Ныне Виктор Сергеевич Макаренко киевлянин и пенсионер. Но 10 самых интересных и напряженных лет своей жизни он работал первым секретарем Крымского обкома партии. Кроме традиционных забот о показателях в промышленности и строительстве, урожаях, удоях и привесах в сельском хозяйстве, у него была еще одна головная боль – встречи и проводы высоких гостей, которые решили отдохнуть в Крыму. За эти годы кому только Макаренко не пожимал руку, стоя у трапа самолета: четырем Генеральным секретарям ЦК КПСС и практически всей партийной и советской верхушке, лидерам всех тогда братских государств, прославленным ученым. А уж по количеству произнесенных тостов мог бы претендовать, наверное, на место в Книге рекордов Гиннесса.
Об увиденном и пережитом он написал книгу “Радость, гордость и грусть”, которая в октябре прошлого года вышла в издательстве “Логос”.
“БРЕЖНЕВ ОТДАВАЛ ПРЕДПОЧТЕНИЕ “ЗУБРОВКЕ”. ПОСЛЕ КАЖДОГО ТОСТА ГРАММОВ 30 ВЫПИВАЛ”
— Виктор Сергеевич, вы очень долго находились на ответственном, даже ключевом посту — при четырех генсеках. Значит, умели высоких гостей на должном уровне встретить и проводить, угодить, потрафить их вкусам. А как это происходило?
— Как говорится, по протоколу. Встречать Генерального секретаря обязательно приезжали руководители республики: Щербицкий, Ватченко, Ляшко. Прибывали командующие и члены Военных советов Черноморского флота, Одесского военного округа, пограничники и те секретари ЦК, которые отдыхали в Крыму. Я приглашал гостей на обед в домик, специально построенный для таких целей в аэропорту. Первым выступал Щербицкий, потом я, от имени военных — командующий Черноморским флотом. Ответный тост произносил Брежнев…
— А чем наполняли рюмки, если не секрет?
— За обедом наливали, учитывая пожелания, вино, коньяк или водку. Леонид Ильич отдавал предпочтение белорусской “Зубровке”. После каждого тоста он граммов 20-30 выпивал. Военные, как правило, себя не ограничивали, тем более что Брежнев просил не стесняться в его присутствии.
Он рассказывал о состоянии дел в стране, о политике, проводимой на международной арене. Владимир Васильевич Щербицкий информировал его о положении в промышленности, строительстве и сельском хозяйстве Украины, по памяти называя цифры урожайности, валового сбора зерновых, поголовья скота и птицы, а потом излагал просьбу: “Леонид Ильич, в республике запланировано сдать государству 16 миллионов тонн зерновых. Если мы это сделаем, у нас собственных кормов останется 50-60 процентов. Украина вынуждена будет сбросить часть поголовья скота, ухудшится снабжение населения, а этого допустить нельзя… Разрешите сдать только 15 миллионов тонн?”.
За столом повисала пауза. Генеральный не спешил с ответом, очевидно, обдумывал, прикидывал. Наконец, говорил: “Я дней 10 отдохну, затем позвоню в наши хлебные края и области. При малейшей возможности мы поможем”. Он с пониманием относился к просьбам республики. Если мне память не изменяет, за все годы работы Щербицкого Украина только дважды выполняла план по заготовкам хлеба в полном объеме — сдавала более миллиарда пудов зерновых.
— Отдыхал Брежнев, как я понимаю, не один — с женой, домочадцами?
— Леонид Ильич всегда приезжал только с женой Викторией Петровной. Его супруга была доброжелательной, приветливой женщиной. Она никогда не вклинивалась в разговоры своего мужа, в отличие от Раисы Максимовны Горбачевой.
Виктория Петровна страдала сахарным диабетом, поэтому после отдыха в Крыму уезжала с сестрой на лечение в Чехословакию, в Карловы Вары. В сентябре-октябре мы с женой там тоже иногда поправляли здоровье и встречались с ней. Она останавливалась в обычном санатории “Бристоль”, обедала в общем зале, свободно гуляла по территории. Жена Брежнева пользовалась единственной привилегией — к источнику целебной воды ее подвозила машина или же воду доставляли ей в номер.
— Да, дочь Брежнева Галина пошла явно не в мать. Вы ведь и с ней наверняка были знакомы?
— А как же. Ежегодно Галина Леонидовна прилетала на отдых в санаторий “Нижняя Ореанда” с мужем. Обычно спецрейсом. Как мне “по секрету” объяснили, это делалось потому, что в рейсовом самолете она вела себя слишком “раскованно”: частенько устраивала скандалы, могла изрядно выпить, курила, когда не разрешалось… Словом, дискредитировала отца.
— А как себя вела во время отдыха?
 Дорогой Леонид Ильич, Владимир Васильевич, Виктор Сергеевич (на переднем плане) и другие официальные лица |
— Приведу один пример. На празднование Дня Военно-морского флота командующий всегда приглашал Галину и Юрия Чурбанова в Севастополь. Естественно, им предоставляли лучшие места на трибуне: первый ряд, отличный обзор. Однажды командующий флотом пригласил чету на праздничный обед, организованный на флагманском корабле. Едва мы сели за стол, ко мне подошел Чурбанов и шепотом сказал: “Попросите старшего офицера-распорядителя наливать Галине сухое вино, наполовину разбавленное водой”. Я удивился: “Она всегда пьет разбавленное сухое вино?”. — “Нет. Но сегодня ей надо подавать именно такой “коктейль”. — “А если она это обнаружит, устроит скандал в присутствии уважаемых гостей?”. Но Чурбанов не отступил: “Ей уже все равно, что пить. Во время праздника она несколько раз поднималась в буфет, и каждый раз ей наливали коньяк. Галина потеряла контроль над собой. Не беспокойтесь, всю ответственность я беру на себя”.
Не могу сказать, что у Чурбанова с Галиной были искренние отношения, обоюдная любовь. Но Леонид Ильич и Виктория Петровна ценили и уважали своего нового зятя. Вскоре он стал генерал-майором, через несколько лет — первым заместителем министра МВД Союза ССР, генерал-полковником…
— Помощник Щербицкого Виталий Врублевский рассказывал мне, что в те времена без умения пить нельзя было и мечтать о партийной карьере. Выходит, равнялись на Брежнева?
— Леонид Ильич не пил, он только пригублял “Зубровку”. Иногда не прочь был и пивка выпить. Однажды в Севастополе, после возложения цветов к монументу героическим защитникам города, морской прогулки по бухте и осмотра новых противолодочных кораблей, я пригласил Брежнева и сопровождавших его Черненко и руководителя охраны Рябенко на обед. За столом, как всегда, царила непринужденная обстановка, гости делились впечатлениями. Вдруг Леонид Ильич спрашивает: “Скажите, пожалуйста, есть ли в Севастополе свой пивзавод?”. — “Есть!” — бодро ответил первый секретарь горкома Черничкин. “А нельзя ли попробовать севастопольского пива?”. — “Сейчас организуем!”.
Вернулся Борис Васильевич через несколько минут с покрасневшим лицом и шепчет мне: мол, пивзавод на ремонте, в гостевом домике пива нет, не послать ли машину в ресторан? Рядом со мной сидел Черненко. “Не беспокойтесь, — говорит. — Всякое бывает, все уладим”. Через минуту-другую Константин Устинович сказал: “Леонид Ильич, товарищи переживают, что завод на ремонте и они не могут угостить вас севастопольским пивом”. Похоже, Брежнев и сам уже догадался о непредвиденных осложнениях, потому что сразу ответил: “Да пустяки, не стоит беспокоиться. Я сам, наверное, виноват, что поставил в такое положение горком и обком”.
После этого конфуза везде, где пребывали высокие гости, пиво всегда было в широком ассортименте.
“ГЕЙДАР АЛИЕВ СКАЗАЛ ЧАУШЕСКУ: “ВАМ ДАЖЕ КОНЬЯК РУМЫНСКИЙ ПРИНОСЯТ. РАЗВЕ ЭТО КОНЬЯК? ГОВНО!”
— Я вижу у вас в семейном альбоме фотографии не только с советскими вождями — Брежневым, Андроповым, Черненко, — но и с лидерами социалистических стран.
— Они каждый год приезжали в Крым для встречи с Брежневым. Интересовали их главным образом поставки энергоносителей и других ресурсов из Советского Союза. Все руководители соцстран, кроме Чаушеску, отдыхали в Ялте неделю-две. И я гостил во многих странах по личным приглашениям Тодора Живкова, Эриха Хонеккера, Густава Гусака…
— А что, Чаушеску крымская природа не нравилась?
— Не в этом дело. Он всего боялся. Я с ним впервые столкнулся еще в 1972 году, работая первым секретарем Севастопольского горкома партии. В Ялте проходило совещание руководителей коммунистических и рабочих партий стран Социалистического содружества. Тут звонит первый секретарь обкома Кириченко: мол, так и так, Чаушеску с женой Еленой изъявили желание посетить Севастополь и побывать на военном корабле. Николай Карпович посоветовал встретить гостей на границе, возле памятного знака городу-герою, и добавил: “Чуть не забыл, организуй для гостей обед”.
Мы с командующим Черноморским флотом адмиралом Сысоевым их встретили. Чета Чаушеску пригласила меня в машину. Там, несмотря на небывалую жару, все окна были наглухо закрыты, а кондиционеров в “Чайках” тогда не было. Но я устроился на приставном сиденье и начал рассказ о Севастополе, о ратных делах и достижениях, о социально-экономическом развитии города. Супруги слушали с отрешенным видом: ни одного вопроса не задали, ничем не интересовались. А я чувствую, что к спине майка прилипла, с головы по шее стекает пот… Очевидно, Чаушеску заметил мое состояние, потому что чуть-чуть приоткрыл окно. Я еле высидел, пока мы доехали до причала. Успел сказать Сысоеву, что гости себя странно ведут, ни на что не реагируют. “Я их расшевелю”, — шепнул мне командующий.
— Ему это удалось?
— Нет. Я внимательно наблюдал за этой парой — они и на палубе военного корабля не изменили своего поведения. Вполуха выслушали рассказ о боевых качествах, тактико-технических данных, выучке личного состава. Даже труды Чаушеску, которые раздобыл и разложил на видных местах в Ленинской комнате заместитель члена Военного совета, не вызвали никакой реакции. Командующий подал румынскому лидеру книгу посещения почетных гостей. Чаушеску несколько минут советовался с помощником и женой. Потом взял ручку, поставил дату своего пребывания и расписался, не оставив никаких пожеланий личному составу. Мы с командующим только переглянулись.
Обед накрыли в гостевом зале ресторана “Севастополь”. Сели за стол, наполнили фужеры шампанским. Я предложил тост за дружбу советского и румынского народов, за здоровье гостей — Николае Чаушеску и его очаровательной супруги Елены. Все дружно выпили, а гости только приподняли свои бокалы. Они сидели молча, ничего не пили, к еде не притрагивались. Обстановка за столом была угнетающей. Когда подали мороженое, Елена зачерпнула ложечкой, а ее муж не притронулся. Ответного слова от них тоже не было.
Я еле дождался окончания “трапезы”. Когда гости уехали, мы с командующим возвратились в зал и, чтобы снять стрессовое состояние, опрокинули по фужеру коньяка. Потом я позвонил в обком, доложил о проведенном мероприятии, высказал возмущение по поводу поведения гостей, их бескультурного, можно сказать, хамского отношения.
А на следующий день я узнал, что румынский лидер точно так же вел себя в Симферополе. Кириченко рассказывал: “Я открыл при них шампанское, налил себе, отпил и сказал, что шампанское отличное. Самолично наполнил бокалы и преподнес их Николае и Елене, но они даже не пригубили. Похоже, опасаются, что их могут отравить”.
— Знали бы супруги, что им надо остерегаться не яда, а пули.
— Они боялись всего. Чаушеску каждый год прилетал в Симферопольский аэропорт, чтобы встретиться с Брежневым. Сначала из самолета выходил генерал, его телохранитель. На каждой ступеньке он останавливался, чуть подпрыгивал, очевидно, проверяя на прочность. На последней подавал команду: “Можно!”. Спецслужбы Румынии и наши работники КГБ всегда просили подать машины поближе к самолету. Чаушеску быстро сходил по трапу, бегло здоровался с встречающими, садился в машину и уезжал в Ялту. Прилетал всегда в 12 дня, а улетал уже ночью — в 24 часа.
Кстати, самолет Ил-18, на котором прилетал высокий румынский гость, по периметру опоясывали канатом. Внутри этой территории несли вахту румынские пограничники, снаружи — советские. Такую “бдительность” больше никто из лидеров соцстран не проявлял.
— И никто не пробовал с Чаушеску объясниться?
— Занятную историю я услышал от Гейдара Алиева, тогда первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана.
 Юрий Андропов (слева) любил отдыхать в Крыму, попутно устраивая деловые встречи. Справа — Макаренко |
Прилетев однажды в Крым, Гейдар Алиевич пожаловался, что плохо себя чувствует. Мол, только что проводил находившегося в Баку с трехдневным государственным визитом Чаушеску и до сих пор не может отойти. Оказалось, Чаушеску и у них в первый день вел себя так же, как в Крыму. На следующий день Алиев спросил гостя: “Товарищ Чаушеску, как вы себя чувствуете на нашей гостеприимной земле?”. — “Прекрасно себя чувствую”, — ответил тот. “Почему же вы так неуважительно ведете себя в нашей стране?! Мы серьезно готовились к вашему визиту. Все лучшие национальные блюда приготовили, чтобы угостить вас и сопровождающих лиц, но вы вчера к ним даже не прикоснулись! Ваши помощники носят вам воду, еду, напитки и все остальное, привезенное из Румынии. Вы оскорбляете национальные чувства моего народа. Вам даже румынский коньяк приносят. Разве это коньяк? Говно! Марочный азербайджанский коньяк — один из лучших, а вы его даже не пригубили”.
После этого Чаушеску и его сподвижники ели все, что хозяева ставили на стол. Но неприятный осадок у хлебосольных азербайджанцев остался.
“ПРИ МНЕ ЦЕДЕНБАЛ НИКОГДА СПИРТНЫМ НЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЯЛ”
— Зато, как я прочитала в вашей книге, другие зарубежные гости не брезговали угощением. А некоторых, как монгольского лидера Цеденбала, даже приходилось ограждать от искушения крымскими винами. Он что, злоупотреблял спиртным?
— При мне — никогда. Но когда я встречал и провожал семью Юмжагийна Цеденбала, из Москвы следовало предупреждение: “На обед не приглашать, а если пригласите, на столе не должно быть спиртного”. Говорили, что монгольский лидер иногда мог перебрать, и его супруга болезненно реагировала не так даже на нестойкость мужа, как на тех, кто усердствовали в угощении.
— Анастасия Ивановна, помнится, была русской по национальности?
— Да. Сначала она показалась мне замкнутой, неприветливой, даже сердитой на вид. Чувствовалось, что это властная женщина и, скорее всего, глава семьи. Но с каждой встречей лед таял. А как-то Цеденбал позвонил из Ялты: мол, его семья хочет видеть меня с супругой в гостях. Я не был готов к такому повороту и не знал, как поступить. Вспомнив, что в это время на одной из дач отдыхал секретарь ЦК КПСС Русаков, решил с ним посоветоваться. Константин Викторович ответил без раздумий: “Раз Цеденбал пригласил, значит, вы своим поведением, обходительностью и доброжелательным отношением понравились его жене. А это случается нечасто. Я вам советую обязательно их навестить”.
В назначенный день мы с женой Натальей Сергеевной поехали в гости, прихватив крымские фрукты, мускатный виноград и роскошный букет. Встретили нас тепло. Я никогда еще не видел Анастасию Ивановну такой веселой, она улыбалась, шутила. Сетовала на то, что сыновья выросли в России, не знают монгольского языка и это осложняет их жизнь. Старшему сыну уже под 30, а он еще не думает жениться, а ей, дескать, так хочется иметь внуков.
За ужином Цеденбал расспрашивал меня о том, как складывалась моя жизнь после окончания института, как я оказался на партийной работе. Мне показалось, что хозяева хотели, чтобы мои ответы слышали сыновья. Кстати, даже в домашней обстановке Анастасия Ивановна называла мужа Цеденбалом. Это резало слух.
— Да уж, она с мужем явно не церемонилась. Бывший секретарь ЦК КПУ Яков Петрович Погребняк рассказывал, как сопровождал супругов на экскурсии по Киеву. Когда они ехали по Крещатику, жена заявила Цеденбалу: “Ты должен тут на коленях ползти за то, что натворили твои предки”.
— Как бы там ни было, я считаю его легендарной личностью. Расставаясь, Юмжагийн пригласил нас с женой провести отпуск в Монголии, а Анастасия Ивановна расцеловала обоих на прощание.
“ПОСЛЕ ОБЕДА АНДРОПОВ НЕ СМОГ САМОСТОЯТЕЛЬНО ПОДНЯТЬСЯ”
— Когда Брежнева на посту Генерального секретаря сменил тяжелобольной Андропов, что-то изменилось в привычном ритуале встречи?
— Что у Юрия Владимировича плохо со здоровьем, я увидел уже после избрания его председателем Верховного Совета СССР. Когда огласили итоги голосования, он даже не мог спуститься к трибуне, чтобы поблагодарить депутатов. На том месте, где сидел Андропов, соорудили специальные перила. Ухватившись за них двумя руками, он с трудом поднялся и произнес одну фразу, что-то вроде “Большое спасибо за оказанное доверие”.
— Не секрет, что он был, по сути, прикован к больничной палате, к аппарату искусственной почки.
 Константин Черненко (справа) страдал астмой, говорить ему было трудно, поэтому он в основном слушал |
— И тем не менее в 1983 году из Москвы сообщили, что Юрий Владимирович поездом выезжает в Крым на отдых. Встречали высокого гостя на станции “Пролетная”, в 10 километрах от Симферополя.
Когда меня избрали первым секретарем Крымского обкома, Щербицкий посоветовал ежегодно перед началом летнего сезона лично посещать каждую правительственную дачу, чтобы убедиться в их полной готовности к приему гостей. Так я поступил и перед приездом Андропова.
Когда вернулся, не успел зайти в кабинет — звонок по ВЧ от председателя КГБ Чебрикова: “Виктор Сергеевич, мне доложили, что вы сегодня посещали правительственные дачи, в том числе и первую, где будет отдыхать Юрий Владимирович”. Я объяснил, что делаю это ежегодно по рекомендации Щербицкого, и услышал: “Впредь перед посещением правительственных дач прошу информировать меня лично”.
Я попытался выяснить у начальника девятого отдела КГБ Орлова, чем вызван звонок Чебрикова. Александр Сергеевич уклонился от ответа, лишь намекнул, что на первую дачу завезли какое-то медицинское оборудование.
— Да, настораживающее начало…
— Как всегда, на встречу Генерального секретаря ЦК КПСС в Крым прилетели руководители республики. По давно заведенной традиции я пригласил всех в гостевой домик. За столом из уст Андропова мы узнали, что накануне наши летчики сбили южнокорейский самолет. “Предполагалось, что воздушное пространство нарушил самолет-разведчик, а оказалось, это был гражданский самолет. Имеются человеческие жертвы, — пояснил он. И добавил: — Людей, конечно, жалко, но наша служба ПВО действовала правильно”.
За столом установилась тишина, у всех было подавленное состояние. С приветственным тостом выступил только Щербицкий. После обеда, который продолжался 35-40 минут, Андропов самостоятельно подняться не мог — на выручку пришли помощники. Сделав несколько шагов, он начал приседать. Его подхватили и, поддерживая под руки, повели к машине. Никто из присутствующих не проронил ни слова.
— Надеюсь, из КГБ вас больше не беспокоили?
— Нет. Вот разве что служба безопасности Андропова передала просьбу, чтобы обком помог организовать на первую дачу доставку свежих карасей. Кто-то из лечащих врачей посоветовал их варить в какой-то целебной траве до тех пор, пока рыбьи кости совсем не разварятся. Эту еду порекомендовали принимать Юрию Владимировичу. Через день очередная порция карасей доставлялась на дачу. Думаю, это была инициатива кого-то из близких Юрия Владимировича. Как все люди в такой ситуации, они хватались за соломинку…
Через две недели позвонил начальник девятки: “Юрий Владимирович плохо себя чувствует и срочно вылетает в Москву. Он просил, чтобы его никто не провожал. Даже вам не рекомендовал приезжать в аэропорт. Не задавайте мне никаких вопросов, потому что я сам ничего не знаю”.
— Вы, конечно, не осмелились ослушаться?
— Андропов меня не увидел, но в аэропорту я на всякий случай был. Потом позвонил в Киев и проинформировал Щербицкого, что Андропова к трапу привезли на спецмашине и в самолет его подняли на носилках. “Будем надеяться на лучший исход”, — сказал Владимир Васильевич.
— Преемник Андропова тоже был весьма нездоровым человеком. Если не ошибаюсь, у Черненко была тяжелая форма астмы. Александр Павлович Ляшко в своих мемуарах писал, что он даже во время заседаний Политбюро выходил на процедуры.
— Мы с Константином Устиновичем познакомились в 1977 году, в бытность его секретарем ЦК КПСС. Он прилетал с семьей в Крым, как правило, несколькими днями позже, а возвращался несколькими днями раньше Брежнева. Останавливался на даче N 2, по соседству с дачей Генерального секретаря. Черненко представлял Брежневу различные документы, которые работники фельдсвязи ежедневно привозили из Москвы, сопровождал во всех официальных и неофициальных поездках, в том числе и в Крыму.
У нас сложились хорошие отношения. Но с каждым приездом его здоровье заметно ухудшалось. Константину Устиновичу было трудно говорить, поэтому он больше молчал и слушал мою информацию о состоянии дел в области. Его часто сопровождала медицинская спецмашина из Симферопольского аэропорта в Ялту и обратно.
К Брежневу и Черненко часто наведывался академик Чазов, светило в области кардиологии, которому доверяли свои жизни члены Политбюро и секретари ЦК КПСС. Досконально зная состояние здоровья руководителей высшего эшелона власти, Евгений Иванович создал в местах их отдыха пункты медицинской помощи на случай экстренной необходимости. Такой специальный медицинский блок он предложил открыть и в Ялте — при строящейся горбольнице в Ливадии. К счастью, услуги медицинского мини-центра никому из высоких гостей не понадобились. Ни разу не был задействован и постоянно дежуривший в Ялте вертолет.
После Пленума ЦК, который избрал Черненко Генеральным секретарем, я зашел к нему. Константин Устинович встретил меня с чуть заметной улыбкой на лице, предложил сесть и сказал: “Вот, вынужден был взять на свои плечи такую тяжелую ношу. Теперь надо, чтобы эту ношу выдержали мои плечи”. На это я заметил: “Вы говорили, что Крым добавляет вам бодрости и укрепляет здоровье. Мы ждем вас”. — “В этом году врачи советуют поехать на Северный Кавказ”, — грустно ответил Черненко. Увы, он уже больше не отдыхал ни в Крыму, ни на Кавказе.
“ГОРБАЧЕВ БЕЗРОПОТНО ПОДЧИНЯЛСЯ КОМАНДАМ СВОЕЙ ЖЕНЫ”
— То время у нас окрестили пятилеткой похорон.
— Да, я считаю, что это была грубейшая политическая ошибка КПСС, знак беды. В Устав Компартии не был занесен параграф, ограничивающий пребывание на руководящих постах сроком, возрастом и состоянием здоровья. Такая ситуация ограничивала приток умных, энергичных людей на высшие руководящие должности. Стареющие лидеры болели, а страной правило их окружение…
Когда Громыко внес предложение об избрании лидером партии Михаила Горбачева, участники единодушно проголосовали и долго стоя ему аплодировали. Я как член ЦК КПСС тоже долго стоя ему аплодировал. Увы, наши надежды на положительные изменения в партии и государстве не оправдались. Жизнь показала, что демагог Горбачев оказался в плену иллюзорных представлений Александра Яковлева, слепо выполнял его рекомендации, в результате чего погубил великую страну и предал миллионы честных коммунистов.
Как вы помните, уже в мае появилось Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Не могу точно сказать, кому принадлежала “гениальная” мысль отрезвить традиционно пьющее общество. Рвение тут проявили Лигачев и Соломенцев, председатель Комитета партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС. Особенно усердствовал Соломенцев: ездил по некоторым республикам, разъяснял необходимость такого решения. У некоторых руководителей центральных и республиканских органов дети, к сожалению, злоупотребляли алкоголем. Не обошла эта беда и семью председателя КПК. Он иногда за время отдыха по два раза вылетал в Москву — требовалось его отцовское вмешательство.
— Горбачев, хотя и не так долго пробыл Генеральным секретарем ЦК КПСС, оставил в Крыму свой след — дачу в Форосе. А как вы встречали его в этом ранге?
— Это особый момент в моей жизни. В 1985-м приближалась пора отпусков. Стало известно, что Горбачев с супругой в начале июля приедет в Крым.
— Накануне в обком позвонил Щербицкий: “Надо, чтобы вы гостей встречали с женой”. — “Это обязательно?” — спрашиваю. Ведь раньше в таких случаях обходились без присутствия моей Натальи Сергеевны. “Тогда так было, а теперь по-другому, — ответил Владимир Васильевич. — Я тоже всегда приезжал один, а теперь — с Радой Гавриловной”.
— Небось, вы разволновались?
— Не разволновался, а был озабочен. И не изменениями в привычном ритуале — к этому времени я уже восемь лет встречал и провожал гостей самого высокого ранга. Беспокоила широко начатая борьба с пьянством и алкоголизмом. Я обратился к Щербицкому за советом: какие напитки подать на обед в гостевом домике? Можно ли наливать вино, коньяк или водку? Но Владимир Васильевич с металлическим оттенком в голосе произнес: “Генеральный секретарь приезжает в Крым, вы хозяин области, вот и решайте сами”. — “Прежде всего он приезжает в республику, коль вы его встречаете”, — пытался я возражать. “Никаких советов, тем более рекомендаций я давать не могу, вы должны это понимать”, — отрезал ВВ. И после паузы добавил: “При вашем-то опыте встреч-проводов высоких гостей!”.
К счастью, накануне из НИИ “Магарач” в обком на дегустацию привезли две трехлитровые банки сока, полученного из нового сорта винограда. Он-то и выручил.
В 13.00 самолет с Горбачевыми приземлился в аэропорту. После официальных приветствий я пригласил их пообедать. Когда все заняли места за столом, на мгновение воцарилась мертвая тишина. Первым ее нарушил Щербицкий: “Раньше Макаренко знал, с чего начинать обед при встрече Генерального секретаря, а теперь растерялся”. — “Нет, не растерялся, — отвечаю. — Как раз готовился объявить, что мы приготовили украинский борщ с пампушками, рыбное блюдо и отбивные по-крымски. Остальное вы видите на столе. Но прежде чем приступать к обеду, прошу продегустировать изумительный сок, который получен из нового сорта винограда, выведенного учеными института “Магарач”.
Официантки по моему сигналу разлили сок по бокалам. Первой его попробовала Раиса Максимовна и давай расхваливать: “Это же настоящий нектар, изумительный букет, великолепный вкус”.
— Думаю, гостям ничего не оставалось, как согласиться с ее оценкой.
— Да. Но основные события развернулись, когда Щербицкий начал информировать Генерального секретаря о состоянии дел в республике. Как только он заикнулся об уменьшении плана сдачи хлеба, Горбачев вскипел, нахмурился. На повышенных тонах стал увещевать Владимира Васильевича, несколько раз грубо перебивал его. Но Щербицкий смело, с железной логикой и глубоким знанием проблемы отстаивал интересы Украины. Мне и другим присутствующим неловко было слышать обидные слова и незаслуженные упреки в адрес республики и ее руководства. После некоторой паузы ВВ сказал: “Чем я смогу объяснить людям ухудшение их жизни? Не исключено, что они станут связывать такое положение со сменой руководства”. Этот аргумент, очевидно, убедил Горбачева…
-…И его супругу.
 Виктор Макаренко (справа) с Михал Сергеичем и Раисой Максимовной, которая всегда принимала активное участие в разговорах на высшем уровне |
— Кстати, Раиса Максимовна все время пыталась вклиниться в разговоры, перебивая других собеседников, в том числе и своего мужа, вставляя реплики, часто не к месту. И после обеда, когда я предложил сфотографироваться на память, проявила инициативу: начала расставлять встречающих, указывать, кто где должен стоять. Михаил Сергеевич также безропотно подчинялся командам своей жены. Расстались мы не только с чувством облегчения, но и с тревогой в душе.
“ДАЖЕ ПИВО БЫЛО ЗАНЕСЕНО В РАЗРЯД ЗАПРЕЩЕННЫХ АЛКОГОЛЬНЫХ НАПИТКОВ”
— Виктор Сергеевич, похоже, у вас борьба с пьянством и алкоголизмом не вызывала энтузиазма?
— Рациональное зерно в идее отрезвить общество было. Но реализовывалась она бездумно, без прогнозирования последствий. Непоправимый удар был нанесен экономике.
Взялись за дело рьяно. Еженедельно обкомы партии должны были представлять информацию в ЦК о сокращении производства и продажи вино-водочной продукции. Коммунистов, замеченных в выпивках, требовали исключать из партии, а руководителей — еще и освобождать от занимаемых должностей и отправлять в наркологические клиники. Даже пиво было занесено в разряд запрещенных алкогольных напитков. В стране было уничтожено больше десятка пивзаводов, оснащенных современным чешским оборудованием…
В большинстве крымских колхозов и совхозов традиционно имелись виноградники и заводы первичного виноделия. Свою продукцию хозяйства отправляли многим республикам, краям и областям — это была одна из доходных статей их экономики. Теперь процесс остановился, от вина и виноматериалов отказались все потребители, склады были затарены, снизилась рентабельность и нечем было платить зарплату. Уж не говоря о том, что Лигачев требовал уничтожить виноградники как первооснову производства алкогольной продукции. Он настаивал даже на ликвидации знаменитой винотеки “Массандры”. Только личное вмешательство Щербицкого спасло ее.
В стране началась вино-водочная вакханалия: резко возросло самогоноварение, увеличился расход сахара — он стал дефицитным товаром, участились случаи отравления различными суррогатами, появилась до того никому не известная токсикомания. А километровые очереди за водкой острословы окрестили “петлей Горбачева”.
Разное отношение к антиалкогольным мероприятиям было и у членов Политбюро. К примеру, Лев Зайков назвал их нецензурным словом. У меня с ним сложились доверительные отношения еще с того времени, когда он возглавлял Ленинградский горсовет. Так он при встрече летом 85-го с возмущением сказал: “Идея встречать гостей в России кефиром с треском провалится. Я уже заказал ящик грузинских вин. Второй ящик — крымских вин — увезу отсюда в Москву”.
— Виктор Сергеевич, вы не приняли новаций нового руководства. Не с этим ли связано ваше отстранение от должности, о котором в интервью “Бульвару” упомянул ваш земляк, бывший первый секретарь Днепропетровского горкома партии Ошко?
— Владимир Петрович даже сейчас, будучи на пенсии, не отрекся от популизма, которым всегда грешил. Может, Ошко и вытирал сопли (это его выражение) детям, внукам и тещам руководителей высокого ранга, а я этим не занимался. Обком партии и облисполком решали серьезные задачи социально-экономического развития региона, улучшения жизни крымчан и создания надлежащих условий для многомиллионной армии отдыхающих.
А с должности первого секретаря обкома ушел по состоянию здоровья, и это зафиксировано в официальных документах.
За 15 лет, которые отработал первым секретарем Севастопольского горкома и Крымского обкома, я летом не имел не только отпуска, но и выходных. Рабочий день длился 12-14 часов. После прихода к власти Горбачева и его преданных помощников Лигачева, Яковлева, Разумовского деятельность партийных комитетов заметно осложнилась. Ежедневно в обком партии приходило несколько постановлений Политбюро и секретариата ЦК КПСС. Необходимо было разрабатывать мероприятия по их реализации, отчитываться о выполнении постановлений. Небольшой аппарат обкома тонул в бумажной работе. После съезда было трудно понять линию поведения Горбачева и его команды. А вспомните лозунги: “Разрешено все, что не запрещено законом”, “Пусть каждый зарабатывает, сколько может и как может, любыми путями”, “Давите руководителей снизу, а мы будем давить их сверху”.
Во второй половине 1986 года я почувствовал, как сдает моя нервная система, началась бессонница, появились головные боли. Я уже не мог работать по 12 часов в сутки, чувствовал себя разбитым, опустошенным.
В марте 87-го приехал в Киев на очередное республиканское мероприятие. В гостинице мне стало плохо. “Скорая” доставила меня в “Феофанию” — больницу Четвертого главного управления Минздрава. Через пару дней мне позвонили в палату Владимир Васильевич Щербицкий, председатель Президиума Верховного Совета УССР Валентина Семеновна Шевченко, некоторые заведующие отделами ЦК. Все подбадривали, желали скорейшего выздоровления. Навестили меня врачи, которые каждое лето сопровождали Щербицкого во время его приезда в Крым.
Выслушав медиков, я понял: если останусь в должности первого секретаря, скоро опять вернусь на больничную койку с непредсказуемыми последствиями. Через неделю прямо из больничной палаты я отправил Щербицкому письмо-заявление с просьбой перевести меня на более спокойную работу или дать возможность выйти на пенсию. Получив мое заявление, Владимир Васильевич тут же позвонил в больницу: “Вы рано начали паниковать. Когда выпишут из больницы, приходите ко мне, и мы вместе обсудим суть вашей просьбы”. Но я сказал, что мое решение продуманное, выстраданное, и, несмотря на все уговоры, от него не отказался.
— Не жалеете?
— Я и сегодня считаю, что поступил правильно. В противном случае, возможно, мы бы с вами сегодня не беседовали.
А напоследок хочу сказать: у меня остались хорошие впечатления о таких руководителях, как Тихонов, Капитонов, Долгих, Громыко, Демирчян, Устинов. Жизненный опыт кого из нынешних руководителей СНГ можно сравнить с тем, что был у Леонида Ильича Брежнева? Сейчас некоторые малоталантливые “заслуженные” и “народные” пародируют Брежнева последних лет его жизни. Им невдомек, что это результат контузии во время Великой Отечественной войны, и смеяться над этим грех.
И он, и Владимир Васильевич Щербицкий были настоящими лидерами ХХ века. За годы руководства у них были, конечно, ошибки, недостатки, но были и значительные достижения. И сколько бы ни пытались новоявленные “демократы” обливать их грязью, вычеркнуть эти имена из истории не удастся.
