Цзян-гун… “Гу-у-ннннн…” – это выдыхает из своей вселенской звуковой бездны Большой Китайский Гонг, тонкая солнцеподобная мембрана из древнего секретного сплава, величиной в два мужских китайских роста, получившая удар войлочной палицы, зажатой в вялено-мускулистых руках узкоглазого гиганта с головой, подбритой до вершин ушей, и с жесткой плеткой косы цвета крыла ворона – до копчика.Удивительно фонетически живописна, символична уже в самом своем звучании китайская речь! Как иероглифы в образах передают зримую картину мира, так слышимый мир воплощен в звуковой музыке китайских слов… Многотысячелетняя культура Китая достигла таких высот и глубин, что стала адекватна самому Провидению. Внутри нее сосуществуют прошлое, настоящее и будущее – и мира в целом, и человечества, и человека в них…
… Он пришел к власти в Китае в 25-ом. Сдал ее на смертном одре в 1975 году на острове Тайвань за два года до своего 90-летия. О нем еще при его жизни было сказано на его Родине: “Такие герои рождаются один раз в 300 или даже 500 лет.” Его единственного сопоставляли с самым почитаемым в Китае человеком – с Конфуцием. По древней традиции к его имени всегда присовокупляли должность или звание: Цзунцай Цзян – генералиссимус, высший арбитр Цзян, председатель Цзян (так его имя звучит по-китайски), главнокомандующий Цзян, президент Цзян и даже Цзян-гун, то есть император Цзян, владыка Цзян, государь Цзян. Величайший из великих, могущественнейший из всех.
У нас он известен под именем Чан Кайши – плохой двойной перевод с китайского на английский, а с него – на русский. Дважды искажена транскрипция имени. Что уж говорить о биографии…
Я с детства видел только карикатуры на него – на громадных щитах “Окон ТАСС”, на уличных разворотах-стендах центральных газет, в парикмахерских в подшивках “Крокодила” на столиках в закутке для ожидания очереди к мастеру – на изготовление на моей заросшей буйно голове аккуратненького хорошистского чубчика. На карикатурах Чан Кайши всегда был маленький, щуплый, в высокой фуражке с восьмиконечной кокардой, в огромных очках, за стеклами которых – короткие узкие штришки глаз, широко растянутый рот с громадными зубами (пресловутая китайская неснимаемая улыбка), на плечах огромные, как консервные банки, старинные круглые погоны с плетеной бахромой и аксельбанты через грудь, а на сапожках – махоньких, – обязательно кавалерийские шпоры.
Потом, через три десятка лет после тех детских зрительных контактов с ним, вернее, с его изображением, я узнал – что было не просто, да не просто и сейчас, у нас о нем до сих пор не любят распространяться, как об одном из своих исторических грехов, – так вот я узнал, что на тех карикатурах многое было правдиво. Видимо, художникам компетентные учреждения давали фотоматериал о нем, и Кукрыниксы, Ефимов, Ганф и прочие своим извращенным почерком все-таки кое-что людям о нем сообщали: действительно, носил очки, взаправду был великолепным наездником, и его мундиру генералиссимуса полагались старинные, как у нас в 1812 году, погоны…
Да, не любили у нас Чан Кайши…
Зато с ним были в добрых и приятельских отношениях великие люди планеты: Сунь Ятсен, чьим учеником и преемником он был, Махатма Ганди, Черчилль, крупнейшие деятели и военачальники США – Ф. Рузвельт, Макартур, Маршалл, Дж. Ф. Даллес, Эйзенхауер. И все они сходились во мнении, что он – ярко выраженная личность, типичный китаец, а, значит, прежде всего патриот. По убеждениям государственник, антимонархист, республиканец, по образу действий – революционер. По натуре настойчив, прямолинеен, жесток, хитер, коварен, недоверчив, изворотлив, импульсивен, горд, обидчив. Других мерит собой. Честолюбив и тщеславен до чрезвычайности. Талантливый политик. Блестящий военачальник. Поскольку родом из глубинки и из простой семьи – сверхэнергичный карьерист.
О его деяниях написаны тома и тома, защищены диссертации, сняты кинофильмы. А для нашего народа он остался карикатурой в “Крокодиле”. Потому, что иное к нему отношение бытовало у нас так давно, что свидетелей тому осталось в живых на всю Россию – считанные дестяки. Капли в океане…
Что же совершил этот – в сапожках со шпорами и с круглыми погонами, отороченными плетеной бахромой?
Ну, сапоги-то, прежде всего, у него были нормального размера, ибо для китайца он был даже высок. А в масштабе мировой истории 20-го века – даже гигант. Как-никак вместе с союзниками сокрушил блок фашистских государств, именовавшийся “ось Токио-Берлин-Рим”. Или наоборот, начиная с Рима. В разных документах и источниках по-разному, но Берлин (Гитлер) – в центре оси всегда.
А в союзниках у него ходили, на минуточку, Сталин И.В., Франклин Делано Рузвельт, Уинстон Черчилль, и по их соглашению он получил пост и ранг главнокомандующего всеми союзными вооруженными силами на восточно-азиатском театре военных действий во Второй мировой войне. Это четверть мира.
За что такая власть, такая честь?
А вот за что.
К тому времени он изменил целую страну, одну из самых обширных на планете и самую густонаселенную на ней – уже тогда в ней жило полмиллиарда, – Китай. Это суметь надо, да?
Он сверг под руководством своего учителя Сунь Ятсена монархию в Китае. Он не позволил Китаю распасться после революции на мелкие феодальные деспотии. Он рукой полководца объединил страну в единое государство с единым правительством и правителем. Он заставил все государства планеты изменить свое отношение к Китаю, расторгнул несправедливые и грабительские договоры с ними и заключил новые, справедливые и равноправные. Он превратил свою Родину из объекта в субъект международного права. Он заложил основы современного, цивилизованного развития китайского общества, представшего ему в момент своего распада, деградации, расхищения, самоистребления, в тупике феодализма и даже родо-племенных законов существования. И – в капкане неизбывной нищеты подавляющего большинства его соотечественников, вымиравших от истощения.
Он всю свою военную образованность, все силы и весь талант вкладывал в борьбу за изгнание с земли своей Родины хищного, ненасытного и безжалостного агрессора – японской армии, со дня ее высадки в Китае и до часа ее капитуляции.
А чуть позже он учредил со своими союзниками ООН и сделал Китай постоянным членом Совета безопасности – самого властительного органа этого “всемирного правительства”.
Согласитесь, не хило он потрудился, не слабо претерпел, не мало надыбал, чтобы попасть в “Крокодил” моего детства на столике в парикмахерской. Хотя бы в виде карикатуры.
… Он в 1887-м году родился в деревне Сикоу в сельской семье, в одном из беднейших мест Китая в провинции Чжэцзян, явив собою 28-е поколение рода Цзянов, восходящего к Чжоу-гуну, легендарному правителю, кумиру самого Конфуция. В роду не меньше двух десятков поколений крестьян, только дед и отец Чана выбились в купцы – подзаработали на торговле солью и известью. Но обоих Чан потерял в раннем детстве, и мать воспитывала его одна. Как все матери, она глубоко чувствовала и понимала натуру маленького сына и дала ему первое детское имя Чжоутай, что означает “надежность” – она очень хотела, чтобы он выжил…
В Китае все имеют несколько имен, и каждое – возрастное, – по сути означает то, чего родители желают своему чаду.
У матери был талант давать имена очень своевременно. Ибо первое имя спасло мальчику жизнь: в три года он засунул себе в горло палочку для еды, хотел измерить глубину глотки. Еле спасли… А когда он пошел в школу (5-ти лет), она дала ему имя Чжицин: “чистота помыслов, целей, устремлений”. Тоже очень вовремя – в этом возрасте он начал и до ранней юности продолжил лихорадочно самоутверждаться в играх и соревнованиях с детьми и взрослыми, и жаждал только выигрыша, и выигрывал, и кроме первенства не признавал иного итога. Впрочем, как вспоминают свидетели, отличался ото всех он все же не этим, а тем, что как никто умел сосредотачиваться, вдумываться, оценивать себя и других… В 11 лет на школьном уроке, выслушав зачитанные учителем новости из газеты, он заявил, предвосхищая Билла Клинтона, что президент США тоже всего лишь человек, как и все люди в мире, и поступает, как все.
Следущее имя, совсем взрослое, мать дала ему как раз в тот момент, когда оно ему понадобилось – Цзеши, “утес”. Потому, что власти посадили подростка – хозяина в доме, – в тюрьму за неуплату податей вовремя. Семья бедствовала. И он отсидел весь срок. Китайская тюрьма вошла в свод международных идиом. Это ад. Первое взрослое имя не только пришлось кстати, но и помогло выстоять в тюрьме.
Все же упорный подросток закончил и сельскую, и уездную школы, в которых учился по классическим древним книгам. И вознамерился учиться дальше, для чего решился поменять привычную жизнь в родной деревне на неизвестность в большом городе. Мать не перечила сыну – это не в традициях страны, – но предприняла мудрый шаг: женила 15-летнего сыночка на местной добропорядочной девушке 20-ти лет Мао Фумэй. По мнению всех соседей и знакомых семьи, это был удачный, хороший во всех отношениях брак. От себя добавим: Мао Фумэй всю жизнь прожила в готовности помогать суженному в любых случаях, в каковых, конечно, недостатка не было в бурной судьбе Чан Кайши. Во всяком случае, его внуков воспитывала и растила она… На прощание мать дает сыну последнее взрослое имя – Чжунчжэн, “прямой, твердый, нелицеприятный по нраву”.
В 17 лет он – студент, – в Шанхае. Шанхай! Волшебный, ослепительный мегаполис, порт всех мировых океанов и морей, столица великой, необъятной Азии, ее рай земной, ее ад и проклятие… Вчерашний деревенский школяр, а ныне учащийся по западной системе обучения юноша с широко открытыми от удивления глазами ходит сутками мимо кофеен, шикарных ресторанов, модных магазинов и театров центра, мимо старинного тесаного парапета реки Хуанпу, на своих берегах питающей работой 20 километров пристаней, доков и складов. Цзян Чжунчжэн бродит среди лавчушек, мимо окраинных опиумных притонов и ночлежек, полных проституток, наркоманов, бедных, как и он, студентов, бродяг, воров, бездомных поденщиков-селян.
Он понял тогда, чем живет Шанхай нескольких миллионов простых людей, Шанхай узких дымных переулков, крошечных домиков, слепленных руками из глины, с окошками без стекол, с неостывающим очагом, дающим пищи не досыта и тепла не вдоволь. Он почувствовал, отчего закипают злобой миллионы сердец шанхайских мастеровых и ремесленников. Он догадался, почему в пригородных рощах деревья и кусты стоят без коры, обглоданные человеческими существами на высоту их роста.
Он вдруг однажды ощущает: Китай должен – весь! – жить так, как живет центр Шанхая, а не так, как живет его окраина – как сейчас весь Китай. Юноша еще не знает, как изменить позорную действительность его Родины, но уже видит – это очень и очень не легко, даром что почти на каждом шагу за народом, уставившимся в землю на ходу, следят вооруженные патрули маньчжурской гвардии, а в глубь окраин уставились со ступеней дворца императорского наместника жерла тяжелых пушек.
Не видеть всего этого может только слепой. Не найти ответного решения – только слепой сердцем. Юноша с последним взрослым именем “прямой, честный, твердый по характеру” принимает два решения: стать военным и свергнуть императора. Чтобы стало в Китае хорошо, как в центре Шанхая. Юноша едет в Японию – в военное училище.
Не надо думать, что к необходимости для себя борьбы с монархией молодой Чан Кайши пришел из-за своей интеллектуальной, идейной или морально-этической продвинутости – нет, до дочери российского генерал-губернатора Сони Перовской ему было очень, очень далеко в пору юношества, в годы юнкерства. Чаще всего великие порывы и свершения людей имеют прозаическую причину, обыденную или очень приземленную подоплеку. Так и было в случае молодого юнкера Чан Кайши – деревенский сирота-беднота, вечно голодный школьник и более чем скромно живущий шанхайский студент имел в детстве и юности лишь одну опору для своего самосознания, одну подмогу своему растущему быстрее организма тщеславию – знание, что он, Чан Кайши, ханец, представитель самой массовой, государствообразующей нации в Китае, где 90 % населения ханьцы. А вот императорский дом на то время был в Китае маньчжурским. Маньчжуры на вершине власти – это было для юнкера-националиста невыносимо.
Другое дело, что вступив в Японии в тайную, подпольную организацию Сунь Ятсена “Союзная лига” – тот был старше Чан Кайши на 20 лет, – юнкер многое узнал, многое прочел, многое услышал от своего старшего друга, наставника, вождя. Юнкер познакомился с демократической, республиканской идеологией. Монархия стала врагом, как таковая.
Забавная историческая параллель: наш Ленин и его соратники по партии большевиков подолгу жили и готовили революцию для России не где-нибудь, а в Германии и Австро-Венгрии, то есть в странах, воевавших с их родной страной. Сунь Ятсен и его единомышленники – среди них и Чан Кайши, – пестовали свою революционную партию гоминьдан и готовили антимонархическую революцию для их родного Китая не где-нибудь, а в Японии, всегда желавшей и не раз пытавшейся завоевать Китай…
И вот настал день, когда молодому Чан Кайши вручили офицерские погоны. Училище окончено с отличием. Отныне он – военный профи. На всю оставшуюся жизнь. Кстати, единственный в окружении Сунь Ятсена. А потом вскоре – единственный на вершине власти в Китае. А с 1941-го – единственный среди лидеров антифашистского блока государств: Китая, СССР, США, Великобритании. Правда, Черчилль в молодости тоже носил офицерские погоны, а Сталин баловался военачалием в Гражданскую… Но для них армейская жизнь – эпизод, а для Чан Кайши – призвание и стезя. Кадровый офицер прощается с Японией – не надолго. Она не раз будет для него спасительным прибежищем, пока не станет военным противником. До начала Второй мировой войны при всех опасных для себя ситуациях Чан Кайши будет скрываться в Японии…
А сейчас он высаживается в Китае и с головой окунается в революцию, сразу же оглушительно прославившись своим мужеством и хваткой в боевых операциях гражданской войны за власть Сунь Ятсена, за свержение монархии. И в 1911 году она пала. Страну возглавил Сунь Ятсен, интеллигент, философ, великий демократ, революционер мирового масштаба – и он сразу назначает своего ученика Чан Кайши (которому всего 30 с небольшим) главнокомандующим революционной армией Китая.
Железной рукой главком берет за горло феодалов-сепаратистов, готовых разодрать страну в лоскуты, затем молниеносно подавляет вооруженный мятеж против Сунь Ятсена, за что получает от него полную власть над ставкой военного и гражданского руководства страной. Через год вождь отдает под начало своего молодого соратника и ближайшего сподвижника, в котором видит преемника, генеральный штаб, все вооруженные силы и военную академию Вампу. Но второе по сути лицо в Китае не светится в своих начальственных кабинетах – оно водит в бой солдат. То там, то здесь вспыхивают восстания и междуусобные драки генералов-феодалов, содержащих за свой счет под видом воинских частей переодетые в униформу банды разбойников-хунхузов, грабящих и захватывающих в рабство население. Шпаге Чан Кайши работы хватает, стремительными рейдами его соединения пронзают страну. Вдали от центра узнает он в марте 1925 года горестную весть о смерти своего старшего друга. Учителя.
Верность Чан Кайши Сунь Ятсену видна хотя бы из того, что до смертного часа он шаг за шагом двигался по пути, завещанному своим наставником, ни разу не изменив унаследованного курса, не присвоив себе его авторства. К концу своей жизни ученик мог с полным правом сказать себе и миру: все, что предначертал мой великий Учитель – воплощено в реальность. Именно на это ушла целая жизнь – жизнь великого Ученика.
Не стало сенсацией для мира, что вскоре после смерти Сунь Ятсена всекитайский съезд гоминьдана, партии, созданной покойным китайским революционером № 1, избрал Чан Кайши членом своего Центрального Исполнительного Комитета. Сенсацией стала скорая ссора новоизбранного члена ЦИК со всеми своими соратниками по власти и уезд его в Японию – отойти душой, зализать, так сказать, душевные раны. Яблоко раздора – коммунисты, их происки в рядах гоминьдана и в его руководстве. Чан Кайши заподозрил их в желании тихой сапой расколоть гоминьдан, увести за собой его членов из социальных низов и молодежь. С этими его подозрениями не согласились те, кто уже вскоре сам пострадал от своей наивности и близорукости. Чан Кайши был срочно вызван в правительство. И вернулся. Был обидчив, но отходчив.
А, может, позвал на Родину бурный любовный роман? О, какой это был роман, господа-товарищи читатели! Вся страна знала о “трех сестрах Китая”, богатейших невестах, редких красавицах из клана Сун Цинлин. Средняя вышла замуж за Сунь Ятсена. Старшая была его секретаршей до своего замужества. Чан Кайши женился на младшей – на Сун Мэйлин. К тому времени он со своей первой – деревенской, – женой развелся.
Медового месяца не было. Повторив Ганнибала, Цезаря, Сертория и Наполеона в сумасшедшем темпе походного марша, Чан Кайши скорым ударом на Красный Север, где окопались в горных норах отделившиеся от общества вооруженные силы коммунистов, поставил их командование под свой жесткий контроль – до поры до времени, конечно, – и этим, наконец, объединил Китай. Феодалы-сепаратисты были им поставлены на колени ранее – но, как всегда, не надолго…
А в 1931-ом разразилась над страной настоящая смертоносная гроза – на земли континентального Китая, в Маньчжурию вторглась японская армия.
Вот тогда и выявилась гибельная судьба Чан Кайши – драться на три фронта: с японцами, с генералами-феодалами-сепаратистами и с войсками компартии, понимая при этом, что за спинами последних двух сил – по крайней мере двух, – стоит главный враг, самый сильный, самый коварный, самый неуязвимый – СССР.
Да. Злая, но мудрая ирония общечеловеческой Истории отвела китайскому полководцу и политику меньше всего идущую ему роль принца датского – все со всех сторон метят своим убийственным железом в одно сердце. Так бывает. Далеко не со всяким. Не каждый на это потянет – быть Гамлетом в реальности.
Особстатья – взаимоотношения Чан Кайши с коммунистической партией Китая и СССР.
Компартию Сунь Ятсен высидел, можно сказать, в своем гнезде – в 20-х и даже еще в 30-х годах любой прогрессист мог быть одновременно и членом Гоминьдана, и коммунистом, двойное членство, личная двухпартийность допускались по всему Китаю. Но птенчик КПК оказался кукушонком – питомец начал сживать со свету всех, кто на него не похож. Чан Кайши сразу и навсегда стал антикоммунистом, ибо быстро разглядел врожденную манию компартии – непримиримость к инакомыслящим, жажду раскола народа по классовому принципу, курс на гегемонию. Но ведь Великий Учитель Сунь Ятсен завещал ученику и наследнику только принцип единства общества, только приоритет классового мира, без каковых условий – по Сунь Ятсену, – Китай обречен на прежний истощающий страну феодализм, каким бы цветом флага он ни прикрывался, какой бы демагогией ни пудрил массам мозги.
И Чан Кайши всю жизнь не верил в прогрессизм КПК, в ее патриотизм. Жизнь подтверждала его худшие подозрения.
Как и его давнее подозрение: основные политические зигзаги КПК вычерчиваются в Москве. И никогда иначе при власти гоминьдана и некоторое время после.
Началось все с переманивания гоминьдановцев в компартию и пропаганды КПК антияпонской – якобы, – позиции СССР. Члены гоминьдана видели смысл своей жизни в защите своей Родины от японского агрессора, воинственные песни коммунистов многим вскружили головы. Уверенный в провокационности этих действий КПК, Чан Кайши принял меры по их пресечению, что запустило механизм конфликта и в гоминьдане, и с КПК. Дело дошло до того, что 12 декабря 1936 года в Сиани Чан Кайши был под угрозой оружия арестован своими же соратниками, генералами и офицерами – они потребовали от него срочно заключить военный союз с коммунистами и с СССР, чтобы быстрее разбить японскую армию. Чан Кайши, проявив мужество, не пошел на поводу у обманутых подчиненных, отказался участвовать в провокационной сделке, подстроенной КПК.
Слов нет, Япония и Советский союз любовью друг к другу не пылали – в СССР на памяти были еще интервенция японцев на Дальнем Востоке России а Гражданскую и Халхин-Гол, – но и бросаться друг на друга, очертя голову, Москва и Токио не спешили (как Гитлер ни уговаривал Японию поспешить с этим). Просто оба хищника готовились каждый к своей охоте: Япония – в бассейне Тихого океана, а Советский союз – в Европе. И эти стратегические секреты Полишенеля Чан Кайши, профессионал войны высокого класса, прочитывал без труда. Тем более, что природный нрав того и другого хищника ему был хорошо знаком – в Стране Восходящего Солнца он учился на офицера и подолгу жил, а со страной Рубиновых Кремлевских Звезд довелось познакомиться по совету и заданию Учителя. в 1923 году Сунь Ятсен послал Чан Кайши за помощью в СССР.
Общение с Троцким, выигравшим Гражданскую войну против белых и интервентов, контакты с высшим руководством партии большевиков и Красной Армии – бесценные трехмесячные штудии, дававшие потом плоды десятилетиями. Чан Кайши распознал и твердо запомнил лицемерие советских партийных бонз, одновременно и равно помогавших словом и делом всем действующим и противоборствующим в Китае политическим силам, чтобы занимать командную высоту над схваткой. Все это кремлевским игрокам потом, в 60-е припомнит вскормленный ими Мао… Причем, советские в своем “китайском лото” не брезговали в 20-х – 30-х ничем, даже пускали в дело свои запасы опиума на Дальнем Востоке – традиционную конвертируемую азиатскую “валюту”. А для упрятывания “концов в воду” по традиционному великорусскому принципу “я не я и лошадь не моя”, поставляли дерущимся за кусок общекитайского пирога сторонам оружие германского и японского производства, благо таковым японцы и немцы еще к обеим русским революциям (905-го и 17-го годов) буквально нашпиговали Россию.
Признавая на словах главенство гоминьдана в политической жизни Китая, большевики, ко всему прочему, программно пестовали военное могущество китайской компартии. Одновременно, не чураясь в отношении китайцев излюбленных эпитетов “красные” и “белые” даже в документах Политбюро, Кремль вдохновлял тех и этих на совместную кровопролитнейшую войну с японской агрессией, чтобы в интересах Москвы подорвать влияние с враждебного соседа в регионе, добившись его поражения на континенте.
Кремль использовал любые средства, чтобы держать Чан Кайши в узде – кое-кого из провинциальных властителей даже принимал в ВКП(б) втайне от Чан Кайши! – пока не свалил его окончательно. Почти тридцать лет жучьей работы кремлевских и маоцзедуновских коммунистов понадобилось, чтобы подточить древо китайской демократии и либерализма, посаженное Сунь Ятсеном и выращенное Чан Кайши. Впрочем, у этого древа оказались слишком глубокие корни, невытравимые, если Мао Цзэдуну в 1949 году пришлось оставить в Конституции КНР основные ценности суньятсеновского гоминьдана – право трудящихся на забастовку, право частной собственности на средства производства и на землю.
Причем, сделать это посоветовал Мао Цзэдуну – почти приказным тоном, кстати, – не кто иной, как… Сталин, признав таким образом окольно и заочно непреложные, неоспоримые политические достижения гоминьдана и Чан Кайши. Вот отрывок из секретной телеграммы Сталина Мао Цзэдуну (20 апреля 1948 года – рассекречена после августа 1991-го) в ответ на телеграфированное обещание Мао построить в Китае копию сталинского СССР. Сталин отвечает: “Мы с этим не согласны. Думаем, что различные оппозиционные партии в Китае, представляющие средние слои китайского населения… будут еще долго жить, и китайская компартия вынуждена будет привлечь их к сотрудничеству… Возможно, что некоторых представителей этих партий придется ввести в китайское народно-демократическое правительство… Это означает, что не будут… осуществлены национализация всей земли и отмена частной собственности на землю, конфискация имущества всей промышленной и торговой буржуазии от малой до крупной, конфискация имущества не только крупных землевладельцев, но и средних и мелких, живущих наемным трудом. С этими реформами придется подождать…”
Да, не дурак был Иосиф Виссарионович, понимал, что нужно народу, чтобы по-человечески-то жить!.. Не дураки оказались и наши власти, засекретившие эти сталинские указания на целых полвека, аж до наших дней… Не будь это Сталин, любого, кто написал бы тогда такие строчечки, товарищ Берия лично бы пытками заморил, а его преемники до самой той Перестройки обеспечили бы их автору психушку с губительными уколами три раза в сутки… Но это так. К слову.
Сама компартия Китая под руководством мудрого и прозорливого товарища Мао Цзэдуна вела под диктовку Кремля политику простую, как репа: делать все поперек тому, что считает правильным Чан Кайши. Ну, например. Чан Кайши против сотрудничества с коммунистами. Ага. Чудненько. Мао Цзэдун выдвигает условием прекращения нападения красных войск КПК с тыла на армию Чан Кайши, бьющуюся фронтом с японскими агрессорами, создание коалиционного правительства Китая с обязательным вхождением в него коммунистов. Расчет прост: Чан Кайши откажется, и можно будет представить его перед народом виновником раскола общества и продолжения гражданской войны. Но Чан Кайши соглашается (памятуя о завете Сунь Ятсена: единство китайцев – залог счастья Китая). И тут же, узнав о согласии Чан Кайши, Мао и КПК отказываются входить в правящую коалицию. И, следовательно, продолжают гражданскую войну.
Кстати, о гражданской войне в Китае. Нашим большевикам оказалось мало начать ее в 18-ом в России – по признанию Ленина, – они начали ее в середине 40-х и в Китае! Сделали они это до изумления просто. Хочу предоставить слово свидетелю и участнику тех событий, ветерану советской дипломатии Ледовскому, с 1942 по 1952 годы в должности 1-го секретаря советского посольства работавшему в Китае. Он вспоминает: “Наиболее сложный узел противоречий образовался в Маньчжурии. Здесь возникла острая напряженность в отношениях между Москвой и гоминьданом в связи с такими проблемами, как задержка вывода советских войск, отказ Москвы разрешить пропуск гоминьдановских войск в Маньчжурию… Отношения между Москвой и Нанкином (ставка Чан Кайши – А.Д.) резко осложнились в результате вступления на территорию Маньчжурии китайских коммунистических войск и развернувшейся борьбой между КПК и гоминьданом за овладение Маньчжурией. В этой борьбе, вылившейся в гражданскую войну, КПК опиралась на материально-техническую помощь СССР…” Речь о 45-ом годе.
Картинка просто для букваря: Маньчжурию в 1931 году оккупировала Япония. С того же 31-го года с Японией за Маньчжурию, как за неотъемлемую часть Китая, дрался гоминьдан. Войска КПК с Японией не воевали, отсиживались в горных норах, поскольку еще в начале 40-х Мао Цзэдун вообще считал, что ось “Токио-Берлин-Рим” войну мировую выиграет, а СССР будет разбит Гитлером. Но Москва не пускает в Маньчжурию (там стоит Советская Армия после капитуляции Японии) войска и представителей законного Центрального правительства Чан Кайши, а отдает Маньчжурию коммунистам, провоцируя гражданскую войну.
Кому Москва не отдает часть Китая? Владельцу. Но не только и не просто, а еще и своему союзнику по мировой войне, разорвав таким образом все договоры и соглашения со всеми союзниками – с Китаем, США, Великобританией.
Кому СССР отдает Маньчжурию? Коммунистам, палец о палец не ударившим ради разгрома агрессора, терзавшего Китай 14 лет!
Мао Цзэдун ликует: все получил даром! Наставил нос этому солдафону Чан Кайши, возомнившему себя великим полководцем.
Ну, великий или не великий, а военачальников Мао, будущих маршалов КНР, Чан Кайши бил. Бил, но не добивал. Считал, что если воюет с китайцами, то имеет дело на поле брани с братьями.
А кроме того, Маньчжурию Чан Кайши коммунистам, можно сказать, подарил! Мао ведь не знал, что Кремль сделал Чан Кайши предложение: если тот согласится отдать Советскому Союзу часть – больше половины, – японского имущества в Маньчжурии (фабрики, заводы, усадьбы, склады ит.д.), то Советская Армия пропустит в Маньчжурию только военные силы гоминьдана. Чан Кайши отказался.
Отказался потому, что Япония не грабила СССР, она грабила Китай. И по законам божеским и людским, по элементарным нормам морали, не говоря уже о международном праве, ограбленный имеет право на компенсацию за счет грабителя.
Произошло то, что произошло. Второй раз, вслед за Японией, вывезя из Маньчжурии “японское наследство” с согласия воцарившихся там коммунистов, СССР ограбил Китай. Действия Совесткого Союза в Китае наш матерый дипломат Ледовский в своих воспоминаниях называет “не вполне корректной политикой СССР”. Оставим этот эвфемизм на совести красного дипслужаки. Назовем вещи своими именами: советская политика в Китае времен Чан Кайши – это предательство. Это издевательство над всеми своими союзниками в страшной войне на выживание, которые помогли СССР избежать еще больших жертв и поражений.
Ну, зачем враждовать коммунистам с Чан Кайши – понятно: если вражда, то гражданская война, а, значит, та самая экстремальность, в условиях которой только и могут существовать и добиваться своего коммунисты всех времен и народов (по Ленину: “Чем хуже, тем лучше!”). Недаром они реализовали главное условия своей победы и подпитки своих сил – добились полной невозможности для Чан Кайши исполнить один из главных заветов Сунь Ятсена отдать землю крестьянам в частную собственность: в условиях всех и всяческих военных действий, длившихся в Китае с середины 20-х годов, проведение аграрной реформы было практически заблокировано. Чан Кайши помнил урок России: как только по русским окопам Первой мировой пронесся слух: “Мужики, землю дают!” – фронты обезлюдели, солдаты побежали по домам землю делить… Коммунисты же Китая в аграрной стране обещали главную панацею от нищеты – землю. Это потом они всех загнали в коммуны…
Интереснее причина, по которой Советский Союз добивался краха суньятсеновского варианта развития Китая, поражения гоминьдана в схватке с коммунистами за власть.
Москва потому так методично мешала чем, как и сколько могла гоминьдану и Чан Кайши, что Кремлю было важно, чтобы ни у кого ничего не вышло иначе, чем в СССР. А в Кремле понимали – в Китае иначе может получиться, ибо знали о традициях и национальном характере китайцев, знали силу и мудрость идей Сунь Ятсена, знали о мощной воле и громадной авторитете Чан Кайши.
Между прочим, неправильно думать, что Чан Кайши боролся с коммунистами только силой оружия. Он прекрасно понимал, что известный лозунг Мао Цзэдуна “винтовка рождает власть” намеренно не договорен до конца: “… и страх.” А страх не дает быть людям счастливыми. Он же, Чан Кайши, хотел китайцам счастья. Поэтому все, какие мог, средства государства вкладывал в образование, культуру, лично организовал общекитайское движение городской молодежи “За новую жизнь”, в рамках которого разъяснялись и рекламировались западные стандарты свобод и прав человека. Он потому и проиграл борьбу за Китай, что ставил на подъем сознания населения до общемировых высот, а коммунисты – на то, что верней и имеет тысячу лет практики: на темноту и раболепие сотен миллионов из “крестьянских низов”. От земли далеко до седьмого неба. И Деревня всегда больше Города.
Чан Кайши ездил в Индию советоваться с гениальным гуманистом и автором бескровной национально-освободительной революции Махатмой Ганди – и это в 1942-м, когда он нужен был своим войскам и войскам союзников сразу на всех фронтах! Но Ганди дал понять: Индия – одна Вселенная, Китай – другая. Поэтому у него, Ганди, одна судьба, а у Чан Кайши – иная совершенно.
Ганди и здесь оказался прав. Трагически прав. Его главная идейная константа “мораль превыше целесообразности” никак, никаким боком не соприкасалась с циническим прагматизмом коммунистов. В Китае они даже помогали оккупантам – “так надо!” Не укладывается в голове? Слово тому же свидетелю Ледовскому: “В Китае в это время царил хаос, полный развал экономики, массовая гибель людей. Войска центрального (гоминьдановского) правительства двигались в Северный Китай с целью разоружить японцев… Войска коммунистов, стремясь задержать продвижение гоминьдановских войск, разрушали рельсовые пути, взрывали мосты, линии телефонной связи… уничтожались жизненно важные объекты – выводились из строя электростанции, затапливались угольные шахты, пускали под откос железнодорожные поезда. Прерывалось снабжение городов топливом, электроэнергией, водой, продовольствием. Останавливались фабрики и заводы… Огромная масса людей умирала от голода и болезней. Все это и многое другое приносилось в жертву борьбе за власть.”
“Огромная масса людей умирала” – это многие и многие миллионы загубленных жизней. Остальное, сказанное Ледовским, не хочется комментировать – противно…
Понимал ли Чан Кайши свою обреченность в соперничестве с КПК, с Мао? Во всяком случае вел он себя так, как будто верил в успешность своей борьбы за торжество наследия Сунь Ятсена. К концу Второй мировой он публично обещал, что по мере достижения побед над врагами он обеспечит переход власти во всем Китае от военных к гражданским политикам. Идеи его выборной кампании за президентское кресло в 1948-ом году: великий Китай в окружении великих друзей, Китай – мост между миром социализма и миром капитала (последняя теза была ему подсказана еще Ф.Д.Рузвельтом и даже вошла в Ялтинское соглашение 1945-го года между членами антигитлеровской и антияпонской коалиции). Чан Кайши стал президентом страны – “великим президентом”…
Но к 49-му году стало ясно: Китай будет маоцзэдуновским.
Чан Кайши не эмигрировал. Не бросил на произвол госбезопасности Мао своих соратников и последователей, убежденных демократов. Он забрал их с собой на Тайвань. Он спас этим для них свободу и альтернативу. Он предоставил им исторический горизонт.
Почему – Тайвань? В 1895 году на Тайване китайской интеллигенцией в союзе с прогрессистами из низов была провозглашена первая в Азии республика – Демократическая Республика Тайвань. Ее раздавили японцы. Но Чан Кайши, разбивший военную мощь Японии в союзе с другими великими державами, восстановлением на Тайване демократии дал понять всему миру: идея свободы, перспектива цивилизованного развития Китая неистребима в китайцах. Пусть на острове, пусть под угрозой вторжения с континента, но попытка построить жизнь китайцев по великим гуманным заветам Сунь Ятсена будет продолжена до победного завершения.
… Говорят, в последние полгода на континенте – а покинул его Чан Кайши только через два месяца после прихода Мао к власти, так что все публикации у нас о его паническом бегстве а-ля Керенский бессовестное вранье, как, кстати, и касательно Керенского, – так вот что говорят о нем, готовящемся покинуть континентальный Китай: часто в одиночестве выходил он на окраину Нанкина и подолгу застывал у деревца, знакомого ему по деревенскому детству, по заученным в школе древним стихам. Если понять, что в этот срок своей жизни его ни на день не покидали мысли о будущем своего дела, своей веры, своей Родины, эти одинокие прогулки не сочтешь досужими…
Сухой и жесткий, как наждак, холодный ветер конца зимы в Китае радостен для всех потому, что бьет и раскачивает всегда стоящую поодаль от людского жилья, скромную, но гордую дикую сливу, мэйхуа, любимицу поэтов и мудрецов. Испепеляющие ураганы войн, кровавые реки смут и бунтов, людоедские нашествия голода и мора, смены царств – вся пугающая фантасмагория Истории не стерла в сердцах китайцев прекрасный, согревающий душу, дающий надежду и опору в невзгодах символ верности своей судьбе и стойкости – невысокую, очень гибкую мэйхуа, милую всем, желанную для многих взоров, но живущую сама по себе.
Может быть, глядя на этот всекитайский эталон выживания, сливу мэйхуа, Чан Кайши и нашел формулу новой китайской цивилизации на Тайване: опора на свои силы, гибкость в решении проблем, адекватность миру, человеческой природе, гордость и достоинство… Так это было или нет, но до конца своей жизни он сделал свое маленькое островное государство индустриальным, вывел его в лидеры процветания и благосостояния, заставил уважать флаг и имя страны. С первых дней на острове он шел к этому неуклонно, воплощая свои личные принципы и программу Сунь Ятсена.
Как бессменный (но всякий раз всенародно избранный) президент и премьер, Чан Кайши имел на Тайване полную возможность осуществить в реальности ту модель китайского общества, которую считал верной. Он, наконец, отдал землю крестьянам в собственность. Он не только предал гласности те ошибки своего режима, которые привели его к поражению в борьбе с КПК, но и призвал молодежь, дабы она не повторила его трагических ошибок, в наибольшем объеме изучить классическое философское и литературное наследие Китая, сознательно и упорно бороться с деревенской косностью, городским бюрократизмом, чиновничьим аморализмом и карьеризмом. В помощь юным на темы этой борьбы он организовал съемки кинофильмов, телепередач, публикации и издания. Не скрыл правду – горькую для себя, но важную и полезную для молодежи.
В 1954-м он прописал на Тайване 14 тысяч солдат КНР, плененных войсками ООН во время войны в Корее – по просьбе самих пленных. В том же году подарил земельные наделы ветеранам боев с коммунистами и советскими боевыми частями. А по случаю годовщины распятия Иисуса Христа призвал все человечество изучить и попытаться, не откладывая, решить три проблемы: найти ответы на вопросы, что такое Вселенная, в чем смысл жизни и как должен жить и к чему стремиться человек, чтобы его жизненный путь был правильным.
Затем обратился к своим согражданам с настоятельной просьбой чтить три облагораживающих начала жизни нации: демократию, науку и этику. Предложил родителям воспитывать детей в духе оптимизма, а молодежи – осваивать основы мировых гуманистических учений и труды отечественного гения Конфуция. В качестве первой реальной меры в реализации предложенной системы самосовершенствования объявил по всему острову сбор денежных средств, одежды и продовольствия в помощь пострадавшим от стихийных бедствий в КНР, на континенте, где в это время худшим кошмаром, чем разгул слепых природных стихий, были партийно-государственные кампании по сгону крестьян в коммуны (интеллигенцию для воспитания – туда же) и избиение старых кадров партии под видом Культурной Революции…
Все народы мира восприняли происходящее в КНР, как катастрофу для Китая. Но – не Чан Кайши. Он, наоборот, именно в этот момент огласил по планете оптимистичный метафорический прогноз: “Время оборачивается пространством.” Кому было надо, те поняли: Чан Кайши указывает на начало процесса сближения двух Китаев, пусть пока лишь в умах китайцев, пусть пока не всех, а самых мужественных, самых патриотичных, самых мудрых. Таких, как он сам.
Будучи избран на пятый президентский срок – что успел этот самый китайский китаец в последние годы своего земного пути? Объявил, что в своей президентской программе приоритетной считает помощь развитию науки и образования на Тайване. Вввел новые, более демократические правила выборов на государственные должности. Отказался брать с Японии контрибуцию, как с побежденной стороны. Через “Нью-Йорк таймс” посоветовал человечеству создать общемировую валюту, независимую ни от какой из денежных систем. Завещал согражданам возвратить землю Родины, возродить китайскую культуру, беречь демократию.
И умер. В апреле 1975 года, в месяц, когда зацветает мэйхуа.
