощью которых «нашел средство уничтожать горбы у людей».
Все эти эскулапы не слишком беспокоили профессиональных медиков. Другое дело Калиостро – он подвел под свою деятельность некую псевдонаучную основу. Поэтому соперничество с ним было скорее борьбой науки и лженауки.
Калиостро тоже сознавал принципиальный характер нападок Роджерсона и других врачей, видел в них реальную угрозу, поэтому решил действовать радикально: предложил лейб-медику профессиональную дуэль – соперники предложат друг другу пилюли с ядом.
Тот, кто сумеет подобрать противоядие, выиграет жизнь и профессиональное первенство. Роджерсон отказался, и правильно сделал. Условия Калиостро были явно вздорными, рассчитанными на пропагандистский эффект. Вряд ли какой-либо врач, даже и сегодня, сможет подобрать противоядие вслепую, не зная самого яда.
Конечно, можно было бы взять анализы и выявить хотя бы группу ядов, но это дело нескорое, и к тому времени результат мог уже оказаться бесполезным…
Одновременно Калиостро расширял круг знакомств, углублял отношения с виднейшими вельможами. Играя на вечных слабостях рода человеческого, он многих сумел соблазнить: одних чудесным обретением здоровья и вечной привлекательности, других успешной карьерой и властью, третьих богатством.
Перед блеском золота никто не устоит. Даже сказочно богатый граф Строганов. Калиостро охотно демонстрировал алхимические опыты: у неискушенных зрителей создавалось впечатление, что на их глазах простой кусок железа превращался в серебро и в золото. Ничего волшебного на самом деле не происходило. Настоящие ученые-химики уже умели с помощью электричества осаждать соли металлов на поверхности железа, позднее этот метод был усовершенствован и получил название гальванотехники. Но выглядели эти манипуляции очень эффектно.
Увлекся чарами Калиостро и сам всесильный фаворит императрицы князь Потемкин. А тут как раз подоспел случай испытать знания алхимика. Незадолго до того Потемкину сообщили, что на армейских складах стали таинственным образом исчезать оловянные пуговицы с мундиров. Прямо чудеса: нитки торчат, не порваны, не обрезаны, а самих пуговиц нет! Ничего подобного не случалось в других странах.
Тогда еще не знали, что крепкие морозы в определенных условиях разрушают олово в прах. Это загадочное явление получило название «оловянной чумы».
Вот Потемкин и спросил Калиостро: «Что делать, чтобы чудес с русскими пуговицами не происходило?» Калиостро подумал некоторое время, хотя мог ответить сразу, и наконец предложил князю: отливать пуговицы из сплава цинка и меди, то есть, проще говоря, посоветовал делать латунные пуговицы. Они и выглядят красивее, особенно надраенные кирпичным порошком. С тех пор на мундирах русских военных в продолжение целого столетия блестели «пуговицы Калиостро».
Тем временем сотрудничество Потемкина с Калиостро приняло почти семейный характер – светлейший князь увлекся загадочной графиней Калиостро. Ничто так не волнует сердце мужчины, как таинственная женщина. Очень скоро тайна сия раскрылась Потемкину во всей своей прелести. Калиостро был премного доволен, он считал, что ему открывается путь во дворец, куда его пока не звали.
Авантюрист решил, что настало время пустить в ход тяжелую артиллерию – начались его знаменитые магические сеансы. По вечерам избранное общество собиралось в «египетской зале», где граф представал в облике Великого Копта. На нем были длинные шелковые одеяния, расшитые красными иероглифами, голову украшала затейливая повязка из золотой парчи, концы которой ниспадали.
Это сооружение удерживал на голове венок из живых цветов, осыпанный драгоценными каменьями. Через плечо и грудь опускалась широкая лента изумрудного цвета, расшитая изображениями жуков-скарабеев. На красном шелковом поясе висел рыцарский меч с рукоятью в виде креста. В таком величественном виде Калиостро не говорил – он вещал, глаголил.
По желанию гостей Калиостро показывал им их будущее. Для этого в зал вносили стеклянный шар с кристально чистой водой. Калиостро совершал над сосудом различные пассы, вдруг вода в шаре замутнялась, образовывались сгущения, в которых впечатлительный человек мог разглядеть силуэты и лица. Это был несложный химический опыт, но двести с лишним лет назад он производил сильное впечатление на публику.
Затем Калиостро вызывал духов умерших людей по выбору присутствующих, беседовал с ними. Для общения с обитателями загробного мира граф привлекал специально подготовленных ассистентов-медиумов, чаще всего детей с голубыми глазами, их называли «голубками». Перед сеансом Калиостро поил «голубков» каким-то отваром, а затем вводил их в состоянии транса. Он общался с потусторонними силами не напрямую, а через посредство этих «чистых созданий». В этом гвоздевом номере программы Калиостро умело соединял иллюзионную технику, галлюциногенные препараты, чревовещание и гипноз.
Еще во время магических сеансов в Курляндии с Калиостро случались нервные срывы. Проявились они и в России. Он вдруг начинал препираться с духами, переходил на крик, топал ногами и размахивал мечом направо-налево. В такие минуты Лоренца умоляла присутствующих не приближаться к мужу, дабы не навлечь на себя большой беды. Было ли это частью спектакля, или действительно сказывалось нервное перенапряжение, – неизвестно.
Понятно, что число приверженцев Калиостро умножилось. Петербургские масоны, члены английской и шведской лож, горели желанием перейти в «калиострову веру» – они считали египетское масонство более высокой степенью посвящения. И все же в столице о нем толковали разно. Многие утверждали, что Калиостро обобрал доверчивых россиян на многие тысячи рублей, в том числе своих якобы друзей, того же Елагина, например.
Другие были снисходительнее, один современник вспоминал: «О Калиостро говорили много дурного, я же хочу сказать о нем хорошее. Правда, что его тон, ухватки, манеры обнаруживали в нем шарлатана, но… Обыкновенно разговор его был приятный и поучительный, поступки его отличались благотворительностью и благородством, лечение его никому не делало никакого вреда, но, напротив, бывали случаи удивительного исцеления».
Один такой удивительный случай исцеления волнует воображение до сих пор. В это время отношения Калиостро с недругами обострились. Лейб-лекарь Роджерсон готовился выступить в печати с публичным разоблачением шарлатана. А тут еще молодой секретарь Елагина, во время отсутствия хозяина, заспорил с Калиостро, указывая на его явные ошибки в научных вопросах. Дошло чуть не до драки. Граф нажаловался Елагину, тот сделал секретарю выговор. Юноша в отместку пустил по столице слух о невежестве обманщика. Калиостро понимал, что теряет очки, ему необходимо было сделать сильный ход, пусть даже очень рискованный. И вот случай представился.
У князя Гавриила Петровича Гагарина тяжело заболел годовалый сынишка. Все врачи, один за другим, признавали свое бессилие перед болезнью. Князь обратился к Калиостро. Граф осмотрел ребенка, признал, что положение почти безнадежное, но согласился лечить его, при условии соблюдения строжайших правил. Во-первых, родители должны были отдать ребенка в дом Калиостро. Во-вторых, они не смогут видеть сына, пока граф им не разрешит. Родители согласились. Калиостро увез мальчика к себе.
Потянулись томительные дни. Гагарины ежедневно приезжали на Дворцовую набережную, но Калиостро либо не принимал их, либо кратко отвечал: «Ребенку лучше». Вот и все.
Так прошли две недели. Что происходило в покоях Калиостро, – навсегда останется тайной. Наконец, граф объявил, что опасность миновала, и разрешил забрать ребенка домой. Родители были вне себя от счастья. Князь Гагарин предложил графу тысячу золотых империалов (десять тысяч рублей серебром, или почти двенадцать килограммов чистого золота), но Калиостро отказался наотрез. Тогда князь тайком оставил сверток с империалами в прихожей графа. По одним сведениям, Калиостро вернул золото князю, по другим – взял себе.
Казалось бы, полная виктория! На деле же вышел скандал. По городу поползли слухи. Говорили, что вначале мать, рассмотрев хорошенько мальчика, усомнилась, точно ли это ее сын. И тут открылось, что больной на самом деле умер, а Калиостро подменил его другим ребенком. Иные уверяли даже, что девочкой! Будто бы Калиостро приперли к стенке, и он во всем признался.
Когда же его спросили, где тело Павлуши Гагарина, злодей сказал, что пытался произвести опыт палингенезиса (оживления), во время которого труп сгорел… Да, в этой истории много неясного, а чем больше загадок, тем больше и домыслов. Точно можно утверждать лишь то, что Павлуша Гагарин, он же князь Павел Гавриилович, вырос крепким и здоровым, стал офицером, воевал и дослужился до генеральского чина.
Последний фокус Калиостро
Известия о проделках Калиостро регулярно доходили до Екатерины II. Последняя волна слухов окончательно вывела императрицу из себя. Она произнесла лишь одно слово: «Шкандаль!» Но в этом слове скрывались многие ее неудовольствия. Екатерина не любила «авантурьеров», как она выражалась. Она не одобряла целителей-чудотворцев. Она осуждала масонов и считала, что в определенных условиях они могут представлять опасность для государства. Но главный «шкандаль» состоял в том, что ее «Гришенька» спутался с итальянской прости-господи!
В общем, участь Калиостро и его спутницы была решена. Графу вежливо намекнули: мол, загостились вы у нас! По обычаю того времени, отъезжающий должен был заранее опубликовать объявление о своем выезде за границу. Дал такое объявление и Калиостро. Но напоследок, говорят, выкинул штуку в своем духе: он выехал из столицы через все заставы одновременно, и повсюду оставил свой автограф в книге проезжающих.
А императрица Екатерина II вскоре написала две комедии: «Обманщик» и «Обольщенный». Обе они – «наш ответ Калиостро». Особенно «Обманщик», ее главный герой носит имя Калифалкжерстон. К этим двум комедиям вскоре добавилась третья – «Шаман Сибирский».
Получилась трилогия, в первой заморский маг подчиняет себе обитателей одного столичного дома; в «Обольщенном» сатирически изображено окружение шарлатана, его ученики и подражатели; а в «Шамане» показано, как дремучий колдун из Сибири подчиняет себе уже не один дом, а всю столицу. Ну не Гришка ли Распутин собственной персоной?
Прямо из России граф Калиостро с супругой отправился в Варшаву. Там он был разоблачен и поспешно бежал. Второй его приезд во Францию был поначалу очень удачен. Но вскоре взлет окончился паденьем: его, великого авантюриста, одурачила аферистка Жанна де Ламотт, впутала в интригу с ожерельем королевы. Калиостро даже оказался в Бастилии. Правда, суд его оправдал, и парижане с ликованием несли Калиостро на руках до самого дома. Но все-таки Калиостро обиделся на Францию и покинул страну.
Вскоре он написал «Письмо к французскому народу», в котором предсказал грядущую революцию и казнь короля. Он предвидел, что восставший народ разрушит Бастилию, и это место станет любимым местом для прогулок парижан. Кстати, это письмо прочла Екатерина II и воскликнула: «Калиостро – негодяй, достойный виселицы!»
По неизвестным причинам Калиостро и Лоренца решили вернуться в Италию, где за ними тянулось немало грехов. И все-таки они поселились в Риме. Калиостро не удержался от того, чтобы и здесь собрать масонскую ложу, хотя инквизиция приравнивала масонство к опаснейшей ереси и государственному преступлению. Агент инквизиции выдал Калиостро. Трибунал приговорил его к смертной казни, которую заменили пожизненным заключением. Лоренцу тоже осудили и заточили в монастырь. Оба узника умерли в один год, в 1795-м.
В конце века один за другим уходили из жизни рыцари Фортуны: погибали в бою, умирали на плахе, заживо гнили в тюрьмах. Некоторые еще влачили жалкое существование, как старик Казанова в замке Дукс, но это уже были живые трупы. Потому что свершившаяся Французская революция – своего рода величайшая авантюра – привела к власти новое поколение авантюристов…
