Косово 99

Обращение к читателю.

Читатель, сейчас ты держишь в руках книгу в которой изложены события произошедшие за десять лет до того как эта книга была написана и поэтому в ней возможны упущения и неточности. Я не отличаюсь идеальной памятью и поэтому некоторые события будут описаны мною с незначительными искажениями. Читатель, я заранее прошу простить меня за эти невольные искажения и вместе с этим я заверяю тебя, более того, я гарантирую тебе, что умышленно не исказил ни чего. Всё написанное в этой книге произошло на самом деле, всё написанное правда. В книге я иногда буду приводить рассказы своих сослуживцев, рассказы о событиях в которых я лично не принимал участие. Люди, чьё мнение я привожу на страницах своей книги, как я считаю заслуживают доверия, услышанное от них я изложил максимально точно и полно. Неоднократно по ходу своего повествования я буду давать пояснения, тем самым на время отклоняясь от изложения основных событий. Целью этих пояснений является не желание навязать свои взгляды, не желание пользуясь случаем поумничать или исповедоваться, а стремление дать тебе возможность взглянуть на происходящее моими глазами, правильно понять моё отношение к происходящему, правильно понять мотив того, либо иного моего поступка. Кроме этого мною будет описано множество ситуаций касающихся особенностей жизни нашей армии тех лет, особенностей жизни сербского населения, да впрочем и вообще особенностей всей обстановки окружавшей косовские события. Для хорошего понимания события нужно знать нравы, порядки и уклад жизни задействованных в этом событии людей, поэтому все мои отклонившиеся от основной сюжетной линии рассказы имеют существенное значение для полноценного понимания события в целом. Включая в рассказ о косовских событиях эпизоды напрямую с Косово не связанные, но связанные со мной и моими товарищами, я также преследовал цель сделать своё повествование более интересным для чтения, особенно для невоенного читателя. В противном случае получился бы сухой «отчёт» о выполнении поставленной задачи, как я думаю читать такой «отчёт» было бы неинтересно. Все отклоняющиеся от основной линии сюжета фрагменты связаны с ней как ручейки с рекой – так или иначе они вливаются в неё, таким образом пополняя и насыщая её. Читатель, если ты без ума от США и «американской демократии» то я не рекомендую тебе вообще читать эту книгу. Лично я не люблю США и хотя ни разу не был в этой стране, однако достаточно посмотрел как ведут себя представители этой страны за её пределами отстаивая её алчные интересы. Я в реальности видел как работают американские технологии порабощения человечества. Эти технологии были испытаны и отработаны ещё на коренных жителях Америки – индейцах, и эти старые испытанные технологии применяются руководством США и по сей день. Простыми словами их можно объяснить так: «американская демократия» для глупых, продажных и покорных означает рабство (сытое или голодное, в зависимости от того как рабы будут себя вести), для умных, смелых и непокорных она означает бомбы, снаряды, пули и экономические «удавки». В любом случае для тех, кто покорится или же проиграет противоборство будут уготованы потеря независимости, нищенство и смерть. Моя неприязнь к Соединённым Штатам не носит фанатичного характера: не уважая навязываемую при помощи денег, силы и обмана «американскую демократию» и самих «демократизаторов» я охотно ношу джинсы и пью колу, я с детских лет и по сей день читаю интереснейшие книги о животных Сетон-Томпсона, с большим уважением отношусь к великим американским боксёрам Тайсону и Форману, иногда посещаю самую известную в мире закусочную. В книге достаточно много юмора и если тебе он покажется циничным то это твоё дело, понравится – улыбнись, не понравится – останься равнодушным. Что-то из написанного мною однозначно не политкорректно, но «из песни слов не выкинешь», во всяком случае я ничего выкидывать не собираюсь. Я прекрасно понимаю, что не политкорректность этой книги способна причинить мне вред, но тем не менее пусть будет как будет. Высказывая своё мнение я не призываю «кого-либо к чему-либо», я просто высказываю своё мнение и не более того. Согласен со мной – хорошо, не согласен – иди своей дорогой. Однако, прежде чем не соглашаться со мной хорошенько подумай и лишь подумав сделай окончательный вывод о том, прав я или нет. В этой книге нет давно вошедшей в моду критики какого-либо высокопоставленного российского политика. Это не политическая книга в прямом смысле этого слова, а я человек, а не «Моська» и мне не нужен «Слон», облаивая которого можно привлечь внимание к собственной персоне. Хоть я и Александр Сергеевич, но всё же не Пушкин и поэтому стиль моего письма не отличается идеальной стройностью. В этом смысле я уязвим для критики, но подобной критики я не боюсь, поскольку свято верю в то, что литературными критиками становятся писатели-неудачники. Боятся неудачников – не уважать самого себя. Я мог бы конечно подыскать профессионального редактора и «отшлифовать» эту книгу, но делать этого не стал специально, так как это полностью бы убило оригинальность моего рассказа. Как смог так и написал. За некоторую нестройность повествования приношу тебе, читатель, ещё одно извинение. Мотивы написания мною этой книги достаточно просты. Во-первых, я хочу немного заработать создав произведение в котором рассказывается об уникальном событии и участвовавших в нём людях, тем самым дав тебе читатель возможность и развлечься, и поразмышлять, и может даже подчерпнуть для себя что-то полезное. Причём событие, о котором я расскажу, не вымышленное, а абсолютно реальное. Во-вторых в книге будут высказаны ряд проблем которые беспокоят меня и при помощи своего произведения мне бы хотелось найти единомышленников. Что это за проблемы легко понять прочитав книгу, однако для того чтобы всё правильно понять нужно прочитать книгу до конца. Убедительно прошу не думать, что написав свою книгу я занимаюсь «поиском правды». Правду для себя я нашёл давно и для меня она заключается в том, чтобы жить в гармонии с природой и быть при этом хозяином своей земли. Смысл жизни человека для меня тоже очевиден. Для меня он заключается в том чтобы во-первых (самое главное) быть порядочным человеком и постараться никогда ни при каких обстоятельствах не опоганиться, а во-вторых получить от жизни максимум удовольствия. Всё просто и конкретно. В книге будет встречаться так называемая «ненормативная лексика» – как я уже говорил из песни слов не выкинешь, да и к тому же я считаю мат неотъемлемой частью великого русского языка. Русский мат при умелом употреблении не только не засоряет, но и наоборот, обогащает речь, делая её более красочной. Противникам мата скажу одно: постарайтесь хотя бы самим себе внятно объяснить, что плохого в том, чтобы вместо медицинских или юридических терминов пришедших к нам из латыни использовать традиционные старорусские названия частей тела и естественных физиологических процессов. Я часто разговаривал на эту тему с противниками мата и никто из них не смог толково и категорично обосновать недопустимость употребления матерных слов. Самым разумным был ответ о том, что применение мата не принято в обществе. В обществе принято делать много всяких гадостей, а вот называть вещи своими именами не принято. Я думаю по этому поводу комментарии излишни.

Посвящается всем здравомыслящим людям.

Часть первая.
Как всё начиналось.

Разговоры среди нас о том, что мы, то есть российский миротворческий контингент в Боснии и Герцеговине, будем направлены в Косово и примем какое-то участие в происходящих там событиях появились сразу же после того как НАТО под предводительством США начало наносить ракетно-бомбовые удары по Сербии. Эти разговоры носили роль слухов и предположений, никакой точной утвердительной либо отрицательной информации официального характера командование до нас не доводило. Сам факт таких разговоров в общем-то никакого значения не имел поскольку такие разговоры велись бы в любом обществе в непосредственной близости от которого развивались события мирового масштаба, наше общество в этом смысле не было исключением.

Реальность и близость этих событий каждый из нас мог наблюдать своими глазами практически каждый день, не пользуясь при этом телевизором. Для примера приведу один запомнившийся мне на всю жизнь эпизод, случайным свидетелем которого я стал. Во второй половине дня, выполняя какую-то работу, я в компании нескольких других бойцов копошился в парке. Над нами, высоко в небе пролетал реактивный боевой самолёт, что само по себе ничего интересного из себя не представляло – их летало множество и летали они часто. Конечно же я не стал отвлекаться от своих забот и подымать взгляд к небу, но если бы я это сделал то увидел бы, что к прямому как стрела следу от самолёта приближался другой, ломаный как многоколенная молния след. Самолёт догоняла ракета ПВО. В следующую секунду в небе раздался мощный взрыв – ракета попала в самолёт. До нас докатился громкий гул взрыва и даже незначительное колебание воздуха вызванное взрывной волной – остаться равнодушным к происходящему теперь было нереально. Посмотрев вверх я сразу смог увидеть полную картину произошедшего, поскольку солнце не столь ярко светило и не слепило глаз. Ракетам ПВО необязательно точно попадать в цель, достаточно взорваться в непосредственной близости от объекта атаки так как самолёты и вертолёты не могут нести на себе очень прочной (а следовательно и тяжёлой) брони и в небе нет укрытий за которые можно спрятаться. Поражающие элементы которыми начинена ракета, её собственные осколки, взрывная волна повредят летательный аппарат даже если ракета взорвётся на определённом удалении от него, но в случае не слишком сильного повреждения у экипажа появляется шанс либо покинуть свою машину катапультировавшись, либо попытаться дотянуть до своего аэродрома и там благополучно сесть. У экипажа самолёта, сбитого над нами шанса на спасение не было – ракета или взорвалась совсем близко от самолёта или же вообще попала точно в него. Непосредственно момент попадания ракеты я конечно же не видел, я не следил за движением самолёта, зато я хорошо видел, что произошло в следующие доли секунды после этого: самолёт разорвало на две приблизительно равные по размеру части которые продолжая движение по удаляющейся от нас траектории упали за гору без последующих взрывов. В небе, на том месте где ракета поразила самолёт, осталось небольшое облако дыма, слабо заметные следы дыма отмечали последний путь обоих частей сбитого самолёта, сами же эти части падали на землю без видимого горения. Достаточно скоро дым почти рассеялся и лишь совсем мало заметное облачко отмечало место гибели боевой машины и его пилота.

Мы с интересом и даже с определённой заворожённостью смотрели в верх делясь при этом друг с другом размышлениями об увиденном. Увиденное в небе произвело на нас большёе впечатление и вызвало у нас восторг, по этому свои размышления мы высказывали в основном при помощи мата. В общих чертах наши высказывания выглядели примерно следующим образом: «Видел, да?!», «Хана ему!», «Отлетался, падла!». Последние наши высказывания, равно как и восторг объяснялись отсутствием у нас сомнений в том, что сбитый самолёт был американским и следовательно пилот, наверняка участвовавший в бомбардировках Сербии получил заслуженное наказание.

В тот же день я рассказал об этом происшествие знакомому сербу, владельцу маленького магазинчика, который на момент падения самолёта куда-то уезжал и соответственно столь знаменательного события не видел. Серб хорошо говорил по-русски и понял меня естественно тоже хорошо. Немного подумав и слегка улыбнувшись он высказал своё мнение запомнившейся мне фразой: «Это дело, это надо». Люди очень часто, не имея точной информации, но при этом стремясь к хорошему, принимают желаемое за действительное, именно так и случилось в этот раз с нами. Как выяснилось через несколько недель сбитый самолёт оказался не американским, а сербским, пилот управлявший им погиб. Я до сих пор с большим уважением и почему-то даже с жалостью вспоминаю этого неизвестного мне героя, погибшего защищая свою Родину от значительно превосходящего по силе агрессора. В районе населённого пункта Прибой, где мы располагались всё же упал и натовский самолёт. Я опять находился в парке когда грохнул отдалённый мощный взрыв и ударная волна слегка шатнула землю. Через неделю стало известно, не помню уж каким образом, что на сей раз в небе победу одержали сербы, повреждённый натовский самолёт не дотянул до базы, пилот вроде как спасся.

В те дни к обычной миротворческой деятельности нам добавили большое количество выездных постов и маршрутов патрулирования. Находясь на постах, которые естественно устанавливались в проблемных населённых пунктах, мы могли лично наблюдать митинги и демонстрации на которых сербы высказывали своё недовольство действиями США. Недовольство сербов вызывал факт того, что «главный демократ планеты Земля» стремился выбросить их родственников из собственных домов в Косово, не согласных с выселением просто поубивать, а высвободившуюся таким образом территорию заселить албанцами, которые исторически в тех краях вообще никогда не жили. Наивные сербы вероятно предполагали, что их возмущение хоть как-то повлияет на ситуацию, а их нелепый и достаточно жалкий протест что-либо изменит. Ясное дело, появлялось там и телевиденье, однако мало вероятно чтобы отснятые на месте проведения демонстраций материалы уходили дальше, чем в местную телерадиостанцию.

Сербы активно общались с нами, нам же было рекомендовано не слишком усердствовать в общение, поскольку когда сюжет покажут по телевиденью то этот энтузиазм в общении с митингующими сербами неизбежно увидят наши американские коллеги по миротворческой деятельности. Естественно американцы будут предъявлять претензии, в том смысле, что раз уж мы взаимодействуем между собой в сфере миротворчества, то с российской стороны не правильным будет сочувствовать сербам когда те критикуют агрессивные действия США. Это видимо беспокоило наше командование и нам даны были соответствующие указания. Я, в связи с этим, не лез обниматься к сербам, но позировал с ними перед телекамерами и брал их листовки весьма охотно. Две листовки я сохранил на память и они до сих пор хранятся у меня. Одна из них содержит схематичное изображение падающего американского бомбардировщика-невидимки, детской рогатки и запущенного из неё шарика летящего по направлению к этому самолёту. Дело в том, что по мере нарастания бомбардировок сербы смогли каким-то образом сбить по меньшей мере один самолёт-невидимку, который к тому же упал на сербской же территории.

Останки этого самолёта я видел в военном музее в Белграде (столица Сербии). Интерес у меня вызвал материал которым был покрыт этот летательный аппарат, материал по виду напоминал вспененную резину, и как мне представляется, он либо изначально был таким и его американские создатели пытались с его помощью сделать самолёт абсолютно невидимым, либо это краска приобрела такой вид когда самолёт горел. Надо полагать сербы должным образом ознакомились с устройством самолёта и не поскупились полученными данными с теми кому передать их было бы полезно.

Сербские мирные демонстрации не приносили сербам какой либо пользы, не приносили они вреда и НАТО, а вот более решительные, носящие военный характер действия сербов в Боснии вполне могли принести существенный вред американцам и американцы это хорошо понимали. Существенно усилилось боевое охранение американских баз: на КПП появились танки «Абрамс». Колонны и патрули стала сопровождать гусеничная бронетехника, хотя ранее я этого не видел ни разу.

Находясь на выездном посту где-нибудь не далеко от границы с Сербией каждую ночь можно было наблюдать работу сербских зенитчиков: гирлянды трассирующих снарядов практически непрерывно устремлялись в ночное небо. Косово напоминало нам о себе практически ежедневно и соответственно мы в свою очередь постоянно думали и говорили о Косово, конечно же говорили и о возможности нашего участия в том, что там происходит.

Разговоры разговорами, а вот конкретной информацией по этому вопросу мы не располагали и никаких приготовлений к возможному нашему участию в косовских событиях, как мне лично казалось, не проводилось. Однако такие приготовления наше командование проводило. Я тогда служил во второй парашютно-десантной роте (2ПДР) которая относилась к первому батальону. Наша боевая подготовка в те дни не отличалась от обычной: физ. подготовкой мы занимались ежедневно (кроме воскресенья) и один-два раза в неделю ездили на стрельбище выполнять обычные стрелковые упражнения. Совсем по другому обстояло дело во втором батальоне на основе которого в дальнейшем и был сформирован батальон вошедший в Косово. Не знаю как проводилась у них физическая подготовка, но вот огневая проводилась усиленно. Ребята чаще ездили на стрельбы, стреляли много и разнообразно, подготовка включала в себя тактический элемент. Интенсивность тактико-огневой подготовки резко возросла приблизительно за месяц до отправки в Косово. Не берусь утверждать были ли у командования точные данные об отправке нас в этот неспокойный край, либо имеющие большой боевой опыт отцы-командиры решили заранее принять необходимые меры на случай если ситуация будет развиваться именно таким образом, но поступили они весьма разумно.

Что же касается физической подготовки, то по большому счёту она нам вообще не требовалась: процентов 90 личного состава постоянно самостоятельно занималось различными видами спорта, отдавая предпочтение естественно рукопашным видам и тяжёлой атлетике. Тяжёлая атлетика среди российских миротворцев в Боснии по какой-то причине была в особом почёте. Изо дня в день, в холод и жару, зимой и летом, утром и вечером, в помещении и под открытым небом сотни парней во всех базовых лагерях «тягали» железо. Я естественно тоже не стоял в стороне от этих занятий, но к железу относился без фанатизма – я предпочитал бокс, хотя и не имел каких либо достижений на ринге. Кто-то из ребят качался «на сухую», кто-то стимулировал рост мышц различными препаратами, естественно высококачественными, известных производителей типа «Вейдер». Приобрести эти препараты не составляло труда и парни охотно употребляли их. Наличие этих препаратов иногда приводило к комичным случаям.

Сослуживец, который сам был большим любителем «железа» рассказывал мне как его товарищи, тоже тяжелоатлеты, подобрали где-то маленького бездомного щенка и принялись его откармливать. В ежедневный рацион зверушки, помимо прочего, входил коктейль состоящий из молока и «Мега массы». Надо полагать ребята исходили из принципа, что хорошо для нас будет хорошо и для нашего подопечного. Несчастный щенок видимо голодал ещё в утробе матери и поэтому питался очень активно, а ребята в свою очередь не жалели для него «корма». В результате через некоторое время к концу каждого дня щенок наедался до такой степени что терял способность двигаться поскольку его лапы почти не доставали до земли.

Боксёров и борцов среди нас тоже было предостаточно, естественно все начинали заниматься задолго до поступления на службу, факт наличия у человека первого спортивного разряда либо даже звания Кандидата в Мастера спорта вызывал уважение у окружающих но никого не удивлял. Это в полной мере относилось и к солдатам и к офицерам. Были среди нас и Мастера спорта и даже был один парень ставший в своё время призёром чемпионата Европы по дзюдо. С моим полным отсутствием спортивных достижений на фоне таких людей я выглядел весьма скромно. Как известно рукопашные виды спорта закаляют не только тело, но и боевой дух и в этом отношении мы были подготовлены как надо. Что же касается огневой и тактической подготовок то и в этих вопросах мы были вполне боеготовы и тем не менее без постоянной тренировки навыки теряются, а для улучшения навыков тренировки вообще необходимо форсировать. Понятное дело, стрелковой и тактической подготовкой самостоятельно не позанимаешься, для этого нужны организованные мероприятия и командование не сидело сложа руки – второй батальон стрелял намного больше обычного. Помню даже, как вернувшийся из командировки парень служивший в расположенной по-соседству от нас самоходно-артиллерийской батарее (во втором батальоне самоходно-артиллерийская батарея по какой-то причине постоянно испытывала недостаток в личном составе и туда на почти постоянной основе было откомандировано несколько бойцов из состава 1САБатр) говорил, что во втором батальоне огневая подготовка проводится намного интенсивнее чем в нашем.

Примерно в это же время меня и Виталика, такого же как и я пулемётчика БТР-80 отправили на стрельбище находящееся в районе населённого пункта Миледжас для постройки там новых мишеней. Сооружали мы мишени как раз для стрельбы из вооружения БТРа, то есть строили мы для самих себя. Ранее все стрельбы из пулемётов БТРа проводили по отдельно стоящим мишеням, двум танкам и трём-четырём ростовым фигурам.

Для тех, кто абсолютно не знаком с устройством БТР-80 разъясню как выглядит эта машина. Корпус БТР по внешнему виду представляет из себя продолговатую приплюснутую остроносую коробку с установленной на ней маленькой башенкой в форме усечённого конуса. На корпусе имеются восемь колёс которые приводятся в движение камазовским дизелем установленным в задней части этой коробки (силовое отделение), водитель располагается впереди, слева, как на обычной машине. Корпус БТР-80 бронированный, броня защищает от пуль нормального калибра и осколков, в боевом отделении должно располагаться 10 человек: командир отделения, водитель, пулемётчик и семь человек десанта, непосредственно к экипажу относятся только водитель и пулемётчик.

Для экипажа и десанта имеются шесть синхронно расположенных люков. Четыре одностворчатых люка расположены сверху корпуса: два спереди (водитель и командир), два примерно посредине машины. Два двухстворчатых люка расположены по бокам машины, между вторым и третьим рядом колёс (так называемая «рампа»). Нижняя часть каждого из двухстворчатых люков в открытом положении образует своеобразный трап. В корпусе имеются многочисленные закрываемые маленькими лючками бойницы для стрельбы из личного оружия.

Силовое отделение закрывается пятью люками расположенными в два ряда. У края кормы два больших, практически квадратной формы, ближе к середине машины три поменьше, продолговатых. Два бака для топлива расположены в самом окончании кормовой части машины.

Башенка люка не имеет, пулемётчик добирается до своего рабочего места через любой удобный люк, как правило через «рампу». В башенке установлены два пулемёта: КПВТ калибра 14,5 мм и ПКТ калибра 7,62 мм, подача патронов к пулемётам осуществляется из лент уложенных в короба по 50 и 250 соответственно. Боекомплект составляет 500 патронов калибра 14,5мм и 2000 калибра 7,62мм.

При исправно работающем двигателе БТР способен развивать скорость свыше ста километров в час, притом что вес машины составляет порядка четырнадцати тонн. БТР-80 способен двигаться по воде для чего у него имеется водомётный движитель расположенный в нижней части кормы и в обычном положении закрытый специальным люком. Для движения по воде необходимо проводить небольшую предварительную подготовку машины, в частности установить удлиненные трубы воздухозаборников и загерметизировать боковые люки. Для откачивания попадающей внутрь корпуса воды имеется насос.

Помимо выше перечисленного БТР-80 оснащён радиостанцией и разным дополнительным оборудованием. БТР несмотря на наличие мощного вооружения в первую очередь машина не боевая, а транспортная. Для Воздушно-Десантных Войск БТР-80 является техникой нетипичной (на сколько я знаю на постоянной основе их эксплуатирует только спецназ ВДВ, естественно в первую очередь как транспорт) и используется этим родом войск только при необходимости. В Боснии такой необходимостью было то, что практически все передвижения осуществлялись по дорогам с твёрдым покрытием и БТР как нельзя лучше подходил для этого поскольку в отличие от БМД имел колёсную базу. Кроме того внутренний объём «восьмидесятки» значительно больше чем у БМД-1 (корпус БМД-2 аналогичен БМД-1, разница заключается в вооружении), что более удобно для размещения личного состава. Комплектование рот техникой осуществлялось следующим образом: полный штат боевых машин десанта (БМД-1 или БМД-2) и отделение БТР-80 состоящее из трёх машин и так в каждой из шести парашютно-десантных рот бригады.

До того, как мы с Виталиком соорудили новые мишени огонь из вооружения БТР вёлся в таком порядке: из крупнокалиберного КПВТ стреляли по танкам, а из ПКТ по группе ростовых фигур. Из хулиганского озорства я пару раз лупил по ростовым мишеням из КПВТ, но так как с ними ни чего особого не происходило, то я в дальнейшем этого не повторял. Танки, один из которых стоял бортом, а второй передней стороной к нам находились на удалении приблизительно четырёхсот метров. Танк повёрнутый бортом находился немного подальше нежели его фронтально установленный собрат. Более-менее опытному пулемётчику быстро поразить такие мишени не составляло ни какого труда. Танки наверное можно было бы утащить ещё на такое же расстояние в глубь стрельбища чтобы стрелку было сложнее попадать в них, но в таком случае до них бы уже не достреливали гранатометчики которые тоже вели огонь по ним.

Задача пулемётчика усложнилась когда на линии огня появились мишени построенные нами. Мишени эти были изготовлены из нескольких старых покрышек от грузовых машин и по замыслу офицера руководившего нашими действиями должны были имитировать малоразмерный ДОТ. Располагались они прямо на земле и хотя были достаточно хорошо заметны, особо над рельефом местности не возвышались. Я всегда любил боевую подготовку и за изготовление этих «ДОТов» принялся с большим энтузиазмом, справедливо предположив, что мне удастся пострелять по этому новому типу мишеней. Линия огня вооружения БТР достаточно высокая, а угол склонения пулемётов невелик и если мне не изменяет память составляет всего 7 градусов. На практике это означает, что из пулемётов установленных в башне удобно стрелять по целям типа вертолёта или же по верхним этажам зданий, но уж никак не по окнам подвальных помещений. А вот боевики, как показала практика всех последних конфликтов, очень даже любят занимать подвалы как в многоэтажках, так и в домах частного сектора.

Стрелковое оружие не пробивает прочный бетонный фундамент, который вдобавок ещё и окажется чем-либо укреплённым (кирпич, мешок с песком, кусок бетонного блока), гранатометчику могут помешать кусты или забор из сетки-рабицы. Зато могучему пулемёту КПВТ такие проблемы абсолютно неведомы. Пули калибра 14,5 мм не отклоняясь от своей траектории преодолеют плотный кустарник, забор и любое другое подобное препятствие и в дребезги разнесут фундамент подвала вместе с засевшим в этом подвале врагом. Таким образом, предстоящие стрельбы с использованием установленных нами мишеней носили вполне конкретную тренировочную тематику.

Уместно будет добавить, что низкий угол склонения пулемётов БТР-80 доставлял мне много хлопот в дальнейшем уже в Чечне (если кто из моих читателей служил на БТРе то он сразу меня поймёт). Моему водителю Мише не раз приходилось выискивать какую ни будь канаву чтобы немного уронить туда переднюю часть машины и таким образом дать мне возможность охватить весь предполагаемый сектор стрельбы. Миша водитель толковый и у него это получалось быстро.

Тем временем подходила к концу первая декада июня, наша вторая ПДР жила своей обычной жизнью. Утром, кажется десятого числа, к нам приехали представители шведского миротворческого контингента. Шведские офицеры достаточно часто приезжали к нашим офицерам, как я понимаю у них сложилось что-то наподобие дружеских отношений, не последним фактором в этих отношениях было то, что наша рота имела в своём распоряжении небольшую, но достаточно хорошую сауну, построенную умельцами из числа наших предшественников. Сауна эта постоянно модернизировалась силами умельцев уже из числа нас, естественно под неусыпным контролем командира роты. Обслуживанием сауны и поддержанием идеального порядка в ней занимался нештатный банщик Гена. Он достойно исполнял свои обязанности и поэтому сауна, по армейским меркам, была великолепная. К чести нашего командира нужно заметить, что он не монополизировал сауну только лишь для нужд офицеров и каждую субботу любой солдат нашей роты мог вдоволь попарится, а затем и просвежится в студеной водичке маленького бассейна. Шведы, как и любой другой нормальный северный народ не могли быть равнодушными к такому удовольствию как сауна и поэтому наведывались в расположение роты по нескольку раз в месяц, при этом всегда приезжало только несколько офицеров.

Что касается рядовых военнослужащих шведской армии то в целях «культурного обмена» они в количестве примерно взвода приезжали до этого момента однажды. Пообщаться с ними в тот раз мне не удалось – я лежал с забинтованной головой в самом дальнем углу казармы, якобы отдыхал после ночного патруля. Забинтованной голове предшествовала комичная история. В ВДВ и подразделениях специального назначения есть такое мероприятие как показное выступление по рукопашному бою, по нашему «показуха». Это военное шоу проводится как правило к какому-то празднику, например Дню десантника (второе августа) и ориентировано исключительно на зрителя. При хорошей подготовке личного состава и грамотной организации, сопряжённой в том числе с определённым пренебрежением к мерам безопасности, шоу получается яркое и эффектное. Враги испугаются, друзья восхитятся.

Самые зрелищные «показухи» виденные мною (в данном случае на видео) проводились в Югославии во времена ооновского Русбата. Во времена же моей службы наша вторая рота бывшая лучшей в бригаде являлась базовой для формирования этого мероприятия. При мне как подготовкой так и непосредственно выступлением руководил ловкий и резкий рукопашник из Пензы. Парня звали Али, по отчеству Шакирович – из-за отчества и проворности ротный иногда называл его «шокирующий Али». Али был сержантом, сейчас уже не помню, то ли командиром отделения, то ли заместителем командира взвода. Под его руководством тренировки и выступления проходили под музыку из фильма «Мортал комбат». Музыкальный аккомпанемент был подобран удачно. Случались иногда и разные неурядицы. Однажды во время выступления Али должен был разбить кувалдой пенобетонный блок который лежал на груди одного из бойцов. Для усложнения трюка и снижения возможных негативных последствий для грудной клетки, парень не лежал на земле, а удерживался за ноги и плечи, на весу, двумя другими рукопашниками. Ему необходимо было не просто удерживать тело в горизонтальном положении но и держать на себе блок, демонстрируя зрителям силу мышц брюшного пресса и спины. То ли Али не точно прицелился то ли ребята немного покачнулись, но кувалда описав в воздухе полукруг задела блок только по касательной, а затем всей мощью рубанула по боку парня. К счастью тоже по касательной. Парень выдержал удар достойно и Али вторым быстрым взмахом довершил дело разбив блок на куски. В другой раз двое парней за незначительное время до выступления появились на площадке с лицами раскрашенными вместо камуфляжа в цвета российского флага. Не знаю сами ли они пришли к этому нелепому решению либо их кто-то надоумил, но их самодеятельность Али не оценил. Увидев «макияж» этих деятелей он сперва удивился, затем разозлился, а потом громко поинтересовался: «Вы чё, на футбол собрались?!». Кончилось дело тем, что «фанаты» спешно были отправлены умывать лица и наносить камуфляж.

Помимо групповой и индивидуальной демонстрации приёмов рукопашного боя, с оружием и без, на этих выступлениях бойцы разбивают руками и ногами кирпичи, ломают о тело товарищей толстые деревянные бруски и конечно же бьют о свои головы бутылки. В рамках шоу это служит демонстрацией силы духа и крепости тела. Некоторые уникумы справлялись даже с бутылкой от шампанского, причём без видимого вреда для здоровья. Иногда применяется и военная техника, например огромное впечатление производит танцующая вальс БМД. В Боснии в 2001 году планировалось даже использовать американский вертолёт «Блэк хок» поскольку по плану «показухи» предполагалось высадка группы на крышу трёхэтажного здания, в совместном российско-американском показном выступлении должен был принимать участие американский спецназ – «зелёные береты». Эту часть «показухи» тогда отменили, как раз из-за соображений безопасности. Зря.

Я не участвовал в «показухах», но мне давно было интересно легко ли разбить бутылку о собственную голову. При случае я хотел испытать это на практике. Случай представился. Мы работали в парке и уже выполнили все поставленные задачи, заняться было нечем. Когда солдату нечем заняться он находит себе развлечения которые почти всегда плохо заканчиваются. Разговор среди нас шёл как раз о «показухе», я вспомнил о своём давнем желании и не откладывая дело в «долгий ящик» немедленно приступил к его реализации. Как-то во время патрулирования я приобрёл литровую бутылку вишнёвого сиропа и добавляя сироп в минералку пил получившийся напиток. Из сиропа с минералкой получалось что-то на подобии лимонада, только натурального. Бутылка с остатками сиропа лежала в моём БТРе. Но на тот момент меня интересовали не остатки сиропа на дне бутылки, а сама бутылка. Мой друг Иван, опытный в деле «показух» человек, спокойно посоветовал мне бить бутылкой в ту часть лба где начинаются волосы, так как это будет самым безопасным. Я самоуверенно ответил: «Я знаю!». Иван посоветовал обмотать голову футболкой, я снова самоуверенно ответил: «На хер надо, ещё сиропом запачкаю!».

Расплата за излишнюю самоуверенность наступила моментально. Слегка нагнувшись вперёд я резким движением направил бутылку себе в лоб. Бутылка разбилась легко. В следующую секунду на землю, а затем и мои руки полетела красная жидкость. Я с надеждой подумал что это остатки сиропа. Осмотрев свои руки на которые продолжала всё сильней и сильней литься красная жидкость я понял – это не сироп. Кровь. Я сразу почувствовал себя глупо, уж очень всё получилось нелепо и неудачно. Следующим чувством поразившим мой мозг было осознание того, что мне попадёт от ротного.

Разорвав один ИПП парни наскоро перевязали мне голову и веселясь отправили в расположение роты прямо в руки нашему ротному «медбрату». Функции медбрата исполнял щуплый паренёк, этнический азербайджанец, ранее успевший поучаствовать в карабахском конфликте, разумеется на стороне Азербайджана. Не знаю как уж он там лечил раненых бойцов, но память о его методе хирургии моё лицо сохранило до сих пор. Меня поранили два осколка бутылки: один нанёс незначительное повреждение в районе виска другой же срубил относительно крупный кусок над левой бровью, размером приблизительно с последнюю фалангу большого пальца. Кусок этот болтался на ленточке кожи и по уму его нужно было просто отрезать, а рану обработать и забинтовать. Наш медбрат принял другое решение: вооружившись обычной иглой и такими же обычными нитками (за неимением специальных) он пришил всё на место. В итоге получилось не слишком аккуратно – результат мне не понравился тогда, не нравится и теперь. Перед тем как пустить в ход свой инструмент он для удобства выгнул иглу нагрев её зажигалкой и вымочил в водке нитки. Какой либо анестезии не было и медбрат зашивал моё лицо «на живую». Не скажу что уж очень больно, но и приятного мало. Конечно можно было поехать в стационарный медпункт где был и офицер хирург и нормальный инструмент, но тогда пришлось бы докладывать о происшествии, в результате чего попало бы и мне и ротному. Повреждение было не серьезное, а «стучать» на самого себя дело глупое и поэтому медпункт был «не вариант». Командир роты по чему-то не стал меня наказывать, немного посмеявшись выдал мне антибиотиков и велел в случае приезда вышестоящего командования «исчезнуть» куда либо. Таким образом предыдущее посещение нашего базового лагеря шведами для меня прошло практически незамеченным.

В этот раз приехала наверное почти целая рота шведов, как офицеров так и рядовых. Моё внимание привлёк юный «викинг» желтоватый цвет лица и узкие раскосые глаза которого не оставляли сомнений в том, что берега Скандинавии в лучшем случае впервые увидели его родители. В шведской форме этот воин смотрелся карикатурно и как мне теперь уже представляется наглядно олицетворял будущее Европы. Сфотографировавшись с «викингом» и его товарищем я принялся с интересом изучать привезённое шведами оружие. Хотя они и привезли с собой не слишком много различных образцов, однако всё это оружие было мне не знакомо, а потому прямо таки влекло к себе.

Кто-то из наших ребят взялся осуществлять «ченч», то есть меняться со шведами полезными вещами и памятными безделушками, типа нашивок и шевронов. В вопросе обмена шведы представляли наибольший интерес как обладатели толковых ножей. Мне не удалось поживится ножом, однако в дальнейшем один парнишка из нашей роты будучи должен мне незначительную сумму согласился в качестве возврата её части отдать неплохой нож, ранее выменянный им у шведов. Этот нож фирмы «Мора» был достаточно компактным, имел удобную обрезиненную ручку и не менее удобные ножны – хорошая вещь для рыбака или туриста. К сожалению этот нож так мне и не послужил потому как по приезду в Россию я успешно потерял его.

В вопросах «ченча» наибольший интерес для нас представляли конечно же американцы которых мы называли «пиндосы». По какой причине американцев стали величать именно таким образом я за всё время своего пребывания в Боснии узнать так и не смог, равно как и выяснить истинный смысл слова «пиндос» (если таковой вообще имеется). У «пиндосов» помимо всякого нужного и ненужного военного барахла были отличные зажигалки «Зиппо», универсальные складные ножи, фонари и фонарики «Маг Лайт», куртки из ткани типа «Гортекс», ну и конечно же лучшие в мире военные ботинки. По поводу военного барахла надо заметить, что из всех армий чьих представителей мне довелось увидеть, больше чем у американцев его не было ни у кого. Причём армия США лидировала в этом вопросе с большим отрывом от всех остальных армий. Я не могу себе представить, как эти люди собираются воевать во время затяжного военного конфликта в ходе которого не будет хватать даже необходимых вещей.

Наша армия имеет в этом отношении другую крайность – хорошего военного имущества почти что нет даже в мирное время. Конечно же на начальном этапе военной подготовки солдат, особенно солдат срочной службы, в вопросах имущественного обеспечения и питания должен находиться в крайне плохих условиях, чтобы наглядно получить представление о тяжёлых условиях войны и когда такая война рано или поздно начнётся быть к этому готовым. Солдата подготовленного таким образом не отвлекут от выполнения боевой задачи невыносимые бытовые условия, он попросту не будет их замечать. Совсем другое дело обеспечение уже подготовленных солдат, а особенно контрактников и кадровых офицеров для которых в отличии от солдат-срочников армия не интересный и опасный эпизод биографии, а часть жизни.

Хорошее снаряжение существенно влияет на выполнении боевой задачи и даже на выживание солдата в бою. Особо нужно отметить обувь: ещё в Афганистане наши ребята предпочитали ходить на боевые операции в кедах и кроссовках, а не в скользящих по камням «чугунных» кирзовых сапогах и ботинках-«крокодилах». Лично меня именно армия научила выбирать обувь и к этому выбору я отношусь очень серьёзно. Обмениваясь с американцами мы как правило стремились заполучить какую либо полезную вещь, американцев в свою очередь наши вещи интересовали в качестве сувениров. Единственными вещами интересовавшими американских солдат и офицеров не как сувенир были бушлат и офицерский ремень.

Читатель возможно будет удивлён тем, что испытывая сильную неприязнь к поведению США мы спокойно общались с американскими солдатами. Объяснялось это элементарно: в американских солдатах мы видели простых людей той же профессии что и мы, делить с которыми на данный момент нам было нечего. Если бы между нашими странами велись бы боевые действия то нам необходимо было бы убивать их и мы бы их убивали, но поскольку военные действия не осуществлялись отпадала и необходимость причинять им какой либо вред. Политика и идеология США это одно – простые граждане этой страны это другое. В дальнейшем примерно по такому же принципу осуществлялось наше общение с англичанами в Косово.

По плану общения со шведами предполагалась игра не то в баскетбол, не то в волейбол. В тот момент когда она только должна была начаться всех «бэтэрщиков» вызвал командир роты и приказал отправится в парк к своим машинам и ждать там каких то офицеров из штаба бригады которые по его словам должны были проверить техническое состояние БТРов. Это вызвало у нас недоумение поскольку вся техника роты месяц назад прошла полное плановое обслуживание после чего успешно прошла проверку и до поздней осени более проверятся не должна была. Странным показалось и то что механиков-водителей БМД в парк не вызывали. Офицеры действительно появились в парке часом позже однако ни какого внимания к нашим машинам они не выказывали, только некоторое время походили по парку вместе с нашим «зампотехом» что-то обсуждая. Проспав несколько часов в своём БТРе я был разбужен дневальным который велел всем нам возвращаться в расположение роты. Наш базовый район называвшийся Малый Прибой был достаточно компактным метом расположения нашей 2ПДР и 1САБатр, казармой нам служило помещение в котором до войны было несколько магазинов, длинное и узкое одноэтажное здание стоящее вдоль дороги. С лицевой стороны здания был расположен плац служивший одновременно и спорт площадкой, а с тыльной стороны была оборудована крытая стоянка для боевой техники, то есть парк. В парке стояла только наша техника, «Ноны» самоходчиков стояли в парке Большого Прибоя – основного базового лагеря первого батальона. Поэтому если самоходчикам необходимо было топать, либо ехать за пару километров, то нас от техники отделяла сотня метров и следовательно поход в парк не представлял для нас каких либо трудностей. Естественно лежать в прохладных недрах своей боевой машины слушая плеер и попивая колу значительно приятнее чем в то же самое время выполнять какую ни будь работу под не хило палящим югославским солнцем и мы были рады когда следующим утром командир роты снова приказал нам идти в парк и подготовить технику к проверке.

Позавтракав мы отправились в парк и в этот раз «механы» БМДэшек составили нам компанию. Досмотрев ночные сны и устав валятся я вылез из БТРа и осмотрел парк – прибывшие из штаба офицеры куда-то ушли и в парке абсолютно ничего не происходило. Спать мне больше не хотелось и чтобы как-то развлечься я перелез через забор с целью приобрести батарейки для плеера, а также колу и шоколад. Можно было бы конечно обойти вокруг казармы, но тогда я рисковал попасться на глаза кому-либо из командиров, что в мои планы не входило: я надеялся, что о нас забудут до самого вечера. Вернувшись я полакомился шоколадом, послушал плеер, ещё немного повалялся когда кто-то из сослуживцев открыл люк БТРа и предупредил о том, чтобы я не спал, поскольку проверка техники возобновилась. Насколько я помню до нас проверка так и не дошла – офицеры штаба проверяли «бэшки».

Я не переставал удивляться, с чего это вдруг технику проверяют повторно, тем более что этой весной помимо полного технического обслуживания наши пожилые «восьмидесятки» даже были покрашены. Про покраску БТРов проводимую в Боснии следует рассказать особо. Дело тут в том, что каждая рота красила свои машины собственной краской (именно собственной, поскольку её не выдавали), причём машины красились довольно часто, приблизительно раз в два года. Обычно в Российской армии плановая покраска проводится намного реже и соответственно покраска машин столь часто являлась исключительно самодеятельностью нашего командования. Делалось это для того, чтобы машины постоянно участвующие в патрулировании и олицетворяющие военное присутствие России на Балканах выглядели как можно красивее. Поскольку каждая рота добывала краску самостоятельно, то в бригаде не возможно было отыскать двух подразделений в которых машины были покрашены однотипно. Более того, каждая рота стремилась предать камуфляжу своих машин вычурность и уникальность, что зачастую приводило к тому, что некоторые машины обладали диковинной, яркой раскраской. Если хорошо знать все БТРы бригады то даже не видя номеров конкретной машины можно было уверенно сказать к какому подразделению она принадлежит. С другой стороны посторонний наблюдатель ориентируясь только на тип камуфляжной раскраски ни за что не смог бы идентифицировать машину как принадлежащую России. Это видимо понимало командование и по этому каждая машина несла на своих бортах соответствующую надпись на английском языке. Мой БТР имевший номер 341 обладал такой надписью на левом борту (БТРы 2ПДР имели номера 341, 342,343 и именно с такими номерами они отправились в Косово). Машины нашей роты были покрашены однотипно, в трёхцветный продолговато-пятнистый камуфляж (жёлто-зелёно-корчневый), при их покраске использовалась автомобильная краска и поэтому они слегка поблёскивали на солнце.

Под множеством слоёв краски моего БТРа кое-где проглядывалась белая, как мне представляется ещё ооновская краска. Кроме того моя машина имела несколько пулевых отметин как я понимаю оставшихся тоже с тех времён когда она принадлежала Русбату. Два других БТРа нашей роты были старше моего, они даже имели ряд отличий по расположению ручек и поручней на корпусе, сколько раз красились они известно одному Богу. Забавным отличием моего БТРа от двух других машин нашей роты были установленные на нём наружные зеркала заднего вида от «Хаммера». Оригинальные зеркала БТРа крайне малы, а потому неудобны – «лопухи» «Хаммера» совсем другое дело. Я не знаю каким образом эти «лопухи» перекочевали на нашу машину, но точно уверен, что они не были куплены в магазине автозапчастей.

Кроме номера и надписи «Россия» на английском языке, каждая наша бронемашина была «помечена» надписью «СФОР» тоже естественно на английском. Эта надпись обозначала принадлежность к миротворческим силам НАТО. Да, именно НАТО, поскольку российская миротворческая бригада (на закате своей деятельности сокращённая до полка) организационно входила в состав натовской миротворческой дивизии «Север». Более того, мы подчинялись командованию этой дивизии, конечно же не в повседневной деятельности и кадрово-организационных вопросах, а в смысле стратегической подчинённости.

Командование дивизией «Север» осуществляли (не трудно сразу догадаться) американцы. Всех нас даже награждали медалью НАТО за участие в миротворческой деятельности на территории бывшей Югославии. На реверсе этой медали написано что-то про свободу и мир… «СФОР» означало «стабилизейшен форс» – силы стабилизации. Через несколько часов после того, как проверка техники возобновилась буква «С» в аббревиатуре «СФОР» будет закрашена и на её месте появится буква «К». «К» от слова Косово, вместо «СФОР» «КФОР». Новые буквы наносились в большой спешке и на некоторых машинах были смещены относительно остальных букв. Это хорошо видно на фотографиях того времени.

Однако, вернёмся в парк: проверка техники как будто бы продолжалась когда прибежал дневальный и вызвал нас на общее построение. До обеда было не менее часа, следовательно это не было построением на обед и поэтому оно означало какое-то внеплановое событие. На плацу построилась вся рота, что однозначно говорило о серьёзности причины построения. Появившийся командир роты не стал долго терзать наше терпение, я не помню полностью его слов однако мне запомнилось одно выражение. Ротный сказал: «Теперь уже не секрет, что мы будем направлены в Косово…» На меня его слова произвели огромное впечатление – я очень хотел принять участие в косовских событиях хотя и не считал что это возможно. Я не скрывал своего восторга по этому поводу, мой водитель однако был настроен совсем по другому. «Хер ли ты радуешься?» – злобно спросил он меня. То ли он боялся, то ли просто в очередной раз проявлял свою неприязнь ко мне. Водитель моего БТРа звали Серёга и про наши с ним отношения можно сказать следующее: характерами мы не сошлись сразу и конкретно.

Серега по характеру был «себе на уме», прижимист в деньгах и не отличался большой смелостью. Он был парнем не хилым, постоянно «качал железо», но при этом склонным к полноте, как я понимаю он комплексовал по поводу излишнего веса и на прозвище «Толстый» реагировал как правило болезненно. Причиной усугублявшей наши расхождения в жизненных позициях было также и то, что он постоянно стремился как-либо принизить меня по отношению к себе. Получалось у него это плохо, зачастую с обратным эффектом. До нормальной драки дело ни разу не доходило, но «цапались» мы постоянно. Однако водителем он был хорошим, неплохо знал устройство БТРа и в этом отношении мне с ним повезло.

Что касается предпринимаемых им попыток принизить меня то причиной были три фактора. Толстый приехал в Боснию на полгода раньше чем я и следовательно он считал себя авторитетнее меня. Статус водителя БТРа всегда выше чем пулемётчика поскольку на водителе лежит значительно большая ответственность, как по обслуживанию машины так и в смысле безопасности экипажа и десанта. Обслуживанием БТРа занимаются совместно оба члена экипажа, но при этом каждый член экипажа несёт ответственность за свою часть машины: пулемётчик за вооружение и боеприпасы, водитель за всё остальное. Обслуживать пулемёты раз в десять легче чем двигатель, трансмиссию, ходовую часть и всё остальное что есть в БТРе.

В вопросе профессионализма я, как пулемётчик, достиг хороших результатов, например для снятия пулемёта КПВТ который весит 52 килограмма требуется два человека – я умел успешно делать это один. Демонтаж КПВТ можно делать двумя способами: разъединить ствол и ствольную коробку при этом вынуть ствол наружу, а ствольную коробку внутрь машины или пулемёт целиком опустить внутрь машины, а затем вытащить наружу. Оба способа имеют свои недостатки и достоинства, но повозиться придётся в любом случае, особенно если осуществлять демонтаж в одиночку. При этом существуют маленькие хитрости которые я хорошо изучил. Когда я отправлялся в Боснию второй раз в 2001 году то на сборах (так называемой «ротации») в Рязани я и Саня, мой товарищ из Пскова, были нештатными инструкторами по КПВТ, на момент подготовки мы не ходили в наряды и вообще не занимались ни чем кроме выполнения обязанностей инструкторов. Среди наших учеников были и офицеры поскольку как я уже упоминал БТР-80 является для ВДВ машиной не типичной. КПВТ в современной российской армии устанавливается только на БТР и БРДМ. БРДМ в ВДВ тоже не используют. В общем, в вопросе профессиональной квалификации я не уступал своему водителю.

Что же касается безопасности личного состава при передвижении, то тут важность водителя крайне высока, в Чечне мы зачастую не ставили водителей в ночной патруль чтобы дать им максимальное время для отдыха. Третьим фактором было то, что в ВДВ я перевёлся прослужа год в мотострелковых войсках, я этого не скрывал и мой водила естественно это знал.

Кто не служил в армии тем поясню: в ВДВ всегда существовало презрительное отношение (отчасти справедливое) к другим родам войск. Все, кто не был «десантом» (произносится с ударением не первом слоге) были «мабутой». Уважением пользовались разведчики, спецназ (спецназ ГРУ десантники вообще считали своим), пограничники и морпехи, однако не смотря на уважение десантники за ровню никого из вышеперечисленных всё же не считали. Серега при каждом удобном случае любил напоминать мне мой перевод и если говорить без мата «подкалывать» меня. При этом он видимо забывал тот факт, что после перевода из «мабуты» я служил в роте специального назначения, а он прослужил всё время водителем грузовика. Его «подкалывания» естественно меня раздражали: мы ругались, но как я уже говорил до нормальной драки дело не доходило (мне сейчас даже интересно кто кому бы «навешал»). Такой вот был наш экипаж.

Возможно читателю интересно как при переводе меня встретили в спецназе. Расскажу. Но для начала расскажу о том, как я вообще попал в ВДВ. Мотострелковая часть, в которой я начинал свою службу, занималась охраной всевозможных военных объектов, важных и не очень. Так получилось, что я попал в караул охранявший штаб ВДВ. Я не верю в судьбу, но с годами мне кажется, что это произошло вовсе не случайно. Охраняли мы этот штаб конечно более формально нежели реально, но тем не менее охраняли. Почему такие, без преувеличения крутые, войска как ВДВ не могли обеспечить охрану своего штаба? Всё невероятно просто. Солдата-десантника, стоящего на посту, любой из высших штабных офицеров может просто-напросто запугать пригрозив отправить его служить туда, где ему не поздоровится и поэтому такой часовой не сможет проявлять строгость в отношении высокопоставленных нарушителей пропускного режима. Конечно, часовой мог пойти на принцип и задержать нарушающего режим офицера, но тогда его шанс продолжить службу в каком ни будь поганом месте сразу становился реальным. Мы же командованию ВДВ не подчинялись и поэтому оказать на нас давление было невозможно. Стоя на посту я задерживал даже генералов, правда не десантных, а из ВТА.

При охране штаба нашей основной задачей было осуществление контрольно-пропускного режима. Я нёс службу так, как по моему разумению было положено: к мелочам не цеплялся, но и расхлябанно себя не вёл. Интересно отметить, что часто в кино штабных офицеров изображают не в лучшем свете – высокомерные, глупые, спесивые. За почти целый год своей службы я имел возможность убедится в обратном: в большинстве своём офицеры штаба ВДВ были простыми, спокойными, деловитыми людьми. Хотя возможно, в данном случае всё зависело как раз от рода войск.

Когда день за днём видишь одних и тех же людей то привыкаешь к ним и соответственно люди к тебе привыкают. Таким образом у меня появилось то, что скрывается за термином «хорошие знакомства». Служить в ВДВ было моей мечтой и этой мечте помогли осуществиться, причём совершенно бескорыстно. По сей день я глубоко благодарен людям оказавшим мне тогда помощь. Таким вот образом я перевёлся в спецназ ВДВ.

Там меня встретили как положено – «вломили люлей». Это было естественно и в качестве «проверки на вшивость» и в смысле того, что в любом коллективе есть желающие самореализоваться постаравшись кого-либо унизить. Я не обладал выдающимися бойцовыми качествами чтобы после первой же «проверки на вшивость» снять все вопросы на этот счёт, поэтому в дальнейшем мне неоднократно приходилось отстаивать своё человеческое достоинство. И хотя у меня не доставало сил для того чтобы побеждать всех своих противников зато моих сил хватало для того чтобы не унижаться перед ними. Но чем дальше тем лучше шли мои дела: последняя моя драка завершилась весьма успешно. При помощи толстой железной трубы я быстро и ловко объяснил неправоту своему противнику. По голове и туловищу я естественно не бил ограничившись несколькими ударами по ногам чего вполне хватило. Взвыв и пообещав ещё поговорить со мной мой оппонент успокоился. На счёт «поговорить потом» я был не против, о чём ему и сообщил, однако разговор так и не состоялся, хотя этому ничего не мешало.

Не смотря на то, что каждую драку я заканчивал «на ногах» зачастую мне перепадало сильнее чем моему противнику, и тем не менее я не унижался и именно это принесло мне уважение большинства сослуживцев. Желающие унизить меня прекратили свои попытки поскольку это было не безопасно для них самих и не приносило ожидаемого ими результата. Так я стал равноправным бойцом спецназа ВДВ. По моему мнению, шатающиеся зубы, дважды сломанный нос и сломанное ребро не слишком большая плата за это. Я на всю жизнь запомнил слова достаточно уважаемого парнишки по прозвищу Голова (он был старшим третьей разведгруппы нашей роты) которые, в присутствии многих ребят, он сказал обо мне: «Он уж точно заслужил право носить берет!». Никто из парней не высказал сомнений на этот счёт, никто даже не пошутил. Тогда мне было девятнадцать лет и факт демонстрации уважения в присутствии многих сослуживцев имел для меня большое значение. Даже сейчас, спустя многие годы я с гордостью вспоминаю эти слова.

Многие из моих сверстников хотели получить высшее образование затем заниматься коммерцией, работать в банке, крупной фирме, кто-то хотел стать весомым бандитом, меня же всё это не интересовало, мне казалось это ненужным и бессмысленным. Я хотел пойти в армию, обязательно в «крутое» боевое подразделение. Я добился своего. Легко понять почему меня сильно раздражали «подкалывания» Толстого.

Кроме моего водилы было ещё несколько парней которым стало невесело от осознания того, что нам предстоит ехать далеко и надолго, а может быть и навсегда. Однако в отличие от Серёги их беспокоили не всевозможные опасности предстоящего путешествия, а причины чисто экономического характера. Дело в том, что сбоку от нашей казармы стояли припаркованные автомобили купленные солдатами нашей роты для последующего перегона в Россию. Машин было штук шесть и каждая соответственно имела своего владельца в лице того или иного военнослужащего нашей роты. Машину с собой в Косово не возьмёшь, равно как и быстро не продашь. По нашим меркам это была серьёзная финансовая проблема. Проблема эта решилась сама собой через сутки, причём самым простым образом. История покупки машин имеет свою предысторию. Автомобили в Боснии стоили дешевле нежели чем в России, при этом на нас распространялись какие-то существенные льготы по таможенным платежам за ввоз машины. Льготная «растаможка» объяснялась то ли временем проведённым нами за границей, то ли нашим статусом военнослужащего, точно я не знаю.

Каждые полгода в момент ротации личного состава один или даже несколько караванов машин принадлежащих российским миротворцам устремлялись на Родину. Кто-то гнал машину для себя, кто-то на продажу. Покупать машину разрешалось примерно за месяц до ротации, но фактически «тачки» покупались значительно раньше и использовались для самовольных поездок в город, стриптиз-бар («стрипок») или куда-либо ещё.

Бойцам роты были поставлены задачи, в основном касавшиеся подготовки БМД, и все буквально ринулись их выполнять. Отделению БТР-80 было проще: наша техника использовалась постоянно, была полностью готова и в предварительной подготовке к предстоящему маршу не нуждалась. Мы могли сразу заняться сбором вещей, благо ни у меня ни у Серёги громоздких предметов не было. По поводу вещей был приказ не брать с собой ничего кроме необходимого минимума, все остальные вещи упаковать в сумки и сдать в кладовку. Сдавать сумки никто не хотел: мы не знали, вернёмся сюда или нет. Недра БТРов находились в полном нашем распоряжении и сумки благополучно поехали вместе с нами. По приказу командира в обычные дни жадный старшина роты щедро раздавал нам ИПП и медицинские жгуты предназначенные для остановки кровотечения методом пережатия артерии. Каждый из нас примотал ИПП к прикладу автомата. Этот способ, выработанный солдатами ещё во времена афганской войны, был хорош тем, что гарантировал наличие средств первой помощи у каждого бойца в любой момент, поскольку с оружием никто никогда не расставался. Нашим штатным оружием были АКС-74 и его складной, выполненный в виде треугольной рамки приклад идеально подходил для этой цели. Эластичный резиновый жгут намотанный на железную основу приклада даже давал некоторый комфорт при прицеливании и стрельбе. Приклад СВД, которыми были вооружены наши снайперы также был удобен для ношения индивидуальных средств первой помощи.

Кроме ИПП и жгутов старшина принёс ещё и ящик из под патронов доверху заполненный бронепластинами от бронежилетов. У нас были обычные для российской армии тех лет бронежилеты имеющие под внешним чехлом кармашки с установленными в них квадратными слегка изогнутыми пластинами. Пластины образовывали что-то наподобие чешуи у рыбы. Пластины были керамические (более тяжёлые) или металлические, металлические в свою очередь были толстыми и тонкими. Во многих бронежилетах часть пластин была вынута с целью облегчения повседневной носки бронежилета. Вынимать пластины было конечно же запрещено, но многие солдаты вынимали. Я не поступал так никогда, но всё же вставил в «броник» несколько дополнительных пластин. Бронежилет слегка прибавил в весе.

Нужен или не нужен «броник» во время боевых действий это вопрос вечный. Бронежилет хорошо защищает от осколков и выпущенных с большого расстояния пуль, но при этом снижает подвижность и выносливость бойца делая его таким образом более лёгкой мишенью. По моему мнению в современной войне манёвренность значительно важнее бронированности, как для личного состава так и для боевой техники. Для десантника вес оказывает существенное влияние при прыжках с парашютом: меньше вес – меньше нагрузка на ноги и спину при приземлении. Я ни разу не видел и даже не слышал чтобы прыжки совершались в бронежилетах. Кроме того вес бронежилета снижает возможность бойца переносить полезный груз: боеприпасы, мины, средства наблюдения, батареи для рации, воду. Лучшая защита – это нападение и поэтому для безопасности солдата действующего в отрыве от основных сил лишний магазин патронов или дополнительная граната значительно ценнее чем бронежилет. Для обеспечения безопасности значительно важнее убить врага нежели чем обвешаться бронёй – как справедливо говорил пират из мультфильма «Остров сокровищ»: «Мёртвые не кусаются!». Применительно к боевым действиям слова старого пирата абсолютно правильны.

По поводу батарей для рации приведу один пример. Мой друг служивший в 22-й бригаде спецназа ГРУ рассказал про одного своего сослуживца который будучи связистом выходя на выполнение боевого задания не только не одевал бронежилет, но и к автомату брал только один магазин. Свои действия он разумно объяснял тем, что его дело обеспечивать бесперебойную связь, на крайний же случай одного магазина ему вполне хватит, а уж если группа «встрянет» серьёзно всё равно уже ничего не поможет. Со слов моего друга этот парень благополучно доходил до «дембеля».

Бывают случаи, что пуля попав в бок одетого в бронежилет человека (с боков брони ни у одного из виденных мною «броников» нет) место того, что бы продолжить свой путь ударяется в бронеплиту изнутри. Пробив человека пуля теряет часть своей энергии и поэтому уже не способна пробить преграду и вырваться наружу. Сильно деформировавшись она рикошетирует и летит снова внутрь тела человека по пути разрывая встретившиеся ей внутренние органы. Броня призванная спасать своего владельца в этом случае убивает его. Уходя в разведвыход или же ведя манёвренные действия в сильно пересечённой местности лучше «броник» не надевать, находясь же на стационарной позиции или передвигаясь на бронетехнике бронежилет лишним явно не будет. Идеальным будет иметь легкий кевларовый бронежилет с воротничком и двумя широкими «хвостами» спереди и сзади которые будут защищать паховую область и позвоночник. Благодаря отсутствию пластин такой бронежилет не будет много весить обеспечивая при этом защиту от осколков и холодного оружия, а также снижая поражающее действие пуль за счёт гашения их энергии. Если бы такой «броник» был у погибшего в Чечне командира моей роты, то ему удалось бы без всякого вреда завершить тот, ставший для него последним, бой. Лёгких кевларовых бронежилетов у нас не было, а надеть тяжёлый уходя в засаду в тыл противника он естественно не мог. Фактически он погиб из-за отсутствия бронежилета, поскольку любой образец «броника» выдержал бы попадание осколков ручной гранаты. В том бою ещё один наш боец, снайпер, также получил осколочное ранение в область лопатки. Будь у него «броник» то встреча с осколком брошенной «чехом» гранаты прошла бы для него в прямом смысле «как с гуся вода». Парень успешно восстановился после ранения, а командира, упокой Господь его душу, уже не вернуть.

Обобщив всё вышесказанное можно сделать вывод: носить или не носить бронежилет каждый должен решать сам в зависимости от боевой обстановки. Применительно к регулярной армии, в которой всё делается по приказу, принятие такого решения лежит на командирах младшего и среднего звена.

У «пиндосов» эта проблема была решена просто, экономическим методом. Если солдат получал ранение находясь без бронежилета там, где бронежилет носить было обязательно то он лишался права получить положенную по страховке денежную компенсацию. Кстати, обычный американский армейский «броник» штуковина весьма не лёгкая. Что касается веса отечественного средства защиты то лично меня он мало беспокоил так как во всех своих миротворческих и боевых операциях я учувствовал в одной и той же должности – пулемётчик БТР-80. Мне не нужно было ни куда ходить, я всюду ездил, точнее сказать, меня всюду возили.

Я купил себе солнцезащитные очки поскольку езда на броне сопряжена с проблемами для глаз. Встречный поток воздуха заставляет постоянно жмурится, а пыль и песок способны причинить вред зрению. При передвижении на броне очки вещь незаменимая. Наша техника находилась в идеальном состоянии и заняться нам было нечем – мы стали помогать ребятам из состава экипажей БМД: у двух экипажей возникли проблемы с подъёмом машин. БМД имеет регулируемую высоту клиренса, что необходимо для успешного десантирования и когда машины не эксплуатируются длительное время то корпус машины опускается в самое нижнее положение (как я понимаю чтобы не просаживать подвеску). Регулировка осуществляется автоматически или в ручном режиме, эти две машины пришлось подымать вручную.

Вся работа шла довольно слажено и быстро, люди своё дело знали хорошо. Надо отметить что ротный командовал толково, чётко и без ненужной суеты. Капитан З. начал командовать 2ПДР за полгода до моего приезда и его усилиями рота стала лучшей в бригаде. Бойцы его не слишком любили поскольку он был достаточно требовательным, однако уважением он пользовался. До Боснии он служил, кажется, в Новороссийске и соответственно туда же и вернулся после югославской командировки. Примерно через месяц после своего возвращения в Россию я случайно встретил его в московском метро. Общались мы не долго потому как не располагали свободным временем. Во время нашего разговора он спросил меня понимаю ли я для чего он командовал ротой жёстко. Я ответил, что понимаю и действительно это понимал: не было бы строгости была бы анархия, что как для отдельно взятой роты так и для армии в целом смертельно опасно. В общем-то в вопросе личной свободы я всегда придерживался умеренных взглядов, поскольку как и любой здравомыслящий человек я понимал – абсолютная свобода, как и абсолютная несвобода это бред сумасшедшего (например попробуйте полностью освободится от законов физики). Более того, с нравственной точки зрения чтобы быть свободным нужно полностью избавиться от порядочности, человеческого достоинства, чувства справедливости и уважения к самому себе. Короче говоря, что бы стать свободным (с нравственной точки зрения) надо стать полным дерьмом. Свободный человек хорошим быть не может в принципе. Другое дело, всегда оставаясь порядочным человеком, быть вольным в определении своего жизненного пути, нести ответственность за свои поступки по отношению к окружающему миру и соответственно требовать от окружающих аналогичного отношения к себе. В армии, где от действий одного человека зависит судьба всего подразделения порядок особенно важен.

Поговорили с бывшим ротным мы не долго и в конце этого короткого разговора он сообщил мне что его вызвали из отпуска и он направляется к себе в часть, а затем в Дагестан. В те дни в Дагестане полным ходом шла война – бандформирования Басаева и Хаттаба напали на эту республику. В дальнейшем разговаривая с различными людьми на тему вторжения этих банд нами не однократно обсуждалась версия, что действия Басаева и Хаттаба были местью по отношению к России за то что мы помешали реализации американских планов в Косово. Я не утверждаю, что лидеры ваххабитов были напрямую подчинены американским спецслужбам, но то, что эти спецслужбы действовали в Чечне под видом правозащитников и журналистов сейчас уже общеизвестно, следовательно не было никаких неразрешимых проблем для их взаимодействия между собой.

Однако до нашей встречи в метро должно было пройти ещё несколько месяцев и до этого было ещё очень далеко, а пока ротный вызвал к себе всё отделение «бэтэрщиков» и сообщил, что мы вместе с техникой переводимся в четвёртую роту. Это известие не вызвало у нас положительных эмоций, со своей ротой мы чувствовали себя гораздо комфортнее. С другой стороны, я лично был рад тому, что четвёртая рота пойдёт в Косово в числе первых, а наша вторая пока будет в резерве. Вторая рота, в конечном итоге, выдвинулась всего на несколько километров после чего получила приказ вернутся в базовый лагерь. Командир роты разъяснил что в 4ПДР будут переданы только машины и экипажи, а командир отделения БТР-80 останется на месте.

Командиром нашего отделения был здоровенный парень Лёха М. из Екатеринбурга. Лёха был мастером спорта по рукопашному бою, даже находясь на сборах в Рязани он умудрился съездить на соревнования по рукопашке, где успешно занял призовое место и получил незначительную травму ноги. Лёха как и я прибыл в Рязань из спецназа, но из другого батальона – во время срочной службы мы не встречались, во всяком случае я его не помнил. По началу отношения у нас с ним не заладились что едва не привело к конфликту, который без сомнения закончился бы не в мою пользу, зато потом наши отношения стали более чем хорошие. Лёха был человеком неглупым и рассудительным, но при этом достаточно резким, кроме этого он удивительным образом сочетал в своём характере склонность к блатному мировоззрению и чувство справедливости. Последнее, по моему глубокому убеждению, вообще несовместимо, но у него совмещать получалось. В этом отношении другого такого человека я никогда более не встречал, да наверное других таких и не существует.

Когда выяснилось, что командир отделения не едет вместе с экипажами и изменить это нет возможности Лёха был сильно огорчён. Он не показывал своего разочарования публично, но со мной им поделился. Своё разочарование он выразил примерно следующими словами: «Я прошёл хорошую подготовку, я готовился к чему-то подобному и мне всегда хотелось принять участие в таких событиях, плохо что я не еду туда с вами». Я морально, как мог конечно, поддержал его сказав, что вторая рота тоже пойдёт в Косово в скором времени.

Мне было искренне жаль, что он не едет с нами и дело не только хороших отношениях между нами. Леха был сильный боец и случись чего он очень бы пригодился там куда мы собирались ехать. Он был не только толковым рукопашником, он был хорошо подготовлен во всех отношениях. Например он рассказывал (и у меня нет ни малейших сомнений в честности его слов) как на стрельбах он стреляя из СВД со ста метров уверенно попадал в винтовочный патрон. Однажды в журнале «Солдат удачи» я прочитал бредни какого то автора утверждавшего, что такое не возможно. Автору статьи я не верю, а вот Лёхе вполне. Но как бы то ни было Лёха оставался, а мы уезжали.

Наш отъезд однако сильно затянулся так как не было офицера который должен был нас забрать. Он появился когда уже стемнело и мы попрощавшись с ребятами отправились в путь. Мы, это экипажи трёх БТР-80: N341 водитель Серега У. и я за пулемётом, N342 Женя С. и Серёга С. – мой друг и коллега-пулемётчик, N343 Рома Ш. и Виталик Б. (тот самый, с которым мы сооружали мишени на стрельбище). Ехать нам предстояло в населённый пункт Семин-хан где располагался базовый район 4ПДР. Семин-хан был единственным на тот момент районом российского миротворческого контингента находящимся на территории занимаемой боснийскими мусульманами.

Боснийские мусульмане (сербы, а следом за ними и мы называли их «муслы», с ударением на последнем слоге) относились к нам враждебно и в этом базовом районе время от времени случались инциденты. Юные муслы кидались по лагерю камнями и для их отпугивания часовым постоянно выдавались холостые патроны. До нас этот базовый район занимали шведы и от них остались нетипичные для российской армии укрепления, а так же столб с указанием расстояний до разных городов. От Прибоя до Семин-хана ехать примерно час и таким образом в расположение четвертой роты мы прибыли ближе к полуночи. Это оказалось очень даже хорошо поскольку почти все вещи составлявшие имущество роты (палатки, боеприпасы и т.п.) которые не поместились в «Уралы» бойцы успели распределить по ранее прибывшим БТРам.

В четвёртой роте было отделение БТР-80 которое насчитывало три машины, соответственно остальные участвовавшие в марше машины были переданы из других подразделений. Сколько всего их было я не знаю, однако кроме трёх наших машин было ещё по меньшей мере три машины, но из какой роты они были я сейчас уже не помню. Представ перед нашим новым командиром роты мы узнали к какому взводу мы относимся и пошли получать оружие, поскольку прибыли без него.

Получив автомат, боекомплект и штык-нож мы вернулись к своей технике. Оружие получали в спешке и я сразу не обратил внимание на то, что штык-нож имеет на лезвие трещину. Штык-нож к АК-74 выполнен из какого-то лёгкого и хрупкого металла. Прочность его до такой степени низкая, что вообще не понятно как его приняли на вооружение, тем более в комплекте с великолепным автоматом. Современное советско-российское оружие всегда отличалось качеством, прочностью и надёжностью, как в списки вооружения попал этот дрянной штык-нож уму не постижимо. В спецназе автоматы вообще не комплектовались штык-ножами, у каждого бойца был нож разведчика НР-2. Прочность его была настолько высока, что его можно было кидать в каменную плиту без какого то ни было вреда для лезвия (сам пробовал!). Во второй ПДР с десяток штык-ножей от АК-74 было сломано и заменено на сербский аналог. Сербский штык-нож хотя и был от автомата Калашникова, но от его югославской версии и поэтому существенно отличался по внешнему виду от нашего. Однако при этом ножны и рукоятка у обоих штык-ножей были чёрного цвета и поэтому их отличия в глаза не бросались.

Наш новый командир приказал всем изготовить медальоны-смертники. Наш новый старшина принёс ящик из под патронов в котором лежала куча стреляных гильз от автомата. Все принялись писать на бумажках личные данные – фамилию, имя и еще что-то, что именно сейчас уже не помню. Бумажка сворачивались в трубочку и убирались в гильзу которая потом запрессовывалась. В свою очередь гильза убиралась в карман кителя. У меня был самодельный гравированный металлический жетон на котором помимо имени были какие-то мои данные из серии «дорогой друг, если ты нашёл мой труп, то позвони по такому-то телефону», но тем не менее медальон из гильзы я изготовил. Факт изготовления медальонов-смертников вызвал у меня скрытый, но очень бурный восторг. Причина проста: раз нужны такие медальоны, то стало быть и дело намечается серьёзное. Этого-то мне и хотелось. Изготовление медальонов не заняло много времени и вскоре мы пошли обратно к нашим БТРам.

Вернувшись к своим машинам мы наскоро перезнакомились с ребятами и приступили к погрузке оставшихся на нашу долю ротных вещей. Когда погрузка закончилась кто-то из парней принёс несколько банок пива и угостил нас – с порядком в четвёртой роте дело обстояло не так строго как во второй. Пиво называлось «Златорог клуб» и было самым распространённым видом баночного пива в Боснии тех лет. Примечательно, что это пиво производили не в Боснии, а привозили из какой-то другой страны, кажется Словакии. Было уже за полночь когда мы улеглись спать в своём БТРе. Не смотря на усталость эмоций за день было накоплено много и мы с Серёгой ещё какое-то время разговаривали. Реально уснули около двух часов ночи, а следующий день начался не то в пять, не то в шесть часов утра. Удивительно, но никто из участников марша с кем мне удалось в дальнейшем пообщаться, спустя уже несколько лет после этих событий не мог точно вспомнить дату нашего отъезда. На медали, которой все мы были награждены стоит дата марша – двенадцатого июня. Однако я не могу уверенно сказать, мы выехали из Боснии двенадцатого или же двенадцатого мы прибыли в Косово. Поэтому какой по счёту день июня наступил для нас в тот ранний час я не знаю, но могу утверждать, что это был знаменательный день.

Четвёртая рота относилась ко второму батальону боснийской миротворческой бригады. Как я уже упоминал, за основу батальона отправленного в Косово были взяты подразделения этого батальона. На тот момент командование вторым батальоном осуществлял полковник Павлов. Ничего определённого про него сказать не могу, поскольку ни до, ни после Косово под его руководством служить мне не приходилось. Непосредственно в Косово я видел его всего несколько раз и ничем особенным он мне не запомнился. Штаб батальона был расположен непосредственно в Семин-хане и поэтому комбат возглавил нашу колонну с первых метров её пути. Понятно, что на практике он осуществлял командование только формально – реально общее командование осуществляла группа офицеров штаба ВДВ. Кто служил в армии, не важно офицером или солдатом, будет удивлён тем, что линейным батальоном командовал целый полковник, тогда как по штату должность комбата должна быть занята майором или подполковником. Объяснение такому несоответствию очень простое – деньги. Поясню: служба в Югославии была привлекательна по экономическим соображениям и военнослужащие очень охотно ехали сюда служить даже с существенным понижением в должности. Если добавить сюда ещё и тёплый боснийский климат то для некоторых старших офицеров югославская командировка была поездкой на курорт. Люди приезжали заработать денег и интересно провести время, что на мой взгляд является вполне разумным мотивом поездки в Югославию.

Лично я руководствовался следующими соображениями: во-первых хотелось посмотреть мир, хотелось опасных приключений и в том числе при случае поучаствовать в боевых действиях; во-вторых хотелось помочь сербам (до поездки я предполагал, что наши силы в Боснии оказывают им военную помощь); в-третьих я рассчитывал немного подзаработать. Непосредственно миротворческая деятельность у меня никакого интереса не вызывала, в прочем как и у всех без исключения наших военнослужащих. Даже официально главной задачей стоящей перед нашей бригадой была демонстрация военного присутствия России в регионе. Возможно кто-то и относился к проблемам мира на Балканах очень серьёзно, но лично я за две поездки туда не встретил ни одного такого человека. Практически все мы осуждали беспредел который творили США, также многие из нас сочувствовали сербам, в первую очередь по причине их правоты. Однако, при всём, при этом служба в Боснии была для большинства просто-напросто работой, т.е. способом зарабатывать деньги. Конечно служба в неспокойном регионе была более опасной нежели чем в России, но опасность эта была невелика если, например, сравнивать с Афганистаном, Карабахом и тем более Чечнёй.

На сколько мне известно боевые потери наши миротворцы в Боснии несли только в первый год своего пребывания на территории конфликта. В дальнейшем люди гибли подрываясь на минах когда ходили куда не надо, разбиваясь на собственных машинах когда устраивали пьяные ночные гонки или же страдали в результате типичных для армии несчастных случаев. Поскольку в Боснии служили более опытные военнослужащие чем в целом по России то и несчастных случаев, по моему разумению, там должно было происходить меньше. В этом смысле служить в Боснии было даже безопаснее нежели чем в России. Офицерских должностей, понятное дело, в бригаде было намного меньше нежели чем в России было желающих занять эти должности. Как именно происходил отбор кандидатов среди офицеров и прапорщиков я не знаю, но среди рядового состава всё было достаточно просто. В смысле конкурса у рядового состава дело обстояло примерно аналогичным образом, но поскольку солдат было в бригаде много, то и конкурс на замещение вакантных должностей был намного меньше. В данном случае под словом «солдат» я подразумеваю как рядовых так и сержантов.

Сержантов было не меньше чем рядовых и поэтому частыми были случаи когда командиром отделения был сержант, а в его подчинении, на рядовых должностях, было несколько старших сержантов. В данном случае играла роль только занимаемая должность, а воинское звание никакого значения не имело. Причина была в том, что большинство хорошо служивших солдат, находясь в своей части в России, по ходу службы постоянно росли в воинском звании и к моменту югославской командировки уже имели лычки на погонах. В Югославию уезжали служить военнослужащие которые отслужили в армии не менее года и при этом хорошо себя зарекомендовали (достаточно было не совершать серьёзных проступков и не иметь конфликтов с кем-либо из командования). Югославская командировка в определенном смысле была поощрением за хорошую службу.

Поскольку конкурс, пусть и не очень большой, присутствовал то кандидату на отправку в «Югу» желательно было бы иметь покровителя из числа командования части, а ещё лучше из штаба ВДВ. Кто-то из солдат проходил отбор самостоятельно, кто-то при помощи покровительства. Как правило большинство солдат хотя и действовали самостоятельно, но всё же имели определённое «лобби», при этом варьировался лишь статус покровителей. В вопросах покровительства, как бескорыстного так и платного, большую силу представляли некоторые старые прапорщики. Причина проста – прапорщики несли свою службу на складах: продуктовом, вещевом, ГСМ и от них постоянно всем что-либо было нужно. За долгие годы, проведённые в армии, прапора успевали перезнакомится с сотнями офицеров. Многие из этих офицеров в дальнейшем существенно росли по службе сохраняя при этом взаимоотношения с этими прапорщиками. Надо отметить, что прапора хотя и служили в «тёплых» местах тем не менее не сторонились и опасностей – большинство побывало во многих «горячих» точках. Солдат старшего срока службы всегда сможет запросто подойти к знакомому прапорщику, прапорщик без труда подойдет к знакомому полковнику – дело налажено. Короче, всё как везде, причём не только у нас в России, но и вообще у всех нормальных людей. Хорошо когда личные отношения главнее формальностей, поскольку при таком подходе к делу почти обо всём всегда можно договориться. С другой стороны, если против тебя будут договариваться влиятельные люди то законно найти правду будет очень тяжело. Свои плюсы и минусы есть во всём, так мудро устроена жизнь.

Как я понимаю, в 1999 году все без исключения военнослужащие проходящие службу в Боснии находились там в командировке. Это касалось как солдат, так и офицеров, те и другие после окончания боснийской части своего жизненного пути возвращались обратно в свои подразделения на территории России. Солдаты как правило возвращались для того, чтобы уволится, а офицеры, как правило для того, чтобы продолжить службу. Боснийская миротворческая бригада являлась по своей сути сводной частью, личный состав которой был собран из всех без исключения частей ВДВ. Поскольку худших людей сюда старались не направлять (теоретически, на практике всяких хватало) то можно говорить о своеобразной элитарности этого подразделения. При этом не стоит забывать, что и для зачисления непосредственно в ВДВ был отбор, по меньшей мере по состоянию здоровья и физической подготовке. Конечно не все были богатырями, я например ничем выдающимся не отличался, но и откровенно чахлые людишки в ВДВ были редкостью. Таким образом, в Боснии сосредотачивалось много подготовленных бойцов раскиданных в России по разным дивизиям, бригадам, полкам и батальонам. Именно этим обстоятельством и объяснялось упомянутое мной ранее ненормально большое, даже по меркам ВДВ, количество парней имеющих различные спортивные достижения. По этому поводу уместно будет сделать еще одно замечание, которое будет крайне важно для правильного понимания всего моего дальнейшего рассказа.

В российской армии тех лет практически не было частей которые были бы укомплектованы контрактниками на 100%. Наша миротворческая бригада наоборот, полностью состояла из контрактников, самые молодые из которых к тому времени непрерывно отслужили в армии не менее полутора лет. Все мы прибыли из самых разных подразделений, принеся таким образом с собой опыт всех Воздушно-Десантных Войск. Постоянно общаясь, мы делились этим опытом, передавали его таким образом друг другу. Многие ребята из числа тех, кто служил в миротворческой бригаде, в России занимали совершенно другие должности и дальнейшем прошли переподготовку. Например, мой друг Сергей С. во время срочной службы в Ульяновске был номером расчёта зенитной установки ЗУ-23х2. В Рязани он освоил вооружение БТР-80 (на сборах обучали весьма поверхностно, но за первые недели пребывания в Югославии мы восполнили пробелы в знаниях), получив таким образом ещё одну воинскую специальность и соответственно больший опыт общения с оружием, техникой и способами их применения. Таких примеров было множество, при этом большинство бойцов уже на срочной службе осваивали по нескольку воинских профессий, некоторые принесли с собой опыт полученный в других родах войск (во второй роте был парень, Володя Б., который во времена своей «срочки» служил в морской пехоте… во Вьетнаме). Были военнослужащие имевшие опыт участия в боевых действиях, в основном это были офицеры. Я не буду утверждать, что наша часть была наиболее подготовленной частью в российской армии тех лет, но то, что она существенно отличалась от обычных частей очевидно. Профессионализм нашей части был намного выше чем в обычных частях такого количественного состава, и особенно это касалось индивидуальной подготовки. Кроме этого, рядовой состав российской армии тех лет был как правило возрастом 18-20 лет, мы в свою очередь 20-22, при чём, как я говорил, даже самые молодые из нас полтора последних года провели в армии.

Колонна состоящая в основном из БТРов с облепившим их десантом медленно выползла из ворот базового лагеря. Выползла и остановилась. Простояли мы более часа и лишь затем чётко и организовано двинулись в путь. Причина задержки мне не известна, возможно командование с целью перестраховки просто провело подъём личного состава на час раньше запланированного срока. Ехать нам предстояло в обратную сторону относительно нашего вчерашнего маршрута. Спустя приблизительно час мы достигли Малого Прибоя – нашего «родного» базового лагеря. Базовый лагерь был пуст: весь личный состав за исключением нескольких человек оставленных для охраны находился в своих «бэшках» которые длинной зелёной змеёй растянулись вдоль дороги по которой мы ехали. Однако в Косово они так и не пошли, проехав несколько километров колонна остановилась и простояв какое-то время вернулась в место постоянной дислокации. Мы же двигались дальше, и спустя еще примерно час проехали населённый пункт Углевик в котором помимо сербской ТЭЦ находился самый крупный базовый лагерь нашей миротворческой бригады.

Как я уже упоминал личный состав российских миротворческих сил размещался в самых неожиданных местах хитроумно приспособленных под казармы. Мы жили в помещении бывшего магазина (в 2001 году, когда бригаду сократили до полка, магазин снова стал магазином, кажется автозапчастей), в Семин-хане казармой служил бывший шведский базовый лагерь, при этом солдаты жили в палатках, в Вукасавцах что-то наподобие базы отдыха. В Большом Прибое люди тоже жили в палатках, а весной и осенью к прочим бытовым неурядицам добавлялась повсеместная грязь. Единственным на моей памяти забавным моментом окружающей обстановки была бегающая по лагерю собака на боках которой краской была нанесена надпись «СФОР». Кто и зачем пометил её таким образом мне неизвестно, логика нанесения этой надписи также далеко неочевидна. Или кто-то из наших парней решил таким способом поглумиться над армейской повадкой клеймить все нужные и ненужные вещи, то ли кто-то из местных жителей так высказал своё отношение к миротворческим силам, в смысле того, что «сфоровцы» это грязные собаки.

Унылая обстановка Большого Прибоя приводила некоторых воинов к желанию развеселиться. Веселились при помощи «весёлой» травы. Часто можно было увидеть стоящих на КПП бойцов закапывающих друг другу в глаза капли типа «Визин» и высказывающих опасения насчёт того «как бы не попалиться». Капли «Визин» были предназначены для снятия покраснения глаз, в данном случае вызванного действием травы. Парни пользовались каплями так естественно и непринуждённо что у меня создалось впечатление, что круговорот состоящий из нахождения на КПП, курения «дури» и закапывания «Визина» у них продолжался непрерывно. Отчасти парней можно было понять: постоянное хождение в наряд на КПП это страшная рутина.

В дальнейшем постоянно ходя на КПП в Углевике, не имея склонности к употреблению наркотиков, я развлекался понемногу попивая пиво, слушая плеер и общаясь с местными жителями. К пиву, да и просто так я иногда брал пиццу «Атлантида» привозимую из одноимённой пиццерии едущими по пути знакомыми мне сербами. Когда кто-либо из них выезжал через «мой» КПП я уточнял у водителя предполагаемое им время возвращения и если ждать было не долго я давал деньги и в скорости пицца приезжала ко мне. Пицца хотя и называлась «Атлантида» к морепродуктам отношения не имела, а была классической: сыр, томаты, ветчина, грибы, соус и специи. От пиццерии до меня ехать было всего ничего и поэтому я наслаждался великолепно приготовленной пиццей «с пылу, с жару». Я рьяный гурман и сладкоежка и хорошо покушать для меня всегда представляло немалую ценность. При этом по современным российским меркам большущая пицца стоила копейки – 9 марок (меньше 5 долларов США) что тоже можно оценить положительно. Конечно кушать, пить пиво, слушать в наушниках музыку и разговаривать с посторонними лицами находясь в наряде на КПП запрещено, однако мои развлечения были намного более безобидными нежели чем у тех, кто нёс аналогичную службу в лишённом маломальских бытовых условий Большом Прибое.

Солдаты и офицеры которые служили в Углевике в свою очередь располагались в помещениях ранее предназначавшихся для рабочих то ли строивших, то ли обслуживающих ТЭЦ. Во время моей второй поездки в Боснию я служил именно в этом базовом районе и могу заверить что уровень комфорта там существенно выше нежели в Прибое и Семин-хане. Общежития рабочих были разделены на комнаты по шесть-восемь человек в каждой, комната была оборудована большим шкафом, везде были телевизоры и видео (естественно купленные на свои деньги) которыми можно было пользоваться в любое время дня и ночи. В каждой казарме стояли водонагреватели, вся территория базового лагеря была заасфальтирована. Углевик был наиболее удалённым от зоны разграничения сербов и мусульман (хорватов в зоне ответственности нашей бригады не было) базовым лагерем. Не удивительно, что наш штаб располагался именно здесь и соответственно группа офицеров взаимодействия с американцами находилась при нём. Непосредственно американцы также занимали часть базового района разделённого на две неравные части маленькой речушкой. Американцы жили на одной стороне этой речушки – наши на другой. Одно из наших подразделений находилось на их стороне реки и помогало «пиндосам» охранять лагерь, а соответственно группа «зелёных беретов» располагалась у нас (кто не знает, поясню: «зелёные береты» это крутейший американский военный спецназ). Почему именно эти ребята оказались размещены в нашей части базового лагеря можно только предполагать. Не иначе как случайно. Но о американских спецназовцах чуть позже – сейчас о группе взаимодействия. Как я упомянул выше американцы располагались в меньшей части базового лагеря: с одной стороны у них была речка, с другой дорога которая шла из Сербии через город Биелину в сторону Прибоя и далее в мусульманскую часть Боснии. С этой дороги проезжающие мимо сербы иногда стреляли по американской части лагеря, однако при мне не было случая чтобы кто-либо из «пиндосов» был подстрелен.

По этой же дороге двигалась и наша, направляющаяся в Косово колонна. По планам США русским вообще не было места в этом подготовленном для полной албано-американской оккупации крае. С наблюдательных вышек американские солдаты сразу бы увидели необычно большую колонну российской бронетехники и соответственно доложили бы «на верх», однако как бы стремительно не развивались дальнейшие события в натовских штабах воспрепятствовать нашим действиям НАТО уже не смогло бы – сформированная колонна двигалась организовано и быстро.

По легенде, распространившейся среди нас в дальнейшем, американское командование узрело нашу колонну при помощи орбитальных наблюдательных спутников в тот момент когда мы уже несколько часов двигались по территории Сербии. Осознав смысл наших действий подручные «главного демократа планеты Земля» приняли мудрое решение нанести по нам ракетно-бомбовый удар, мотивировав свои действия тем, что якобы приняли нашу колонну за подразделение сербской армии возвращающееся в Косово для продолжения боевых действий. Техника которая имелась у нас была представлена в основном грузовиками «Урал» и бронетранспортёрами БТР-80. Подобная техника, только более старых моделей имелась у сербов – схожесть очевидна. Американцы отдали приказ командующему силами НАТО в Европе. Командование на тот момент осуществлял британский генерал который в отличие от своих заокеанских союзников «дружил с головой» и поэтому приказ не выполнил. То ли прямо отказался, то ли уклонился, однако свои действия прокомментировал словами о том, что он не сумасшедший чтобы развязывать третью мировую войну. Последнюю мировую войну нашей цивилизации как я предполагаю. Спустя тысячи лет новая человеческая цивилизация раскапывая руины древности наверное так и не поняла бы причин столь разрушительного конфликта. Такова легенда – так было либо не так утверждать не берусь, но выглядит вполне правдоподобно.

На практике остановить колонну замеченную в момент выдвижения американцы не могли поскольку заранее мер, в первую очередь политического характера, не приняли. Россия в вопросе экономического и политического веса была в то время очень слаба и надави американцы грамотно и жёстко приказа о нашем выдвижении в Косово возможно и не последовало бы. Важным для нашего командования было скрыть факт «сбора в дорогу» (из Углевика должна была пойти шестая парашютно-десантная рота в полном составе, а кроме неё ещё какое-то количество техники и людей). Проблема серьёзная поскольку стоянка техники базового района Углевик находилась как раз напротив американской части лагеря, на другом берегу речушки и прекрасно просматривалась оттуда, так как кроме жалкой колючей проволоки закреплённой на столбах никакого ограждения не имела.

Офицеры группы взаимодействия приняли идеальное решение – если нельзя замаскировать технику значит надо усыпить бдительность наших соседей. С этой целью было спешно придуман день рождения одного из офицеров на празднование которого были приглашены «пиндосы». С целью облить грязью Россию давным-давно кем-то был придуман миф о том, что якобы много пьют только русские. Спору нет, очень много людей в России не знают меры в употреблении спиртного, но это вовсе не говорит о том, что в других частях света таких людей мало. Я лично не раз и не два наблюдал представителей разных стран весьма алчно, без всякой меры и стеснения поглощающих спиртосодержащие жидкости. Расчёт наших оказался верен: праздник удался на славу в связи с чем не только подготовка к выдвижению, но и само выдвижение 6ПДР ранним утром следующего дня прошли для американцев незамеченными.

Относительно «зелёных беретов» интересным будет упомянуть следующий эпизод. Будучи в Боснии в 2001 году я от ребят узнал о том, что в группе американских спецназовцев есть один выходец из СССР. По случаю я познакомился с этим парнем, звали его Сергей, родом из Москвы. Общались мы мало, но достаточно охотно, в основном на военные темы: Чечня, Афганистан и т.д. В ходе дальнейших разговоров выяснилось, что он принимал участие в специальных операциях против сербов в Косово непосредственно перед вводом туда сил НАТО. Подробностей он естественно не раскрывал и в общем-то я так и не понял разведывательный или диверсионный характер носили эти операции. Я просил показать фотки которые были сделаны им там, но он отказал мне сославшись на то, что оставил их дома, в Америке. Ранее я читал в каком-то журнале воспоминания русского добровольца воевавшего на стороне сербов, в которых в частности упоминался бой в ходе которого сербо-русскому отряду удалось уничтожить несколько американских спецназовцев и захватить редкую крупнокалиберную снайперскую винтовку «Баррет». Я рассказал об этом Сергею и получил ответ, что у них («зелёных беретов») потерь не было, при этом он с большой уверенностью предположил что это «лазили» спецы из ЦРУ. Своё предположение относительно «цэрэушников» он высказал с лёгким пренебрежением, видимо так же как и у нас, в Америке существует определённая конкуренция между спецподразделениями различных силовых ведомств.

Сергей рассказал мне о том, что однажды при выполнении задания в их вертолёт едва не попала сербская ракета. Видимо ракета была выпущена из ПЗРК с большого расстояния и пилоту удалось удачно сманеврировать. Сергей был простой, общительный и спокойный парень и в общем-то был мне симпатичен, однако в душе я всё же был немного огорчён тем фактом, что сербская ракета оказалась не слишком точной…

Проехав без остановки мимо Углевика в скором времени мы подъехали к окраинам города Биелина. Этот, по российским меркам маленький городок был последним городом Боснии в этом направлении, дальше был мост через реку Дрина и начиналась Сербия, частью которой являлся многострадальный край Косово, конечная цель нашего марш-броска. Немного не доезжая Биелины мы свернули на располагавшуюся рядом с дорогой площадку где уже находилась наша техника из других подразделений. На этой площадке в мирное время служившей по-видимому автодромом для подготовки водителей наша колонна была окончательно сформирована. Некоторые наши машины не были «помечены» надписью КФОР и поэтому такую надпись наносили прямо на месте, закрашивая в аббревиатуре СФОР первую букву и взамен нанося по трафарету букву «К». Таким образом наша колонна вроде как относилась к коллективным силам НАТО в Косово. На окраинах Биелины мы простояли около часа успев немного перекусить и пообщаться между собой. Боевой дух ребят был высок, у большинства буквально «чесались руки» хорошенько «вломить люлей» албанцам. Я полностью разделял эти намеренья, надеясь если уж не на возможность поубивать албанских боевиков, то хотя бы на возможность лично чем ни будь помочь сербам, которым я искренне сочувствовал. Даже сам факт опасных приключений и непосредственного участия в важнейших мировых событиях будоражил мне кровь. При этом я прекрасно понимал, что может случиться со мной в случае неблагоприятного исхода предстоящей операции (неблагоприятного не только для всей операции, но и для меня лично). Вполне реальным для меня представлялось развитие событий в ходе которых я буду убит, хуже того изувечен или, самое страшное, попаду в плен.

Я не случайно расставил приоритеты именно так – дело в том, что смерти я никогда не боялся. С детских лет когда я видел страдания даже самой маленькой зверушки я испытывал чувство жалости и сострадания, говоря другими словами вид страдающего живого существа «задевал меня за живое», а вот к факту смерти я относился спокойно, почти равнодушно. Умер кто-то, ну и умер (как говорится, умер Максим, ну и хуй с ним). Чем старше я становился тем более нелепым и ненормальным мне казался имеющийся у многих людей страх смерти. В конечном итоге я пришёл к выводу что смерти боятся лишь дураки и трусы: дураки потому, что не понимают того, что смерть это естественная и неотъемлемая т.е. нормальная часть жизни, а трусы потому что они и так вечно всего боятся. Из всего вышесказанного вовсе не следует что я горю желанием умереть, вовсе нет – я люблю жизнь, более того, для защиты своей жизни я приложу максимум усилий и пойду на самые крайне меры. Что касается сильных увечий и плена, то тут и так всё понятно: здоровье важнее жизни, а что происходит с пленными попавшими в руки мусульманских боевиков я неоднократно видел на видеозаписях. По поводу плена – в дальнейшем я приведу один случай произошедший как раз в Косово.

Короче говоря дело предстояло опасное и я понимал это, однако желания помочь сербам, жёстко наказать албанцев, испытать себя войной для меня были главенствующими. Даже сам факт опасности привлекал меня поскольку с моральной точки зрения только то и составляет главное духовное (а следовательно и неотъемлемое) богатство человека, что было достигнуто в опасных и трудных условиях. Толстый никак не высказывал своего мнения однако видно было, что он не особо в восторге от предстоящей поездки. Кроме опасностей нашего путешествия его естественно волновало техническое состояние машины и он пользуясь случаем ещё раз заглянул в силовое отделение БТРа. Всё было в порядке. Техника батальона готова, боевой дух бойцов на высоте – готовьтесь албанцы, русские идут!

Мы построились и получили приказ на выдвижение. Генерал-майор Рыбкин приказал на любую провокацию отвечать огнём. Этот приказ вызвал у меня чувство огромного уважения к тому кто его отдал не побоявшись тем самым взять на себя всю ответственность за возможные эксцессы и полностью снять её с нас. С годами уважение к этому человеку у меня возросло так как я осознал простой факт: оставь мы без внимания хоть один провокационный эпизод в отношении себя то уже на следующий день размер агрессии в отношении нас вырос бы в геометрической прогрессии. Нас было около двухсот человек и тысячи оборзевших от безнаказанности албанцев просто-напросто разорвали бы нас в клочья. Совсем другое дело когда первый же провокатор получил бы пулю, причём сразу же. Это резко остудило бы дерзость остальных – жить каждому хочется. Для нас вопрос быстрой расправы над провокаторами был вопросом выживания.

Приведу пример того, что могло произойти в противоположном случае. Однажды я просматривал видеоматериал начала боснийской войны, вернее событий непосредственно предшествовавших её началу. На видео был записана массовая демонстрация, явно агрессивная и многолюдная. Сербские полицейские вели себя достаточно пассивно, да к тому же их было немного. У полиции был бронеавтомобиль с установленным на нём крупнокалиберным пулемётом за которым сидел незадачливый боец. Из толпы демонстрантов вылез мужчина, проворно вскарабкался на броневик и подобрался к пулемётчику который не позаботился о том, чтобы как-либо себя обезопасить.

Тело пулемётчика находилось внутри машины, а из люка торчала только голова защищённая синей полицейской каской. «Демонстрант» накинул на шею полицейского удавку и спокойно и целенаправленно принялся его душить. Пулемётчик попытался спастись спрятавшись внутрь бронеавтомобиля, примерно как черепаха прячущая голову внутрь панциря. Но было уже поздно. «Демонстрант» убил его, глупого и беспомощного. Показательно, что пулемётчик умер не сразу, некоторое время бесполезно поборясь за свою жизнь и тем не менее никто не помог ему, даже водитель его броневика не сдвинул машину ни вперёд ни назад, попытавшись тем самым сбросить с крыши демонстранта-душителя. Милосердие приветствуется при любых обстоятельствах, но что касается мягкости и гуманизма то в условиях боевых действий, да и просто необходимой обороны эти явления не просто вредны, они преступны. Генерал-майор Рыбкин понимал это и отдавая приказ он не только заботился о выполнении боевой задачи но и о сохранении наших жизней.

За те минуты, что мы простояли в месте сбора на окраине Биелины я понемногу присмотрелся к своим новым сослуживцам. Из всех парней, что были сейчас рядом знакомых оказалось всего несколько человек, да и то моё знакомство с ними носило максимально поверхностный характер. Ни одного хорошего знакомого я не увидел, зато моему другу Серёге С. повезло больше – он встретил земляка Виталика с которым был знаком не только по временам срочной службы в Ульяновске, но и вообще был призван в армию в одно и тоже время из одного и того же города. Здоровенный Виталик был снайпером и служил как раз теперь уже в нашей, четвёртой, роте. Я рад был за своего друга, однако сам, находясь среди незнакомых мне людей в преддверии опасного мероприятия чувствовал себя немного неуютно.

Важно отметить, что взаимоотношения между всеми нами в те часы и дни стали максимально дружественно-доброжелательными, простыми и открытыми. Это касалось как солдат, так и офицеров. Армейский формализм, повседневная людская мелочность, корыстность, эгоизм и озлобленность полностью исчезли, а им на смену пришли простота, фронтовое товарищество и стремление совместными усилиями выжить и выполнить боевую задачу. Старая мудрость гласит, что армия без войны разлагается и в такие моменты наглядно познаёшь истинность этого утверждения. Предстоящее решение опасной боевой задачи очистило нас от всего наносного, фальшивого и негативного. Перед лицом опасности все мы, плохие и хорошие, стали лучше, стали сплочённее.

Наблюдая за нами в те дни любой практикующий психолог смог бы написать штук десять докторских диссертаций на тему изменения поведения людей в экстремальной ситуации. Именно тогда я впервые познал на практике, что скрывается за термином «фронтовое товарищество» и я уверен, что получение данного знания дорогого стоит. Тогда же я наглядно увидел как много противоестественности и фальши в нашей повседневной жизни. Тогда же до меня дошло как глупо живут люди в своей, так называемой, нормальной жизни. Дважды я находился в армии во время начала справедливых боевых действий, первый раз во время описываемых событий, второй раз спустя полгода после них. Оба раза психологическая обстановка в подразделении убывающем на войну была практически одинакова. Для любого нормального, желающего сражаться бойца это самые замечательные дни – всё, что есть в армии тупого, нелепого и фальшивого уходит, а взамен появляется реальная боевая работа, опасные приключения и боевое братство. Это великие дни для настоящего мужчины.

Понятное дело, не все поголовно рвутся в бой, есть те, кто боятся, но даже трусы и другие откровенно плохие люди либо становятся лучше, либо их низменные качества становятся очевиднее. Как справедливо пел талантливый рок-музыкант Юрий Шевчук: «Чем ближе к смерти тем чище люди, чем дальше в тыл тем жирней генералы…». Я люблю практическую психологию, однако я не специалист в этой области и мне тяжело научно изложить всю полноту ситуации, но при этом мне кажется, что Шевчук одним этим предложением охарактеризовал её как нельзя лучше. Любопытно заметить, что помимо всех вышеозначенных чувств у меня в душе присутствовало и чувство счастья. Причина моего счастья проста – впереди меня ждали смертельно опасные приключения с вполне реальными шансами совершить что ни будь героическое, в соседней машине ехал мой надёжный друг, рядом находились боевые товарищи, в руках у меня было столь дорогое моему сердцу оружие, а над моей головой ясное небо и жаркое балканское солнце. Ну как же тут не быть счастливым?
Часть вторая.
Марш.

Готовые к решению любых боевых задач мы тронулись в путь. Колонна наша состояла из БТР-80, «Уралов», как грузовых, так и оборудованных мощными лебёдками машин технической поддержки, а так же нескольких КАМАЗов, ГАЗов-66 и одного ЗИЛа. «Уралы» технической поддержки могли буксировать любую из имевшихся в нашем распоряжении машин. Топливозаправщиками были «Уралы» и КАМАЗы, ГАЗ-66 были машинами радиосвязи.

К корме каждого БТРа была привязана старая покрышка от грузовика либо непосредственно от БТРа. Покрышка выступала в качестве дополнительного буфера на случай аварии. Никому в составе нашей колонны дополнительный буфер не пригодился – профессионализм водил был на высоте. На трёх машинах, прибывших из нашей, второй роты на корме были подвешены только половины разрезанных вдоль ураловских покрышек. В них, как в пеналах, хранилась свёрнутая большими кольцами колючая проволока, необходимая в миротворческой деятельности для развёртывания временного поста наблюдения. В действительности ей не пользовались и «колючка» никогда не доставалась из-под сшитого специально для неё выцветшего на солнце брезентового чехла. Такую особенность имели только три наши машины, в других ротах колючую проволоку возили как правило на силовом отделении, либо вовсе не возили. Первыми в колонне шли «восьмидесятки», далее «Уралы» и КАМАЗы, а замыкающими были естественно машины технической поддержки. За первым идущим в колонне БТРом двигалась «шишига» связистов. Наш БТР N341 был четвёртым по счёту. Впереди колонны двигалась машина сербской полиции, а следом обычная гражданская легковая машина в которой, как я понимаю, находились представители наших спецслужб обеспечивающие взаимодействие с сербской стороной.

На каждом перекрёстке находился сербский полицейский-регулировщик, иногда даже целый полицейский экипаж. Организация марша проведена была чётко и грамотно, явно не второпях, всё было продумано как надо. Сербы, мужчины и женщины, взрослые и дети стоя вдоль улиц Биелины приветствовали нас характерным жестом обозначающим православное братство. Жест этот выглядел так: маленький и безымянный палец сжаты в кулак, а три остальных выпрямлены и растопырены в разные стороны. Это означает крещение тремя пальцами, например, в отличие от католиков которые крестятся двумя. Здесь необходимо сделать существенное пояснение, крайне важное для понимания нашего отношения как к сербам вообще, так и к косовским событиям в частности.

В российских средствах массовой информации я неоднократно слышал утверждение о том, что мы сочувствовали сербам по причине общей с ними религии, а именно православия. Это утверждение не соответствует действительности. Во-первых: среди нас (российских миротворцев в Боснии) были представители не только православного вероисповедания. Я не берусь утверждать что у нас были кришнаиты, адвентисты седьмого дня, иеговисты, язычники или представители других экзотических религий, но вот мусульман было немало. И руководствуясь логикой религиозных предпочтений они должны были сочувствовать не сербам, а их врагам – албанцам, которые номинально были мусульманами. Во-вторых: как мы, рождённые ещё в СССР, так и югославы (сербы, «муслы», хорваты) были людьми выросшими в коммунистическое, либо посткоммунистическое время т.е. мы были людьми без стойких религиозно-поведенческих стереотипов. Никакого особого религиозно-православного рвения у сербов за всё время своего пребывания в Боснии и Сербии, а это в общей сложности почти полтора года, я не замечал. То же могу сказать и о боснийских мусульманах. Конечно их мулла орал с минарета утром и вечером, но это не мешало «муслам» продавать спиртные напитки (т.е. распространять зелье прямо запрещённое их религией), ходить в стриптиз-бары и убирать территорию и туалеты на американской военной базе («пиндосы» нанимали боснийских мусульман для выполнения хозяйственных работ на постоянной основе).

По поводу стриптиз-баров, по-нашему «стрипков» расскажу следующий случай. Возле нашего базового лагеря стоял маленький прицеп-автодом принадлежащий сербу, которого звали Ненат. Время от времени по заказу кого-либо из наших парней он ночью привозил туда проститутку из ближайшего «стрипка». В этом самом прицепе я впервые «насладился» ласками иностранки, конкретно румынки. Имя её было Жанна, хотя ей вполне подошло бы и «Жаба». Происходило всё в спешке, понравилось «не очень». Жил в Прибое серб Драган, мелкий коммерсант и таксист, тот самый, которому я рассказывал про сбитый самолёт. Ненат не пользовался у нас уважением поскольку был «мутный тип», Драган его тоже не любил. Однажды Драган, ругая Нената сказал, что тот стал «полный пидор», поскольку открыл неподалёку «стрипок» и не хочет туда пускать ни местных сербов, ни нас, русских, а хочет чтобы туда ходили только одни его друзья – мусульмане из Тузлы… Про хорватов не скажу ни чего – не видел, не знаю, их в нашей зоне ответственности не было.

Само разделение между народами населяющими Балканы произошло не по причине религиозных разногласий, а по причине территориально-культурной подчинённости и предпочтений. Боснийские мусульмане некогда бывшие с сербами единым народом подчинились жестоким османским завоевателям и приняли их порядки и религию, сербы борясь с иноземными захватчиками веками отстаивали своё право на жизнь и независимость, с хорватами вообще всё просто: они не только осмысленно преклонялись перед западноевропейскими стереотипами поведения но и всегда были частью Запада. Религиозные взгляды тоже занимали существенную часть культурного различия, но не являлись в данном конкретном случае абсолютно главенствующими. Однако, всё же замечу: из всех так называемых традиционных религий только в исламе есть прямой призыв убивать «неверных».

Разная культура предполагает разное мировоззрение, конфликты неизбежны, более того – нормальны. Так было раньше, так есть сейчас, так будет всегда. Те люди, что активно помогали разжигать войну в бывшей Югославии конечно же это хорошо знали. Преодолевать такие конфликты можно двумя способами: если можно договориться, то нужно договариваться и мирно жить порознь, каждый на своей земле, если договорится нельзя, то враждебных инакомыслящих уничтожать поголовно – третьего не дано.

Короче говоря, сами сербы, как и любой другой народ которому «посчастливилось» пожить под властью коммунистов не являлись особо религиозными людьми.

Ну и наконец третье: многие из наших парней, кто и был крещён в православную веру, не знали даже её основ. Начну с самого себя. Сейчас как и прежде я искренне и осмысленно убеждён в существовании Бога, однако в христианстве я разочаровался полностью по причине абсурдности и противоестественности многих утверждений этой религии. Летом же 1999 года я считал себя православным, в детстве был крещён, носил серебреный крестик, много раз читал Библию. При этом я вряд ли смог бы прочитать хоть одну молитву, а уж про то, чтобы соблюдать все предписания этой религии в повседневной жизни говорить вообще неуместно. Кресты носили многие наши парни и если спросить их о том, веруют ли они в Бога они наверняка ответили бы: «Да, верю». На этом для большинства в общем-то вся вера и заканчивалась…

Были и ребятки которые свою жизнь ориентировали на «понятия», даже не скрывая уголовно-приблатнённого мировоззрения и соответствующего ему поведения. Кое-кто из них тоже носил кресты: массивные, золотые, в дань моде (схожие по убеждениям «мусульмане» из числа наших сослуживцев носили золотые полумесяцы, тоже не хилые по размеру).

Определённое количество парней вообще не вдавалось не только в религиозные вопросы, но и вообще в суть конфликтов происходивших на территории бывшей Югославии. Они приехали в Боснию конкретно на работу, которая по тем временам более менее прилично оплачивалась. Некоторые ребята даже давали «на лапу» чтобы их рапорт на отправку в «Югу» был подписан. Сумма взятки была различной, но в любом случае последующая ежемесячная зарплата всё компенсировала. Солдат получал 1070 американских долларов в месяц плюс к этому положенный оклад по месту постоянной службы в России (100-150 в долларовом эквиваленте), офицер около 1300 долларов США ну и оклад в России соответственно. К тому же в Боснии можно было приобрести аудио-видио технику по более низким чем в России ценам, да и машиной, как я уже говорил, можно было прибарахлится на несколько тысяч долларов выгоднее чем дома. Народ в российской армии служит в основном, мягко говоря, небогатый поэтому все вышеперечисленны финансовые преимущества были для ребят вполне актуальными. Люди просто приехали на работу, ни больше ни меньше, поэтому им были по большому счёту «параллельны» и вероисповедание и культурно-историческая близость сербов.

Разговоры о том, что мы сочувствовали сербам по причине религиозного единства не имеют ничего общего с реальностью. Наше сочувствие объяснялось другим. Каждый из нас, даже те кто был далёк от истории и политики наглядно видели, что в этом конфликте сербы абсолютно правы. Кто-то понимал, что сербы защищают свою страну от албанских оккупантов, кто-то не вдаваясь в подробности косовского конфликта просто видели в действиях США циничное беззаконие («полный беспредел») направленное исключительно на порабощение всего мира. В общем все мы головой и сердцем понимали правоту сербов. Абсолютной правотой сербов и объяснялось наше сочувствие к ним. В дополнении сюда же можно добавить общие славянские корни и историческую дружественность наших народов, ну и конечно же вышеупомянутое православие.

Сербы приветствовали нас – мы задорно махали им, а колонна уверено двигалась вперёд. Мы проехали Биелину, миновали последний российский временный наблюдательный пост состоявший из нескольких бойцов и одинокой БМДэшки, заехали на мост через Дрину возле которого находился сербский таможенный пропускной пункт и многострадальная Босния осталась у нас за спиной. Начиналась Сербия, вторая после Боснии и Герцеговины страна в которой в свои двадцать лет я смог побывать.

Колонна набрала скорость, появились ранее не виданные пейзажи – ехать стало интересно. Пейзажи состояли в основном из стоящих вдоль дороги частных домов составляющих средние по размеру посёлки. Вообще-то было приказано личному составу находиться внутри БТРов однако многие из нас высунулись из верхних люков. Не только из-за желания понаблюдать за местностью, но и по причине сильной жары – югославское солнце палило нещадно. Одежда под бронежилетом пропиталась потом насквозь, зато тёплый встречный поток воздуха приятно обдувал.

В российской армии существует три основных способа расположения личного состава при передвижения на бронетехнике: на броне, под бронёй и под бронёй, но с наблюдателем на броне. Каждый способ имеет свои плюсы и минусы. Основным достоинством передвижения на броне является возможность в случае необходимости быстро покинуть машину, идеальный обзор во всех направлениях, относительная безопасность десанта в случае подрыва на противотанковой мине либо попадание в машину кумулятивного снаряда. Недостатками этого способа являются абсолютная незащищённость от снайперского огня и осколков мин и снарядов, а также возможность на поворотах, кочках и ухабах упасть с брони или получить травму (в Чечне при движении нашего БТРа на высокой скорости по крайне плохой дороге боец находившийся на броне повредил кости таза). Дорога по которой мы ехали была идеальной, но тем не менее свалится с машины на приличной скорости всё же представлялось возможным. Видимо последнее обстоятельство более всего беспокоило командование и нам пару раз по рации повторяли приказ находиться под бронёй. Мы ныряли внутрь, а через некоторое время вновь выныривали подышать пыльным, прокопченным соляркой и пахнущим асфальтом воздухом.

Во время пути меня постигло бедствие: мои недавно приобретённые очки «приказали долго жить». Без очков ехать на броне мягко говоря «не очень». Бедствия продолжались – срывая пломбы коробов с пулемётными лентами я сломал проклятый вышеупомянутый штык-нож. Ни тогда, ни сейчас я не могу понять для чего нужно было опломбировывать короба. Патроны которые там находились никакой ценности не представляли потому как приобрести их у сербов или «муслов» (естественно незаконно) не составляло ни какого труда. При сдаче-приёмке техники наличие и сохранность патронов и лент проверялась, однако серия напечатанная на гильзе либо не сверялась вовсе, либо сверялась чисто формально (попробуйте проверить все 7,5 тысяч патронов взятых только с машин одной роты). Даже сами пломбы не имели маркировки, просто наштамповывались и всё. Из-за кретинских пломб и своей невнимательности при получении оружия я лишился штык-ножа который в дальнейшем ещё надо будет сдавать. Чуть позже меня в этом вопросе выручил мой водила у которого имелись несколько сербских штыков припасённых им для проведения «ченча» с американцами. В Боснии такой нож стоил около 10 немецких марок (5 долларов США) в Косово не стоил ничего. Сербский штык займёт своё место в ножнах, а ублюдочный легкосплавный обломок будет выброшен в поле, где наверное и валяется до сих пор.

Не могу удержаться от того, чтобы не высказать свое мнение о штык-ножах вообще. Для чего они нужны в условиях современной войны наверное не знают даже те кто принимает их на вооружение. За свою жизнь я находился на территории трёх вооружённых конфликтов (в том числе и непосредственно участвовал в одном из них), я общался с не одной сотней людей принимавших участие практически во всех войнах второй половины двадцатого века, от Афганистана до Вьетнама и при этом я знаю лишь одного человека который используя штык-нож убил врага. Дело было в Грозном не то в 94-м, не то в 95-м году, при переползании от одного дома к другому на нашего бойца накинулся раненый в ноги боевик которого посчитали мёртвым. Парень не растерялся и прикончил «чеха» ударами штык-ножа, который до этого находился в ножнах, а вовсе не был пристёгнут к автомату.

В хозяйственных же нуждах можно применять только штык старого образца (от АК-47) новый, легкосплавный, вообще ни на что не годен: помимо вышеупомянутой хрупкости он ещё тупой как валенок, причём лезвие заточить практически не реально. Имеется у него и нанесённая на обухе пила, которая хотя и пилит, но тем не менее по своей остроте составляет вполне достойную пару лезвию. В Чечне, когда мы захватывали у боевиков помимо другого оружия штык-ножи никто из нас даже не пытался взять их себе на память, настолько презрительно мы относились к этому нелепому «оружию». По моим наблюдениям и в иностранных армиях толковые боевые многофункциональные ножи встречаются только у спецназа. Я держал в руках нож КА-БАР принадлежавший «зелёному берету» – мощная штуковина, но наш НР-2 всё же лучше. Или может быть просто родней.

Колонна двигалась по шоссе всё дальше и дальше удаляясь от Боснии и чем дальше мы уезжали от границы тем больше людей приветствовало нас в каждом населённом пункте. Сербы узнавали о нас самым что ни на есть простым способом – по телевизору. Телевизионщики активно снимали нашу колонну как с заранее подготовленных позиций так и просто обгоняя нас на дороге. На экранах телевизоров мы выглядели достойно, олицетворяя своим видом мощь, решительность и целеустремлённость. Безупречная организация колонны, стремительность движения, внешний вид техники и бойцов – всё было представлено наилучшим образом. Относительно внешнего вида бойцов уместно будет привести слова Отца современных Воздушно-десантных войск генерала Василия Филипповича Маргелова сказанные им по поводу того, как воин-десантник должен выглядеть на экране: «Десантник должен быть показан таким, чтобы ему любая женщина на улице дала!». На первый взгляд эти слова кажутся наглыми, но если вдуматься то можно понять их глубокий смысл. Дело не только в том, что увидев десантника женщина сгорала бы от страсти и «теряла голову», а в том, что в глазах женщины десантник был бы мужчиной которому можно себя доверить, мужчиной достойным насладится её телом, лаской и проявлением её чувств, даже если она не увидит его больше никогда. Ясное дело, далеко не все мы соответствовали столь высокому нравственному стандарту – среди нас были разные люди, как хорошие так и плохие. Большинство из нас выросло не в самое лучшее время и начало девяностых годов наложило свой отпечаток на формирование нашего мировоззрения, однако наш внешний вид в те часы явно не разочаровал бы Василия Филипповича – друзья гордитесь, враги бойтесь!

Надо отметить, каждый из нас понимал, что несмотря на всю свою мощь и внушительный внешний вид наша колонна была очень уязвима для удара с воздуха – один толковый налёт и от нас остались бы только груды обгорелого железа и мяса, но речь в данном случае не об этом. Мы олицетворяли военную мощь России и сербы возлагали большие надежды на нас. Для меня внимание со стороны СМИ представляло определённую проблему: попадать в объектив вездесущих камер я не хотел поскольку мои близкие тоже смотрели телевизор. Особенно я тревожился за маму справедливо полагая, что до поры до времени ей не надо знать куда я направляюсь. Если со мной случится что-либо плохое то она и так всё узнает, а если вернусь живой и здоровый то сам лично всё расскажу. По поводу мамы и «всё расскажу» – через пару месяцев после возвращения из Чечни я как-то по случаю рассказал маме один, по моему мнению комичный эпизод там произошедший. То, о чём я рассказывал было для меня просто эпизодом из моей жизни, хотя конечно и не рядовым, но и не таким чтобы говорить о какой-то его сверхъестественности. Я громко хохоча излагал запомнившийся мне случай, сам того не замечая как внимательно слушавшая меня мама изменилась в лице. Мой рассказ ей не понравился. Из этого происшествия я сделал единственно правильный вывод. Вывод прост: не нужно скрывать свою жизнь от своих близких, но и рассказывать о ней нужно корректно. Если слова подобрать сможешь…

Как я уже сказал сербы приветствовали нас повсеместно, однако всё же не обошлось и без эксцесса. В районе Белграда, когда мы проезжали под мостом, во впереди идущий БТР была брошена небольшая пластиковая бутылка с водой. Стоявший на мосту старик, бросивший её в нас что-то злобно кричал. По какой причине он совершил эти действия я не понял. Когда позже мы с парнями обсуждали этот случай, а обсуждали мы его активно, то мнения разделились, одни считали что он был «муслом» и ненавидел русских, другие придерживались мнения, что он был разозлён тем, что Россия слишком поздно пришла на помощь Сербии. Я придерживался второй версии по причине того, что «муслов» по моему разумению в Сербии быть не могло, это ведь не Босния часть которой составляет Мусульмано-Хорватская Федерация (МХФ), да и о разочаровании сербов нерешительностью братской России мне уже было хорошо известно, не раз от них слышал. Не понятно только при чём тут мы, простые солдаты. Огорчён действиями нашего правительства так и иди кидаться бутылками по посольству. Далеко идти до посольства – кидай в портрет Бориса Ельцина. В нас то за что?

Разрушения вызванные натовскими бомбардировками стали попадаться нам сразу же после пересечения границы. Разрушения встречались нам хотя и не часто, зато постоянно, в среднем один-два раза в час. Первым был мост, справа по ходу нашего движения. Потом много ещё чего. В том числе и жилые дома. Посланцы любящего оральный секс демократа «всея Земли» утверждавшего, что удары наносятся только по военным объектам либо не слишком церемонились, либо не слишком целились. Огромное впечатление произвёл частично разрушенный и сильно закопчённый высотный дом в Белграде. Район города по которому мы двигались имел какую-то необъяснимую схожесть с Москвой, в которой почти постоянно я проживал до ухода в армию. Хотя я Москву никогда не любил и в конечном итоге с большим удовольствием её покинул, но на тот момент чувство ностальгии у меня появилось. Следующим после чувства ностальгии было чувство злобы – я увидел следы проявления американской демократии на лицевой стороне вышеупомянутого дома. Сама многоэтажка была разрушена несильно зато примерно от средины и до верхних этажей почти полностью выгорела. Схожесть городского пейзажа двух городов навело на мысли о том, что не будь у России ядерного оружия с моим домом в Москве могло произойти то же самое. Не хотелось бы. Возросло сочувствие к сербам и ненависть к их врагам. Возросло понимание того, что здесь происходило и куда мы едем. В очередной раз пришло понимание того, что в случае моей гибели у родителей никого не останется. Вместе с этим пониманием в голове чётко сформировалась мысль – один ребёнок у родителей это абсолютно неправильно, у меня будет больше (если выживу).

Кроме этой многоэтажки в Белграде были и другие более-менее разрушенные объекты. Если нас вели вдоль белградских развалин не случайно, то те кто прокладывал маршрут поступили правильно – людям всё нужно демонстрировать наглядно. Непрерывно во время нашего движения впереди колонны двигались одна-две сербские полицейские машины. По мере продвижения вглубь Сербии экипажи менялись, наверное у машин сопровождения были свои зоны ответственности на границах которых и происходила смена. Без сопровождения мы не оставались никогда, вплоть до прибытия в Косово. Несколько раз мы останавливались для заправки и проверки техники, а также для того чтобы перекусить сухпайком. Заправка техники осуществлялась следующим образом: топливозаправщики двигались от хвоста колонны к её голове заправляя полные баки всей стоящей техники. Получалось быстро и без суеты. Водителям эти минуты давали возможность хоть немного отдохнуть и размяться. БТР-80 это не представительский лимузин и езда на нём на дальние расстояния является серьёзным испытанием для того, кто находится за рулём. Серёга за прошлую ночь проспал часа четыре, не больше, и поэтому должен был уже испытывать усталость. Как выяснилось один из парней ехавший с нами был водителем и поскольку управление БТРом не отличается от управления грузовой машиной он предложил себя в качестве «второго пилота». Серега ответил, что пока в замене не нуждается, но будет это иметь в виду.

Не берусь утверждать, но думаю в других машинах подобные разговоры тоже имели место – ехать далеко, а от водителя зависит безопасность всех. Я, будучи членом экипажа, в качестве водителя был не пригоден поскольку машину водить не умел. Как управлять БТРом я знал только теоретически, за руль Толстый меня не допускал, он вообще никогда никому не предлагал «порулить». Он или боялся, что произойдёт поломка и ему придётся чинить машину за которую он нёс ответственность, или просто ревновал своего «железного коня» как это часто бывает у водителей. Ревнивое отношение к машине явление вообще распространённое в среде российских автомобилистов, даже поговорка на эту тему есть: «Жену и машину не дам ни кому!». Я никогда не понимал причин такого, на мой взгляд, странного отношения к транспортным средствам. В 2000 году я получил «права» и спустя какое-то время научился неплохо водить машину, чему главным образом способствовало занятие частным извозом на чудовищно загруженных московских улицах. Все свои машины я охотно, при необходимости и просто так, передавал в руки других водителей. Разумеется мне не нравилось каждый раз перестраивать водительское сиденье, однако никакой ревности я не испытывал. Надо для справедливости отметить, что я человек вообще не очень ревнивый и именно этим возможно всё и объясняется. Не знаю чем объяснялось нежелание Серёги допустить за руль другого водителя, ревностью или недоверием, но до конечной цели нашего марш-броска несмотря на усталость он довёл БТР самостоятельно. Ну и молодец.

Помимо техники в заправке нуждались и мы сами. У нас были сухпайки и минеральная вода «Витинка», боснийского разлива. Про то и другое нужно рассказать подробно. Начну с плохого.

«Витинка» была наверное самой паршивой минералкой во всей Боснии и Герцеговине и уж наверняка она была самой дешёвой. Как я думаю именно по причине своей дешевизны она и была включена в наш рацион. Без бутылированной питьевой воды обойтись было нельзя – обычная местная вода не подходила для неместных поскольку от неё быстро разрушались зубы. «Витинка» была водой противной на вкус и при этом очень сильно газированной, а простую, негазированную, для нас не закупали. Примерно через месяц своего пребывания на боснийской земле военнослужащие практически полностью утрачивали интерес к употреблению этой «полезной жидкости», довольствуясь молоком, чаем, компотом, соком ну и конечно покупаемыми на свои деньги прохладительными напитками и пивом. Не смотря на необходимость употреблять в пищевых целях только специальную питьевую воду суп, чай и компот готовили на воде обычной. Полный кретинизм. Применительно к низкому качеству «Витинки» особо удивляет тот факт, что за исключением этой паршивой минералки всё остальное, что составляло наше меню было весьма хорошего качества. После поганого (в прямом смысле слова) питания на сборах в Рязани высококачественность боснийского меню особо контрастно выделялась. На любой приём пищи вновь прибывшие бойцы устремлялись очень охотно. В наше повседневное меню в частности входило мясо, молоко, сыр, паштет, сок, печенье, овощи и даже фрукты. Особо отмечу изумительные, прямо таки чудесные пряники. Маленькие, ароматные, внутри тёмные, а снаружи покрытые хрустящей белой сахарной глазурью эти пряники на меня, сладкоежку, произвели неизгладимое впечатление. Ими можно было похрустеть, а можно было положить на язык и дождаться когда глазурь растает а пряник станет мягким…

Выдаваемую для питья «Витинку» мы использовали и для бытовых нужд: чистке зубов, умывания и интимной гигиены. На выездных постах наблюдения «Витинка» постоянно использовалась для мытья ног. Мыть ноги, равно как и осуществлять интимную гигиену использовав при этом минеральную воду по первому времени мне даже доставляло небольшое моральное удовольствие. Я вырос в небогатой семье и такую роскошь, как омовение своего бренного тела минеральной водой позволить себе не мог. До армии я вообще приобретал минеральную воду исключительно для запивания водки, причём не для себя. Я всю свою жизнь обходился без «запивки», еще в незапамятные времена узнав о том, что запивать водку водой очень вредно для желудка. С учётом того какую водку мы пили в далёкие годы нашей юности можно только удивляться как мой желудок вообще исправно работает до сих пор.

Сухой паёк – штуковина достойная самого пристального внимания. В российской армии тех лет использовались несколько видов сухих пайков, так называемых индивидуальных рационов питания, сокращённо ИРП. Паёк старого образца представлял из себя квадратную картонную коробку серого цвета без какого-то ни было обозначения. В коробке находились три банки консервов (завтрак, обед, ужин), кучка очень жёстких чёрных сухарей, пакет сахара и несколько пакетиков чайной трухи. Реальную энергетическую и вкусовую ценность представляла одна из консервных банок – её содержимым было не что иное как чистая высококачественная тушёная говядина. Две другие банки были перловой, рисовой или гречневой кашей, тоже с мясом. ИРП нового образца имели прямоугольную форму и состояли из трех отделений: большого верхнего и двух поменьше снизу, для удобства переноски пластиковая упаковка имела ручку. Эти пайки были нескольких видов отличающихся по содержанию и соответственно по номеру: ИРП-1, ИРП-2 и т.д. Один из рационов питания включал в себя три банки консервов, витаминное драже, таблетки для обеззараживания воды, несколько пачек галет, чай, сахар, салфетки, устройство для разогрева, консервный нож, специальные спички в герметичной упаковке. Пластиковая упаковка такого пайка была зелёного цвета с коричневым верхом.

Другой вид ИРП был намного богаче по своему содержанию поскольку он изобиловал прямо таки армейскими деликатесами. Помимо галет, «витаминки», чая, сахара, таблеток для обеззараживания воды и трёх видов консервов (тушёнки, каши, рыбы) в его состав были включены кофе, повидло, томатный соус, порошок для приготовления витаминного напитка, брикет сухой гороховой каши, изюм, три мятные конфеты, а также одноразовая ложка, влажные и обычные салфетки, устройство для разогрева, специальные спички. Такой паёк упаковывался в полностью зелёную упаковку. Устройство для разогрева во всех пайках было однообразным и состояло из тонкой железной подставки и четырёх таблеток сухого горючего. Все вышеперечисленные продукты были изготовлены качественно и добротно. Однако надо отметить, что сухой витаминный напиток не пользовался популярностью потому что при разведении водой обладал очень слабым вкусом. Сухой горох вообще никто никогда не ел, его или оставляли на «чёрный день» или сразу выкидывали.

Были ещё так называемые «спецназовские» пайки с содержимым которых в первый и последний раз я познакомился в Чечне. Этот ИРП представлял собой пластиковую коробочку в которой нашли своё место самые удивительные и невероятные для нашей армии продукты. Баночка перловой каши успешно соседствовала с томатным соусом, брикетом сухой манной каши (очень вкусной, в отличие от своего горохового аналога), мягким казинаком и даже настоящим М-н-Мсом. Как и в любом пайке там были салфетки, спички, ну и всё остальное. Обеспечение питанием, равно как и всем остальным, частей спецназа было поставлено намного лучше чем обеспечение других родов войск. Приведу простой пример из собственной жизненной практики. В первый день после перевода из мотострелковой части в подразделение спецназа ВДВ я вместе со всеми отправился на обед. Придя в столовую я поинтересовался у ребят: «Какой сегодня праздник?». Меня сперва не поняли, а когда я пояснил, что если обед праздничный то и соответственно должен быть какой-то праздник парни засмеялись и сказали что тут так кормят всегда. То, что для них уже стало обыденностью меня тогда удивило своим изобилием и чистотой. Мне было с чем сравнивать.

На пути в Косово нам выдавали пайки с коричневым верхом и слегка перекусив содержимым этих ИРП и просвежившись ненавистной «Витинкой» мы двинулись дальше. Было очень жарко и поэтому хотелось не есть, а только пить. Жару усугублял тот факт, что внутри БТРа нас набилось «как сельди в бочке», а ещё оружие и вещи. Такая загруженность машины помимо неудобства представляла ещё одну весьма существенную проблему. Рабочее место пулемётчика БТР-80 представляет из себя жёсткозакреплённое подвешенное под башней сиденье. При вращении башни оно вращается вместе с ней на небольшом расстоянии от пола. Это не очень удачное решение инженеров-проектировщиков, гораздо лучше было бы если сиденье подвешивалось на свободно качающихся и регулируемых по длине ремнях, как это сделано на американских «Хаммерах».

Главная проблема заключается в том, что при нахождении под башней людей и вещей вращение башни становится невозможным по причине того, что сиденье чем-либо блокируется. Эта проблема решается просто и кардинально: сиденье снимается и убирается «куда подальше». В таком положении стрельба ведётся стоя на коленях – не слишком удобно, зато ничего не мешает. Способ ведения огня «с колен» сокращает время необходимое для перезаряжания оружия поскольку не тратятся драгоценные в боевой обстановке секунды на то, чтобы покинуть сиденье, а затем вернуться обратно (особенно не удобно это делать будучи одетым в зимний бушлат и «броник»).

На полу БТРа есть маленькие скобы неизвестно для чего предназначенные. Я видел за свою жизнь десятки БТРов, как старых так и новых, но ни разу не наблюдал чтобы к этим скобам что-либо крепилось. Скобы эти существенно выступают над поверхностью пола и поэтому когда в спешке наступаешь на них коленом бывает весьма больно. Каждый пулемётчик старался положить на пол своей машины что-либо мягкое и плотное. На момент выдвижения в Косово ничего подходящего у меня под рукой не было, но уже в первые дни нахождения там нам с Серёгой удалось разжиться матами от сербских армейских кроватей. Сиденье я демонтировал заранее и поэтому теснота не снижала боеспособности нашего БТРа, а что касается связанных с теснотой неудобств то это нас не беспокоило вовсе – мы были привычны и к более плохим условиям.

За время своей службы мы давно привыкли к плотному размещению личного состава на очень ограниченном пространстве. По поводу моего отношения к постоянному нахождению людей в ограниченном пространстве уместно будет сказать следующее. Не раз и не два я слышал утверждение о том, что плохо быть одиноким и никому ненужным. Когда я слышал это пафосное утверждение от печально умничающих на тему одиночества людей то зачастую мне становилось смешно – я рассуждал по-иному. В жизни есть такие моменты когда быть одиноким и никому ненужным это просто прекрасно. Когда после двух с половиной лет службы в армии будучи в длительном отпуске и оказавшись дома я не верил своему счастью относительно того, что можно просто побыть одному сколько заблагорассудиться и при этом быть абсолютно никому ни зачем не нужным. Дело в том, что пребывая в армейских условиях человек постоянно находится среди других людей – мы ели, пили, спали, работали, отдыхали, занимались спортом, развлекались, гадили, мылись, умывались, стирались и вообще всё делали среди других людей. Так было всё время, день ото дня, днём и ночью, утром и вечером, летом и зимой, в жару и в холод, в снег и в дождь, под солнцем и в темноте, короче всегда. В таком распорядке нет ничего плохого, но до чего же это всё надоедало. И вот когда придя домой я мог просто провалятся на кровати целый день в тишине, не видя при этом ни одного человеческого лица, я испытывал ни с чем не сравнимое блаженство. Я просто млел от осознания того, что сегодня я не буду никому ни зачем нужен, что мой покой никто не побеспокоит и я не видя людей, ни плохих ни хороших, ни близких ни чужих, смогу просто побыть в своей комнате. Мне не нужны были в такие моменты даже женщины по общению с которыми за армейские дни я весьма истосковался, мне просто было хорошо оттого, что я один.

Я мог встать утром, пойти купить себе курицу гриль, чипсов и пива, а вернувшись домой улечься на диван, включить телевизор и не выходя больше никуда наслаждаться одиночеством, «балдеть» от осознания того, что ни один человек в мире не придёт ко мне ни за чем и никуда меня не позовёт, всей душёй радоваться своей ненужности. Я иногда посвящал людей в свои размышления по поводу одиночества, но из всех с кем я дискутировал на эту тему меня сразу понял лишь один человек – мой хороший знакомый по имени Лёха. Лёха в начале девяностых годов был осуждён к лишению свободы и большую часть срока отбывал в тюрьме. По его словам, когда он освободился и вернулся домой то по первому времени иногда уходил в городской парк, забредал в самый дальний и безлюдный уголок, присаживался на лавочку и часами наслаждался одиночеством.

По мере приближения к Косово нам всё чаще и чаще стали попадаться движущиеся нам на встречу колонны сербской военной техники. Техника была самая разнообразная и весьма многочисленная, в большинстве своём старая. Многочисленность техники наводила на мысль о том, что сербы покидают свои позиции не по причине военного поражения, а исключительно по причине политического решения руководства страны. Сербская техника виденная мною была представлена либо советскими образцами, либо образцами югославского производства, в любом случае машины были далеко не современные. Единственным транспортным средством произведённым не в странах Варшавского блока были «квадратные» внедорожники Мерседес, как я понимаю тоже оставшиеся ещё со времён единой Югославии.

В отличие от наших БТРов все сербские машины были выкрашены в однообразный светло-зелёный цвет. Это касалось как машин чисто транспортных так и бронетехники. Основным грузовым транспортом были автомобили югославского производства нескольких видов, названия которых я не знаю. Время от времени попадались «Уралы», аналогичные тем, что двигались в составе нашей колонны, а так же ЗИЛы разных моделей, которые, как известно, тоже используются в российской армии (конкретно в нашей колонне машин типа ЗИЛ-131 не было).

Вся бронетехника, замеченная мною в дневное время, была исключительно колёсная. Основу её составляли сербские двух и трёхосные бронемашины вооружённые крупнокалиберными пулемётами и автоматическими пушками. Бронетехникой советского производства были многочисленные БРДМы, а так же несколько штук БТР-70. БТР-70 является предшественником нашей «восьмидесятки», он имеет такое же вооружение, но существенно отличается (в худшую сторону) от неё по техническому оснащению. Эти две бронемашины очень схожи по внешнему виду, особенно если смотреть на них сверху.

В одном месте я видел два стоящих на обочине тягача на полуприцепах которых находились ракетные установки на гусеничном, возможно танковом, шасси. Каждая установка имела одну или две (из далека было трудно хорошо рассмотреть) большие ракеты. Что именно это были за установки я не знаю, но очертания этих машин показались мне знакомыми по документальным фильмам советской эпохи.

Возвращающейся из Косово сербской техники было очень много, в большинстве своём она двигалась самостоятельно и лишь некоторые машины буксировались, однако я не заметил ни на одной из них боевых повреждений. На некоторых машинах были прикреплены маскировочные сети и ветки деревьев с ещё не засохшими листьями. Находящиеся в машинах сербские бойцы выглядели довольно разношерстно, видимо до соблюдения положенной формы одежды их командирам не было дела – на войне есть заботы поважнее. Кто-то из этих бойцов приветствовал нас, кто-то игнорировал, кто-то ругал нерешительность нашей Родины. Всё это для нас уже было не ново, в любом случае мы просто махали им руками. Сербские солдаты производили впечатление уставших и измотанных людей – людей длительное время выполнявших тяжёлую работу. При этом надо отметить, что сербы не выглядели разгромленными, сломленными и побитыми бойцами, не походило их отступление и на бегство.

По мере продвижения колонны встречающиеся нам на пути отходящие сербские части становились всё более крупными. Внешний вид людей и техники наглядно демонстрировал факт того, что Косово, а следовательно и война, уже рядом. Чем чаще попадались идущие нам на встречу колонны сербской армии, чем больше были эти колонны, тем сильнее я ощущал грандиозную масштабность происходящих в Косово событий. Вместе с осознанием масштабности того, что ждёт нас впереди, в душе лавинообразно нарастало чувство тревоги. Каждое новое сербское подразделение встреченное нами на пути усиливало это чувство, вместе с этим всё сильнее разгоралось желание поскорее оказаться в гуще косовских событий.

Следующим после Белграда крупным городом встретившимся нам на пути был Ниш. Мы проезжали его вечером и я до сих пор вспоминаю приятную прохладу его улиц. Улицы, по которым мы проезжали более походили на аллеи парка поскольку полностью утопали в зелени симметрично посаженых многолетних деревьев. Красивый город. Жители Ниша приветствовали нас, махали руками, что-то кричали. Поскольку рабочий день уже кончился и о нашем приближении наверняка было известно из СМИ народу на улицах было много. Взрослые и дети, мужчины и женщины, гражданские и военные, все радостно приветствовали долгожданную помощь братской России.

Приближалась ночь и ребята из состава десанта нашего БТРа разместившись внутри машины как придётся, улеглись спать. Возможности отдохнуть не имел только водитель, компанию «вечно бодрствующих» ему составил и старший машины, который не покидал своего места рядом с водителем, все остальные старались использовать возможность для отдыха. Я не был исключением и тоже заснул разместившись под башней. Проснулся я от сильного удара по корпусу БТРа, который буквально подпрыгнул над дорогой, после чего остановился. Первое, что пришло в голову – подорвались на мине. Однако, странно – дыма нет, да и машина, взревев мотором, стала продолжать движение. Попытавшись выяснить у Серёги что же случилось и не получив какого либо вразумительного ответа я высунулся наружу и увидел, что причиной моего пробуждения стал высоченный бордюр на который поворачивая наехал наш БТР. Не знаю, сколько я проспал, но моменту моего пробуждения соответствовала тёмная балканская ночь.

Наша колонна стала сбавлять скорость и спустя несколько минут остановилась. Нам на встречу двигалась очередная, на этот раз необычная, колонна сербской техники. Сперва я услышал отдалённый рёв мощных двигателей и грохот гусениц по асфальту. Ночью все звуки хорошо разносятся и нарастающий грохот и гул производил какое-то зловещее впечатление. Вскоре появились огоньки фар, которые, под нарастающий рёв и грохот, медленно двигались на нас. К нам приближалось что-то огромное и доселе невиданное. Лично у меня создалось впечатление, что в нашу сторону движется какое-то древнее исполинское чудовище. У меня тогда даже мурашки по коже пробежали. Огни фар приблизились и несмотря на то, что фары слепили глаза стало видно очертания гигантской боевой машины движущейся нам на встречу. Внезапно медленно приближавшаяся боевая машина взревела двигателем и слегка крутнувшись на месте стремительно понеслась на наш БТР. «Пиздец нам!» – подумал я.

Чудовище, грохоча гусеницами и ревя дизелем, летело прямиком на нас и лишь в последний момент изменило направление движения и всё больше набирая скорость пронеслось мимо. Для чего сербский механик-водитель сделал этот опасный манёвр я так и не понял. Могу лишь предположить, что он либо хотел резко набрать скорость, но по началу не справился с управлением (не имеющие резиновых подушек гусеницы на асфальте сильно скользят), а затем выправил машину, либо он хотел напугать нас, высказав таким образом какое-то своё отношение к нам лично или же к России вообще.

Когда первая машина проехала мимо, я наконец-то рассмотрел, что же за чудище двигалось нам на встречу. Чудищем оказалась зенитная установка на базе танка Т-54 (Т-55), в огромной прямоугольной башне которой были расположены две спаренные 57 миллиметровые автоматические пушки. Давно устаревшая, но очень мощная машина. Одной такой, грамотно установленной, зенитной установки вполне хватило бы для полного, поголовного, уничтожения всей нашей колонны. По причине устарелости и ограниченного радиуса действия эта зенитка конечно не могла эффективно бороться с самолётами НАТО, но зато ни один из вертолётов Альянса не смог бы укрыться от её огня. В сербском подразделении, если мне не изменяет память, этих машин было штук семь, одна из них, то ли повреждённая, то ли просто сломавшаяся, буксировалась своей «сестрой» в середине колонны.

Сербы проследовали мимо нас, грохот их железных чудовищ скоро затих вдали. Наша колонна, постояв немного, продолжила своё движение туда, откуда уходили сербские солдаты. Перед возобновлением движения мы получили распоряжение не спать и быть максимально бдительными – мы входим на территорию Косово.

И вот, наконец мы вошли в Приштину, главный город края Косово. То, что я увидел в этом городе, навсегда запечатлелось в моей памяти. Несмотря на позднюю ночь море людей приветствовало нас на улицах Приштины. Нам бросали цветы, жали руки, с нами братались, нас благодарили. Люди обступали наши медленно едущие БТРы со всех сторон и что-то возбуждённо крича забрасывали на броню цветы, протягивали бутылки с минералкой, пивом, водкой. Людское море взволновано и радостно колыхалось, кто-то из полицейских стрелял в воздух, кто-то фотографировался на фоне нашей техники, кто-то даже пытался взобраться на медленно ползущие русские БТРы. Сербы ликовали – пришла наконец-то помощь братской России.

Сербам было чему радоваться, поскольку, по их мнению, в многострадальное Косово прибыли их защитники. Мы были согласны с таким подходом к делу, как я уже говорил, у всех нас давно «чесались руки» хорошенько всыпать албанским злодеям и как мы тогда предполагали, именно с этой целью мы и прибыли в этот регион. Мы чувствовали себя героями, причём героями не фальшивыми, киношно-эстрадно-театральными, а настоящими, неподдельными героями, своеобразными рыцарями. Народными героями, в общем. Ощущение собственного героизма присутствовало не только у меня – все наши ребята, с кем я разговаривал на эту тему, испытывали в те минуты схожие чувства. Я на собственном опыте прочувствовал то, что испытывали наши деды когда во время Великой Отечественной Войны входили в освобождённые от фашистов города. На День Победы часто показывают кадры старинного документального фильма на которых запечатлена молодая женщина дарящая цветы нашим танкистам. Всякий раз когда я вижу эти кадры я вспоминаю Приштину 1999 года. Цветы на броне. Незабываемое, уникальное, редкое событие. Событие, обладающее невероятно мощной позитивной энергетикой. Событие, которое способно войти в золотой фонд жизненного опыта настоящего мужчины.

Мы двигались вдоль толпы ликующих сербов, которые как я уже говорил не только приветствовали нас, но и протягивали нам бутылки с различными напитками. В руке одного сербского мужика я заметил бутылку водки и изловчившись подхватил её. Действовать мне пришлось резво, так как я не хотел попадать под объективы вездесущих телекамер, которые скорее всего работали в прямом эфире. Быть кинозвездой для своих родственников, наверняка следивших за развивающимися в Косово событиями, я не хотел. К тому же, если кто-то из командиров увидел бы у меня водку, то непременно сразу бы её конфисковал. Нырнув обратно в БТР я убрал подальше от посторонних глаз свою добычу, справедливо рассудив, что в дальнейшем она может нам пригодиться.

«Войны без водки не бывает» – сказал как-то один из моих сослуживцев. Этот человек был намного старше меня по возрасту и имел за спиной опыт участия практически во всех боевых конфликтах на постсоветском пространстве. Он знал о чём говорил и я в общем-то с ним согласен. Поясню: пьяный человек на войне способен погубить себя и своих товарищей, однако, употребление алкоголя в незначительных количествах, время от времени, способно принести пользу, поскольку это даёт психологическую разгрузку. Тут требуется ещё одно пояснение: хотя война явление естественное (смертельная борьба за выживание повсеместно встречается в живой природе) и сам факт нахождения на войне взрослого человека не должен угнетать, а тем более повреждать его психику, тем не менее, ведение боевых действий связано с большими психофизическими нагрузками. Особенно это актуально, если человек находится в зоне боевых действий длительное время. Причина не в том, что боец испытывает страх – на войне, как и в обычной жизни, страх у одних людей присутствует, а у других нет. Дело в том, что на войне человек вынужден постоянно быть очень сосредоточенным, внимательным, мало спать, с напряжением всех сил выполнять или монотонную, или практически непосильную работу, при чём в условиях постоянной повышенной опасности для жизни, а главное для здоровья. Любая изнурительная работа перегружает нервную систему и война тут не исключение. Для снятия психического напряжения хорошо подойдёт покой, общение с женщиной или алкоголь. Что касается женщин и покоя, то с этим на войне дело плохо, а вот водка вполне доступна. Главное не перестараться – выпил грамм 150-200 и баю-бай.

Кстати по поводу женщин и ветеранов войн. Неоднократно я слышал в СМИ бредовое утверждение о том, что участники боевых действий бывают крайне жестоки в интимном общении с женщинами. Авторы этого нелепого утверждения высказывались относительно того, что ветеранов привлекает жестокость, им нравится истязать, мучить и унижать женщину. Возможно, существуют отдельные извращенцы из числа тех, кто воевал, но я уверен, что в процентном отношении их не больше, а скорее, даже меньше чем в целом по мужскому населению планеты. Я вообще не знаю ни одного человека, в своё время участвовавшего в боевых действиях, кого бы привлекала жестокость в сексуальных отношениях.

Про себя лично скажу: в отношениях с женщиной, равно как и в самой женщине, меня привлекают нежность и ласка, а не что-либо иное. Более того, чем чаще я встречался с жёсткостью и жестокостью во взаимоотношениях с врагами и противниками, тем более я ценил ласку и нежность при общении с женщиной. У меня нет дурацких интеллигентских предрассудков в отношении того, что нельзя бить женщину – если женщина настойчиво «просит» (хамит, оскорбляет, не желая при этом ни чего слушать и остановиться) то надо хорошенько «влепить» ей для вправления мозгов. Всё здесь просто: не главное, что у человека между ног, главное как человек ведёт себя. Что же касается причинения боли и страданий ни в чём не повинному человеку, то у меня в голове даже не укладывается мотив, который побуждает насильников и мучителей к их действиям. Я, конечно же, теоретически понимаю, что интересует этих вурдалаков, но представить себя на их месте не могу. Короче говоря, не нужны мне в отношениях с женщиной жестокость, насилие и обман – нужны естественность, ласка и нежность. Мне хорошо – ей хорошо – всем хорошо! Разговоры о ветеранах-маньяках просто-напросто бред. А может быть и не бред, а чья-то пропаганда, умышленно направленная против нас.
Часть третья.
Косово.

Мы миновали многолюдную Приштину и спустя какое-то время прибыли в конечную точку нашего маршрута. Этой конечной точкой был аэродром Слатина. Я точно помню, что наша колонна прибыла туда в 5 часов утра. Затем мы простояли без движения два часа. За это время техника была заправлена, а мы получили сухпайки и воду. Колонна прибыла в полном составе, проделав более шестисот километров пути и не потеряв по дороге ни одной единицы техники. Профессионализм! Для сравнения могу сказать, что лично я видел валяющийся в кювете французский прицеп от грузовика и несколько одиноко стоящих на дороге сломавшихся английских БМП. Прицеп французами был брошен, а возле БМПэшек возились английские «реаниматоры».

Единственной нашей машиной добравшейся до Косово не самостоятельно был БТР- 80 с номером 343. У этой машины что-то случилось с колесом, то ли перегрелась ступица, то ли стали подклинивать тормозные колодки. Идущий в конце колонны «Урал» технической помощи взял БТР на буксир приподняв специальной лебёдкой его переднюю часть. Внимательный читатель заметит, что это одна из машин которые были переведены в четвёртую роту из нашей родной 2ПДР. Этот бронетранспортёр был очень старым, выражаясь автомобильным языком, это была переходная модель «восьмидесятки», поэтому в самом факте поломки нет ничего удивительного. Водителем этого бронетранспортёра был Рома Ш. и по прибытию в Косово ему не оставалось ничего другого как заняться ремонтом своей сломавшейся машины. На пару с Виталиком, пулемётчиком его машины, он привёл в порядок технику уже к вечеру того же дня. По моему разумению, это служит ярким показателем его хорошей профессиональной подготовки.

По окончанию ремонта Рома подошёл к нам и в разговоре, помимо прочего, упомянул об удивлении сербов тем, что в российской армии технику чинит экипаж, а не специальные механики-ремонтники. Видимо в сербской армии так было делать не принято. В нашей армии в этом отношении подход максимально разумный – всё, что можно сделать самостоятельно экипаж делает сам, если же ремонт по своей сложности превосходит возможности экипажа (допустим, если требуется кран) то за дело берётся ремонтная рота. Например в Чечне всё текущее обслуживание БТР мы с Мишей делали сами, вернее делал водитель Миша, а я был «на подхвате», но когда потребовался ремонт ТНВД двигателя то мы отогнали машину в расположившийся по соседству ремонтный батальон.

Правильность российского подхода заключается в двух важных моментах. Первый момент: водитель должен хорошо знать свою машину и уметь её чинить самостоятельно, поскольку в критической ситуации механиков может поблизости не оказаться. На войне от исправности техники и оружия зависит выживание. Момент второй: водитель отвечает за работоспособность вверенной ему техники и следовательно лично заинтересован в содержании её в надлежащем виде – лучше чем сделаешь сам для себя не сделает никто. Даже в мирной, повседневной жизни я ориентируюсь на это правило. Имея возможность съездить в автосервис, чинить и обслуживать свои машины предпочитаю самостоятельно, за исключением, конечно же, крупного ремонта требующего специального инструмента и навыков. Кстати, покупка хорошего инструмента и всевозможных спецприспособлений окупается как правило за один-два ремонта, причём инструмент остаётся и служит в дальнейшем долгие годы.

После двух часов стояния на месте наша колонна пришла в движение – командиры время зря не теряли и за прошедшее время провели осмотр местности. Началось рассредоточение техники и личного состава. Действовали слажено и быстро – через два часа колонна полностью распределилась по местности. Бронетехника убыла на временные посты, «Уралы» и КАМАЗы были загнаны на закрытую со всех сторон площадку. На этой площадке, расположенной в непосредственной близости от здания аэропорта, грузовая техника была надёжно защищена от огня стрелкового оружия и при этом абсолютно незаметна для наземных наблюдателей. Уязвимость скученной техники в случае нападения с воздуха наших командиров не беспокоила, и как я позднее понял, у них были на то основания. Наш БТР полностью высадив десант был направлен ко входу в секретный подземный бункер-ангар-аэродром. Этот ангар находился внутри одной из огромных пологих гор располагавшихся рядом с аэродромом Слатина. Чтобы было понятнее, расскажу как выглядела местность вокруг Слатины. В общих чертах конечно же.

Непосредственно аэродром т.е. взлетно-посадочная полоса, здание аэропорта и несколько десятков одноэтажных казённых зданий располагались на поле. С одной стороны к аэродрому примыкали пологие поросшие травой горы, в самой ближней из которых располагался секретный аэродром. Что было за этими горами я не знаю – ни разу туда не ходил. Под горами, с нашей стороны, стояли вышеупомянутые казенные здания за которыми, по мере удаления от аэродрома, находились частные дома сербов. С другой стороны поля начинались пригородные постройки Приштины. Непосредственно к городу от аэродрома вела дорога по которой мы и прибыли в Слатину. Эта дорога ограничивала аэродром с третьей стороны. В одном месте параллельно автомобильной трассе шли рельсы железной дороги. Обе дороги, автомобильная и железная, несли на себе следы недавней мощной бомбардировки. На меня произвел большёе впечатление внешний вид изогнутых как проволока рельсов под которыми зияла огромная воронка.

Примерно в том же месте на трассе валялась мёртвая корова. Поскольку в те дни было жарко то вскоре корова раздулась до невероятных размеров, по своему виду напоминая гигантскую резиновую игрушку. Выглядела она нелепо и поэтому комично. Вонь стояла ужасная. В дальнейшем я имел возможность на собственном опыте убедиться, что среди всех мёртвых существ наиболее отвратительно воняют разлагающиеся люди. Как я думаю, это или связано с тем, что большинство людей ведут неправильный с точки зрения экологии образ жизни, либо с тем, что у людей много нравственной грязи – психическое состояние человека напрямую связано с его физическим состоянием. В пользу последнего утверждения неоднократно высказывался мой друг Паша, длительное время работавший следователем. Выполняя свои служебные обязанности он множество раз выезжал осматривать всевозможные трупы. По его, без сомнения авторитетному, мнению наиболее мерзостный запах исходит от самоубийц, причём независимо от того как именно они свели счёты с жизнью. Неслучайно большинство мировых религий считают самоубийство наиболее тяжким из всех возможных видов убийств. Индейцы Северной Америки старались даже не ходить в те места где кто-либо из соплеменников «наложил на себя руки» предполагая, что там поселились духи зла. Корова, ясное дело, не была самоубийцей, но всё же воняла нехило. Провалялось на дороге дохлое несчастное животное наверное с неделю, после чего было раздавлено английским танком.

С четвёртой стороны от аэродрома продолжалось поле, которое вдалеке упиралось в какой-то посёлок название которого даже тогда было сложно запомнить, а теперь я не помню его и подавно. Кстати, для удобства ориентирования и запоминания все сербские названия близлежащих посёлков на наших картах были тогда заменены на созвучные русские. Тут необходимо сделать одно маленькое уточнение: карты местности были только у офицеров, да и то как я понимаю не у всех. Возможно даже и не карты, а просто схемы. Что касается следов бомбардировки то, если вещи называть своими именами, территория вокруг аэродрома была разбомблена по полной программе. «Мировая демократия» требует жертв, в данном случае из числа сербов. Как выяснилось в этом районе усердствовали англичане, что в принципе ничего не меняло – всё равно заправлял всем Белый дом.

При осмотре «достопримечательностей» разрушенной Слатины хотелось сказать лишь одно: «Христофор Колумб, не сиделось тебе, мудаку, дома!» Какие именно виды боеприпасов применяли английские пилоты я не знаю, но об их разрушительной силе можно было судить по огромным воронкам оставшимся на месте каких-то зданий. В каждую такую воронку полностью бы влез большой двухэтажный дом. Приходит на ум один, чисто профессиональный вопрос: если для «принуждения к миру» американцы и их сторонники применяли столь мощное оружие то что тогда они использовали в Ираке во время официально объявленных боевых действий? Англичанам не всегда удавалось точно поражать сербские стационарные наземные объекты и определённое количество воронок находилось просто на прилегающей к ним территории.

Характерная деталь: несмотря на мощный ракетно-бомбовый удар по территории аэродрома непосредственно на взлётно-посадочной полосе (ВПП) не было никаких существенных разрушений. За время своего пребывания в Косово я побывал практически во всех частях аэродрома и единственным повреждением ВПП замеченным мною была строчка выбоин проделанных снарядами малокалиберной автоматической авиационной пушки. Возможно даже, что это были следы действия сербского истребителя, а вовсе не натовского штурмовика. По обычной военной логике правильным было бы разбомбить аэродром, тем самым полностью лишив противника возможности его использовать. Те, кто руководил нападением на Сербию рассуждали по иному: вместо того, чтобы вывести из строя взлётную полосу они бережно сохраняли её. Ясное дело, берегли не для косовского населения, а для самих себя. Понятно, также, что для использования какого либо объекта его необходимо сперва занять, а затем и постоянно контролировать. Вывод прост – ввод наземных сил НАТО планировался с самого начала бомбардировок Сербии.

Глупо предполагать, что подручные «демократа Билли» сохраняя ВПП проявляли заботу о дальнейшей благоустроенной мирной жизни албанцев – против этого красноречиво говорит следующее: вся инфраструктура гражданского аэропорта была или уничтожена или повреждена бомбардировками. Непосредственно здание гражданского аэропорта было сильно повреждено попаданием в него бомбы или ракеты и последующим пожаром. В момент попадания натовского боеприпаса аэропорт явно функционировал т.е. не был эвакуирован, об этом можно было судить по оплавленным компьютерам, мебели и тому подобным предметам составляющим обстановку обычного, нормально функционирующего гражданского аэропорта. В зале ожидания аэропорта среди куч битого стекла и поломанной мебели в изобилии валялись красочные журналы и какая-то реклама.

Я не удосужился в те дни поинтересоваться у местных сербов велики ли были жертвы среди персонала и пассажиров аэропорта, но сам факт того, что на момент своего уничтожения аэропорт Слатина был действующим у меня не вызывает сомнений. Не подверглась удару с воздуха только взлётная полоса, которая в Слатине была хорошего качества. Военным специалистам для своей деятельности не нужны ни здание аэропорта, ни какие-то другие объекты относящиеся к гражданской инфраструктуре. НАТО обладает значительно более современной техникой нежели чем та, что была у сербов. Людей из числа обслуживающего персонала и охраны по первому времени можно разместить в палатках и машинах. Для военных целей важна исключительно сохранность ВПП и поэтому её и не бомбили. Всё то, что не могло послужить для дальнейшего использования в военных целях ценности не представляло и поэтому попадало под огонь.

Ещё по поводу того какие боеприпасы использовали англичане добавлю следующее: сразу по прибытии в Косово нас предупредили о засорённости местности зарядами кассетных бомб. Причём, кроме нашего командования, нам об этом говорили и сербские солдаты. Тем, кто не знает, поясню что такое кассетные боеприпасы. Кассетные боеприпасы бывают двух видов – противопехотные и противотанковые. Оба вида доставляются к цели в специальном контейнере – бомбе или ракете. В контейнере (кассете) находится большое количество однообразных, особым образом уложенных взрывных устройств. На определённой высоте контейнер открывается и на землю падает облако бомб (мин). Противотанковые заряды взрываются при соприкосновении в любой поверхностью, не отличаясь в этом смысле от обычных бомб. По форме они так же схожи с ними.

Совсем другое дело противопехотные кассетные бомбы – их заряды становятся на боевой взвод уже после падения на землю, становясь таким образом минами. По форме противопехотная кассетная мина напоминает лепесток, её так и называют. Силы взрыва такой мины достаточно для того, чтобы оторвать человеку ступню. В отличие от противотанкового варианта противопехотная кассетная мина довольно длительное время лежит на поверхности земли поджидая свою жертву. Основной и абсолютно не разрешимой проблемой применения кассетных боеприпасов является проблема точности. И сам контейнер и выпущенные им лепестки уносит ветром на большое расстояние, что на практике означает падение мин куда попало. Поскольку точное место расположения каждой конкретной упавшей мины известно только приблизительно можно уверенно утверждать, что точность, как таковая, отсутствует полностью. При таком положении вещей на минах будут подрываться (и в действительности успешно подрываются) не только, и не столько, враги, сколько нейтральные люди и собственные солдаты. Плохое оружие. К слову сказать, изобретено в США.

Факт изобретения кассетных боеприпасов именно американскими борцами за свободу человечества меня совсем не удивляет: Дрезден, Хиросима, «Оранжевый порошок» Вьетнама – чёткая историческая аналогия. Гигантомания и жестокость. Кассетные снаряды вроде как запрещены, однако поголовно все развитые страны имеют (или, по крайней мере, имели) в своих арсеналах этот дебильный вид оружия. Какой конкретно тип кассетных боеприпасов применяли жители туманного Альбиона нам не уточняли, но это и не имело большого значения. В качестве профилактической меры безопасности я просто-напросто старался не ходить по траве, благо территория Слатины была плотно заасфальтирована.

Ни одной кассетной мины на моём пути не попалось, поэтому об их типе, равно как и о реальном их присутствии на территории аэродрома ничего утверждать не буду. При этом важным будет заметить, что сразу после своего прибытия на территорию аэродрома англичане выделили несколько команд сапёров которые чуть ли не целую неделю лазили по его окрестностям в поисках взрывоопасных предметов. Как я думаю англичане знали что следует искать и их поиск приносил результат – время от времени английские сапёры, укрывшись на безопасном расстоянии, проводили подрывы своих находок. Если они действительно взрывали обнаруженные заряды кассетных бомб, то с учётом международного юридического запрета на использование данного типа оружия, можно утверждать, что они таким образом уничтожали следы преступления. Однако, как известно, победителей не судят.

Что касается обычных мин то их мы не боялись – когда мы прибыли в Слатину сербы полностью контролировали территорию и албанцев на ней не было. Поскольку не было террористов то не могло быть и мин. Теоретически.

У сербов охрана аэродрома осуществлялась силами армии и военной полиции. Про военных полицейских скажу особо. По своему внешнему виду они существенно отличались от всех виденных мною сербских военнослужащих. Отличались в лучшую сторону. Возможно это были не обычные военные полицейские, а какое-то спецподразделение, поскольку помимо хорошей экипировки эти ребята отличались ещё более хорошими физическими данными. В большинстве своём эти парни были рослые, крепкие, возрастом, на вид, лет двадцати пяти. Экипировка их состояла из обычной сербской камуфлированной пятицветной военной формы, современного разгрузочного жилета и удобного и явно хорошего бронежилета. Вооружены они были стрелковым оружием – югославскими АКМСами и пистолетами, которые носили в специальных кобурах закреплённых на бедре. Всё снаряжение было хорошо подогнано и в совокупности с физической развитостью однозначно наводило на мысль о том, что это ребята толковые. В пользу предположения о принадлежности полицейских к подразделению специального назначения говорила и их малочисленность. Обычных сербских военных наоборот, было достаточно много. Среди военных много было людей возрастом за тридцать и в противоположность полицейским явно не спортивного телосложения, кое-кто был даже обладателем очков. Технические специалисты.

Как я уже сказал вся бронетехника, за исключением нескольких, оставленных в резерве машин, была расставлена на посты. Наш с Серёгой БТР встал на пост который располагался в нескольких сотнях метров от замаскированного входа в подземный ангар. Недалеко от нас в земле зияла огромная воронка, на её дне скопилось озерцо воды в котором отражалось теперь мирное, но для сербов уже чужое небо. На месте воронки когда-то стояла казарма или же какое-то другое военно-административное здание. Чем бы ни было это здание оно было немалых размеров, но после попадания в него натовского боеприпаса сооружение было полностью разрушено. Жалкие обломки и гигантская воронка – вот всё, что от него осталось. Я не могу себе внятно представить силу взрыва способного на такое разрушение. В дальнейшем, в Дагестане и Чечне, я видел много разрушений, но ни разу не видел там следов применения оружия такой разрушительной силы. Я не видел даже следов применения чего-либо приблизительно сопоставимого по мощности.

Силы НАТО применяя оружие в Косово явно не стеснялись в средствах. В очередной раз осознаю, что тут в действительности происходило. Вспоминаю уходящие из края бесконечные колонны сербской военной техники и людей, что находились в ней. Техника была исправна и люди не выглядели сломленными. Как сербы, не смотря на применение натовскими силами столь мощного оружия, вообще смогли сохранить свою армию? Как они смогли день ото дня продолжать сопротивление, причём ещё и иногда добиваться определённого успеха. Получается, что никакая военная мощь не гарантирует полной победы тем, кто не прав. Сербская армия выдержала реалии войны, но как всегда военных подвели политики. А что было бы если Милошевич не испугался и не вывел бы сербские войска из края в преддверии наземной операции сил Альянса?

Весь десант с нашего БТРа выгрузился ещё возле здания аэропорта и в машине мы остались вдвоём. Мы перекуси чем Бог послал и я решил немного осмотреть прилегающую местность. Серёга остался в машине – он проверял всё ли в порядке с двигателем. Для начала я пошёл к находящемуся неподалёку таинственному входу. Пройти мне предстояло несколько сотен метров по асфальтированной дороге поверхность которой была густо усеяна осколками от бомб. Осколки были покрыты свежей ржавчиной и в изобилии валялись повсеместно. Осколков было так много, что если смотреть издалека асфальт приобретал рыжеватый оттенок. Для безопасности приземления самолётов в дальнейшем их даже собирали с взлётно-посадочной полосы.

Подойдя к замаскированному входу я увидел довольно интересную с военной точки зрения картину. Перекрытие арки предшествующей непосредственно самому входу было поражено натовской бомбой или ракетой. В потолке зияла огромная дыра, на изогнутой арматуре свисали куски бетона. На полу также валялись бетонные обломки, за которыми я увидел целую кучу предметов которые сперва мне показались авиационными бомбами. Приглядевшись я понял, что это вовсе не бомбы, а дополнительные подвесные топливные баки от самолётов. Вход в подземный бункер прикрывали огромные железные ворота которые успешно выдержали близкий взрыв. Ворота были приоткрыты и из-за них слышался шум и грохот – сербы что-то делали внутри. Я подошёл к воротам и заглянул в проход, однако ничего кроме темноты там не увидел. Шум доносился откуда-то издалека, возможно из самого центра горы.

Заходить внутрь я не стал – во-первых у меня не было времени, во-вторых я остерегался того, что сербы не разобравшись что к чему возьмут да и застрелят меня. Опасным также было и заблудится в недрах подземного ангара. Я пошёл обратно к БТРу. Вернувшись я поинтересовался у Серёги не передавали ли по рации чего-либо нового и получив вместо ответа что-то на подобии «Не хер шляться, находись возле машины» я понял, что за время моего десятиминутного отсутствия ничего интересного не произошло.

Интересное началось примерно в 11 часов утра. В небе над нами появился беспилотный самолёт-разведчик. Я находился на своём месте, за пулемётами, когда услышал в наушниках первый доклад о его появлении. Высунувшись из люка я узрел летательный аппарат, неспешно летящий в небе. Естественно я тоже доложил оперативному дежурному о том, что вижу самолёт-разведчик и получив указание вести наблюдение и ничего не предпринимать, продолжил вести это самое наблюдение. Самолёт без сомнения был натовский. Покружившись какое-то время над нами на большой высоте он скрылся из виду. Беспилотный самолёт-разведчик улетел, зато прилетели вертолёты. Английские. Вертолёты были десантные, модель мне неизвестна. Удалые английские вертолётчики попытались с ходу приземлиться на аэродром. Не тут-то было. Наши БТРы просто-напросто не давали им приблизиться к ВПП. Как только вертолёт снижался к нему тут же устремлялся БТР не давая таким образом произвести посадку. Так продолжалось раз за разом. Опасная игра. Скоро пилоты вертолётов осознали, что высадить десант у них не получится, а может быть им просто надоело рисковать своей жизнью и они повернули обратно.

Вертолёты улетели, зато приехали джипы. Тоже английские. Джипы подъехали к нашему посту на краю аэродрома и остановились. Прорваться не пытались. Началось что-то наподобие переговоров.

Наш БТР стоял достаточно далеко от места основных, стремительно развивающихся событий и мы могли видеть и слышать только часть происходящего. К аэродрому постепенно стягивались английские части. Со стороны дороги ведущей от аэродрома к Приштине подошли танки. Наш экипаж получил приказ следовать к зданию аэропорта, в котором разместился наш штаб. В штабе мы должны были получить какую-то задачу. БТР подъехал к аэропорту как раз в тот момент когда командир нашей роты майор К. получал приказ выдвинутся к месту где английские танки попытались проехать на аэродром и принять там меры к остановке их движения. Ротный моментально вызвал двух гранатомётчиков и велел им прыгать на броню нашего БТРа. Полковник отдавший приказ на выдвижение резко осадил нашего командира разъяснив, что необходимо только перекрыть дорогу на пути англичан и не более того. К этому времени погода испортилась, начал моросить дождь. Поэт бы сказал: «Небо плакало над сербской трагедией».

Мы подъехали к месту вторжения английских танков и нашему взору предстала весьма колоритная картина. Несколько танков стояло в отдалении не предпринимая при этом ни каких действий. С нашей стороны им противостоял одинокий БТР возле которого красовался громадный русский богатырь Саня П. Парнишка был настолько здоров, что в его руках автомат с подствольным гранатомётом выглядел детской игрушкой. Не смотря на холодный дождик парень был бодр и весел. Как оппозиция британским танкам, весёлый русский богатырь, которому всё нипочём, смотрелся просто великолепно. Точнее сказать круто. Десантник с большой буквы. Мы высадили гранатомётчиков и через несколько минут поехали обратно – делать тут нам было больше нечего. В принципе, ситуация на этом посту разрешилась ещё до нашего появления.

Мы отвезли командира в штаб и вернулись на свой пост, однако долго там не простояли так как нас снова вызвали. Подъехав к зданию аэропорта мы принялись ожидать нового пассажира, по рации нам не разъясняли кого и куда мы повезём. Такси, одним словом. слял на посту максимально удалённом от стремительно развивающихся событий и мы могли видеть и слышать только часть происходящегСпустя какое-то время к нашей машине подошёл полковник и проворно вскарабкавшись на броню приказал двигаться к посту возле которого остановилась колонна английских джипов. Ехать было не далеко и я заранее осведомился на счёт того, заряжать ли мне оружие. «Ты что, воевать собрался?» – спросил меня полковник. «Так точно» – не уверенно ответил я. Полковник улыбнулся и спокойно сказал: «Нет, сынок, здесь воевать мы не будем». Не получив конкретного ответа я всё же решил уточнить каким образом мне поступить и в результате получил чёткий приказ оружие не заряжать, но быть готовым к самым разным вариантам развития ситуации.

Дождь, который недавно начался, стал усиливаться, поэтому встреча наших и английских офицеров начиналась не в самой комфортной атмосфере. Как и было приказано мы вели наблюдение за обстановкой, для чего нам приходилось находиться на броне и соответственно мокнуть под проливным дождём. Англичане, для которых, как мне представляется, дождливая погода была напоминанием о Родине, стояли напротив нас на удалении нескольких десятков метров. Они не занимали оборону, однако часть бойцов покинула машины и рассредоточилась на небольшом удалении от дороги. Это не было приготовлением к бою, это была просто нормальная мера предосторожности на случай если боестолкновение всё же начнётся.

В отличие от англичан мы не могли куда либо рассредоточиться поскольку рассредоточиваться в общем-то было некому. Нас было мало. Не беда, как гласит старая поговорка – нас мало, но мы в тельняшках. Поговорка в те минуты полностью соответствовала реальности: хотя мы не и направляли оружие друг на друга, ясно чувствовалось психологическое противоборство, взаимное моральное давление. Ни англичане, ни мы не показывали открытой враждебности или тем более агрессии, наиболее точным будет сказать, что с ленивой настороженностью велось обоюдное наблюдение. В тоже время, несмотря на абсолютное внешнее равнодушие обеих сторон, напряженность ощущалась отчётливо. На вид англичане были спокойны, что же творилось в их головах в те минуты нам, разумеется, было неведомо. Не берусь говорить за всех, но лично я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что сдай у кого-либо нервы то пройдёт всего несколько секунд до того момента, когда раздастся первый выстрел. После этого выстрела скорее всего завязалась бы перестрелка, которая в свою очередь быстро бы кончилась, причём в любом случае не в нашу пользу.

Дальнейшие события развивались бы по одному из двух сценариев. Сценарий первый: английская артиллерия или авиация уничтожили бы большинство из нас, а затем под прикрытием танков наземные силы добили бы тех, кто остался, после чего заняли бы аэродром. Сценарий второй, с учётом обстановки маловероятный: нашему и английскому командованию удалось бы как-то связаться и договорится о прекращении огня. Если бы не удалось бы немедленно договориться и «замять» инцидент, то следующим шагом вполне могло стать начало третьей мировой войны, поскольку уничтожение англичанами российского батальона вынудило бы наше командование к ответным действиям, естественно тоже военного характера. НАТО ответило бы взаимностью. Пошло-поехало.

Дело тут не только в наличии горячих голов, готовых в любой момент «рубануть с плеча» (хотя и в них тоже), но и просто в необходимости принимать ответные адекватные меры. Современные боестолкновения характеризуются скоротечностью, поэтому, чтобы выжить и победить реакция на действия врага должна быть очень быстрой, фактически молниеносной. Из этого следует простой вывод: пройдёт совсем мало времени от того момента, когда один палец нажмёт на спусковой крючок автомата до того момента, когда другой палец потянется к «красной» кнопке. Конечно, такое развитие событий было очень маловероятно, но всё же реально. Абсолютно реально. Первая мировая война началась как раз на Балканах и как раз с нескольких выстрелов. Говорят, история повторяется. Забавно.

Если называть вещи своими именами, то в те минуты каждый из нас держал в руках вероятную судьбу человечества. Автомат, который имелся у любого из нас, будь он АКС-74 или SA-80, был оружием способным уничтожить большую часть населения земного шара. Для президентов стран, в арсенале которых имеется запас ядерного оружия, держать в руке «ядерный чемоданчик» дело обыденное, однако я не президент и поэтому оружие, применение которого могло уничтожить современную цивилизацию находилось в моих руках лишь однажды, а именно в те часы. Тогда я до конца не осознавал этого, осмысление пришло несколькими годами позже. Не думаю, что в мире найдётся много людей которые смогут похвалиться опытом нахождения в подобной ситуации – ситуации когда лично от твоих действий зависит судьба человечества. К счастью для человечества с нервами у всех нас, как россиян, так и жителей туманного Альбиона, было всё в порядке.

Каждая сторона воспринимала действия оппонента в первую очередь как своеобразную попытку морально задавить противника перед дракой, причём такой дракой, начало которой смертельно для обоих участников противоборства. То есть стороны не столько собирались драться, сколько хотели показать свою силу, решительность и стойкость.

Я уже упоминал, что наши ребята прогоняли английские вертолёты пытавшиеся сесть на ВВП, так вот, представляется интересным, что бы случилось, если бы произошло столкновение вертолёта с БТРом. Вертолёт наверняка бы упал, экипаж бы погиб, ну или, по меньшей мере, пострадал. Поскольку открытия огня не было ни с одной стороны, то, как мне представляется, этот инцидент посчитали бы случайной аварией, короче, постарались бы «разрулить» ситуацию мирным способом. Другое дело, если бы кто-то открыл огонь на поражение.

По поводу нервов, да и вообще психики тут будет уместно высказаться особо. Каждый год в США какой ни будь сумасшедший в каком ни будь общественном месте расстреливает людей, а затем, если его не убивает полиция, стреляется сам. Проводя в дальнейшем обыск у него дома, как правило, находят письмо или даже видеопослание в котором псих сообщает о том, что «ему всё надоело», «он хочет прославиться», «он ненавидит людей и вообще жизнь», «он хотел бы уничтожить человечество» ну и т д. Представьте, что среди нас был бы такой человек. Осознав, что начатая им стрельба спровоцирует ответный огонь и как следствие возможное развитие событий мирового масштаба, такой безумец не упустил бы свой шанс навсегда войти в историю. Ему даже не пришлось бы особо утруждать себя – открыл огонь по солдатам другой армии и всё, дело сделано.

Конечно, в армии есть психологи и следовательно люди с ненормальной психикой должны быть своевременно выявлены и нейтрализованы, в принципе психи вообще в армию попадать не должны. Но это в теории. На практике в российской армии психологи работают чисто формально – проведут пару примитивных тестирований и этим всё заканчивается. Конечно, можно предположить, что где-то они работают по настоящему, но я лично с этим практически никогда не сталкивался. Проведут формальное мероприятие и дело с концом, можно докладывать о том, что всё в порядке. Таким образом, получается, что психически нездоровых людей в армии якобы нет, но в реальности они там присутствуют. В этом отношении, равно как и во многих других, армия ничем не отличается от общества в целом. Конкретно во 2ПДР один «чудной» человек по имени Эдик присутствовал, однако усилиями командира роты при помощи бригадного психолога он был отправлен обратно в Россию примерно через месяц своей службы в Боснии. Наркоманов в армии тоже вроде как нет, но это опять же формально. На практике они есть и я в данном случае говорю уже про армию Великобритании.

О «наркомах» Её Величества и российских психах расскажу потом. Сейчас важно другое. Представьте картину, когда при первой встрече в Косово наших и английских сил присутствовало бы несколько хорошо вооружённых наркоманов и психопатов из обеих стран… Я человек адекватный, при этом воображение у меня развито хорошо и поэтому когда я мысленно представил эту картину, мне стало немного «не по себе». Как-то я даже проиграл в уме ситуацию, как бы я стал действовать, если бы был одним из тех, кто хочет уйти из жизни «на прощанье громко хлопнув дверью». Мои размышления носили чисто теоретический характер, а ведь кто-то мог поступить так в действительности.

Я не помню уже, сколько длились эти переговоры, зато помню, что дождь всё лил и лил. Стало темнеть, в Югославии темнеет рано и ночи всегда очень тёмные. Наконец мы двинулись в обратную сторону, к тому времени я промок окончательно и мне было очень холодно. Переодеваться было не во что, согреться не от чего и мои мысли повернулись в сторону презентованной сербами в Приштине пол-литровой бутылке. Также мне уже хотелось спать, что касается Толстого, то я вообще не представляю, как он вёл машину, он ведь должен был устать больше чем я. Мы вернулись на прежнюю позицию, расположенную возле входа в подземный ангар-аэродром. Я промок насквозь и никак не мог согреться даже внутри БТРа, хотя там было достаточно тепло. На сухом горючем я вскипятил воду и заварил кофе. Таблетки сухого горючего во время горения не дымят и не обладают зловонным запахом, поэтому мы всегда пользовались ими прямо в машине, на полу. Одной таблетки, при правильном использовании, вполне хватает для разогрева почти полной кружки воды. Закопчёность дна посуды сильно снижает скорость разогрева и поэтому дно нужно своевременно очищать.

У Серёги был припасён целый ящичек всевозможных напитков типа кофе, чая, какао. Ящичек этот изначально был предназначен для хранения какого то дополнительного оборудования, но на практике мой водитель складывал туда оставшийся от сухих пайков, да и просто где-то раздобытые какао, кофе, сахар и т.д. Ящичек, таким образом заполнялся длительное время – Серёга во время боснийских патрулирований и выездных постов никому ничего оттуда, как правило, не давал. Как я уже сказал Толстый был человеком прижимистым и в данном случае эта его особенность пригодилась нам обоим.

Мы с Серёгой принялись ужинать, в дело пошла и ловко подхваченная мной бутылка водки. Водка была якобы русская, как сейчас помню, называлась она «Сибириада». Вроде как из русской Сибири. В действительности никто из нас, россиян, такой водки в России никогда не видел. Вкус водки был жестковат, но ничего страшного, прижилась в организме она прекрасно.

Мы непрерывно слушали радиопереговоры, которые вели наши наблюдатели и штаб в лице оперативного дежурного. Особо интересного ничего не происходило. Со всех постов время от времени передавали о том, что слышится стрельба или о том, что вблизи поста наблюдается передвижение неизвестных лиц. Докладов о нападении на пост, либо о стрельбе в сторону поста пока ни от кого не поступало. Нам наблюдать было не чего – с трёх сторон были наши, а с четвёртой была дорога, которая через несколько сотен метров упиралась в гору, а точнее в замаскированный вход в секретный ангар. Наш БТР как раз и стоял на этой дороге, слегка свернув на обочину под укрытие какого-то кустарника.

По рации сообщили, что получена информация о том, что лидер местных албанских боевиков обещал каждую ночь отрезать головы двоим русским. «Давай-давай, милости просим! Уже тебя, пидараса, вовсю ждём – давно хотел убить кого ни будь из вас, ты как раз мне подходишь!» – примерно так я прокомментировал это сообщение. Слова мои естественно адресовывались свирепому «воину ислама». Толстый был более сдержан и высказался насчёт того, что надо быть внимательными и хорошо следить за обстановкой.

Серёга был, мягко говоря, сильно насторожен, у него появилось даже дружелюбное отношение ко мне. Ранее он называл меня исключительно по фамилии или просто «Рыжий», теперь я «удостоился высокой чести» быть называемым по имени. Я поинтересовался, боится ли он умереть, на что получил ответ: «Что убьют – не боюсь, страшно если сонного начнут резать». Я представил себе картину, как его будут резать и мне, почему-то подумалось, что раз он толстый то он обязательно будет истошно визжать и даже хрюкать. Это показалось мне комичным.

Радиопереговоры не несли в себе больше какой-либо интересной информации и мы начали готовиться к предстоящей ночи. Поскольку нас было тогда двое, то делить ночь нам пришлось пополам – один дежурит, другой спит. От горячего питья, еды и водки я на конец-то согрелся, стало клонить в сон. Спали мы не снимая «броников», естественно не расставаясь с оружием.

Я уже задремал когда пришёл проверяющий, полковник. Он залез внутрь БТРа и разговаривая с Серёгой узрел на моих руках чёрные атлетические перчатки «Вейдер». Эти чудесные перчатки изначально предназначались для занятий тяжёлой атлетикой, их назначение было очень простым – предохранять руки штангиста от натирания мозолей. Перчатки были кожаные со стороны ладони и сетчатые с другой стороны. Они не полностью закрывали пальцы, удобно застёгивались липучкой с внешней стороны запястья и при этом были невероятно прочные. Кто первым из военнослужащих российского миротворческого контингента открыл полезные свойства этих перчаток я не знаю, но могу сказать, что такие перчатки были примерно у 95% процентов личного состава. При выполнении любых работ, будь то ремонт техники, обслуживание вооружения или просто копание ямы эти перчатки надёжно защищали руки работника от ссадин и порезов, мозолей и холода. Особо актуально было использование их при ремонте техники в холодное время года – и руки не сильно мёрзнут и пальцы открыты, всё чувствуешь. Кроме этого, многие парни использовали их и по прямому назначению, как я уже писал, «тягание железа» было в большом почёте среди нас. Рукопашники выступающие на «показухах» также всегда были одеты в эти перчатки. Тут дело было не только в защите рук, но и в воинственном внешнем виде – перчатки смотрелись боевито.

Стоили эти перчатки недорого – 3 доллара 75 центов и всегда продавались в магазинах на американских военных базах. Хотя с момента описываемых событий прошло уже больше десяти лет, сохранившимися с той поры перчатками я всё ещё иногда пользуюсь – в них я чиню машину, прыгаю с парашютом и выполняю кое-какую другую работу.

Полковник, ткнув пальцем в направлении перчаток, спросил: «А это что за Рембо?». Я только очнулся от сна и поэтому ещё толком не соображал чего он от меня хочет. Полковник снова задал вопрос: «Ты кто, боец?!». «Рембо!» – спросонок ответил я. Полковник повторил свой вопрос. Отбросив остатки сна я представился как положено. Полковник сказал нам, чтобы мы не спали пока к нам не придёт ещё один человек, а в дальнейшем несли службу строго по двое. Это означало, что один спит – двое бодрствуют, так попеременно всю ночь. Такое решение было правильным, насколько мне известно в любой армии патрули выставляются парами. Дело в том, что пара наблюдателей может одновременно вести наблюдение во все стороны, что в принципе недоступно одному наблюдателю. Кроме этого, когда наблюдателей двое то они способны оказывать друг другу помощь, например не давать заснуть. Противнику уничтожить пару по-тихому значительно более трудоёмко, а иногда и просто невозможно, нежели одинокого часового. Конечно, можно выставлять и большее количество солдат, но это уже не будет приносить существенной пользы, при этом дополнительно задействованные в качестве наблюдателей люди могут пригодится в другом месте.

Перед уходом полковник сообщил информацию, суть которой сводилась к тому, что среди албанских боевиков есть группа состоящая из пятнадцати чеченцев очень жаждущих русской крови. Откуда были получены эти разведданные он не пояснял, но его слова мне показались заслуживающими доверия. Надо отметить, что полученное по рации от оперативного дежурного сообщение касающееся того, что албанцы собираются отрезать по две русские головы за ночь я воспринял скорее как психологический приём нашего командования направленный на повышение бдительности солдат. Информация о группе «чехов» мне показалась более правдоподобной. «Чехи», так «чехи», отвернём башку и им, даже ещё лучше будет.

Полковник удалился, а вскоре к БТРу подошёл боец из нашей роты которому предстояло провести первую ночь в Косово в нашей компании. Втроём мы выпили ещё немного водки, слегка закусили и каждый занялся своим делом, кто-то лёг спать, кто-то вёл наблюдение. Особого интересного ничего не происходило: сербы, как мифические гномы, пользуясь последней возможностью что-то делали внутри горы, время от времени вдалеке слышалась стрельба, рация сообщала о том, что на таком-то посту «без происшествий», или же повторяла на словах то, что и так можно было услышать (выстрелы в каком-либо районе). Неоднократно в эфире появлялись доклады о появлении неизвестных лиц возле того или иного поста. Местность и расположение постов мне были неизвестны, поэтому, где именно происходили события понять было невозможно. Определить по голосу, что именно за человек ведёт радиопереговоры я был не в состоянии – в четвёртую роту наш экипаж перевели накануне марш-броска и своих новых сослуживцев в общем-то я не знал, да к тому же рация существенно искажает голос. С жадностью я прислушивался к новым сообщениям пытаясь услышать как развивается ситуация, но всякий раз она не получала ни какого развития.

Стало светло – на смену ночи пришло утро. За ночь ничего значимого так и не произошло, наши головы остались на наших плечах. От спанья в «бронике» болела грудь – бронепластины весят немало. Наступал новый день, в отличие от предыдущего, солнечный и жаркий. Так закончились первые сутки моего пребывания в крае Косово.

Как я предупреждал в предисловии, с момента происходивших в Косово событий до момента написания книги прошло более десяти лет и поэтому я не могу ручаться за абсолютную точность хронологии в изложении моего рассказа. Хронология будет соблюдена точно лишь в отношении крупных по нашим меркам событий, типа прилёта первого российского транспортного самолёта или нашего переезда в другое место дислокации. Все остальные события и происшествия будут изложены с приблизительной хронологией, но зато максимально подробно.

После нашего прибытия на аэродром Слатина сербская армия находилась в Косово ещё три дня. Боестолкновений её с албанцами или англичанами я не наблюдал, однако до нас была доведена информация об инциденте, который произошёл в Приштине. Этот инцидент произошёл в первый день ввода английских войск в регион. Англичане, войдя в Приштину, встретились с протестующими против их прибытия местными сербами. Демонстрация протеста была шумной и чтобы навести маломальский порядок один из сербских полицейских стал стрелять в воздух. Английские солдаты, которые находились в непосредственной близости от него не могли не видеть, что он стреляет вверх, и тем не менее один из англичан застрелил полицейского. Для чего он это сделал до конца понять невозможно, можно сделать лишь два предположения.

Серб явно не провоцировал англичан и уж тем более не угрожал им. Легко можно догадаться, что он стрелял вверх именно для своеобразного усмирения толпы, что тоже было на руку англичанам. Вывод прост – либо у английского «боевика» было не в порядке с головой и он находился в неадекватном состоянии, либо он просто хотел убить человека и нашёл для этого подходящий случай. Как бы то ни было, мотив этого поступка так и остался загадкой, но сам факт этого события стал нам известен.

Как тогда происходили взаимоотношения сербской армии и албанцев сказать не берусь, но одно очевидно – албанов в военной форме в нашем районе в те дни я не видел. Военизировано одетые албанцы и в дальнейшем встречались достаточно редко, в первые же дни я вообще не видел ни одного одетого подобным образом. Кем каждую ночь велась стрельба было не ясно, крупных перестрелок не было, чаще всего ночную тишину нарушали несколько выстрелов из одного вида оружия и тем всё и заканчивалось.

Как я понимаю, боевики ОАК-УЧК специально не стремились особо активно действовать в районе Приштины до того момента, когда сербские воинские формирования не покинут этот регион. Албаны или не хотели попусту рисковать собой – они и так уже своего добились, или же вообще получили распоряжение от своих заокеанских покровителей подождать пока всё успокоится и лишь затем приступать к расправе над оставшимися без защиты местными сербами. Покровителей беспокоили, конечно же, не возможные потери со стороны албанцев, их волновала опасность неконтролируемого развития благоприятной для них ситуации. Как и их албанские холопы, заокеанские барины тоже уже добились своего, и теперь излишняя напряжённость им была не нужна. Сербские солдаты в свою очередь наверняка понимали, что они уходят отсюда надолго, а может быть даже и навсегда. Дополнительные военные меры карательного характера против албанцев ещё больше разозлили бы последних, что в дальнейшем неизбежно отразилось бы на местном сербском населении, которому и так уже была уготована страшная участь. Короче говоря, в тот момент боевые действия уже были невыгодны никому из участников войны. Албанцы при непосредственной поддержке НАТО одержали победу – сербы потерпели поражение, причём немалая часть этих самых сербов осталась заложниками в руках оккупантов. Дело сделано, бесы торжествуют.

Наши же отношения с сербскими военными были в те дни весьма тёплыми, сербы не сомневались в том, что мы будем защищать их мирное население. Мы тоже тогда так думали. Наивная вера сербов в несокрушимую силу братской славянской России, к сожалению, не соответствовала действительному положению дел. Благодаря многолетним стараниям коммунистов, а затем и пришедших им на смену раболепствующих перед Западом псевдодемократов некогда могучая Россия едва ли могла постоять за саму себя. Коммунисты и «демократы» трудились на благо державы не покладая рук и результат их труда не мог не сказаться на тогдашнем состоянии России. Простые люди тоже старались не отставать от руководителей страны – на протяжении десятилетий слишком многие из наших граждан бездельничали, пили, воровали и в общем-то, ничем толковым не занимались. Вдобавок они не утруждали себя тем, чтобы осваивать выгодные профессии, заниматься спортом и просто нормально плодится. Общими усилиями «патриотичных» руководителей и простых людей было достигнуто тогдашнее положение нашей Родины. Россия была слаба в те годы, как в политическом, так и в военном смысле, потому ожидать от неё большой помощи было попросту нелепо.

До России было далеко, зато представляющие её двести десантников были рядом. Мы не выглядели «простыми людьми» и даже наоборот, наш внешний вид и боевой настрой однозначно внушал уверенность в том, что мы сильны, что мы многое сможем. В большинстве своём физически развитые, молодые, дерзкие, хорошо вооружённые, оснащенные современной исправной техникой, а главное рвущиеся в бой, мы в глазах сербов выглядели достойными защитниками их земли. Разочаровывать сербов даже самые робкие из нас не собирались.

Сербы стремясь как-то помочь нам не ограничивались только советами и предупреждениями о возможной опасности, например они раздали нам целую кучу продуктов питания. Сербские солдаты – «войники» подходили к нашим БТРам и предлагали целые коробки различных продуктов, раздав нам таким образом наверное целый склад. Нам с Толстым досталась большая коробка печенья в пачках которое, если мне не изменяет память, мы за время пребывания в Косово так до конца и не съели. В дальнейшем компанию коробке печенья составила коробка вкусных рыбных консервов тоже подаренная нам сербами, но уже не военными, а гражданскими.

Сербские бойцы постоянно консультировали нас по различным возникающим у нас вопросам. На второй день у нас начались реальные проблемы с питьевой водой поскольку ту воду, что нам выдавали во время марша мы использовали весьма небрежно, в связи с чем она быстро кончилась. «Витинку» мы не любили и поэтому её не берегли – умывались ей и даже просто лили на себя чтобы освежиться. Проблема возможного отсутствия воды в дальнейшем нас не беспокоила, на эту тему наверное никто даже не думал – не в пустыню ведь едем. Наше командование должно быть тоже так думало и поэтому питьевой воды в должном количестве с собой захвачено не было. И если первый день нашего пребывания в Косово был дождливый, то вот второй день ознаменовался вполне нормальной для лета в этих краях жарой. Естественно когда на улице жарко тогда хочется пить, а пить нам было нечего. Возможно в других подразделениях батальона ситуация была лучше, но конкретно наша рота нехватку воды ощущала.

Ещё в первый день нами был обнаружен открытый пожарный колодец, чугунный люк которого был снят, а из находящейся под ним трубы хлестала вода. Вода била вверх, образуя что-то наподобие небольшого фонтана. Вероятно при помощи этого колодца сербы безуспешно пытались потушить здание аэровокзала, а в дальнейшем по какой-то причине не стали, или не смогли, закрывать кран. В первый день особого интереса фонтан у нас не вызвал зато по мере израсходования питьевой воды интерес к нему появился вполне конкретный. Нас волновал один лишь вопрос: пригодна ли вода для питья? Сербы сказали, что пить её можно и мы её пили. Никакого видимого вредоносного, либо целебного действия на нас эта вода не оказала, да и по вкусу никак не выделялась. Вода как вода. Однако, если бы не заверения сербов то я не отважился бы пить её до тех пор пока без воды мне не стало бы совсем плохо.

Помимо практических советов во время общения с сербскими солдатами мы непрерывно обменивались опытом военной службы. Выяснилось, что не смотря на то, что солдаты в сербской армии призывались на срочную службу дедовщина в привычном для нас понимании отсутствовала. Сербы уходили в армию на год, мы в те годы служили два, но не это было главенствующим. Главным фактором были сами люди, их отношение друг к другу и своей стране. Какое общество такая и армия.

Один из наших парней тогда высказался так: «Дедовщина это показатель непрофессионализма. Например в СОБРе никакой дедовщины нет – там профессионалы». Парень хотел после своей службы в армии устроится в СОБР – он был хорошо подготовлен физически, был знаком с различным оружием, но он видимо тогда не знал, что в этом спецподразделении МВД служат только офицеры. Офицером он не был и на сколько мне известно в СОБР он так и не устроился.

Я не являюсь сторонником полностью профессиональной армии, но с утверждением своего товарища согласен полностью. Идеальная армия это армия смешанного типа: спецподразделения и части первой боевой готовности набираются из профессионалов и «срочников»-добровольцев, части резерва комплектуются «срочниками». Срочная служба год-полтора. Первые полгода «учебка», потом непосредственно служба. Служат все мужчины поголовно, поскольку обеспечение обороноспособности страны личное и непосредственное дело каждого человека мужского пола. Дело именно личное и непосредственное поскольку никто точно не может знать как будет развиваться следующая война и поэтому умение обращаться с оружием, умение подчиняться и командовать, умение выживать в тяжёлых условиях необходимы каждому. Нет никакой разницы гений-математик ли ты, олимпийский чемпион или же простой человек, служить обязаны все – обеспечение безопасности общее дело. Исходя из принципа равноправия и справедливости необходимо отметить, что если один человек тратит бесценное время своей жизни ради общего дела то и другие должны поступать аналогично, причём независимо от своих убеждений и возможностей. Но это по справедливости, в реальности у нас всё по-другому.

Я понимаю богатых людей – у них есть деньги и Родина им не нужна, с большими деньгами их примут везде, но когда обычные люди не хотят идти в армию или же придя туда не учатся военному делу то ничем кроме как глупостью это назвать нельзя. Простые люди не нужны никому и если они сами не позаботятся о защите своей Родины (то есть о защите окружающего их мира, своих близких и самих себя) то надеется им будет не на кого.

Как известно многих пугает дедовщина, но причину наличия дедовщины надо искать не в армии, а в мышиных душах людей. У сербов всё было по-другому. Сербская дедовщина напоминала дедовщину американскую – в обоих случаях старослужащие просто имели несколько больше вольностей по службе и кое-какие отличия во внешнем виде. То есть дедовщина в прямом смысле слова, дедовщина предполагающая власть «дедов» над «молодыми», отсутствовала напрочь. Вероятно только в постсоветских странах может быть постсоветская дедовщина. Я не сидел в тюрьме, но зато много общался с людьми там побывавшими и поэтому уверен – дедовщина явление происходящее именно от тюремных взаимоотношений. Явление это основано на принципе унижения сильным слабого. Повторюсь, какое общество такая и армия.

Я негативно отношусь к дедовщине поскольку она подрывает боеспособность армии, но при этом не могу отметить того факта, что наибольшие проблемы с дедовщиной возникают как правило у людей слабых. Слабых умом, слабых телом, а самое главное слабых духом. Нахождение в мужском коллективе в замкнутом пространстве, когда некуда уйти и не за кого прятаться хорошо показывает кем человек является на самом деле. Достойно ведут себя далеко не все: одни начинают унижаться, другие начинают унижать. Но этот процесс начинается задолго до армии – с малых лет одни мамаши воспитывают трусливых полупидеров, тогда как другие старательно воспитывают жестоких эгоистов. Папаши (у кого есть) воспитанием занимаются мало так как у них есть дела поважнее – работа, водка, телевизор. Моральные уроды приходят в армию и тут их ждёт замкнутый коллектив – раздолье и для тех кто способен унижать и для тех кто способен унижаться. Каждый находит для себя достойное занятие. Дедовщина не в армии, дедовщина в обществе. Федор К. написавший книгу о том, как выжить в местах лишения свободы прямо говорил, что беспредел происходящий в тюрьмах и дедовщина в армии это следствие нежелания мужчин быть мужчинами. Я полностью согласен с мнением этого человека.

Например, когда я призвался служить, в учебной роте из почти ста молодых солдат защищать себя стали не более десяти человек, при этом человек пять из этих десяти просто переваливали свои проблемы на более слабых сослуживцев зачастую обращаясь с ними ещё более жестоко чем старослужащие. Естественно я относился к этой десятке, причём я защищался самостоятельно, не тираня слабаков. Время от времени мне перепадало, но чаще удавалось отвечать достойно, зачастую мне просто везло или же меня Бог берёг. Я не был ни особо сильным, ни особо умным, ни особо духовитым и тем не менее я не понимал тогда, что мешало остальным поступать так же как я, то есть просто защищать своё человеческое достоинство. Любого человека можно «сломать», меня естественно тоже, но отказываться от самообороны я не собирался ни в коем случае. Если бы так поступал каждый то попытки унижать были бы не безопасны для «старых» и соответственно эти попытки вскоре закончились бы сами собой. Всё просто. Те, кто не защищал себя хотя и были жертвами жестокости, но в общем-то лучшей участи и не заслуживали поскольку мужчина всегда должен быть готов постоять за себя и своих близких. Я противник дедовщины, но благодарен армии за неё. Почему? Дедовщина закалила меня, она в прямом смысле слова научила меня жизни.

Примечательно, что сербы знали про нашу дедовщину, хотя и только в общих чертах. Откуда им это было известно остаётся загадкой поскольку с представителями российской армии большинство из них повстречалось впервые. Возможно, об особенностях службы в рядах наших вооружённых сил их просветили немногочисленные русские добровольцы которые приехали в Косово чтобы внести свой вклад в борьбу за справедливость. Непосредственно в крае я не встречал ни одного такого земляка, но в дальнейшем, уже в России, в редакции журнала «Солдат удачи» мне удалось пообщаться с двумя такими людьми. Один из них, Александр М. был достаточно известной личностью среди русских добровольцев ещё со времён войны в Боснии. На сколько мне известно, в те годы он даже какое то время командовал русским добровольческим отрядом.

Оба этих человека произвели на меня впечатление людей достаточно странных, при этом, в той или иной степени старающихся придать себе больший «вес» нежели чем они обладали на самом деле. Никто из них в советской, либо российской армии не служил. В разговоре Александр высказался о том, как надо было нам поступить с сербскими полицейскими ради общей, нашей и особенно сербской, безопасности. Безопасность сербского населения его беспокоила особо. По его мнению нужно было формально разоружить сербских полицейских, принять их оружие на хранение, а самих сербов разместить в находящихся на территории аэродрома казармах. Таким образом получалось бы, что вооружённых сербов на территории Косово нет, в тоже время, в случае необходимости полицейские могли быстро обратно получить своё оружие и помочь нам обороняться от албанских боевиков. Сербов было немало, подготовлены они были наверняка хорошо, при этом, не в пример нам, они отлично знали прилегающую к Слатине местность, тактику и вооружение албанцев. Совет Александра дельный, однако я услышал его через полгода после косовских событий, да и что толку было давать такие советы мне, простому солдату. Кстати, на моё замечание по этому поводу Александр отреагировал спокойно: «Ну да, от тебя ничего не зависело, какой с тебя спрос…». Больше в разговоре с ним мы к этой теме не возвращались.

Ещё одного нашего соотечественника участвовавшего в боевых действиях в Косово на стороне сербов я встретил в Чечне, но поговорить с ним мне не удалось поскольку он погиб в первом же бою. Наша разведгруппа вышла на выполнение задания, однако почти сразу же столкнулась с группой чеченских боевиков. Завязался бой в ходе которого и мы, и «чехи» отошли в разные стороны. Мой БТР стоял в боевом охранении недалеко от места боестолкновения. Поскольку непосредственно в бою наш экипаж участия не принимал то мы были задействованы для эвакуации погибшего. Мёртвого парня принесли и положили внутрь БТРа. Единственная пуля попала ему в подмышечную впадину, кровь при этом текла внутрь, а не наружу. Поскольку была ночь и стояла кромешная темнота то не только остановить кровь, но и вообще понять куда именно он был ранен сразу не смогли. Минут через десять после ранения он умер, упокой Господь его душу. Пообщаться с ним на тему Косово мне было «не судьба».

Когда погибшего принесли и положили в наш БТР я разместил его на одной из половинок заднего десантного сиденья. Укладывая мёртвое тело, под задравшейся курткой я увидел знакомый мне сербский военный ремень, видимо привезённый его хозяином из Косово. В БТРе сзади установлены два сиденья для десанта, на три человека каждое, они похожи на два поставленных спинками друг к другу дивана. На одном из них я и разместил убитого сослуживца, а на другом разместился сам – спать. Соседство с лежащим на расстоянии вытянутой руки только что убитым человеком меня не беспокоило – вид мертвеца мне не был приятен, однако ни мертвецов, ни вообще смерти я особо не боялся. И если меня не беспокоил покойник, то меня очень беспокоили парни, которые сменившись с поста искали или место для отдыха или кого ни будь, кто мог бы заступить на пост.

Я знал, что большинство людей побаиваются покойников и поэтому устав от бесконечных пробуждений решил пошутить над тем, кто в следующий раз посмеет беспокоить мой сон. Я плотно закрыл боковой люк со своей стороны, а люк со стороны противоположной наоборот оставил приоткрытым, как бы приглашая открыть именно его.

Долго ждать не пришлось, люк открылся настежь и кто-то стал выяснять, есть ли в машине люди которые должны были заступать на пост. Ни я, ни мёртвый парнишка ничего не ответили и неугомонный ночной незнакомец стал более настойчиво повторять свой вопрос обращаясь конкретно к тому, кто был ближе. Опять не получив ни какого ответа (ясное дело, покойник ничего не мог ответить) он стал уже орать, в третий раз повторяя свой вопрос. Я не выдержал и ответил ему: «Чё ты к пацану доебался, не пойдёт он в караул – мёртвый он!». Как я и ожидал пришедший был шокирован услышанным и нервно мотнув головой тупо спросил: «В смысле?» – «Да в прямом! Мёртвый он, его убитого сюда принесли!» – «А…, бля, понял. А ты?» – «Я пока живой, но на пост не пойду, я пулемётчик этого БТРа» – «Ну понятно». Примерно таким образом ситуация повторилась ещё раз, а потом мой сон больше никто не тревожил и я смог проспать несколько часов спокойно. Но спокойный сон пришлось по утру отрабатывать: мне и ещё одному парню прошлось довольно далеко нести на носилках нашего убитого товарища. По какой-то, для меня не совсем понятной, причине мёртвых людей носить намного тяжелее чем живых.

Сербы называли косовских албанцев «шиптары». Почему их называли именно так я не знаю, что означает термин «шиптар» мне так же неизвестно. По смыслу ситуация схожа с тем как мы называли американцев – «пиндосы», но почему именно «пиндосы», да и вообще, что такое «пиндос» никто толком не знал. Кстати, лишь в момент написания книги у меня возник вопрос касательно того каких именно албанцев сербы именовали «шиптарами». Либо сербы так называли всех албанцев вообще, либо только местных, либо наоборот, только тех, кто появился в Косово во время его албанской оккупации. В дни моего пребывания в крае разъяснить этот вопрос мне не приходило в голову, поэтому какие именно албанцы именовались сербами термином «шиптары» мне неизвестно.

Сербы пренебрежительно относились к шиптарам, и как к бойцам, и как к людям. Их отношение было абсолютно справедливо в чём я смог убедиться в дальнейшем. Конечно албанские боевики были бандитами и террористами, но сами по себе для сербов стратегической опасности не представляли. Без поддержки НАТО, и в первую очередь США, самостоятельной боеспособной силы они не составляли. Я наглядно убедился в дальнейшем, что шиптары свои лучшие человеческие и бойцовские качества проявили в деле грабежей, поджогов и мародёрства. Тут они явно были в своей стихии. В разграблении вражеского имущества нет ничего плохого, но тем не менее, для того чтобы мародёрствовать не надо ни отваги, ни ума, ни силы. В свою очередь для того, чтобы хорошо воевать людям нужны как раз именно эти качества. Как раз таки воевать без помощи НАТО у шиптаров получалось «не очень».

Кстати, относительно боеспособности албанцев никакой конкретной информации наше командование до нас не доводило. Нам не было известно ни их примерное количество, ни наличие у них того, либо иного вооружения. Следовательно, хотя это и маловероятно, командование не располагало информацией о вероятном противнике, не проведя таким образом необходимой разведки. К сожалению такое вполне могло быть. Например, когда в 1994-95 годах наши войска штурмовали Грозный в ходе боёв выяснилось, что чеченских боевиков не только больше чем предполагалось, но и вообще больше чем штурмующих город солдат… С учётом прекрасной организации марша разумнее предположить другое – командование было хорошо осведомлено о том какими силами и средствами располагают боевики ОАК-УЧК, но не доводило эту информацию до рядового состава так как в этом не было необходимости.

Албанцев конечно же мы не боялись, более того, мы хотели наказать их за совершённые злодеяния, но тем не менее, что могли сделать двести, пусть и хорошо вооружённых и подготовленных человек против десятков тысяч албанских оккупантов? Мы могли бы эффективно держать оборону в течение определённого времени на территории аэродрома и в дальнейшем, если бы не прибыла помощь из России, наверное смогли бы отойти на контролируемую сербами местность. Больше ничего. Обеспечить безопасность косовским сербам имеющимися у нас силами мы не могли в принципе и сербские полицейские (если бы они остались в Косово) повлиять на эту ситуацию не смогли бы никак. Опять же по причине того, что их было немного.

Фактически сербское население в те дни было уже обречено, но тогда ни мы, ни сербы об этом не задумывались. Столь мрачные перспективы мы с сербами не обсуждали и в будущее смотрели достаточно оптимистично. В ходе общения выяснилось что в составе сербской армии тоже есть десантная часть, а именно воздушно-десантный полк. Этот полк размещался в городе Ниш, том самом, что мы проезжали накануне. Непосредственно в Слатине сербских «десантов» не было, да и вообще участвовали ли они в боевых действиях у Косово мне не известно. Общаясь с нами некоторые сербские военные с любопытством заглядывали в БТР, но не обнаружив там ничего принципиально отличного от своей техники быстро теряли интерес к нашей машине. Любой БТР, не зависимо от типа, сербы называли «Бов». То ли это была аббревиатура, на их языке означающая сокращенное название бронетранспортёра, то ли это было сленговое слово.

Разговоры наши вертелись не только вокруг военных дел, мы общались и на другие интересные для нормальных мужчин темы. В процессе общения со стороны сербов поступило предложение вечером поехать поразвлечься в «стрипок», если конечно обстановка будет спокойная. Сербы поведали, что девочки там красивые и услуги их стоят, если мне не изменяет память, 40 немецких марок в час. В Боснии час оказания услуг стоил 100 марок, и поэтому ласки местных девочек были явно менее накладными. Эти известия вызвали у меня самые радужные настроения и даже на некоторое время полностью отвлекли от окружающей обстановки. Проститутки конечно же тоже смотрели телевизор и поэтому знали о нашем прибытии. Девочки народ любопытный и каждый из нас, российских десантников, представлялся бы им диковинкой и своеобразной знаменитостью, следовательно мы бы были наверняка окружены большим вниманием нежели обычные посетители их заведения. Приятно провести вечер было делом очень заманчивым, но как я сразу понял, абсолютно нереальным. О красивых девочках и их недорогих услугах можно было только помечтать. Однако, как говорится, мечтать не вредно, вредно не мечтать. Здесь уместным будет высказать своё отношение к проституткам вообще и к их услугам в частности.

По поводу проституток скажу следующее: отношения с ними мне всегда нравились своей простотой и честностью. Да, именно честностью. Тебе предлагают услуги – ты платишь за них деньги, всё просто и честно. Конечно же, отдаваясь кому попало женщина унижает саму себя, но вместе с этим она и выполняет огромную общественно-полезную функцию, своими услугами доставляя необходимое удовольствие многим мужчинам не имеющим возможности иметь бесплатные отношения. Доходы проституток почти никогда не совместимы с теми унижениями и тем риском для жизни и здоровья, которые неизбежны при их профессии. В общем-то можно сказать что эти девочки жертвуют собой выполняя за не слишком большую плату грязную, но необходимую для общества работу. Именно жертвуют: тело растрёпывается жестоким, бесцеремонным и безжалостным обращением, психика уродуется унижениями, жестокостью, истязаниями и извращениями ненормальных клиентов. С одной стороны всё справедливо – девочки сами себе выбрали жизненный путь, с другой стороны этих дурочек всё же жалко, они тоже люди. Ни я, ни кто-либо из моих товарищей по развлечениям никогда не обращались с проститутками жестоко.

Что же касается общественной пользы проституции, то она очевидна и определяется тем фактом, что секс это не только способ размножаться и получать удовольствие, но и естественная психофизическая потребность человека. Я уж не буду говорить про нас, солдат и офицеров, молодых, полных жизненных сил мужчин и парней несущих службу вдалеке от Родины и соответственно вдалеке от своих жён, подруг и подружек, с нами и так всё ясно. Систематический онанизм великолепно развивает фантазию и хорошо укрепляет могучие руки воинов, но полноценных близких отношений с женщиной заменить не способен. Как в смысле ласки, так и в смысле получения удовольствия от общения с особенностями женского тела. Морально тяжело молодому, здоровому, нормальному мужчине быть совсем без женщины длительное время. Ещё тяжелее немолодому, уродливому, никому неизвестному и ненужному быть без женщины вечно. Если есть проститутки то он пойдёт к ним и потратит заработанные деньги, получив немного, хотя и продажного, но всё же удовольствия, а может даже и счастья. Если нет проституток, то что ему делать – идти насиловать? Хороший человек не пойдёт, но далеко не все люди хорошие…

В общем, я за проституцию, но при двух принципиальных условиях: не вовлечение в неё несовершеннолетних и абсолютная добровольность в её участии. В сексе, как таковом, нет ничего ни возвышенного, ни низменного. Секс это часть естественных и абсолютно обыденных отношений между взрослыми мужчинами и женщинами. Не более того. Что касается того, что проститутки унижаются перед кем попало то тут конечно не поспоришь, однако и кроме их деятельности в мире есть много в общем-то грязных и унизительных занятий. Например врачи, которые помногу раз на дню лазят в грязные жопы или гнилые зубы своих пациентов. Менты, криминалисты и психологи вынужденные по долгу службы вникать в омерзительные глубины сознания вурдалаков типа Чикатило. Хватает в мире грязных работ, поэтому не стоит особо трепать языком о «падших женщинах».

Мотивы заставляющие девочек идти на унижения и риск могут быть различными, что же касается вопросов порядочности и хорошего человеческого отношения между людьми то я уверен, что в строю нравственных уродов современности проститутки стоят далеко не в первых рядах. Один мой, умудрённый жизненным опытом, друг сказал на этот счёт: «Проститутки в некоторых случаях бывают лучше и порядочнее многих, так называемых, приличных людей». По моему мнению, совершенно правильное утверждение – случаев хорошего человеческого поведения со стороны проституток мне известно немало. Приведу пример.

Как я уже упоминал с началом натовских бомбардировок мы стали активно ездить на временные посты наблюдения. Один из таких постов был установлен на границе между Боснией и Сербией, которая в этом месте проходила по реке Дрина. Там соответственно был мост и сербский таможенный пункт, возле него наш БТР и стоял. Днём и ночью мы наблюдали за обстановкой – днём за митингами, а ночью за работой сербских зенитчиков. Именно на этом посту демонстранты дали мне карикатурную листовку с изображением сбитого американского самолёта «Стелс». В пределах прямой видимости от поста находился ресторан на втором этаже которого располагался «стрипок». Парни которых мы сменили на этом посту поведали, что девочки там нормальные и в один из дней у нас вызрел план туда наведаться. Один из нас сходил на разведку и вернулся оттуда с пакетом ресторанной еды за которой он якобы и ходил (мясца нам видите ли захотелось), литровой бутылкой ракии «Рубин», и известием что у девочек сегодня выходной. Известие нас огорчило и мы решили отложить дело до другого раза, а пока заняться ракией и мясом. И то и другое было пущено в дело и вскоре нас немного «развезло» и разговор о необходимости сегодня потрахаться возобновился. Скоро гонец под каким-то предлогом снова направился в «стрипок» и вернувшись «притаранил» радостную весть: можно вызвать девочку из другого «стрипка». Старшим нашего поста был старший прапорщик М., усатый великовозрастный гном и именно от его волеизъявления всё и зависело, поскольку девочка на посту дело незаконное. Боятся ему было абсолютно нечего поскольку и без того не обязательная проверка постов наблюдения сегодня уже прошла – проверяющий приезжал на БТРе разведчиков. Проведя переговоры мы добились разрешения привезти девочку для «романтического» свидания, гном естественно получил приглашение принять в нём участие (за наш счёт) на что ответил согласием. Гонец убыл в «стрипок», откуда его хозяин сделал нужный нам телефонный звонок.

Проблема была в том, что из всех нас деньги были только у моего товарища Лёхи Малого. Лёха согласился одолжить нам нужные для оплаты услуг девочки 200 марок – проститутку мы вызывали на два часа. С Малым на счёт денег договаривался я, все в его присутствии подтвердили своё согласие вернуть ему деньги в равных долях по прибытии в базовый лагерь. Мы стали ждать, я от нетерпения допил ракию. Прапор не знал, что у нас было спиртное, мы это не афишировали, но видимо по нашему виду догадался, что мы что-то употребили.

Через час ко мне и Малому стоящему возле дороги неподалёку от БТРа подкатил тонированный чёрный «Мерседес» сто сороковой серии в те годы не зависимо от объёма двигателя всеми называемый «шестисотый». Он подъехал вплотную к нам своей правой стороной, плавно и шустро опустилось стекло передней пассажирской двери. В машине рядом с водителем сидела симпатичная молодая женщина, брюнетка, я нагнулся к двери и на меня волной накатился плотный, но при этом не резкий аромат духов. Это было очень приятно. Женщина сказала: «Привет парни, это вы девочку вызывали?» Мы ответили утвердительно. – «А сколько вас?» – Мы махнули в сторону БТРа. – «На сколько?» – «На два часа» – «Ладно, скоро будет. Только вы это, парни, не обижайте её, хорошо?» – «Хорошо!».

Скоро девочка приехала, мы расплатились с тем, кто её привёз и он убыл в обратном направлении. Девочка была не красавица и не дурнушка, в общем симпатичная, возрастом, на вид, не много старше нас, года двадцать три. Я взял её на руки чтобы запечатлеть на фото как чудесно мы несём службу. Её внимание привлёк БТР и своё любопытство она констатировала словами о том, что в каких только машинах она не трахалась но вот в такой ещё не приходилось. «Ну вот и попробуешь – экзотика!» – радостно ответили мы.

Попробовать не пришлось – гном взбесился. Он начал орать какую-то ахинею, смысл которой сводился к тому что «как это мы посмели ему, великовозрастному человеку, предложить проститутку!». Как будто полтора часа назад его кто-то за язык тянул соглашаться. Но и того мало, он потребовал чтобы мы немедленно её выгнали. До нас дошло что «обрубок» не шутит и дело плохо. Девочка с интересом наблюдала за происходящим, а прапор никак не унимался. Был бы он нашего возраста то за свой подлый поступок он наверное получил бы по роже, но его возраст останавливал нас (меня во всяком случае).

Дальше – больше! Двое парней стали прямо при Малом везти диалог по поводу денег, которые были у него заняты. Суть этого мышиного диалога, который порядочному человеку противно даже было слушать, заключалась в том, что раз ничего не получилось с девочкой то «надо чё-то решать с деньгами». Малой, видимо не веря своим ушам смотрел на происходящее, уже понимая для чего ведётся этот гнилой разговор. Я тоже понял и поскольку именно я, образно выражаясь, вёл переговоры с ним на счёт одалживания денег мой разум переполнился возмущением. В молодости я зачастую бывал несдержан, что время от времени приносило мне проблемы, в данном случае сдержать эмоции я естественно не смог. Употребление алкоголя также повлияло на моё поведение. Матерясь, я громко высказался о абсолютно не достойном мужчины поведении этих товарищей, сказав, что в отличие от них я поступлю так, как положено мужчине и отдам Малому все деньги сам.

Проститутка наблюдала за происходящим, возможно ей была даже интересна вся эта клоунада. Прапор продолжал раскрывать свою пасть, которая явно просила кирпича. Его действия девочка тихо прокомментировала следующими словами: «Уверенный в себе мужчина себя так не ведёт». Возможно у него действительно были проблемы с потенцией, но скорее всего у него были проблемы с головой, что в дальнейшем неоднократно подтверждалось его действиями. Мне было велено отправить девочку для чего мы отошли к кафе где был телефон. Я не скрывал своего огорчения тем фактом что «секас не задался». Даже просто в руках я не держал женщину уже очень давно. Девочка улыбнувшись сказала что-то вроде: «Хотя бы посмотри какая я!» и ловким движением на секунду подняла короткое платье продемонстрировав мне белые кружевные трусики. Увиденное снова вызвало у меня бурю эмоций. Чувство сексуальной неудовлетворённости, чувство обиды вызванное подлостью прапора были усилены алкоголем и полностью захватили меня. Несколькими словами я высказал переполняющие меня эмоции и выругавшись поплёлся обратно к БТРу. Даже если бы я ушёл молча, то по выражению моего лица можно было бы понять как погано у меня на душе.

Девочка окликнула меня спросив моё имя. Я ответил. Она тоже представилась – Оксана. Больше я её не видел никогда. А она искала меня. Об этом, примерно две недели спустя мне рассказали парни сменившие нас на том выездном посту. Схожих со мной по имени и внешнему виду людей в тот злополучный день среди нас не было, пацаны кажется даже шутили на счёт однозначности в описании меня. Парни о её визите говорили с каким-то странным, едва уловимым пониманием и сочувствием. Если я не ошибаюсь, первый раз она приезжала одна, но не найдя меня попросила передать, что ждёт меня и деньги ей не нужны. Второй раз приезжали её подружки и снова не обнаружив меня среди тех, кто был на выездном посту, настойчиво просили передать мне, что Оксана очень хочет меня видеть, что деньги не нужны, что бы я приезжал к ним – точно не пожалею. Я не знаю чем понравился ей, самым глупым было бы предположить что её заинтересовали мои скромные финансовые ресурсы. Может быть, я понравился ей тем, что не был мелочным и жадным, а может откровенностью в высказывании своих эмоций. Этого я не знаю, зато уверен в другом. В свои двадцать лет я не был избалован женским вниманием и если бы молодая, симпатичная, опытная и раскованная женщина захотела сделать так, что бы мне было очень хорошо с ней, то у неё бы это получилось. Возможно в этом ей помогли бы и её подружки. В любом случае это запомнилось бы мне на всю оставшуюся жизнь – в этом я уверен. Но уехать из расположения роты я уже не мог, встретится нам, как говорят в армии, было «не судьба»…

Эта, в общем-то печальная история имела маленькое комичное продолжение. Оставив девочку у кафе дожидаться машины я пошёл в БТР спать и залезая в него задел ногой короб с пулемётной лентой. Короб по чему-то был не опечатан и лента с грохотом полетела на пол. Звук характерный и если его услышать хоть однажды то в дальнейшем уже ни с чем не спутаешь. Я и так был «на нервах», а тут ещё эта лента! Громко матерясь я стал складывать её обратно в короб. Прапор, услышав звуки доносившиеся из БТРа, видимо решил что я заряжаю оружие и собираюсь пострелять по нему, чтобы поквитаться с ним за его подлянку. Я сложил ленту и лёг спать, но не успев даже задремать был растормошён парнем пришедшим взять по приказу гнома мой автомат. Я спокойно отдал.

Утром прапор стал уверять меня, что я собирался продать своё оружие. По-видимому, он думал что я был настолько пьян что ничего не помнил. Мне было смешно и противно наблюдать его кривляния. Он, как и предыдущим вечером никак не унимался и в итоге оружие я получил обратно только когда мы сменились. Глядя на него трудно не согласиться с утверждением ряда психологов о том, что вовсе неспроста все самые злые диктаторы прошлых лет были низкорослыми. Да и в сказках гномов всегда изображают злыми, ну на крайний случай вредными. Происшествие на выездном посту никаких видимых последствий не имело, формально на посту вообще ничего не случилось. Старшему поста можно было докладывать об успешном выполнении поставленной задачи после чего спокойно идти отдыхать.

Однако, усатый гном решил поступить по-иному. Как я уже сказал, он по видимому имел проблемы с головой и потому не придумал ничего лучше чем доложить ротному о том, что на посту «не всё было хорошо». Ротный знал об отсутствии у меня желания служить в Югославии ещё полгода (как я уже упоминал служба в «Юге» считалась привлекательной по финансовым соображениям), поэтому мне ничего не сделал. Малой ни в чём не участвовал, двое других парней уже пробыли в Боснии почти по году и по этому остаться ещё «послужить делу мира» шансов имели мало. К тому же я сразу понял, что ротный не будет докладывать «на верх» и поэтому смело взял вину на себя, тем более что я и вёл себя наиболее шумно из всей нашей компании. Сделать это я решил для того, чтобы Малому случайно не перепало – он был хороший парень, таковым и оставался в дальнейшем. Спустя много месяцев Лёха Малой возвращаясь из Косово проездом заезжал ко мне. Он привез мне кучу разных интересных новостей и фонарик «Маг лайт», этих американских фонарей у меня было много, но лишь Лёхин подарок до сих пор служит мне во время рыбалок, походов и тому подобных мероприятий.

Командир роты капитан З. своим интеллектом превосходил прапорщика в несколько раз и поэтому быстро сообразив, что случившееся на посту не только не причинило никому вреда, но и вообще осталось незамеченным никуда докладывать не стал. Зато «вломил люлей» усатому гному за то, что тот не может организовывать службу и управлять находящимися под его командованием людьми. Получилось, что прапор «настучал» сам на себя. Ну не идиот ли?!

Ну или такой случай. Мой друг по долгу службы исколесил всю Россию часто бывая в командировках в разных городах нашей необъятной Родины. Иногда, когда ему было скучно и хотелось женского внимания он вызывал к себе в гостиничный номер проститутку из числа тех, что работают в отелях. Мой друг парень небедный, да и отели всё равно оплачивал работодатель поэтому в выборе апартаментов можно было не мелочиться, жил он обычно в хороших условиях. В хороших гостиницах хорошие девочки – красивые и умелые. Не помню в каком конкретно городе он тогда находился, точно не в Москве. Придя вечером после рабочего мероприятия он, решив приятно провести ночь вызвал к себе проститутку. Девочка оказалась что надо – высший сорт. Работа моего друга предполагает немалые физические нагрузки да и постоянные разъезды сами по себе утомляют, поэтому разочек оприходовав свою ночную гостью парниша понял что хочет только одного – спать. Он сказал об этом девочке и предложил ей покинуть номер. На оплату её услуг это не влияло, деньги уже были заплачены и назад их естественно никто не требовал. Девочка могла просто уйти, но она поступила по-другому. Она сказала: «Раз я взяла деньги то и отработаю их так как положено! Ты не пожалеешь». Её слова не разошлись с делом – утром мой друг чувствовал себя «выжатым лимоном», но зато был очень доволен жизнью, правильнее даже сказать счастлив. Если бы каждый человек был столь ответственен в исполнении своих профессиональных обязанностей как эта девочка, то человечество жило бы раз в десять благополучнее чем оно живёт сейчас. Я уверен, что большинство так называемых «приличных людей» вряд ли исполняют свои обязанности так достойно.

Бывает конечно же и по-другому – проститутки ведут себя уж слишком формально. В связи с этим не могу не рассказать один комичный случай произошедший лично со мной. Дело было в Рязани, в период сборов во вторую мою поездку в Боснию. Пошли мы с парнями в сауну, улетать нам было уже со дня на день, вот мы и решили погулять напоследок. С саунами были проблемы поскольку нас контрактников-десантников уезжающих в Югославию в сауны старались не пускать так как посещение нами этих заведений очень часто заканчивалось массовыми драками и погромами. Мы были сильны, нас было много, после Чечни и других «горячих точек» жёстким насилием и кровью нас было не удивить и при этом в основном все мы были неместные (кое-кто действовал по древнему принципу «после нас хоть потоп»). Проблему для владельцев саун представляли и деньги, которые у одних из нас водились в изобилии, а у других могли кончиться в разгар «отдыха». Пьянки, без которых посещение саун не обходилось постоянно приводили к разнообразным выяснениям отношений и дебошам. Явление это было настолько распространено в Рязани в те годы, что нам реально трудно было найти сауну где удалось бы повеселиться. Банщики, как только понимали, что мы именно те люди, что приносят им столько проблем сразу же заявляли: «Мест нет!». Хозяева саун откровенно боялись нас.

Мы сауну всё же нашли, причём хорошую и туда-то и вызвали проституток. Опять же пришлось повозиться – в сауну многие из них по какой-то причине ехать упорно не хотели. Под конец их визита, когда оплаченное время услуг подходило к концу, я развлекался с одной из них. Стоя на четвереньках и фальшиво охая эта дура время от времени отрывала от поверхности одну руку чтобы взглянуть на свои наручные часы – не истекло ли время? По началу эти её движения меня веселили, но поскольку мне хотелось получать удовольствие, а не смеяться, то скоро на смену весёлости и сексуального возбуждения стало понемногу приходить раздражение. Я человек не слабонервный, но меня просто морально убило, когда в очередной раз посмотрев на часы она фальшиво-сладострастным голосом, не прекращая охать сказала: «Время – ах! – уже вышло – ох! Дорогой – ах! – я хочу чтобы ты кончил – ох!» Её бессовестный формализм и нелепость ситуации настолько вывели меня из себя, что вместо того чтобы продолжить своё дело я еле удержался от того чтобы не дать ей хорошего пинка. Пинка под зад я ей так и не дал, но и желание продолжать трахать её пропало совсем. Тогда я сильно разозлился, зато потом, вспоминая эту ситуацию, много раз смеялся. И так бывает!

Напоследок приведу ещё один пример хорошего человеческого отношения и понимания со стороны проституток. Перед отправкой в Дагестан, на который напали банды Басаева и Хаттаба несколько наших парней получили вечер свободного времени. Вещи были собраны, с родными «подосвиданькались» заняться было нечем, а впереди Чечня, возможно надолго. Война для нормального мужчины дело интересное, но там не будет ни комфорта, ни ласки. Парни решили в последний мирный вечер решили расслабиться – баня и девочки. Дело было в Москве и хотя ребята располагали определёнными деньгами, их финансовые возможности были ограничены, поэтому договорившись с каким-то своим знакомым о сауне они поехали купить выпить-покушать и если получится найти себе подружек на вечер. По пути им встретилась «точка» где стояли девочки работающие без конкретного покровителя. Девочки были «что надо», не из затасканных дешёвок. Наши парни подъехали к ним и объяснили ситуацию: так и так, завтра улетаем воевать в Дагестан, денег вам не заплатим, но сауна и хороший стол будет, обижать вас не станем. Тогда события в Дагестане широко освещались в СМИ и о том, что там происходило знал наверное каждый человек на просторах бывшего СССР.

Девочки немного подумали и согласились поехать без денег. Наши парни очень хорошо провели время в преддверии месяцев полного отсутствия женской ласки и всевозможных трудностей и жестокости. Если я ничего не путаю, то для одного из них та ночь женского внимания стала последней ночью проведённой с женщиной в его жизни. Я уверен, что в подобной ситуации 95% свободных «приличных» женщин скорее всего ответили бы парням отказом. Некоторые по причине страха, но большинство из высокомерия и тупого эгоистичного бездушия. А проститутки не только приласкали ребят в самом лучшем виде, но и потратив на них ночь выкинули из своего кармана долларов по сто каждая. А кто из «приличных людей» хотя бы потрудился дойти до магазина, а за тем до почты, чтобы послать солдату банку обычного растворимого кофе да пару тёплых носков? Чё-то я мало про таких слышал, а ведь солдат тратил своё время и рисковал жизнью защищая всех граждан страны без исключения, даже тех, кто глумливо (и тупо) орал, что ему «по хер война, Чечня и сама Россия». Вот так, а то «гражданское общество», «приличные люди»… Вывод понятен, можно не озвучивать.

Относительно продажности проституток могу сказать вот ещё что: процентов девяносто «приличных» девушек и женщин видя интерес к себе со стороны мужчины хотят получать (некоторые даже требуют) цветы, подарки, оплату счетов в кафе и ресторанах, оплату походов в кино и такси. Всё вышеперечисленное стоит денег, в некоторых случаях денег немалых. То есть, говоря прямо, такие женщины требуют чтобы мужчина для установления или поддержания отношений с ними тратил на них деньги. Отношения между мужчинами и женщинами явление взаимовыгодное и в принципе финансовый вопрос связан с этими отношениями косвенно, но тем не менее «приличные» женщины требуют чтобы мужчины тратили на них свои средства. Если на это смотреть строго, то на практике получается та же продажность только скрытая и изощрённая, а следовательно более подлая. Вывод феноменален и прост: проститутки ведут себя честнее и порядочнее нежели чем «приличные» дамы. Что касается моего отношения к вопросу о том должен или нет тратить мужчина деньги на своих подруг, подружек и просто спутниц то моё отношение основано на здравом смысле. Я считаю, что правильный мужчина должен тратить свои средства на находящихся рядом с ним женщин поскольку такое положение дел установлено природой. Трата средств должна осуществляться естественно в разумных пределах основанных на реалиях конкретной жизненной ситуации. Обеспечение самцами доступа самок к необходимым для жизни ресурсам повсеместно встречается в природе и следовательно такой процесс является естественным и единственно верным. Конечно же самцы заботятся в первую очередь о своём возможном потомстве, а не о самих взаимоотношениях с самкой, но порядок есть порядок. Щедрость мужчины является показателем здоровой жизненной силы, а жадность наоборот, показатель его ущербности. При этом в природе трата ресурсов осуществляется самцом в первую очередь для самки с которой уже установлены отношения, а вовсе не для установления этих отношений. Человеческое общество более сложно в вопросах взаимоотношений, но тем не менее оно должно ориентироваться на идеальный, святой порядок имеющийся в природе. Природные принципы должны быть непоколебимым ориентиром, но в реальности современное общество далеко от жизни в гармонии с природой. Плохое общество.

Ко всему вышесказанному добавлю ещё два момента. Первое: то, что мужчина тратит на женщину деньги ни в коем случае не означает что он покупает её как вещ, и забывать об этом мужчине не стоит никогда. Второе: если мужчина тратит на женщину свои средства и женщина принимает эти его ухаживания то следом за принятием ухаживаний она должна отвечать взаимностью, и мужчина имеет полное право требовать у женщины конкретности в этом вопросе. Это правильный порядок, но в действительности зачастую всё бывает по иному. Меня до сих пор искренне удивляет тот факт, что многие женщины щедрость и хорошее отношение к себе со стороны мужчины воспринимают как заискивание внимания. Доброе отношение они воспринимают как проявление слабости. Дуры.

Я неоднократно проводил своеобразные психологические эксперименты на эту тему и результат почти всегда был один и тот же. Смысл эксперимента заключался в следующем: общаясь с той или иной женщиной зачастую имевшей в прошлом отношения с жестокими и циничными мужиками я старался сделать для неё что-либо приятное, от честных красивых слов и поступков до подарков-сюрпризов и совместных весёлых развлечений. Иногда я точно знал, а иногда только догадывался о том, что моя спутница не жалела своего внимания, тела и ласки на бывших у неё в прошлом мужчин которые ничем кроме грубости и цинизма её не одаривали. Результат моих экспериментов был почти всегда одинаков: в ответ на своё хорошее отношение я получал «полоскание мозгов» и трёп. Причём я точно знал, что если бы на моём месте был бы жестокий человек то ситуация скорее всего развивалась бы по другому. Как я уже и говорил я не обращаюсь с женщинами жестоко, жестокость во взаимоотношениях меня не привлекает. Я повторял этот эксперимент неоднократно, иногда за поведением женщины было наблюдать смешно, иногда противно, иногда оно огорчало, но я так до конца и не понял мотива такого поведения. Единственным подходящим ответом был рабский менталитет этих женщин – они не ценили доброе отношение к себе, зато охотно подчинялись жестокой силе. По моим наблюдениям таких женщин много…впрочем как и мужчин. В начале своей срочной службы я видел много моральных уродов у которых нельзя по-доброму было получить даже обычный почтовый конверт, но при этом они же, для ублажения свирепствующих «дедушек» посреди ночи, в запертой казарме, могли найти пачку недешёвых сигарет. Рабский менталитет. Нелюди.

Среди всего имевшегося у нас оружия наибольший интерес у сербских солдат вызывал подствольный гранатомёт ГП-25. Для несведущих в военном деле людей поясню как выглядит и для чего предназначено это оружие. ГП-25 состоит из короткого нарезного ствола калибра сорок мм, спускового механизма, расположенного с боку прицела и маленькой резиновой ручки. Крепится «подствольник» к автомату Калашникова снизу ствола в районе цевья. Предназначен ГП-25 для поражения открытой и скрытой за препятствиями живой силы. Максимальная дальность стрельбы двести пятьдесят метров, граната ВОГ (так называемый «выстрел») летит по навесной траектории, летит медленно и в полёте её бывает видно. Гранаты бывают двух видов – обычные и подпрыгивающие, оба вида осколочные, то есть противопехотные. Подпрыгивающие ВОГи при ударе об землю выпрыгивают на несколько метров вверх и лишь потом взрываются поражая тех, кто лежит на земле или прячется в окопе. ГП-25 заряжается со ствола и граната не имеет гильзы. Два этих фактора обеспечивают лучшую в мире скорострельность для такого типа оружия.

«Гэпэшка» штука надёжная, полезная и в общем-то незаменимая. У сербов вместо «подствольника» использовались ствольные гранаты, так называемые «тромблоны». На ствол оружия навинчивается специальная насадка на которую в свою очередь надевается ствольная граната (отсюда и название) после чего при помощи холостого патрона производится её запуск. Граната тяжёлая и поэтому механизмы оружия подвергаются большим нагрузкам вследствие чего оружие быстро изнашивается. Выстрел «тромблоном» сопровождается сильнейшей отдачей. Если вместо холостого патрона по ошибке выстрелить боевым то у стрелка и окружающих будут «проблемы». В условиях современного высокоманевренного боя такой вариант вполне возможен. Дальность стрельбы примерно такая же как и у ГП-25. Сербские ствольные гранаты были осколочные и кумулятивные, то есть предназначенные для поражения бронеобъектов.

«Тромблоны» неудобны, громоздки и опасны в применении и поэтому не могут даже близко сравнится по своей эффективности с «гэпэшкой». Во время второй своей поездки в Боснию мне удалось пострелять на стрельбище сербскими ствольными гранатами, тогда для запуска гранат использовался сербский аналог советского карабина СКС. Я стрелял стоя, от бедра, для удобства и прочности удержания карабина оружейный ремень я намотал на руку. После второго выстрела ремень оторвало от крепления – отдача при выстреле была огромной. Лишь спустя несколько лет я узнал, что стрельба ствольными гранатами производится с упором приклада оружия в землю…

Помимо розданного нам склада продуктов сербы оставили ещё и свой вещевой склад. Склад этот был частично разрушен натовской ракетой, но несмотря на разрушения своё содержимое сохранил в целостности. Сербы конечно забрали оттуда наиболее полезные вещи, но тем не менее недра склада были заполнены всевозможным нужным и ненужным солдатским имуществом. Склад этот располагался в непосредственной близости от поста на котором стоял наш БТР и поэтому я был в числе первых кто его обнаружил. На складе были ремни, ботинки, военная форма (по-сербски «униформа»), нательное бельё, полотенца, комбинированные котелки, плащ-палатки и прочее военное имущество и снаряжение. Имущество частично было новое, а частично бывшее в употреблении. К моему сожалению все ботинки и кожаные ремни были б.у. Осмотрев склад я выбрал себе пару почти новых ремней, а также и небольшой тёмно-зелёный брезентовый армейский ранец и удалился восвояси. Мне давно хотелось заполучить сербскую форму, она была качественная, добротная и красивая, но полных её комплектов на складе не оказалось. Кителей было много, а вот штанов не было вовсе. Ещё находясь в Боснии я хотел купить себе комплект такой формы – мне очень понравился тип камуфляжной расцветки. Расцветка состояла из пяти цветов и была стойкой к застирыванию. Отсутствие интересующей меня военной формы среди всей груды армейского барахла меня огорчило.

Кроме вышеупомянутых ремней брать что-либо я не решился – мне было стыдно без необходимости присваивать себе сербское имущество, пусть даже и оставленное. Сейчас я понимаю, что мыслить подобным образом было глупо, но тогда я рассуждал именно так. Поскольку имущество было брошено, то воспользоваться им было вполне допустимо и поэтому нужно было тогда сразу набрать всего, что может пригодиться в дальнейшем, причём набрать впрок и с запасом. Не смотря на тогдашние свои размышления я приходил на этот склад ещё не один раз, каждый раз когда я приходил туда содержимое склада заметно убывало. Многие наши парни, в отличие от меня, не церемонились и через несколько дней на складе не осталось ничего ценного.

Особой популярностью пользовались сербские камуфлированные чехлы на каску. У нас сроду фабричных чехлов не водилось и поэтому мы изготавливали их из капюшонов от бушлатов. Если не удавалось раздобыть старый бушлат, то приходилось просто обшивать каску куском камуфлированной ткани. Края каски достаточно острые и поэтому самодельные чехлы быстро разрывались. Приходилось делать их заново. Сербские фабричные чехлы совсем другое дело – даже спустя два года после косовских событий я видел их на касках наших солдат в Боснии. Сербский пятицветный камуфляж сильно отличается от трёхцветного российского и поэтому сербский чехол на каске делал наших солдат похожими на сербов, а это было небезопасно. Напяливать сербские чехлы было не лучшим решением, но к счастью всё обошлось без эксцессов.

Всё, что мы не забрали со склада несколько позже утащили оттуда албанцы.

Мне пришлось наведаться на склад снова в тот же день. Причина заключалась в том, что уезжая из Боснии я в спешке позабыл взять с собой сменные носки. Вонять как свинья и тем более портить себе ноги я не собирался поэтому и отправился на склад, на котором хотя и не было носков, зато было много нетельного белья из которого я изготовил отличные портянки. Я брал нательную рубаху и отрезав всё ненужное делал портянку подходящего размера. Из одной рубахи получалась одна портянка. Замена носков портянками не составляла для меня проблему – спартанские условия российской армии являлись наилучшей подготовкой к любым военным трудностям. Рубах я взял сразу целую кучу и потому вплоть до того момента когда мне удалось разжиться носками я выбрасывал поношенные и делал новые портянки. Толстый тоже наведался на склад, но я сейчас уже не помню что именно он принёс оттуда.

Весь второй день вокруг нас постоянно происходил круговорот событий – двигались мы, двигались сербы, двигались англичане. Только албанцы пока особо не обозначали свои действия – ясное дело, ждали неминуемого ухода сербских военных сил. Англичане более не предпринимали активных попыток прорваться на аэродром, вместо этого их командиры вели переговоры с нашим командованием. Хотя конечно наши и английские командиры обсуждали между собой различные вопросы было понятно, что любое важное решение обсуждалось и принималось за много сотен километров от Приштины. Ситуация, развитие которой в первые часы полностью зависело от нас теперь развивалась по сценарию нам подконтрольному лишь от части – за дело взялись политики. Это было ясно и нам и, как я понимаю, и английским солдатам.

Мне было интересно посмотреть на англичан поближе и при случае я подошёл к ним с формальным поводом раздобыть сахар для своего кофе. Я на ломаном английском (больше даже при помощи жестов) объяснил, что мне от них нужно, а нужно мне было купить пакетик сахара. Именно купить, поскольку попрошайкой я быть не собирался. Для этой цели я даже заранее подготовил мелкую купюру, кажется один доллар. Английские десантники к которым я обратился быстро поняли чего я от них хочу и через минуту-другую один из них принёс мне пакет сахара, предложенные взамен деньги он не взял, улыбнувшись и пробормотав что-то для меня непонятное. Я не вызвал у англичан большого интереса, да и вообще ко мне они отнеслись очень спокойно, можно даже сказать обыденно. От вчерашней напряжённости не осталось и следа. В тот момент я чётко понял, что мы воевать между собой не будем.

За те пару минут пока я объяснялся и ждал сахар мне удалось хорошо рассмотреть вблизи наших коллег-конкурентов. Ребята крепкие, возрастом немного старше нас, хорошо экипированные, вооружены примерно так же как мы (оружие конечно же другое, английского производства, но тип вооружения одинаков). Внешний вид и манера поведения существенно отличались от всего того, что я наблюдал у американских военнослужащих. Американцы зачастую производили впечатление людей закомплексованных и каких-то напуганных. Англичане неосознанно ассоциировались с чем-то опасным и даже хищным. Примечательно, что англичане не носили касок, их головы украшал тёмно-красный берет – символ их воздушно-десантных войск.

Василий Филиппович Маргелов, создатель современных ВДВ СССР-России установив в качестве головного убора десантника голубой берет, цвет берета соответствовал цвету неба. Логика в выборе цвета головного убора очевидна. Удивительно, но во всех других, кроме советской, а в дальнейшем и российской, армиях цвет берета десантника голубым не был. Английская армия в этом смысле исключением не была – английские «десанты» носили береты красного цвета. Также как и американские. Также как и сербские. В дальнейшем многие наши парни проявляли умеренный интерес к англичанам, но брататься и особо любезничать с ними никто не лез. Инглезы отвечали взаимным умеренным интересом. Мы видели друг в друге людей аналогичной профессии и схожего образа жизни, ни больше, ни меньше. Особо делить нам было нечего, что касается политики, то она от нас зависела уже мало.

Сербы взрывали свои склады боеприпасов. В течении трёх первых дней нашего пребывания в Косово время от времени на прилегающих к территории аэродрома пологих слонах гор грохотали мощные взрывы. Примечательно, что никаких особо крупных построек в тех местах где сербы что-либо подрывали не было – склады были оборудованы под землёй. Подрывы складов в непосредственной близости от аэродрома имели для нас своеобразные последствия. Репортёры, которые присутствовали в Косово всё время, сообщили в выпусках новостей о том, что российские силы подверглись миномётному обстрелу. Естественно такие новости не обрадовали наших близких в России (тех, кому было известно о нашем местонахождении). Репортёров не волновала достоверность информации и естественно не волновали переживания наших близких им была нужна маленькая сенсация. Ну как же, посмотрите, ситуация в Косово накаляется! Ой как интересно! Свободолюбивым журналистам всё одно – хоть свадьба, хоть похороны, лишь бы сенсация. Весть о том, что несколько российских каналов показали репортажи о миномётном обстреле наших позиций быстро разнеслась среди нас. Мы ругали не в меру ретивых «журналюг» и смеялись над их некомпетентностью.

Второй день нашего пребывания подошёл к концу, начинало темнеть. Нашу с Толстым машину, а так же ещё штук пять БТРов поставили в охранение вдоль одного из зданий аэродрома. С противоположной от здания стороны было поле дальний конец которого упирался в пригород Приштины. В находящемся неподалёку от нас здании, ранее бывшим сербской казармой, располагался штаб и именно этим объяснялась концентрация бронетехники в непосредственной от него близости. Мы выполняли функцию не столько охраны, сколько функцию находящегося под рукой резерва, а так же, если возникнет необходимость, то и функцию средств эвакуации.

Приготовления к предстоящей ночи велись очень серьёзные, видимо командование получило информацию о готовящемся нападении на нас. Снайпера заняли позиции на крыше здания аэропорта и вели оттуда наблюдение во всех направлениях. Уточнялись задачи каждого поста, сами посты перемещались на наиболее выгодные позиции. Было понятно – что-то назревает. Начало по настоящему смеркаться. Мы с Серёгой находились внутри машины и обсуждали вероятные перспективы предстоящей ночи когда случилось происшествие, истинная суть которого так и осталась навсегда для меня загадкой. С учётом того, что в Косово в те дни развивались события мирового масштаба это загадочное происшествие представляется мне весьма значимым.

Наш БТР стоял примерно в середине выстроившихся на небольшом удалении друг за другом БТРов. Не смотря на то, что мы с Толстым находились внутри машины нам было хорошо слышно всё, что происходило рядом с нами поскольку несколько люков были приоткрыты. Я слышал, что возле первого БТРа разговаривали люди, причём разговор становился всё более громким и отчётливым. Судя по всему несколько человек спорили, или по меньшей мере выясняли друг с другом что-то проблемное. Голоса становились всё громче и громче, однако я никак не мог разобрать о чём именно ведётся спор. Разговаривали три-четыре человека. Наибольший интерес у меня вызвало то, что один из участников диалога в разговоре постоянно путал сербские, русские и английские слова – как будто старался говорить на трёх языках одновременно. Это было по меньшей мере странно. Все остальные говорили в основном по-русски, вставляя иногда сербские слова. По голосу я не мог опознать ни одного из участников разговора – как выяснилось позже все они были мне незнакомы.

Возле первого БТРа явно происходило что-то проблемное и по моему разумению нужно было выяснить что же именно там происходит. Не смотря на возражения Серёги я вылез из-под брони и не расставаясь с оружием пошёл узнать, что же происходит. Когда я приблизился к первому БТРу оказалось что я не одинок в своей заинтересованности – возле бронемашины собралось уже человек десять. Десяток человек образовали круг в центре которого стоял «виновник торжества» – неизвестный мужчина среднего возраста, который и высказывал свои мысли на трёх языках одновременно. Вернее сказать на смеси трёх языков. Мы смотрели то на мужика, то на находящееся поблизости поле, откуда и появился этот ночной гость. Мужик был нам интересен, скрытое ночной темнотой поле было для нас опасно. Несколько наших, видимо те, кто разговаривал с мужиком с самого начала, продолжали вести диалог с ним. Я не мог понять чего именно он хочет, но разговор был про какой-то автомобиль. Причём, что очень сильно удивило меня, мужик, как мы в те минуты предполагали серб, машину называл именно словом «машина», а не «ауто» как её всегда называют все без исключения сербы.

Я сейчас уже не помню, был ли он одет в «униформу» либо он был в гражданской одежде, но внешность его была неприметной. Был ли мужик абсолютно трезв или слегка пьян сказать не берусь, однако визуально он хотя и был немного эмоционально возбуждён, но при этом совершенно адекватен. Прибежавший со стороны штаба боец передал приказ оперативного дежурного выдворить мужика. Мужика отпустили (в прямом смысле слова его и так никто не держал) и он скрылся в ночной темноте. Удалился восвояси мужичёк хотя и без суеты, но довольно проворно, второе предложение ему явно было не нужно. Примерно через минуту после того как мужик растворился в ночи по радио поступило приказание оперативного дежурного – неизвестного задержать и доставить к нему. Это было очень мудрое, а главное очень своевременное решение. Видимо кто-то из командиров осознал, что ночной гость личность по меньшей мере странная, а следовательно потенциально опасная. Если он явился к нам в ночное время в условиях вооружённого конфликта то это тоже было явно неспроста. Задержать его до утра, когда будет возможность связаться с сербами не составляло труда, да и просто допросить его лишним бы не было. «Стой! Стой!» – заорало несколько наших бойцов и ринулось вслед за мужиком. Но тот как в воду канул.

Наши естественно далеко не пошли – идти в полной темноте на встречу неизвестно чему было абсурдно. Спустя небольшой период времени, не более нескольких минут, после того как незнакомец удалился в ночное поле там завёлся двигатель легковой машины. Звук ровно работающего двигателя постепенно затих вдали. Света фар видно не было. Дураку понятно – для того, чтобы двигаться ночью без света необходим прибор ночного видения – бинокль или прицел. Приказав отпустить незнакомца оперативный дежурный принял, мягко говоря, неверное решение. Мы глупо упустили возможного врага. Парни ругались: «Ну дежурный и долбоёб! Это ж надо таким тупорылым быть – мудаку понятно, что серб мутный какой-то!».

Всем тем, кто пришёл когда события уже во всю разворачивались было интересно с чего же всё началось. Один из ребят рассказал как было дело. Оказалось что мужика этого никто не задерживал, а он сам, не таясь, приблизился к одному из стоящих на посту БТРов. Бойцы завидев его приближение остановили его, после чего стали выяснять кто он и с какой целью пришёл. Он сказал, что он серб, вроде как военный и пришёл он потому, что ищет каких-то русских военных которым он вчера … продал машину! Само по себе это звучит бредово, но тем не менее незнакомец утверждал именно это. Я сейчас не помню зачем именно ему понадобились русские якобы купивший его машину, но именно на факте покупки машины он акцентировал суть своего визита. Абсурдность этого утверждения была для всех нас очевидна. Мы некоторое время обсуждали происшествие выдвигая различные версии относительно того кем же был на самом деле этот человек и для чего он приходил к нам.

Однако, сколько бы мы не размышляли и спорили, истина, благодаря тупости оперативного дежурного, для нас всё равно осталась недоступной. Лично моё мнение таково: этот человек был чьим-то разведчиком и цель его визита заключалась в том, чтобы проверить как у нас организована служба, насколько мы бдительны, да вообще как себя поведём в этой ситуации. Говоря другими словами нас кто-то прощупывал. Не знаю какие выводы из наших действий сделал разведчик и те кто его послал, но поскольку из-за его визита никаких вредных для нас последствий не наступило можно предположить что мы произвели должное впечатление. Любопытно отметить, что покупать машины у сербов было свойственно нашим солдатам и офицерам в Боснии и Герцеговине, откуда мы и прибыли накануне. Косовские сербы вряд ли об этом знали, следовательно, для того чтобы придумать экспромтом легенду о покупке машины мужику надо было знать об этой особенности нашей боснийской жизни. То есть быть достаточно хорошо осведомлённым о нас.

Английских сил в округе было уже много, сербы тоже ещё не ушли и поэтому чтобы безопасно проехать на машине к аэродрому нужно было по меньшей мере знать места расположения постов, а так же и местность. В идеале нужно было ехать как раз от одного из постов, сербского или английского. Либо наоборот, успешно миновать эти посты – албанцы наверняка также хорошо знали их расположение. Возможно он был англичанином (в его речи проскакивали английские слова), возможно ещё кем-то, но я уверен, что он точно был не серб. Основу моей уверенности составляет нетипичная для сербов манера разговора незнакомца – сербов к тому времени я повидал немало. Наиболее характерным было то, что автомобиль он называл словом «машина», а не «ауто» как называют его все нормальные сербы. Непосредственно в сербской разговорной речи (во всяком случае в военной среде) под термином «машина» подразумевается пулемёт…

Происшествие укрепило нашу уверенность в том, что ночь будет нескучная. В отличие от первой ночи, когда наш БТР стоял на удалении от других постов в этот раз мы находились среди своих товарищей. Это бодрило наш боевой дух. Одиноко находится в окружении врагов было как-то неуютно, совсем другое дело когда рядом товарищи. К предстоящей ночи мы были готовы. Но вторая ночь не отличалась от первой – не смотря на то, что мы ожидали нападения албанцы по-прежнему нападать не спешили. Все посты фиксировали много передвижений, стрельбу на том, либо ином участке, но ничего более серьёзного не происходило. Когда рассвело я подошёл к зданию аэропорта, возле которого что-то обсуждали сменившиеся с поста (спустившиеся с крыши аэропорта) снайперы. Оказалось, что на протяжении всей ночи, ведя наблюдение за местностью вокруг наших позиций, они наблюдали практически непрерывные перемещения отдельных людей. Слишком близко приближаться к нам эти люди не пытались. Вооружены они были или нет точно было не понятно. Численность их была невелика, но тем не менее всё тёмное время ночи без дела они не сидели и закончили свои непонятные перемещения только с наступлением рассвета. Кем были эти люди осталось невыясненным.

Таким образом наступил новый, третий день нашего пребывания в Косово. День этот был примечателен тем, что он стал последним днём пребывания сербских вооружённых сил в крае. К утру четвёртого дня сербских военных и полицейских подразделений в Косово не осталось. Вернее сказать их не осталось в том районе где находились мы, как обстояло дело в других частях края я не знаю. В первой половине дня мимо аэродрома проследовала среднеразмерная колонна сербской военной техники в которой помимо прочего был как минимум один танк Т-54 (Т-55). Колонна прошла мимо нас на большой скорости, не останавливаясь. Как я понимаю это было подразделение сербской армии прикрывавшее на нашем участке отход основных сил. Кто-то из наших говорил, что эти «войники» остановились на ночь недалеко от Приштины, за границей контролируемой нами территории. Сербы обеспечивали отход своих товарищей до последнего момента работавших на аэродроме, а может они просто отдыхали после дневного марша. Это была последняя виденная мною сербская военная колонна. Сербская армия ушла и население оказалось в руках албанцев. Звездный час оккупантов приближался. Мы тоже остались один на один с окружающими нас противниками и недоброжелателями – сербы ушли и в случае чего рассчитывать нам на чью либо помощь было уже невозможно.

К зданию аэропорта подкатил БТР с номером 342 – машина, пулемётчиком которой был мой друг Серёга С. Я очень обрадовался ему поскольку находясь все последнее время в окружении малознакомых людей мне не с кем было поделиться своими взглядами на происходящее. Серёга тоже был рад встрече и поскольку мы располагали временем то смогли обсудить волнующие нас вопросы. Серёга эту ночь провёл на удалённом от аэродрома посту. Естественно ночь выдалась неспокойная, но главную проблему для моего друга представляли не перемещающиеся где-то неподалёку неизвестные лица, а старший их поста – лейтенант Р. Молодой пухлый увалень лейтенант ночью очень нервничал, видно он думал, что злые албанцы вот-вот подкрадутся и его «немного зарежут». Всю ночь он при малейшем шорохе, реальном или только ему кажущемся, включал прожектор расположенный над командирским прибором наблюдения и яростно рассекал лучом света темноту. Таким образом он пытался высмотреть крадущихся в ночи врагов. Суетное и явно не слишком смелое поведение вызвало у моего друга чувство неуважения к этому клоуну – мой друг Серёга, в отличие от своего командира был парнем смелым. «Фюрер» не давал спать никому из подчинённых, что естественно тоже не было показателем его высоких командирских навыков.

Мы с Толстым в эту ночь поспали часа по три-четыре, больше отдыхать возможности не было, но нам хотя бы никто не трепал нервы. На две следующие недели сон по три часа в сутки станет для нас нормой, но на тот момент мы этого ещё не знали. Мне было проще, я мог немного поспать под башней во время дневных поездок – Толстому необходимо было рулить, а за рулём не поспишь. Каждую ночь мы чередовали кому спать первым, а кому вторым. Тот, кто ложился спать вторым был в более выигрышном положении – с трёх до пяти утра у каждого человека бывает наиболее сонное состояние и поэтому дежурить в это время намного тяжелее. Военные разведчики всего мира знают об этом и поэтому стараются нападать на вражеских часовых именно в эти часы. Сейчас, спустя многие годы после описываемых событий я понимаю, что по уму надо было бы давать водителю больше отдыха, во всяком случае предоставлять лучшие для отдыха часы. Я мог бы доспать днём, а вот у Толстого это бы не получилось, хотя от его способности хорошо везти машину зависела наша общая безопасность. Однако, тут была одна проблема чисто психологического характера: если бы я стал подстраиваться под своего водителя то он бы воспринял моё поведение как однозначное признание его главенства со всеми вытекающими из этого последствиями. Быть «загнанным под лавку» я не хотел поэтому с Серёгой поблажек допускать было нельзя, а нормального разговора он бы не понял. Точнее сказать, скорее всего не понял бы.

Нас вызвали к штабу и вскоре мы поехали осматривать взлетную полосу на предмет её готовности к приёму транспортных самолётов из России. Естественно осматривали ВПП не мы с Толстым, а невесть откуда взявшийся полковник из ВВС, конкретно из ВТА. Он был именно лётным, а не десантным офицером. Ни до нашей поездки, ни после неё его я больше не видел.

Полковник залез внутрь БТРа, что сразу удивило меня – все наши, то есть десантные офицеры всегда ездили на броне. Как я уже говорил нахождение снаружи боевой машины хотя и более опасно с точки зрения уязвимости от вражеских пуль и осколков мин и снарядов, но зато обеспечивает идеальный обзор, да и в случае подрыва на мине даёт больше шансов на выживание. В случае поражение бронетехники кумулятивным снарядом нахождение на броне тоже более безопасно – вся поражающая сила снаряда уходит внутрь, а по поверхности разлетаются лишь немногочисленные его останки типа стабилизационного оперенья или реактивного двигателя. Нахождение под бронёй даёт иллюзию защищённости только абсолютно неопытному в военных делах человеку.

Полковник затащив своё тело внутрь машины опасливо озирался по сторонам. Я видел, что он боится и постарался его успокоить заверив, что в случае опасности мы справимся с угрозой в самом что ни на есть лучшем виде. Короче говоря я стал говорить полковнику, что он находится под надёжной охраной и по этому может быть спокоен. Полковник в ответ забормотал что-то про трёх своих детей, а затем стал рассказывать уже известный мне случай о том, как английский солдат убил стреляющего вверх сербского полицейского. При этом он практически упрашивал меня принять все меры для обеспечения безопасности его полковничьей личности. Он не командовал и не говорил по-простому, как старший по возрасту мужчина говорит с мужчиной младшим, он буквально блеял по-козлиному. Было видно, что он боится встречи с албанцами, боится войны, боится смерти, боится вообще всего. По началу мне было его жалко и я как мог его успокаивал, но когда до меня дошёл смысл всех его блеяний моя душа переполнилась чувством отвращения к этому ублюдку.

Суть его гнусных слов заключалась в том, что я должен был ни с чем не считаясь обеспечить ему безопасность, убить любого кто ему угрожает, рисковать и даже возможно пожертвовать собой ради обеспечения этой самой его безопасности, а он, случись что, мне ничего не приказывал и вообще он «не при делах». То есть он просто собирался мной прикрыться, да ещё при этом не только не помогать мне, но и вообще в случае какого-либо происшествия отказаться от меня. Он собирался спрятаться за спину своего сослуживца (в прямом смысле слова я не был его подчинённым), а потом предать его. К тому же, по возрасту он практически в отцы мне годился да и как старший офицер он должен, хотя бы формально, подавать пример рядовому составу. Ну и мразь! Дерьмо, а не человек. Хотя он и носил погоны старшего офицера он был полным антиподом тому, что должно подразумеваться под термином «офицер».

Для примера порядочного поведения нормального офицера вспомню уже упомянутый мною приказ генерал-майора Рыбкина: «На любую провокацию отвечать огнём!» Рыбкин не боялся взять на себя ответственность сняв её таким образом с нас.

Я противник гомосексуализма в любой его форме, но если бы тогда с этим подлым полковником кто ни будь поступил так же, как в зеки тюрьме поступают с оказавшимися там педофилами и другими негодяями я был бы доволен. Говоря другими словами если бы этого урода прилюдно трахнули бы в зад, да и обоссали в придачу, я бы с удовольствием понаблюдал бы за этим.

В армии, как и везде, хватает разных людей есть и очень порядочные Люди, есть и полное отребье, поэтому сам факт присутствия такой гниды неудивителен. Удивляет другое: как такого труса и подлеца отправили на столь ответственное задание, а именно в Косово? Неужели во всей ВТА не нашлось кого-либо получше?! Он был в армии многие годы и наверняка успел проявить свои негативные и опасные для окружающих качества во всей красе. Трус способен провалить любое задание, подставив таким образом всех заинтересованных в успехе людей. Дело трусов и дураков выполнять мелкую и грязную работу, а вовсе не участвовать в важных мероприятиях. Вершить важные дела удел людей смелых, умных и предприимчивых, одним словом, людей толковых. Каждому своё. Очень нехорошее дело когда испытываешь сильную неприязнь к тому, чью безопасность должен обеспечить.

Мы поехали осматривать ВПП и хотя я знал, что встреча с албанскими боевиками маловероятна, мне очень хотелось чтобы она произошла. Поле окружающее ВПП представляло из себя открытую местность, устроить там засаду было практически невозможно поэтому мы могли в любом случае показать себя достойно, а мои пулемёты нашли бы наконец-то свою первую жертву. Я представлял как бы трусливый полковник трясся и ныл когда вокруг засвистели бы пули. Мне очень хотелось посмотреть на него в боевой обстановке, поглумится над его трусостью, но к моему великому сожалению ничего опасного для нас не произошло. Даже ставшая уже обыденным явлением стрельба, которую вели непонятно кто и по кому, в непосредственной от нас близости не было слышно. Несколько часов мы ездили по окрестностям аэродрома останавливаясь в местах которые нашему подопечному казались заслуживающими внимания. Он осматривал взлётную полосу и прилегающую к ней местность видимо изучая возможность использовать её для посадки наших военно-транспортных самолётов. Военно-транспортная авиация России тех лет использовала в большинстве случаев самолёты ИЛ-76 различных модификаций. ИЛ-76 самолёт неприхотливый, лётчики его хвалят, а взлётная полоса стараниями английских военных лётчиков практически не пострадала поэтому полковнику особо утруждать себя не пришлось. На обратном пути он молчал и вообще делал вид, что никого вокруг не замечает. Когда мы вернулись к штабу и он покинул наш БТР мне стало легче на душе, как будто мы избавились от чего-то грязного. Больше этого «офицера» я не видел.

По-моему, хотя я могу и ошибаться, именно на третий день мы нашли первый проводной телефон имеющий выход на международную связь. В 1999 году сотовые мобильные телефоны только начали получать повсеместное распространение и поэтому ни у кого из нас их не было. Наверное на территории Косово они вообще тогда не функционировали, по меньшей мере радиовышек я не видел. Проводная связь была единственным способом связаться с родными и близкими в России. У всех нас было желание поговорить с далёкой Родиной и особенно безудержно это желание разгоралось если за переговоры не нужно было платить. То есть платить всё равно нужно было кому-то, но поскольку платили не мы, то вопрос оплаты нас не очень беспокоил. Я не знаю точно, показали ли сербские военные этот первый телефон или же наши умельцы сами его обнаружили, но находился он в одном из казённых зданий в непосредственной близости от аэродрома. Возле телефона собралась небольшая группа наших бойцов образовав своеобразную очередь. Разговаривать по долгу никому не разрешалось, но поскольку на смену поговорившим приходили новые желающие телефон без дела не простаивал ни минуты.

Я тоже встал в очередь и вскоре мне представилась возможность поговорить с родителями и сообщить им, что я по прежнему в Боснии и у меня всё хорошо. Не смотря на то, что телефон по возрасту явно был старше меня и то, что провода были примотаны к нему «на скорую руку» слышимость была отличная. В дальнейшем командование запретило нам пользоваться этим телефоном, но, как говорил первый и последний президент СССР, процесс пошёл. Мы разыскивали телефоны во всех возможных местах и звонили домой когда нам заблагорассудится. Сербы совершили большую ошибку не отключив в телефонной сети края Косово международный доступ. За всё время своего пребывания нам, российским десантникам, общими усилиями удалось наговорить на фантастическую сумму – не то на четыреста, не то даже на восемьсот тысяч немецких марок. Информацию об этом нам специально довели на построении. Кто в итоге платил за эти переговоры я не знаю. Возможно сербы выставили счёт России, а возможно им пришлось производить оплату самим. Для разорённой Сербии сумма в полмиллиона немецких марок в общем-то имела значение. Если платили всё же сербы то мне их искренне жаль.

Приближалась третья ночь – опять мы ждали нападения врага. Когда стемнело со стороны дороги ведущей от аэродрома к Приштине послышался грохот выстрелов крупнокалиберного пулемёта. Примерно там где слышалась стрельба находился пост, на котором стоял БТР пулемётчиком которого был мой друг Серёга С. У меня на душе стало очень тревожно – если стрелял именно он, то дело явно было нешуточное.

Серёга парень не трусливый и при этом не агрессивный и не нервный, следовательно если он открыл огонь то их пост подвергся нападению. Значит мой друг был в опасности. Я нырнул под броню и подключив шлем к проводу связи стал жадно вслушиваться в радиопереговоры. Прозвучало несколько докладов об услышанной стрельбе. Оперативный дежурный опросил все посты, задав вопрос о том, кто из них открыл огонь. Все ответили, что выстрелы крупнокалиберного пулемёта слышали, но сами огонь не открывали и вообще возле них ничего особого не происходит. 342 тоже ответил – у меня отлегло от сердца. Больше выстрелов слышно не было. Стреляли видимо сербы, больше стрелять из крупнокалиберных пулемётов в общем-то было некому. Отличить звук выстрелов КПВТ установленного на БТР-80 от звука выстрелов установленного на сербском танке ДШК так запросто я бы не смог. К тому же я не видел прошедшую сегодня днём сербскую колонну полностью, а в ней возможно были бронемашины вооружённые КПВТ.

Прошла третья ночь – наши головы снова остались на наших плечах. Боевики ОАК-УЧК упорно не желали нападать на нас и это нас разочаровывало. «Зассали пидары!» – комментировали действия албанцев (вернее отсутствие всяких заметных действий) некоторые из нас. Другие наши парни были более сдержаны поскольку понимали, что наиболее благоприятный момент для нападения на нас только лишь подоспел. Ранее албанам могли помешать сербские силы, ситуация пошла бы по непредсказуемому сценарию, что в свою очередь было не выгодно ни самим шиптарам, ни их американским покровителям. Теперь сербских воинских подразделений не было и соответственно как бы сербы не старались повлиять на развитие столкновения между русскими и албанцами они бы не смогли этого сделать. Обратно в край их бы не пустили силы НАТО. Наиболее выгодный момент для нападения на нас настал.

Что касается англичан, то эти ребятишки преспокойно находились неподалёку от аэродрома. Другие их подразделения обустраивались на занятых позициях, мы в принципе были заняты тем же. Англичане создали группу взаимодействия, состоявшую из нескольких машин связи и группы офицеров и солдат. Группа эта была немногочисленной, человек десять-двадцать и занималась она обеспечением взаимодействия с нашим командованием. Никаких переговоров на месте естественно уже не проводилось – всё решали политики. Россия была тогда политически слаба и поэтому особо надеяться на какой либо большой успех в этих переговорах не стоило. Через несколько дней я по утру увидел английского офицера на котором была надета наша десантная тельняшка. Это означало, что наши и английские офицеры наладили так называемое неформальное взаимодействие. Налаживали как я думаю при помощи водки и виски. Всё было сделано правильно – чем лучше взаимопонимание, тем больше успех в преодолении возможных конфликтов. Военные всегда умели находить общий язык лучше чем политики, возможно по причине того, что политики были далеки от линии фронта, а орать всякую ахинею с трибуны гораздо безопаснее нежели чем ползать под пулями.

Взаимодействие с англичанами приносило вполне практические результаты. Как я говорил, с первых же дней нашего прибытия в Косово у нас начались проблемы с чистой питьевой водой и в дальнейшем англичане помогли нам эту проблему разрешить. В один из дней к нам прибыл английский грузовик почти полностью заполненный чистой бутылированной питьевой водой. Эта вода, в отличии от гнусной «Витинки», была негазированной. Двух литровые бутылки воды в упаковках по шесть штук были сложены на поддонах в кузове грузовика. Погрузчика у нас естественно не было и выгружать воду надо было вручную. Выгружали совместными усилиями наших и английских солдат. Немногочисленные англичане прибыли на привёзшем воду грузовике, наших бойцов собрали в рабочую команду созданную специально для этой цели.

Я увидел момент начала разгрузки грузовика и с удивлением обнаружил, что у рабочей команды либо вообще нет старшего, либо офицер возглавлявший разгрузку куда-то ушёл. Это известие меня обрадовало и я не теряя времени даром принялся пополнять запасы воды нашего БТРа. Беря за один раз по две упаковки я перетаскал в недра нашей машины несколько десятков бутылок драгоценной жидкости. Ходить приходилось далеко, но я не жалел сил поскольку понимал, что повторно шанс запастись питьевой бутылированной водой в большом количестве не представится. Перспектива ходить каждый день получать одну-две бутылки меня не радовала. Если же уехать куда ни будь то запросто можно было вообще остаться без воды. Создание запаса дело нужное и в дальнейшем эта вода утоляла жажду многим из нас. Я бы принёс воды ещё больше, однако появившийся не весть откуда подполковник злобно прогнал меня, видимо расценив мои действия как кражу военного имущества. Тем временем рабочая команда разгружавшая воду постепенно начала убывать. Тот, кто не удосужился назначить старшим этой команды офицера совершил трагическую ошибку – солдаты работать не любят.

Спустя какое-то время рабочая команда полностью рассосалась оставив англичан в гордом одиночестве. Я с интересом наблюдал за тем, что произойдёт дальше. Произошло следующее: англичане поработав ещё минут десять и убедившись, что на смену исчезнувшей русской рабочей команде новая команда придти не спешит тоже свернули деятельность. Англичане видимо решили, что если русские не хотят потрудиться для самих себя то и им не стоит особо утруждаться. Может также, они подумали, что русские взяли воды сколько было нужно и остальная часть груза им была не нужна. Грузовик постоял ещё некоторое время, но так и не дождавшись к себе внимания уехал восвояси, увезя таким образом половину воды обратно. Если бы я не набрал воды самостоятельно то все унесённые мной бутылки уехали бы обратно, таким образом не доставшись ни мне, ни кладовщикам. Выгруженную воду через полчаса после убытия грузовика стали убирать на временный склад откуда потом выдавали с большой экономией. За перемещением воды на склад наблюдало аж несколько офицеров и прапорщиков. Рабочая команда трудилась прилежно…

Как только ушли сербы повсеместно стало появляться всё больше и больше албанцев. В тот момент их можно было поделить на две группы – одни выглядели более-менее прилично и были одеты в военную форму, другие были типичными лицами БОМЖ. Мародёрствовали и те и другие с одинаковым усердием.

Военную форму албанцы носили преимущественно сербскую с пришитым на плечо шевроном ОАК-УЧК. На шевроне, выполненном в форме круга жёлтого цвета, был изображён уродливый чёрный двуглавый орёл, а по периметру была нанесена надпись на албанском – Освободительная Армия Косово. Надпись была либо красной либо чёрной. Албанцев носящих военную форму было в сотни раз меньше чем албанцев без формы. За всё время своего пребывания в Косово я не видел ни одного из шиптаров кто бы в открытую носил оружие.

Мы постоянно ездили осматривать местность, доезжая таким образом до позиций различных соседствующих с англичанами натовских сил. Мы находились на территории которую согласно планам НАТО должны были занимать англичане – благодаря нашему приезду в Косово англичанам пришлось сильно потесниться. Для развёртывания других сил Альянса помех не было.

Соседями англичан были американцы и французы. Где-то должны были быть и немцы, но с ними мы не пересекались, видели лишь тех из них, кто отвечал за взаимодействие. Лично я ездил «во Францию». Виденные мною французские силы были представлены солдатами Иностранного легиона. С легионерами мне удалось пообщаться лишь однажды, зато для общения времени было достаточно. Я познакомился с их вооружением и техникой. Подразделение с которым мы контактировали имело на вооружение колёсные танки модель которых мне была не известна. Автоматы FA-MAS стоявшие на вооружении французской армии были очень интересным видом стрелкового оружия, в первую очередь из-за особенностей конструкции и относительной нераспространённости. Помимо компоновки по системе «булл-пап» FA-MAS имел сошки для удобства стрельбы. По весу это оружие было единственным из натовских образцов способным конкурировать с автоматом Калашникова – их вес был примерно равен, составляя немногим более трёх килограммов. Для десантника, пехотинца и особенно военного разведчика вес оружия имеет огромное значение. Пострелять из французского оружия возможности не было, а жаль. Оружие было достаточно удобным, но всё же по эргономике сильно уступало родному АКС-74. Автомат Калашникова идеален, ему нет и не будет равных. Хотя возможно всё дело в том, кто к чему привык, пообщайся я с FA-MAS подольше возможно разницы бы уже не замечал.

Разговаривал я с поляком, кажется сержантом, который хорошо говорил на русском языке. Парень он был общительный и настроен весьма дружелюбно. Говорили мы о разном, естественно в основном про дела военные. Меня интересовал вопрос, есть ли в их подразделении русские, не обязательно из России, а русские вообще. Он сказал что в Легионе они есть, но конкретно в их части русских нет ни одного. Сказав мне о том, что в Легионе есть русские он естественно не открыл для меня Америку – о наличии в рядах этого подразделения французской армии своих соотечественников я хорошо знал давным-давно. Более того, я всегда хотел сам послужить в Иностранном легионе, но это желание было скорее теоретическим. Мне не была симпатична Франция равно как и вообще старушка Европа – я хотел на халяву получить высокую боевую подготовку которой, во всяком случае как об этом говорят, славился Легион. Также мне хотелось опасных приключений, за которые вдобавок я ещё и буду получать, пусть и по современным меркам небольшие, но всё же деньги. Конечно же меня привлекал и образ жизни Легиона – спартанские условия, суровый мужской коллектив и уже выше упомянутые боевая подготовка и смертельно опасные приключения.

Как сказал мой собеседник поляк русских в их подразделении не было, зато было два парня с Украины. Оба они находились неподалёку, но ни один из них к нам не подошёл. Причина, как мне представляется, проста: они или же просто не любили «москалей», либо боялись спецслужб, вернее сказать, уголовного преследования со стороны спецслужб по возвращению на родину. Российские и украинские службы безопасности сотрудничают друг с другом, а наёмничество является международным преступлением не имеющим срока давности. Абсурдность международной борьбы с наёмничеством для меня очевидна – наёмник лишь тогда совершает преступление когда воюет против той страны гражданином которой он является. Ну или когда воюет против народа выходцем из которого является он сам. В любом случае преступлением является не то, что он за свои действия получает деньги, а то, что он является предателем. Предатель всегда предатель – нет разницы ради денег он действует, из страха или же за идею. Предательство дело поганое и у порядочных людей ему нет оправданий. В военное время наказание за это одно – смерть, причём желательно позорная. Кстати, не смотря на осуждение «мировым сообществом» наёмничества, казнь наёмника-предателя пойманного с оружием в руках будет являться преступлением – ну как же, он ведь человек и его права неотъемлемы. Идиотизм полнейший. А может и не идиотизм, а просто-напросто у тех, кто пытается навязать миру современный правопорядок самих «рыло в пуху».

Пропагандируя сохранение жизни всякой мрази представители нового мирового порядка готовят отходные позиции для самих себя, мало ли как дело пойдёт. Тех, кто им мешает они всё равно убьют (если смогут), а вот когда порядочные люди начнут судить их самих то законы прочно свяжут честным людям руки. В Сербии как раз это и произошло. Когда позорный гаагский трибунал судил Слободана Милошевича получалось, что агрессоры судили человека защищавшего (но не защитившего) свою землю. Когда убивали сербов – это было нормально, на это закрывали глаза, когда стали убивать сербы – это сразу стало злодеянием, оказалось, что убивать это преступление. Милошевича не смогли осудить, зато смогли заморить до смерти. Результат такой, как я и говорил, кого надо всё равно убьют беззаконно, а начни судить их, ничего им не сделаешь, не подберёшься. Бесы хитры и многоопытны. Особенно бесы американские.

Вообще аналогий в современной повседневной жизни этому много. Например, гуманисты орут: «Нельзя казнить насильника педофила, он обладает всеми правами, жизнь человека священна, ему страшно умирать, ему больно умирать, ой-ой-ой, ай-ай-ай.» Они сочувствуют педофилу потому …потому, что не сочувствуют его жертвам! Сами значит в душе такие же, как тот упырь, которого они защищают. Рука руку моет и так во всём. Ну или же выступления различных моральных уродов против насилия как такового. Ведь дураку понятно, что применять насилие для самообороны или наказания злодея есть неотъемлемый, святой, данный природой (т.е. Богом) способ самозащиты человека, равно как и любого другого живого существа. Так нет, гнилая интеллигенция вопит: «Насилие недопустимо, насилие это плохо». Почему? Да потому что пытаясь запретить насилие как таковое негодяи стремятся связать руки порядочным людям, стремясь таким образом обезопасить самих себя и себе подобных подонков! Гуманизм это зло в чистом виде, антипод милосердия и справедливости.

Солдаты-наёмники из французского иностранного легиона, также как и их коллеги по НАТО с берегов туманного Альбиона производили впечатление людей хорошо подготовленных, крепких, спокойных и уверенных в себе. Мы (российские десантники), сербы, французы, англичане выглядели матёрыми бойцами – такими не выглядели ни американцы, ни их друзья шиптары. Получалось, что отсутствием приличного воинственного вида отличались как раз те, кто эту войну и затеял. Для того, чтобы умело драться на передовой надо быть бойцом толковым: смелым, ловким, умным, сильным. Для того чтобы куда попало сбрасывать тонны бомб и сутками напролёт мародёрствовать не надо быть вообще никем.

На счёт наёмных солдат могу добавить следующее: за всю известную историю человечества наёмники не выиграли ни одного мало-мальски значимого сражения. Оно и понятно – воевать исключительно ради денег способны только идиоты. Чтобы воевать хорошо нужно любить военное дело (то есть хотеть убивать врагов, уничтожать и захватывать вражеские объекты) и при этом иметь желание сражаться за свои моральные убеждения, не боясь при этом рисковать собой. Если получится ещё и заработать на этом, то значит удалось совместить необходимое, приятное и полезное. Желание заработать абсолютно правильно, однако оно не должно идти в разрез с нравственными ценностями – только так можно сохранить своё человеческое достоинство и при этом добиться высокого результата. Не только на войне, но и вообще в жизни. И если для полномасштабных боевых действий наёмники не слишком хороши, то вот для миротворческих операций они подойдут как нельзя лучше. Дело в том, что интернациональные наёмники как правило не имеют личных антипатий к сторонам конфликта и поэтому будут наиболее непредвзято относиться ко всем его участникам. Наёмники будут просто выполнять свои обязанности не стараясь помочь одной из сторон конфликта, что в общем-то и требуется от миротворцев. По имеющейся у меня информации солдаты французского Иностранного Легиона участвуя во многих миротворческих операциях показали себя вполне хорошо.

Женя и Серёга, экипаж 342 БТРа, ездили на встречу с американцами, сопровождали кого-то из наших высших командиров решать вопросы относительно дальнейшего взаимодействия. В ходе выдвижения случилось ДТП суть которого заключалась в том, что Женя своим БТРом зацепил крыло «Хаммера». Непосредственно ДТП предшествовала опасная ситуация в ходе развития которой Джону пришлось маневрировать для того чтобы прикрыть машину нашего командира от возможного нападения албанов. Женя естественно был сосредоточен на обеспечении безопасности командира и поэтому не обратил на американскую машину должного внимания. При столкновении пластиковое крыло «Хаммера» треснуло. Водитель-«пиндос» стал требовать от Джона финансовой компенсации за причинённый ущерб. Назревал маленький международный конфликт. Женя послал «пиндоса» к нашему старшему, кажется полковнику по званию, а тем временем к БТРу подошёл немец из группы взаимодействия.

Немец был переводчиком и соответственно знал русский язык. Он обратился к Джону с примерно следующими словами: «Русский, я всё видел и я на твоей стороне, если что, я подтвержу что американец сам виноват. Америка самая богатая страна, но американцы самые жадные на Земле люди. У них всего полно, но им вечно всего мало!» Нежданно-негаданная помощь ободрила Женю, уже начавшего подозревать, что ему попадёт от командира, да и за крыло возможно всё же придётся заплатить. Однако помощь немца при разрешении американо-российского конфликта не понадобилась – наш полковник выслушав претензии американского водителя послал его куда подальше: «Иди отсюда, мой солдат действовал правильно – жизнь командира важнее каких-то там крыльев!». Тем всё разбирательство и кончилось. Опозорившийся «пиндос» подойдя к Джону постарался как-то с ним пообщаться, но Женя будучи оскорблённым американской корыстностью игнорировал все его заискивания. Примечательно в этой истории не крыло американской машины, а поведение немца.

Немцы, будучи народом самодостаточным и неглупым понимали, что американцы сбрасывая бомбы на сербские города бомбили не просто Сербию – они бомбили Европу. Да и историю стёртого с лица земли Дрездена немец наверняка помнил. Немного позже сербы рассказали как немцы в своей зоне ответственности наводили порядок, вернее сказать, приучали к порядку албанцев. По словам сербов, немцы велели «шиптарам» полностью разоружиться и не носить военной формы, поскольку в Косово не должно быть ни сербских ни албанских вооружённых подразделений. Албаны проигнорировали приказ «гаулейтера Косово» и как ни в чём ни бывало продолжали щеголять в униформе, да и с оружием наверняка не спешили расставаться. Немцы решили принять меры силового характера чтобы принудить албанцев к демобилизации, но те в ответ оказали сопротивление и убили несколько германских военнослужащих. Немцы провели карательную акцию расстреляв несколько десятков албанов пойманных в военной форме. Албаны разоружились и сняли униформу. На первый взгляд история кажется бредовой фантазией сербов, но как показывает практика жизнь зачастую бывает невероятнее любой фантастики. Справедливости ради надо отметить, что даже от сербов эту историю я слышал всего один раз.

Албанцев тем временем прибывало – мародёрства уже пошли во всю. Каждую ночь горели сербские дома – албанцы принялись за дело. Пока ночных пожаров было ещё не много, но вектор развития уже чётко обозначился. К военным объектам находящимся под нашим формальным контролем шиптары пока руки не тянули, видимо хватало домов мирных сербов. Начались первые наши инциденты с албанами. В один из дней со стороны одного из наших постов началась стрельба. Стреляли наши. БТРы резервной группы сорвались с места по направлению к посту, немного позже туда же отправились и мы с Толстым, мы везли кого-то из командиров решившего на месте выяснить, что случилось на посту. Когда подъехали к посту стрельба уже прекратилась, потерь с нашей стороны не было. Взводом находившимся на посту командовал старший лейтенант Я., легендарная личность. Он побывал во всех без исключения «горячих точках» где участвовали ВДВ в годы его службы. Будучи грамотным и физически развитым офицером он был своеобразным сорвиголовой за что пользовался уважением у подчинённых. При этом он не был сторонником жёсткой уставной дисциплины и при необходимости мог позволить своим бойцам существенные вольности. Авторитет его был высок. Как я понимаю необходимость открыть огонь у старшего лейтенанта Я. и его бойцов вызвала какая-то особая дерзость албанских мародёров. Точно обстоятельства того происшествия мне не известны до сих пор – когда наша резервная группа прибыла туда там всё закончилось без нашего участия. Мы уехали обратно.

Каждый день происходили какие-то происшествия связанные с шиптарами, что-то я видел сам, что-то мне рассказывали сослуживцы или же сербы. Например, однажды подошедший к нам сослуживец поведал историю, которая приключилась с ним и его товарищами пару часов назад. А случилось следующее. Мимо наших, стоящих на обочине дороги, проезжал на легковой машине албанец, поравнявшись с солдатами он притормозил, открыл окошко и что-то злобно крича (видимо угрожая или ругаясь) стал делать в направлении их жесты имитирующие отрезание головы, чередуя их с известными всему взрослому населению земного шара неприличными жестами. По всей вероятности он был уверен, что стрелять по нему не станут и он сможет поглумится всласть находясь в абсолютной безопасности. Возможно, шиптар надеялся в случае опасности вовремя нажать на педаль акселератора своей колымаги и скрыться за ближайшим поворотом. В этом смысле его надежды полностью оправдались: когда наши двинулись в его сторону он попросту уехал.

Этот кретин был конечно же неместный и поэтому естественно не знал того, что дорога по которой он ехал делала крутой поворот изгибаясь более чем на 90 градусов. Наши парни это знали и быстро пробежав по короткой прямой перекрыли дорогу. Машина албана, который наверное очень радовался своей проделке, упёрлась в ощетинившихся стволами ребят, тех самых ребят которым он минуту назад делал «нехорошие» жесты. Последующая расправа была быстрой и жёсткой. Дальше владеющий языком жестов албанец поехал с вдребезги разбитой рожей.

Мы с большим интересом слушали разгорячившегося рассказчика, когда один из нас с большим сожалением в голосе высказался относительно того, как по его мнению нужно было поступить в этой ситуации. Как я предполагаю, парень имел в прошлом определённый уголовно-криминальный круг общения и поэтому сказал он примерно следующее: «Зря вы албанца просто побили – надо было его «опустить»!» Я сейчас точно не помню, сказал он именно «опустить» или может быть «завафлить» или «офаршмачить», но смысл сказанного был именно таким. Шутка удалась и мы долго хохотали. Лично мне особо смешным было представить, как это выглядело бы на практике. Силы КФОР устанавливают мир в крае Косово…

Посмеявшись вдоволь мы коллективно пришли к выводу, что подобные действия конечно же были бы не совместимы с высоким статусом российского десантника. С реализацией вышесказанного на практике тоже была серьёзная проблема: никто из нас не имел не только опыта в таких делах, но и вообще не имел нетрадиционных сексуальных наклонностей. Проблему пришлось бы решать прибегнув к не совсем добровольной помощи другого албана, благо их в окрестностях было уже немало.

«Опущенному» албанцу этот эпизод его жизни вполне мог пойти на пользу. Он обратился бы к западным правозащитникам, они любят тех, кто пострадал от действий русских, рассказал им о том, как жестокие российские солдаты обидевшись на его дружелюбные жесты «обидели» его самого. Правозащитники дали бы ему кучу денег (добровольно-принудительно изъятых у западных же налогоплательщиков), гражданство США и он ездил бы по разным конференциям и заседаниям и с пафосом рассказывал о «зверствах» русских. В общем, зажил бы он благополучно и богато ничего при этом не потеряв. Что же касается унижения человеческого достоинства, то беспокоится тут явно не о чём. Сильно сомневаюсь, что человеческое достоинство есть у тех кто за доброту и гостеприимство платит подлейшей неблагодарностью: некогда сербы приютили албанцев, а те в свою очередь прижились, окрепли, расплодились и стали выгонять сербов с их земли не забывая при этом их убивать, насиловать и грабить.

Кстати по поводу опыта албанцев в делах насильственного мужеложства – как выяснилось позже, он у них имелся. Два года спустя, когда я снова находился в Боснии, мой сослуживец вкратце поведал в общем-то страшную историю которая произошла во время его службы в Косово (их подразделение прибыло нам на смену, кажется из Иваново). Суть происшествия в следующем: однажды у них пропал парнишка, а спустя несколько дней его нашли – мёртвого. Врачи обследовавшие труп перед отправкой в Россию поделились своими соображениями на счёт того каким образом был убит этот солдат. По их, как мне представляется, компетентному мнению парень должен был умолять о смерти. Помимо следов изуверских пыток и истязаний на теле были обнаружены многочисленные следы сексуального насилия. Жуткую смерть принял парняга, упокой Господь его душу.

Мы поехали в Приштину для проведения очередных переговоров и пока командиры что-то с кем-то решали я зашёл в расположенный поблизости продуктовый магазин. Магазин был явно построен не вчера, вывески и даже ценники были на сербском языке. Когда я стал что-то спрашивать про интересующий меня товар выяснилось, что никто из людей находившихся в магазине абсолютно не говорил по-сербски. Со мной пытались общаться доброжелательно, даже заискивающе, но никто из нескольких находившихся в магазине человек не знал сербского языка вообще. Ни одного слова.

Находящиеся в магазине шиптары могли быть не знакомы с сербской речью только лишь по одной причине: они не жили раньше в Косово и не общались с сербами. То есть они пришли сюда прямиком из Албании буквально на днях. Албанизация Косово шла полным ходом. Когда я всё понял я просто вышел из магазина. Мне до сих пор интересно, эти албаны просто залезли в оставленный магазин или же перед тем как начать там хозяйничать они поубивали его сербских хозяев.

В один из дней мы поехали сопровождать кого-то из наших командиров на проведение переговоров с представителями местной сербской власти. Переговоры у начальников были длительные и мы будучи предоставлены сами себе тоже стали вести своеобразные «переговоры» с сербами. Получалось очень гармонично: российские командиры вели переговоры с сербскими руководителями – российские солдаты вели «переговоры» с рядовыми сербами.

Не знаю в каких условиях проходили «высокие» переговоры, наши же переговоры проходили в условиях достаточно комфортных, поскольку местом их проведения было кафе. Помимо прочего на наших переговорах присутствовали ракия и пиво которые не оставались без внимания надолго. И мы, и сербы наглядно демонстрировали умение обращаться с этими напитками. Присутствовала там и якобы русская водка «Сибириада» с нарисованным на этикетке оленем, её пользовали также активно. Хотя никто особо не нажрался тем не менее, по любому из нас можно было сделать однозначный вывод об участие в «круглом столе».

Общение с сербами проходило в братской обстановке. Мы разговаривали на разные темы при этом в разговоре неизбежно постоянно возвращаясь к тому, что происходило вокруг. Легко можно представить какими словами характеризовали сербы США и лично Билла Клинтона. Дословно всего сказанного я не помню, но сербами президент «величайшей демократии всех времён и народов» Билл Клинтон характеризовался как террорист, пидарас, козёл, фашист, гандон, маньяк и т.д. Мы были солидарны с сербами и безоговорочно осуждали творимое Америкой беззаконие. Я не хотел чрезмерно вдаваться в политику и высказался на тему того, что к политике я по большому счёту равнодушен и меня больше интересует возможность хорошо погулять.

Я не слишком церемонился в выборе слов и жестов и в результате получилось грубовато. Услышав эти слова один из моих сослуживцев сделал мне замечание относительно двусмысленности сказанного мною. По его мнению, из моих слов сербы могут сделать вывод о том, что наши жизненные интересы не распространяются дальше пьянок и баб. В принципе он был прав и поэтому я более подробно разъяснил сербам суть сказанного мною найдя у них полное взаимопонимание.

Один из сербов показал нам как, по его мнению, надо употреблять водку: поставив на стол наполненную стопку он перекрестил её и сказав что-то на вроде «Дай Бог здоровья!» решительным движением руки отправил её себе в рот. Мы последовали его примеру в точности повторив показанный им ритуал. Ритуал нам понравился и мы повторяли его ещё несколько раз. Этот простой сербский мужик пришёлся мне по душе и я захотел подарить ему что ни будь на память о нас и нашей Родине. Единственной подходящей памятной вещью бывшей тогда в моём распоряжении был юбилейный, ещё советский рубль на котором был изображён…Ленин. Очень символично, особенно если учитывать, что трагически развалившиеся государства СССР и Югославия были искусственно созданы коммунистами руководствовавшимися идеями марксизма-ленинизма.

У рубля была своя предыстория. Ещё находясь в Боснии я выменял его у одного из своих сослуживцев на выменянный у «пиндоса» небольшой нож китайского производства. Рубль я хотел снова поменять «пиндосам», но уже на что ни будь более ценное – на зажигалку «Зиппо» или фонарик «Маг лайт». Поменяться с американцами возможность мне не представилась, правильнее сказать не было времени – я уехал в Косово. Рубль же преспокойно проделал весь путь в моем кошельке и вместо американского кармана оказался в кармане сербском. Таким образом, рубль изначально предназначавшийся представителю одного из участников вооружённого конфликта в конечном результате достался его противнику.

Во время одной из поездок я решил поменять американские доллары на немецкие марки. Дело в том, что сербы в Косово не принимали американские деньги к оплате, причиной этого была конечно же ненависть к Америке. Поменять деньги тоже было проблемой – сербы не только не принимали доллары к оплате но и упорно не хотели их менять на марки. В конце концов мне удалось поменять сто долларов по обменному курсу который был сильно занижен относительно существовавшего в Боснии на момент нашего отъезда, при этом мне ещё пришлось уговаривать серба осуществить обмен. Серб пошёл мне на встречу только лишь потому, что я русский десантник, защитник, друг и брат. То, что в центральной части Сербии выменянные у меня доллары можно без проблем обратно поменять на марки и получить при этом прибыль в расчёт не принималось.

После произведённого обмена валюты я двинулся обратно в направлении своего БТРа, мой путь пролегал через небольшой продуктовый рынок. Когда я проходил по территории рынка подошедший пожилой серб вручил мне полиэтиленовый пакет в котором явно просматривалась целая связка колбасы. Я был обрадован нежданно-негаданной возможностью поживится свежей колбаской и поэтому продолжил свой путь к БТРу в приподнятом настроении. По прибытии к своей машине я решил не откладывая дело в долгий ящик уделить внимание содержимому только что полученного от серба пакета. У меня было пиво, открыв бутылку которого я запустил руку в пакет надеясь хорошенько перекусить. Пиво и свежая колбаса – просто чудесно! Однако меня постигло жестокое разочарование: то, что я принял за колбасу на деле оказалось связкой купат. Купаты были абсолютно свежие и конечно же сырые. От свежести купатов толку не было абсолютно никакого – поджарить их мне было не на чем, а сырыми их естественно есть не станешь. «Колбасу», весь пакет, пришлось выкинуть. Обидно.

Во время одного из выездов к нам подошёл парень хорошо говоривший по-русски. В течение всего времени, что мы тогда провели ожидая окончания переговоров он общался с нами и помогал нам в общении с находящимися поблизости сербами. Он сам был местным и поэтому помимо налаживания общения мог много нам рассказать об обстановке в Приштине и событиях происходящих вне поля нашего зрения. Как звали его не помню, а прозвище у него было «Чипс». Получил он его из-за «картофельной» фамилии. С учётом обстановки Чипс был очень полезным человеком, и как переводчик, и как своеобразный местный проводник. Чипс просил меня рассказать о нём командованию, он хотел работать у нас переводчиком. Он не понимал, что осуществиться его замыслу было просто невозможно, особенно в той обстановке что нас тогда окружала.

Вообще я даже не слышал чтобы в бывшей Югославии в те годы наша армия нанимала иностранных переводчиков. Штатными переводчиками были курсанты военного училища старших курсов специально приезжающие в Боснию на практику. На всю боснийскую бригаду их было не более десяти человек. Я сказал Чипсу, что расскажу о нём и его способностях командованию, но уже заранее знал о полной бесполезности этой идеи.

Я действительно доложил, что на свете существует такой полезный парень, что зовётся Чипсом, но как и следовало ожидать ничего не произошло. Кстати, переводчик в ходе выполнения своих обязанностей может узнать много различных секретных сведений и поэтому даже если бы в российские миротворческие силы нанимали бы местных переводчиков Чипсу пришлось бы пройди серьёзную проверку. Проверка требует времени, а в данном случае его не было ни у нас, ни у Чипса. Я так до конца и не понял истинную причину того, почему он хотел устроиться к нам переводчиком. То ли он хотел таким образом помочь и своим землякам и нам, то ли он просто хотел трудоустроиться в неспокойное время. Скорее всего и то и другое, но как бы то ни было оба мотива представляются мне вполне нормальными. После того случая Чипса я больше никогда не видел.

В один из дней мне удалось разжиться хорошими солнцезащитными очками. Очки я купил у своего товарища Жени, водителя БТРа N342, пулемётчиком которого был мой друг Серёга С. Очки были знатные – помимо идеального прилегания к моему далеко неидеальному лицу они ещё и имели безопасные для зрения стёкла производства известной фирмы. Фирма занималась изготовлением оптики и мягких контактных линз, следовательно её продукции можно было доверять. Джон купил эти очки на распродаже в американском военном магазине. Изначально они стоили около ста долларов и естественно за такие деньги он бы не стал их покупать. На распродаже Женя «прибарахлился» ими за тридцатку. Джон непродолжительное время носил эти очки, но потом они ему разонравились и он решил поменять их на какую ни будь другую вещь. Мне они нравились и я решил купить их у него. Тоже за тридцатку. У Джона были проблемы с деньгами и кроме причитающейся за очки тридцатки он получил у меня ещё сотню долларов в долг. На момент написания книги он так и не вернул мне занятые тогда деньги, хотя без труда мог бы сделать это. Сто долларов это не много, но всё же за десять минувших лет у меня не раз складывались ситуации когда они бы мне очень пригодились.

Таким образом получилось, что я купил очки за сто тридцать долларов. В принципе, в московских магазинах очки этого производителя стоят от ста долларов и выше – то на то и вышло. Любопытно, что подобным образом поживиться моими деньгами всегда было несложно – чужим людям я не доверял, зато своим друзьям в помощи никогда не отказывал. Меня неоднократно наказывали за доброту (на значительно большие чем сто долларов суммы), но я всё равно не унимался. В конце концов я решил, пусть я буду дурак, но от нуждающихся друзей не отвернусь. Потерять деньги это не так плохо как в трудную минуту отвернуться от друга (который может оказаться вовсе и не другом, а замаскированным недругом). У такой политики оказался неожиданный результат – ряды моих друзей сохранились и преумножились, а гнилые людишки отсеялись. Если моё хорошее отношение к женщинам никогда самими женщинами не ценилось и как следствие не способствовало налаживанию близких отношений, то моя порядочность в дружбе всегда приносила свои плоды. Джон не был моим другом, он был моим товарищем, но с учётом обстановки это было почти одним и тем же. Кстати, разлюбезный Джон, если ты сейчас читаешь мою книгу и помнишь описанные в книге дни то будь добр разыщи меня и верни мне деньги. Ну а если это по какой-то причине невозможно, то купи на них, от моего имени, что ни будь полезное какому ни будь сироте или одинокой матери. Господь зачтёт мне это.

Взлётно-посадочная полоса была в хорошем состоянии и её параметры были изучены должным образом. Как я уже упоминал, мне лично даже «выпала честь» поучаствовать в её подробном изучении сопровождая позорного авиатора. Так как полоса была пригодна для того, чтобы принимать самолёты мы рассчитывали на скорейшее прибытие существенного подкрепления из России. Имеющимися у нас силами мы могли только еле-еле контролировать занимаемую территорию, да более-менее обеспечивать собственную безопасность. Причём делали мы это исключительно благодаря спокойной обстановке и огромному перенапряжению всего личного состава батальона – я лично спал не более чем по три-четыре часа в сутки. Так не могло продолжаться бесконечно по целому ряду причин. Во-первых, албанцев день ото дня прибывало и вели они себя всё более дерзко совершая мародёрские вылазки уже и на военные здания находящиеся под нашим формальным контролем. Дома сербов вообще уже горели каждую ночь, постоянно слышалась стрельба. Во-вторых, хотя мы и были хорошо подготовлены, тем не менее наши возможности были не безграничны, мы просто-напросто уставали. В-третьих, мы вообще не обеспечивали безопасности сербам, просто потому, что нас было очень мало. Конечно же, перед нашим батальоном не ставилась задача обеспечить безопасность сербскому населению, нам была поставлена другая, одна-единственная задача: занять аэродром Слатина, но силы КФОР, которые были введены в Косово и к которым мы вроде как принадлежали, якобы вводились в край как раз для установления мира.

Подкрепление или замена нам были необходимы. Но проходил день за днём, а никто из России не прилетал нам на подмогу. Причина была проста – отсутствовал необходимый для пролёта воздушный коридор. Не было разрешения на пролёт, вернее сказать, этого разрешения Россия не получила, в частности от Болгарии. Ясное дело, получить это решение не представляло ни какого труда, да только нам не давали его по причине примитивнейшего предательства. Предали нас все, кто только мог. Все, от кого что-либо зависело в решении этого вопроса. Лизать американскую жопу получая за это американские деньги либеральным лидерам целого ряда стран было приятнее нежели чем сохранять вековую дружбу с Россией. Мы по-прежнему оставались в своём первоначальном составе. Мы не боялись трудностей, но помощь нам, а главное ждавшим от нас защиты сербам была необходима.

Как я понимаю, для урегулирования проблемы с воздушным коридором где-то далеко от Косово велись переговоры. Не с болгарским правительством и ему подобными деятелями, а с руководством стоящих неподалёку от нас солдат. Результатом этих переговоров стало то, что вскоре английские авиаторы осмотрели аэродром уже для приёма своих «бортов». Сербский аэродром был поделен «по справедливости» – половина русским, половина «инглезам». Поделен он был не в смысле проведения на нём границы, а в смысле его совместного дальнейшего использования.

Я не знаю, получила ли наша страна какую ни будь выгоду от того, что англичан пустили на аэродром, но зато я уверен в другом – если бы Россия не пошла на этот шаг не видать нам было бы своих самолётов в Косово. Кроме того, содержание аэродрома требует больших финансовых расходов и для России тех лет это было бы существенным обременением. Значительно выгоднее было бы переложить половину этих расходов на наших британских коллег, что и было сделано. Кстати, в отличие от нас, для англичан аэродром не был единственным способом получать людей и технику – их многочисленные силы прибыли сюда без помощи транспортной авиации. В общем, как я уже и говорил, со второго дня нашего пребывания в Косово большая политика перестала зависеть от наших действий – всё решалось уже далеко от здешних мест.

Сербы взорвали свои артиллерийские склады, однако на некоторых из них всё же успели побывать наши парни. На складах не было исправного оружия (во всяком случае мне не известно о фактах его нахождения), но зато в изобилии присутствовали патроны и гранаты. Как поведали ребята, гранаты у сербов были двух видов: осколочные и начинённые слезоточивым газом. Газовых гранат я так и не увидел, а вот одной осколочной гранатой мне удалось разжиться. Сам я ни разу на сербских артиллерийских складах не был и поэтому не мог самолично пополнить свой арсенал, однако мир не без добрых людей.

Как я уже говорил, я испытывал, да и испытываю до сих пор, тягу к оружию и поэтому получить в своё распоряжение какой-либо новый его образец мне было бы приятно и об этом знал мой друг. Друг выпросил гранату у одного из наших парней побывавших на сербских складах и преподнёс её мне в подарок. Совершая это действие друг имел буквально-таки заговорщицкий вид, предупредив меня ни в коем случае не разглашать источник получения мной данного боеприпаса. Я не разглашал его тогда, а сейчас уже и не помню кем изначально граната была добыта. Опишу лучше саму гранату.

Граната была абсолютно незнакомого мне вида, она имела чёрный пластиковый корпус и была выполнена в форме классической «лимонки». Выкрутив запал и заглянув в отверстие можно было увидеть ровные ряды блестящих шариков уложенных по окружности корпуса и залитых чем-то прозрачным. Я не помню, была или нет на гранате маркировка. Была эта граната оборонительной либо наступательной никто из нас не знал. Тем, кто не знаком с военным делом поясню: оборонительные гранаты имеют гораздо больший радиус разлёта поражающих элементов (осколков) нежели гранаты наступательные. Предполагается, что при обороне солдат будет находиться в укрытии и поэтому взрыв собственной гранаты ему будет безопасен. Атакующему солдату укрываться особо негде и поэтому осколки брошенной им гранаты не должны лететь слишком далеко. Насколько я знаю, во всех современных армиях ручные осколочные гранаты делятся на эти два типа. Крайне важно точно знать к какому типу относится граната которую собираешься применять, поскольку при неумелом использовании можно пострадать самому или же поразить своих товарищей.

К какому типу относилась эта граната я не знал, поинтересоваться на счёт дальности разлёта её поражающих элементов было не у кого – сербских солдат в Косово не было уже давно. Проводить испытания гранаты я не хотел, она была у меня всего одна, а таскать постоянно с собой было не очень безопасно и я решил сохранить её «на всякий случай». Опасность постоянного ношения гранаты заключалась не только в возможном подрыве незнакомого боеприпаса, но и в том, что любой из офицеров мог просто-напросто конфисковать мою гранату, а этого мне не хотелось. В общем, убрал я гранату в надёжное место, а именно спрятал в БТРе. Для страховки я выкрутил из гранаты запал.

На вышеупомянутый сербский вещевой склад мне пришлось наведаться ещё раз. Дело в том, что у меня были американские ботинки которые назывались не то «Алтама», не то «Атлама», в общем созвучно с названием одного американского штата. В американской армии использовались различные типы ботинок, в общей сложности наверное десятка полтора моделей. Те, что были у меня были наиболее распространёнными и по мнению большинства из нас были самыми хорошими. Помимо удобства и приличной долговечности они были ещё и самими экономичными по стоимости. Мне очень нравились эти ботинки, в первую очередь за свою высоту, удобство шнуровки и плотность охвата ноги. Недостатком была подошва которая сильно скользила на мокрой траве и глине.

Не смотря на то, что эти ботинки поставлялись в американскую армию часть из них изготавливалась не в США, а в Китае. Таким образом получалось, что китайская экономическая экспансия достигла Пентагона. Китайский образец отличался от оригинального американского тем, что петли для шнурков у него были выполнены однообразно, сверху донизу. Американский ботинок вместо двух нижних петлей имел дырки как на обычной обуви. Цена обоих экземпляров была одинаковой и составляла около восьмидесяти долларов США. Покупали мы эти ботинки в военном американском магазине, естественно на американской же военной базе. Однообразность петель показалась мне более гармоничной и поэтому при покупке я выбрал образец произведённый в Китае, хотя тогда ещё и не ведал о месте изготовления обуви. Вторым отличием китайских ботинок было то, что их каблуки прибивались к подошве гвоздями, тогда как на чисто американских ботинках они составляли единую литую деталь с ней. Именно эти проклятые китайские каблуки и стали причиной моего появления на сербском вещевом складе.

Каким-то образом я умудрился оторвать и потерять один каблук, а без каблуков, понятное дело, ходить неудобно. На вещевом складе валялась куча поношенных сербских ботинок и подобрав пару с наименее сточенными каблуками я принялся ремонтировать свою обувь. Оторвав каблуки от подошв сербских ботинок я начал осуществлять нехитрый ремонт ботинок американских. При помощи пилы универсального ножа «Викторинокс» я подогнал каблуки по размеру, а затем рукояткой штык-ножа приколотил их на место. Получились американо-китайско-сербские ботинки. На момент моего последнего появления на складе там ничего мало-мальски ценного уже не осталось, всё было уже унесено нашими или, что тоже вероятно, албанцами. Надеюсь всё же нашими.

Албаны мародёрствовали всё более дерзко, если первые дни они только понемногу грабили отдельные сербские дома, то сейчас беззащитные сербы уже подвергались массовому, фактически промышленному грабежу. Только лишь грабежом дело не заканчивалось, разграбленные сербские дома зачастую поджигались. Каждую ночь горели «погребальные костры» сербской культуры в Косово. Я никогда не считал сколько именно сербских домов сгорало за ночь, сколько их горело одновременно, но точно знаю – их было по настоящему много. Днём мародёрства слегка стихали (надо же когда-то отдыхать), но естественно не прекращались.

Мы ни во что не вмешивались и так было практически всё время. Например, прибегают на пост сербы, просят помощи. Старший поста уточняет, что же именно произошло. Выясняется примерно следующее: в непосредственной близости от поста шиптары грабят сербский дом, уже избили и изнасиловали старуху (видимо молодых в доме не было), имущество уносят. Старший отдаёт приказ бойцам: «по коням», едем сербов защищать. Связывается с оперативным дежурным, докладывает о происшествии и о своих намерениях … но получает приказ ничего не предпринимать, оставаться на месте. После этого ему, т.е. старшему поста, приходится ещё и объяснять сербам почему он не будет их защищать.

Начальство далеко и оно не видит перед собой плачущих сербов, а ты рядом и когда объявляешь людям пришедшим просить защиты у тебя, здоровенного, экипированного и вооруженного десантника, что ты отказываешься их защищать то чувствуешь себя, мягко говоря, некомфортно. Чувствуешь себя предателем, хотя сам лично никого не предавал. Погано себя чувствуешь. Просто пиздец, как погано. Это не разовый случай, так было всё время.

Если не слишком задумываться над ситуацией то можно сделать вывод о том, что командование берегло нас, прекрасно понимая, что двести, даже хорошо подготовленных, человек не смогут обеспечить безопасность сербам. При этом пытаясь оказать сербам помощь мы легко могли попасть в специально подготовленную для нас албанцами засаду. Более того, албанских мародёров необходимо было или убивать, или задерживать, однако и в том и в другом случае нам не миновать реальных боестолкновений с бесчисленными шиптарами, которые по-прежнему почему-то упорно не желали на нас нападать. Мы не боялись воевать против албанов, но было ясно, что большого успеха в этом деле нам не достигнуть (опять же, нас было слишком мало) и следовательно провоцировать их было делом бессмысленным – сербам это бы вряд ли помогло. Тут примечательно другое, когда наконец-то прибыло долгожданное подкрепление помощь сербам всё равно не оказывалась. Приходят на ум слова полковника услышанные мной в первый день пребывания в Косово. Глубокомысленные слова. Слова о том, что воевать мы тут не будем.

Несколько раз по ночам открывалась стрельба по мародёрам пытавшимся залазить в находящиеся под нашим контролем здания на прилегающей к аэродрому территории. Стреляли наши часовые, или вернее сказать патрульные. Ни разу никого не убили и не задержали. Следов ранений, типа крови и окровавленных тряпок обнаружено не было. Ответный огонь мародёрами не вёлся. Днём мы постоянно ездили гонять организованные группы мародёров пытавшихся выносить имущество из административных и военных зданий. Оккупанты действовали всё масштабнее.

Однажды мы – я, Толстый и офицер, бывший старшим нашей машины, получили приказ выдвинуться к одному из зданий и удалить оттуда группу замеченных там албанских мародёров. Подъехав к указанному казённому помещению мы застали этих деятелей за работой – они копошились там старательно выискивая что-либо ценное. На дороге стояла их машина, старая раздолбанная легковушка. Само по себе событие заурядное, если бы не один момент.

Возле машины стоял албанец одетый в сербскую армейскую камуфлированную куртку. На одном плече у него был пришит традиционный шеврон ОАК-УЧК, а рядом были прикреплены чётки, видимо обозначающие какой-то высокий статус их обладателя. Этот тип был явно лидером мародёров. Мы со старшим пошли выгонять из здания лазающих там албанов, Толстый остался в БТРе. Он нервничал, и хотя мы были в пределах прямой видимости, требовал чтобы мы далеко от БТРа не отходили. Мы прекрасно понимали, что углубляться на территорию где сейчас находилось неизвестное количество албанов было опасно, но в тоже время делать что-либо было необходимо. Офицер знаками объяснил лидеру мародёров, чтобы он вместе со своими помощниками «валил» отсюда. Тот понял, что от него требуется и дальше произошло событие которое мне запомнилось. Главный албан что-то крикнул своим подручным и те кинулись вон из здания с просто таки невозможной быстротой. Я много раз наблюдал с какой панической быстротой забитые и «зачморённые» молодые военнослужащие выполняли указания «дедов», но то проворство и страх, с каким кинулись бежать мародёры показались мне нереально-невероятными. Увиденное произвело на меня большое впечатление. Как я понял, старший мародёр обладал очень большой властью над своими младшими коллегами. Такой власти можно было добиться только одним способом – безжалостной жестокостью.

Мародёры, в количестве примерно десяти человек, залезли в свою машину и отъехали на несколько сотен метров. Там они остановились и стали ожидать нашего убытия, видимо надеясь продолжить своё занятие, но мы уезжать не спешили. Они тоже не двигались с места и тогда мы подъехали к ним и в максимально решительной форме потребовали «уёбывать на хер отсюда». Мне невыносимо хотелось открыть по этой мрази огонь, благо их машина представляла прекрасную цель для моих пулемётов. Я очень хотел получить приказ на открытие огня, но приказ так и не поступил – албанцы не спеша уехали. Зря мы тогда эту сволочь отпустили, ох зря. Если уж нельзя было расстрелять этих гадов, то нужно было хотя бы сжечь машину, лишив их таким образом возможности вывозить награбленное.

Кому-то может показаться, что я слишком кровожаден и поэтому будет интересно узнать сколько же человек были убиты лично мною. По поводу кажущейся кровожадности я отвечу следующим: я человек добрый, но в смерти, даже насильственной ничего сверхъестественного и ненормального не вижу. Смерть, как таковая, это не хорошо и не плохо, смерть это естественная и неотъемлемая часть жизни. Как я уже говорил, смерти боятся только дураки и трусы, ни к тем, ни к другим я себя не отношу. Я уверен в существовании Бога, я знаю что всё живое произошло от него и является его своеобразным отражением и поэтому рассуждаю так: поскольку лишение жизни является причинением вреда, то соответственно оно должно быть обосновано той, либо иной необходимостью. Применительно к лишению жизни человека такой необходимостью может быть самооборона либо наказание за существенное злодеяние. Самооборона в мирное время подразумевает непосредственное участие в нападении со стороны того, от кого ты защищаешься, в военное или другое чрезвычайное время достаточно самого факта принадлежности человека к враждебной группе. Люди равноправны (но естественно не равны), следовательно по своему произволу не могут распоряжаться жизнями других людей. В отношении живой природы, животных и растений, принцип не причинения необоснованного вреда так же актуален: нужна пища – убей животное, нужны дрова – сруби дерево, но ничего, никогда не уничтожай без необходимости. Подытожив вышесказанное можно следующим: я, в отличии от большинства людей, не считаю сам факт убийства чем-то плохим, плохим и злодейским я считаю необоснованность причинения вреда, в данном случае лишение жизни. Получить ответ, что обосновано необходимостью, а что не обосновано любой человек может понаблюдав за живой природой – там есть ответы на все вопросы. В этом смысле абсолютно правы власти Китая установившие за убийство редкого тигра смертную казнь. Человек по своему статусу главнее огромной полосатой кошки, но тем не менее природа заботится в первую очередь о сохранении вида, а уж затем о сохранении его отдельных представителей. Опять повторюсь, что милосердие это хорошо, а вот человеколюбие (гуманизм) это плохо. Такая моя жизненная философия, всё очень просто. Предполагаю, что сторонники христианских ценностей будут возмущены таким мировоззрением, но лично меня их мнение мало беспокоит, мне давно с ними не по пути.

Теперь о том, сколько человек я лично лишил жизни. Многие люди узнав о том, что я был в Косово и Чечне, в надежде услышать душещипательную историю, спрашивали скольких я убил своими руками. Я не барон Мюнхаузен и к моему большому сожалению мне нечем было потешить их любопытство – я не знаю сколько человек убил лично и даже убил ли я вообще кого-нибудь. Мне не приходилось видеть результаты своего огня и поэтому я могу лишь надеяться что «меткие пули» моих пулемётов настигли-таки ловких боевиков. Что касается соучастия в убийствах людей то на войне в той или иной роли я принимал участие неоднократно, сколько именно уже даже не помню. В мирной жизни в убийствах я принимал участие один или два раза, точно вспомнить не могу, обстоятельства второго случая почти стёрлись в памяти. Но, так или иначе оба случая были однообразными. Моё соучастие происходило в форме финансирования убийства. Мой друг просил у меня денег на оплату аборта своей подружки и я естественно не мог не «выручить» его. Мне было немногим более двадцати лет и я не задумывался особенно над тем, чем на самом деле является прерывание беременности. Всевышний избавил меня от того, чтобы я совершил такое злодеяние в отношении своего ребёнка – как я уже говорил, в юности я не был слишком избалован женским вниманием, а послеармейское навёрстывание упущенного проходило уже с осторожностью и пониманием. Сейчас я даже радуюсь, что в юные годы не обладал смазливой рожей и не отличался особо привлекательным поведением, также я очень рад тому, что в юности не был чрезмерно силён – со своими тогдашними представлениями о справедливости я бы «наломал дров» и в конечном итоге бесцельно, глупо и бестолково пропал бы.

Проходили дни, а самолёт из России так и не появлялся. Албанцев становилось больше и больше, их численность росла в арифметической прогрессии. Обстановка накалялась, мародёрства и грабежи сербского населения достигли своего апогея. Несмотря на все наши ожидания в отношении нас шиптары не проявляли особой агрессии. И тогда и сейчас мне очень интересно узнать как поступило бы верховное командование в России если бы у нас произошли масштабные боестолкновения с албанцами.

Воздушный коридор по-прежнему не был нам предоставлен и поэтому получить по воздуху подкрепление мы могли только если бы правительство не побоялось нарушить международные правила перелёта. Получить подкрепление наземным способом было маловероятно поскольку со всех сторон мы были окружены силами НАТО и опять же албанцами. Наземный способ получения подкрепления также как и воздушный предполагал пересечение границ нескольких государств. В дальнейшем, когда подошли наконец-то прибывшие нам на замену силы, доставка техники осуществлялась сначала по морю до Греции, а затем по железной дороге почти что до места. Кто не в курсе – Греция входит в состав НАТО. Наземный способ достаточно долгий по времени и поэтому абсолютно нереальный. Проще говоря, если бы подмога шла к нам по земле то идти ей было бы уже не за чем. Мы, или справились бы с албанцами и отошли на контролируемую сербами территорию, или были бы частично уничтожены, а частично рассеяны и соответственно как военная сила прекратили бы своё существование.

Конечно же была ещё и наша миротворческая бригада в Боснии, но во-первых её ресурсы были невелики, а во-вторых нашим ребятам опять же потребовалось бы пройти большое расстояние по территории Сербии, а затем ещё и по территории Косово где уже хозяйничали албаны. Таким образом единственным и незаменимым способом доставки основных сил был воздушный. Перелететь и не нарушить воздушное пространство других стран было невозможно. Следовательно, в случае начала наших столкновений с албанцами руководство нашей страны либо должно было бы пойти на международный конфликт либо должно было бы бросить нас на произвол судьбы. Конечно, был и третий вариант: в случае начала боевых действий какая ни будь из стран-предателей всё же разрешила бы пролёт над своей территорией, но думается мне, это произошло бы с существенной задержкой по времени которой хватило бы для нашего уничтожения.

Бросить нас незаметно не представлялось возможным – о нас было очень хорошо известно не только в Югославии, но и в России и даже во всём мире. В этом смысле мы выгодно отличались от тех ребят кого высокие руководители успешно «забывали» в горах Афганистана и Чечни. Нас можно был послать на смерть, но нельзя было бросить. Мы были слишком известны чтобы быть забытыми. Получалось, что в случае боестолкновения руководству нашей страны пришлось бы идти на международный конфликт и отправлять к нам помощь несмотря на запрет перелёта. Тут появляется ещё один вопрос: стали бы сбивать наши самолёты в момент их пролёта над территорией других стран. Скорее всего правители стран-предателей побоялись бы идти на открытый военный конфликт с Россией и ограничились дипломатическими мерами, типа нот протеста и тому подобных мер. Скорее всего, но не факт. Психов хватает везде, да и желание выслужиться перед американским барином могло пересилить здравый смысл. Что было бы дальше я не берусь даже представить, ясно одно: американский план захвата Косово оказался бы под угрозой и более того, появлялась реальная возможность развития событий в сторону начала третьей мировой войны. Такое дело явно в американские планы не входило и поэтому, как мне представляется, албанские боевики получив соответствующие указания от своих заокеанских покровителей упорно не хотели нападать на нас.

Почти каждый день командование сообщало нам о том, что долгожданный самолёт из России сегодня наконец-то прибудет. Каждый раз, ближе к вечеру, нам доводили противоположную информацию – нам сообщали, что договориться о воздушном коридоре опять не удалось. Редко какой день обходился без доведения до нас подобных противоречивых данных. Наконец, к нашей огромной радости, самолёт всё-таки прилетел. Произошло это, если я ничего не путаю, аж двадцать шестого числа, июня месяца. Таким образом с момента нашего прибытия на аэродром в Косово до момента приземления первого российского транспортного самолёта прошло немного-немало две недели. Даже невоенному человеку понятно, что для нормального развёртывания сил это слишком большой промежуток времени.

Каким образом было достигнуто соглашение о перелёте с нашими международными «партнёрами» мне абсолютно неведомо. Поскольку аэродром к тому времени уже предназначался для совместного использования с англичанами то следом за нашим ИЛ-76 на взлетку грузно опустился С-130 «Геркулес» ВВС Великобритании.

Наш ИЛ заходя на посадку отстреливал тепловые ракеты – имитаторы цели. Эти тепловые ракеты предназначены для того, чтобы сбить с толку систему наведения зенитной ракеты ориентирующуюся на высокую температуру работающего двигателя самолёта. В теории зенитная ракета должна отклониться от самолёта и устремится за более горячим, а следовательно и более заметным имитатором. Английские пилоты такими сложностями, как запуск имитаторов цели (на С-130 они также могут быть установлены) себя не утруждали – им бояться было нечего. Показательный момент.

Наш самолёт приземлился первым, что недвусмысленно говорило о главенствовании, по меньшей мере формальном, России в использовании аэродрома. На находящейся сверху фюзеляжа антенне ИЛа был прикреплён российский флаг. ИЛ приземлился и стараниями опытного экипажа виртуозно вырулил на стоянку после чего к нему устремилась небольшая группа встречающих. Приземление английского С-130 прошло аналогично приземлению нашего самолёта. Когда громадина «Геркулеса» выруливала со взлётки несколько российских парней наблюдавших за ним принялись громко обсуждать вопрос о том, в какую часть английского самолёта нужно стрелять из гранатомёта чтобы тому настал конец. Особый восторг парней вызывал тот факт, что гранатомёт пробьёт «Геркулес» в любом месте.

Приземление первого самолёта для всех нас было событием существенным и поэтому мы с большим интересом наблюдали за происходящим. Приземление последующих самолётов уже было рутинным и как правило вызывало интерес только у тех, кто хотел сфотографироваться на фоне самолёта в момент совершения им посадки. Поскольку ВПП пролегала как раз напротив здания аэропорта, то при умелом использовании фотоаппарата можно было запечатлеться в момент когда на заднем плане приземляющийся ИЛ совершает первое касание взлётки своими шасси. Фотка получалась, по-своему, уникальная, совсем не то, что на дешёвом курорте с солнышком на ладошке сфотографироваться!

Само по себе такое событие, как прилёт первого самолёта, было делом по нашим меркам значимым и поэтому вызвало у нас массу эмоций, однако то, что привёз первый ИЛ вызвало у нас ещё большие эмоции, причём весьма противоречивого характера. Начну с чисто военного аспекта. Мы испытывали острую нехватку личного состава, говоря гражданским языком у нас не хватало людей, однако простых бойцов-десантников нам первым самолётом не прислали. Первый «борт» привёз нам на подмогу несколько расчётов автоматических гранатомётов АГС-17 и группу каких-то высокопоставленных офицеров. Ну с офицерами понятно – необходимо проводить подготовку к переброске основных сил и устанавливать взаимодействие со всеми теми, кто находился вокруг нас, а вокруг нас, помимо сербов и албанцев, были представители многих стран-участниц НАТО. Для чего же вместо простых бойцов нам прислали автоматические гранатомёты с расчётами понять невозможно. В этом поступке нашего командования не было ни какой логики. АГС-17, являющийся видом тяжёлого пехотного вооружения был мощным оружием и при грамотном его использовании можно было оказывать огромное воздействие на противника. Например, опытный расчёт автоматического гранатомёта (два человека) на хорошей позиции может сдерживать и даже полностью уничтожить одну-две атакующие пехотные роты. Я думаю, что с небольшим прикрытием – восемь-десять автоматчиков, он даже сможет долгое время сдерживать целый вражеский пехотный батальон. АГС-17 это оружие обладающее громадной огневой мощью, но толку для нас от его мощи не было ни какого – боевые действия мы тогда не вели.

В обеспечении патрулирования и контроля местности расчёты автоматических гранатомётов принимать не могли поскольку АГС оружие стационарное. Более того, каждый такой расчёт в условиях городской местности ещё и требовал прикрытия со стороны наших снайперов, пулемётчиков и стрелков. В противном случае оба «агээсника» могли стать лёгкой добычей для вражеского снайпера или даже простого автоматчика ловко подобравшегося поближе. В дальнейшем, побывав на позиции одного из установленных в городе АГэЭсов я смог лично убедится, что без существенного прикрытия со стороны других бойцов расчёт гранатомёта является просто удобной потенциальной жертвой для врага, особенно если враг начнёт боевые действия первым. АГС был установлен за укреплением сделанным из ящиков с песком, пространство для стрельбы было открытым, видимость была хорошая, однако со всех сторон позицию окружали многоэтажные постройки в любом окне которых мог появиться враг. Ни вести огонь во все четыре стороны, ни хорошо укрыться расчёт гранатомёта не мог поэтому рассчитывать только на свои силы ему не приходилось. Для простой безопасности и уж тем более возможности его эффективного применения в бою требовалась помощь ещё нескольких бойцов. Таким образом, расчёты автоматических гранатомётов не только не усиливали нас, но и наоборот, обеспечение их безопасности отнимало силы необходимые нам для контроля над местностью. Кстати, своим внешним видом АГС-17 не мог оказать на вероятного врага никакого, даже маломальского, психологического давления. Автоматический гранатомёт это не танк, БТР или вертолёт, чей внешний вид мог устрашить противника, таким образом заставив его отказаться от нападения. Установленный на позиции АГС практически не виден, но даже если его и можно было бы наглядно продемонстрировать всем албанам в округе, то это всё равно никак бы не повлияло на последних – я уверен, что о разрушительной силе этого оружия большинство бомжей шиптаров не ведало.

С момента прибытия в Косово и по сей день все мы спали по три-четыре часа в сутки и нам требовался полноценный отдых который могли обеспечить только прибывшие нам на смену люди, но вместо людей нам послали ненужное в данный момент тяжёлое вооружение. Тот, кто послал АГэЭсы на первом самолёте был человеком недалёкого ума. Подытожу всё вышесказанное тем, что большинство из нас, узнав какое подкрепление прибыло высказывалось на удивление одинаково-однообразно: «Они чё там, в Москве, совсем ебанулись?» Слова эти адресовались конечно же нашим военным руководителям комплектовавшим первый «борт». Лично от себя добавлю: не смотря на то, что с момента описываемых событий прошло уже более десяти лет я так и не нашёл никакого логического объяснения в прибытии такого подкрепления.

Вторым, не вполне военным, аспектом вызвавшим всплеск наших эмоций была прилетевшая вместе с нашим «подкреплением» группа моральной поддержки. Эта, прибывшая из Москвы группа состояла из артистов разного жанра и была направлена к нам столичным мэром Юрием Лужковым. Артисты прибыли естественно для того, чтобы в полевых условиях дать концерт. Концерт проходил прямо возле полуразрушенного здания аэропорта. С учётом неблагоприятных технических обстоятельств выступление артистов получилось вполне приличное. Среди артистов, в частности, присутствовали две неизвестные, но красивые и сексуальные певицы составляющие какую-то музыкальную группу, правильнее сказать дуэт. Одна была блондинка, ну а другая, понятное дело, брюнетка. Во время концерта девочки были одеты в белые шортики и такие же белые, почти прозрачные, обтягивающие топики к которым были каким-то образом приделаны длинные, опять же белые, плащи. При исполнении музыкальных композиций топики ритмично подпрыгивали в такт движениям своих хозяек, таким образом наглядно демонстрируя не только отсутствие под своей тонкой тканью лифчика, но и обалденную, прямо таки восхитительную, упругость своего содержимого.

Мы с очень большим интересом смотрели концерт, при этом вряд ли кто-либо из нас уже через пять минут после его окончания мог бы вспомнить о чём девочки пели. Получалось примерно как в анекдоте про молодую Аллу Пугачеву выступающую в короткой юбке и пришедших на её концерт грузинов – «Вах, можешь савсэм нэ пэть, тока хады!». Однако, девочки всё же представляли определённую проблему: смотреть на них нам было очень приятно, но понятное дело, каждому из нас хотелось от простого осмотра перейти и к более близкому общению, а это было невозможно в принципе. Ситуация в точности как с безденежным ребёнком в кондитерском магазине – смотреть на торты и пирожные можно, даже понюхать аромат корицы и ванилина можно, а вот попробовать и уж тем более от души наестся сладкого никак не получится. Издевательство просто.

В половых отношениях между мужчиной и женщиной нет ничего ни возвышенного, ни низменного – половые отношения это просто часть нормальных взаимоотношений между взрослыми людьми разных полов, ни больше, ни меньше. Ничего сверхъестественного в половых отношениях нет и тем не менее мы были лишены таких отношений в силу особенностей нашей службы. Отсутствие отношений не означало отсутствие желания таких отношений. Сам факт присутствия красивых женщин был приятен, но очень хотелось большего. Короче, получалась как бы дразнилка – посмотреть приятно, но хочется не только смотреть, а это никак не получится хотя всё вроде бы перед тобой. Тем, кто отправлял девочек к нам стоило бы об этом заранее подумать, в том смысле, что надо ли их вообще было отправлять сюда. Я конечно в первую очередь высказываю лично свои соображения на этот счёт, но не думаю, что мысли у большинства наших парней тогда были направлены в другую сторону. Во всяком случае, мечтательные, хотя и грубоватые слова (чаще агрессивные, реже страдальческие) о том, что было бы неплохо «отодрать хорошенько одну из этих девок» слышались повсеместно. Нормальная реакция нормальных мужчин. Правильная, здоровая реакция.

Кроме девочек прибыл и какой-то клоун, малоизвестный пародист. Он пришёлся кстати, поскольку в одном из своих номеров он изображал неформала попавшего в армию. Помимо прочего он высмеивал и офицеров с генералами, что в армейских условиях сделать публично было проблематично. Получалось глумливо, нам нравилось, многие громко хохотали. В отличие от красавиц-дразнилок «панк»-пародист был однозначно позитивным моментом. Как гласит мудрая поговорка: «Смех для здоровья как молоко коровье!».

Мэр Москвы не ограничился только обеспечением нас зрелищем, но и позаботился о «хлебе». В недрах самолёта прибыло семь тонн продуктов, в основном различных консервов: тушёнка, сгущёнка, какао и т.д. Прибывший вместе с грузом представитель московского правительства с пафосом говорил о том, что в трудные для города времена Москва нашла у себя возможности для отправки нам продуктов. Даже те из нас, кто видел Москву только по телевизору хорошо знали, что «москали» живут небедно и поэтому для такого огромного города как Москва выделить семь тонн консервов дело шуточное. Мы были благодарны за помощь, но лишний «трёп» был не к месту и слова сказанные москвичом прозвучали нелепо. Вообще это походило на желание «присовокупиться» к нашему, без преувеличения грандиозному, международному успеху, сделать что-то на вроде саморекламы.

Кроме продуктов нам кем-то (или правительством Москвы или Министерством обороны) были посланы в подарок штук сто пятьдесят «Командирских» часов. Не каждому из нас по сто пятьдесят часов, а сто пятьдесят на всех нас вместе взятых. Почему часов было именно такое количество понять сложно – наверное даже негры в Африке в те дни знали о количественном составе батальона российских десантников занявший аэродром Слатина. Наш батальон насчитывал в своём составе около двухсот человек. Возможно собиравшие груз люди предполагали, что к моменту прибытия самолёта какое-то количество из нас уже погибнет и часов как раз хватит на всех кто остался в строю. Поскольку никто к тому времени так и не погиб то с выдачей часов возникла проблема – сто пятьдесят часов на двести человек не разделишь. Часы принялись раздавать, торжественно и не очень. Когда «Командирских» часов на всех не хватило, кто-то из офицеров прибывших из России громогласно заявил, что недостающие часы будут присланы следующим «бортом» и те, кто не удостоился великой чести получить часы сейчас непременно получат их потом. О часах никто больше не вспоминал по одной простой причине – никому из нас такие часы, по большому счёту, были не нужны.

Лично я даже вообще оказался от их получения как только увидел, что они из себя представляют. Вернее я их получил, но сразу же отдал кому-то из тех сослуживцев кому они не достались. Модель часов с громким названием «Командирские» появилась в Советском Союзе во времена его существования и качество часов тогда вполне соответствовало их названию и предназначению. Во времена Союза эти часы делали качественно, «Командирские» были часами прочными, точными, удобными, надёжными и красивыми, при этом они не были дешёвыми. Все высокие качества часов ушли в прошлое вместе со страной в которой они были изобретены. В наши дни эти часы стали дешёвым низкокачественным ширпотребом. В своё время я был «счастливым» обладателем подобной дряни – часы прослужили мне менее месяца после чего «отказались» заводится и соответственно встали.

На тот момент, когда нам пытались торжественно вручить «Командирские» часы у меня на руке удобно красовались электронные «Касио» «G-Shock» и менять свои часы на какие-либо другие я не собирался. О моих «Касио» следует рассказать подробно поскольку часы эти, по моему мнению, прямо-таки выдающиеся. Приобрёл я их в магазине на американской базе, как сейчас помню, стоили они немногим менее ста американских долларов. Покупка этих часов является самым удачным вложением денег в бытовую электронику за всю мою жизнь – часы служат мне верой и правдой уже более десяти лет. За это время они побывали в трёх «горячих» точках, прыгали с парашютом, плавали в море, участвовали в драках, походах, рыбалках, бесчисленных спортивных мероприятиях и ремонте различной техники, для проверки их прочности на них наступали армейскими ботинками. Где эти часы только не были и чего только с ними не происходило, а они знай себе исправно ходят и радуют своего владельца, то есть меня. С учётом того, что эти часы находясь на моей руке «участвовали» в уникальной операции в Косово то они вполне достойны занять своё место в музее «Касио», если конечно же такой музей существует. Я с юных лет мечтал приобрести подобные часы, но поскольку рос в небогатой семье то реализовать свою мечту смог лишь находясь в армии.

Приобретение этих часов вызвало у меня бурную радость, которую однако мало кто из сослуживцев разделял. Большинство сослуживцев считало покупку часов стоимостью сто долларов чрезмерным расточительством, видимо их в первую очередь интересовала цена, а уж затем качество. Подозреваю, что о высоком качестве «Джи-Шока» некоторые из них просто не ведали. Однако, даже те кто знал про надёжность этой модели всё равно считали что на часы нельзя тратить сто долларов. По их мнению неоправданное расходование средств, лучше купить что ни будь дешёвое. Такой подход к делу мне всегда казался глупым – для меня всегда был важен хороший результат, а уж затем потраченные средства. Когда в моём присутствии кто-то рассуждал о том, что часы за сто долларов это дорого, мне становилось смешно – уже тогда я знал, что стоимость действительно дорогих часов измеряется не сотнями, а тысячами долларов. Некоторым парням не нравилась крупные габариты «Джи-Шока», но размер часов никак не мешал их носке, в чём я смог убедиться на практике. По-первому времени я объяснял преимущества своих часов, даже несколько раз спорил с теми, кто особо рьяно критиковал их, но потом эти споры мне надоели.

Высказавшись о «колхозной глупости» сослуживцев ничего не понимавших в хороших часах я решил, что время покажет кто из нас был прав. Оказался прав я – «Джи-Шок» надёжно прослужил мне долгие годы. Наверное, за это время каждый из моих оппонентов сломал и потерял по целому ведру всякой наручной дешёвки потратив в сумме значительно больше денег чем я в момент покупки «Джи-Шока». При этом мои оппоненты довольствовались постоянным ношением всевозможной дряни в то время как мою левую руку украшала добротная и надёжная вещь. В общем, я был очень доволен своими «Касио» и поэтому никакого сожаления о том, что отказался от получения «наградных» часов не испытывал. «Командирские» часы, которые я мог, но не стал получать, взял себе какой-то парень, ему они зачем-то были нужны. Кажется среди нас был кто-то возмущавшийся фактом, что конкретно ему часы не достались, но большинство к вручению часов, равно как и к самим часам относились равнодушно.

Вручёнными нам «Командирскими» некоторые парни распорядились весьма своеобразно – выменяли на них что ни будь более полезное у англичан либо подарили их на память кому-либо из сербов. Примечательно само отношение к «наградным» часам.

В те дни мне по чему-то не бросился в глаза один очень важный психологический момент связанный с прилётом первого самолёта, вернее с тем какой груз он доставил. В том, что я сразу не врубился в суть ситуации нет ничего удивительного – когда спишь по три-четыре часа в сутки голова работает не слишком ясно. Лишь спустя несколько лет, вспоминая и переосмысливая события лета 1999 года я осознал один из скрытых политических аспектов тех событий. Суть в следующем. Если отсутствие необходимого для нас подкрепления в виде живой силы можно, хотя и с большой натяжкой, объяснить ошибкой нашего командования, то отправку к нам, в неспокойный регион, целой группы гражданских лиц объяснить можно только одним обстоятельством – руководство располагало точной информацией о том, что полномасштабных боевых действий в регионе уже не будет. В противном случае получалось, что вся группа моральной поддержки отправлялась практически на верную смерть, поскольку обеспечить её безопасность в случае полномасштабных боестолкновений с албанами мы бы не смогли.

Публичная отправка на верную гибель целой группы гражданских лиц была бы не лучшей политической рекламой для правительства Москвы, следовательно в Москве точно знали о том, что воевать мы здесь уже не будем. Получить гарантию «мирного» развития дальнейших событий можно было только от тех, кому подчинялись албанцы, а именно от США. Как я понимаю, после того как вопреки американским планам наш батальон занял Слатину перед американцами встала проблема неконтролируемого развития благоприятной для них ситуации. Наши боестолкновения с албанцами могли перерасти в полноценную войну и плану американо-албанской оккупации края Косово пришёл бы конец. Если бы албанцы проявили по отношению к нам агрессию то мы бы ответили взаимностью, в свою очередь если бы мы начали давить на албанов то они наверняка стали бы оказывать нам сильное сопротивление. Таким образом, единственным способом избежать нового витка балканской войны, помимо прочего означавшего крушение американских планов по оккупации Европы, было соблюдения нейтралитета между нами и албанцами. То есть Америка приказывала шиптарским крупным командирам не ввязываться в конфликты с нами, а мы в свою очередь должны были не трогать албанов.

Я умышленно употребил термин «крупным командирам» поскольку албанцы условно делились на два типа – военизированные и соответственно явно представляющие какую-то организованную группу и лица БОМЖ представляющие самих себя. Военизированных шиптаров там где мы стояли как раз таки было мало, причина этого мне теперь уже понятна. Американцы просто-напросто запретили появляться крупным албанским вооружённым подразделениям в нашем районе поскольку это стопроцентно привело бы к началу широкомасштабных боевых действий. Что же касается албанских оборванцев, то они никем конкретно не контролировались и действовали сами по себе. Как я думаю, если бы мы по-тихому расстреляли пару сотен таких грабителей и мародёров то это прошло бы никем формально не замеченным, хотя и спровоцировало бы в дальнейшем дополнительную жестокость албанцев по отношению к сербам. С первого же дня своего появления в Приштине албаны занялись терроризированием местного сербского населения и если бы мы стали защищать сербов то нам было бы необходимо применять к шиптарам самые жёсткие силовые меры. Я уверен, что этот вопрос конечно же обсуждался на американо-российских переговорах и конечно же по данному вопросу там было принято соответствующее решение. Когда спустя годы после косовских событий я всё это осознал мне стало «не по себе».

Если кто-то не понял к чему я клоню, то я поясню: чтобы сохранить своеобразный нейтралитет с албанами мы ни в коем случае не должны были защищать сербов. Албаны не нападают на нас, мы не мешаем албанам резать, насиловать и грабить сербов – именно такая, как мне представляется, была договорённость. В противном случае начнутся бои с непредсказуемым для всех участников финалом, вплоть до начала третьей мировой войны. Начало третьей мировой войны означало бы «Армагедец» – пиздец всему. «Армагедец» не нужен был ни кому – ни России, ни США, ни албанцам, ни сербам. Что касается тех сербов, что проживали в Косово, то американо-албанскими стараниями «Армагедец» конкретно для них всё же настал. Кстати, я уверен, что если бы сербское правительство не побоялось бы пойти до конца и не вывело бы из края наземные силы то оно смогло бы спасти Косово, хотя по первому времени пролилось бы много крови. В центре Европы американцы долго бы воевать не стали – не получилось бы затоптать сербов сразу ушли бы восвояси и стали бы подло душить Сербию экономически. По моему мнению, лучше много крови сразу, чем очень много за долгий период. У США много врагов и объединившись можно было бы уже начать душить саму Америку – американцы эгоистично и жадно тратят различные ресурсы запасами которых сами не обладают.

Что же касается нашей страны, то изменить ситуацию в свою пользу политическими средствами Россия была не в состоянии по причине очевидной слабости. Двести её солдат дерзко бросивших вызов всемогущей заокеанской империи в общем-то прыгнули выше головы. Значит в Косово неизбежно должна была наступить «американская демократия» со всеми вытекающими из этого последствиями. Так в общем-то и получилось. При всём при этом, Россия от Сербии была далеко, мы же видели страдающих и ждущих от нас помощи и защиты сербов каждый день. Некоторые люди теряют самообладание видя как при них собираются убивать предназначенных для еды домашних животных, мы же видели перед собой ни в чём неповинных, дружественных нам людей которых со дня на день будут убивать, насиловать и выгонять из собственных домов. В принципе мы могли помочь этим фактически уже обречённым людям, но не помогали. Как только кто-либо из младших командиров в очередной раз «дёргался» помочь сербам его резко осаживали командиры высшего звена. Как я уже говорил такая ситуация повторялась раз за разом. Самообладание никто из нас не терял, мы не слабаки, но на душе день ото дня становилось всё поганее.

Как-то раз снова поехали на проведение тактических переговоров, сейчас уже не помню с кем конкретно эти переговоры проводились, важно другое, а именно то, что удалось пообщаться с английскими десантниками и их вооружением. Я крайне плохо знал английский язык, никто из инглезов не знал русского и поэтому изъясняться приходилось способом известным человечеству с древнейших времён – при помощи жестов. Время позволяло пообщаться самым что ни на есть лучшим образом, разве что пива выпить вместе не получилось. Пиво у меня было, в БТРе лежало несколько банок и одну из них я дал английскому «десанту». Достав и открыв вторую банку я предложил англичанину последовать моему примеру. Англичанин пить вместе со мной не стал, однако опасливо оглянувшись вокруг (начальства видать боялся) проворно спрятал банку в карман, после чего пожал мне руку и радостно улыбаясь отчалил по своим делам. Одного из наших британских коллег заинтересовала тельняшка которая принадлежала Толстому и он предложил меняться. Что именно он предлагал к обмену я не помню, но мой водитель от обмена отказался сославшись на то, что тельняшка у него одна. Когда через пару минут британец заглянул в наш БТР он увидел ещё одну тельняшку которая будучи свежепостиранной сушилась на сиденье. Британец хитро улыбаясь (кот Чиширский!) возобновил свои попытки наладить «ченч», но Толстый был не в духе и обмен снова не состоялся. Англичане звали нас пойти обедать вместе с ними, но ни я, ни Серёга с ними не пошли. Хотя я и хотел посмотреть как питаются английские солдаты, да и перекусить не помешало бы, но всё же выглядеть «голодающим» мне было стыдно. Сейчас я понимаю, что мыслить подобным образом было глупо, но это сейчас, тогда я думал именно так.

Меня более всего интересовало вооружение и техника англичан и тут мне представился случай удовлетворить своё любопытство. Что касается техники то тут особого не было ничего – английские десантники имели в своём распоряжении несколько видов лёгких полноприводных автомобилей. Как я думаю эти машины были десантируемые, чем видимо и объяснялся их компактный размер. Для тех кто абсолютно не знаком со спецификой сбрасывания с парашютом техники поясню: вес и габариты машины имеют первостепенное для успешного десантирования значение. До сих пор только Россия имеет в своём распоряжение десантируемую бронетехнику: бронетранспортёры, боевые машины десанта, самоходные артиллерийские установки. Никакая другая страна в мире не смогла разработать и поставить на вооружение ни одного вида бронетехники пригодной для выброски с парашютом. Более того, в России ряд боевых машин десантируется с экипажем внутри, что обеспечивает невероятную быстроту приведения техники в боевое положение. Первым внутри боевой машины десанта был сброшен сын создателя современных ВДВ. Наблюдавший за ходом выброски отец (отец ВДВ и одновременно отец первого человека совершившего десантирование внутри БМД) держал в кармане пистолет ТТ с одним заряженным патроном – на случай неудачи, для себя.

Генерал Василий Филиппович Маргелов был человеком не только смелым и решительным, но и умным и талантливым – десантирование прошло успешно и ТТ не понадобился. На сколько мне известно попытки разработки десатнируемой бронетехники предпринимались во Франции, но неудачно, да и было это уже давно. Таким образом Россия на данный момент является монополистом в этой области. Очередной повод для гордости за свою многострадальную Родину.

Что касается стрелкового вооружения, то как я уже отмечал, англичане не имели относительно нас принципиальных различий в оснащении им. Оружие конечно же разное, но его типы одинаковы. До сего момента у меня не было возможности подержать в руках их оружие и я пользуясь случаем навёрстывал упущенное. Англичане спокойно демонстрировали свои автоматы и пулемёты, при этом охотно, в основном жестами, разъясняли принцип работы того или иного образца. Общение проходило в непринуждённой обстановке и я смог узнать много полезного. Интересным психологическим наблюдением для меня было то, что американцы с которыми я общался в Боснии как правило демонстрировали своё оружие осторожно и немного нервно, как будто боялись нарушить какую-то строгую инструкцию и быть за это наказанными. Ни англичане, ни французы, ни сербы такой боязливости не выказывали, более того, представители всех вышеперечисленных армий вели себя в такие моменты спокойно и уверенно. Конкретно «инглезы» не только давали подробно изучать своё оружие, но даже и не особо следили за тем что я с ним делаю, просто стояли поблизости разговаривая между собой.

Изучая английскоё оружие я в очередной раз убедился в значительном превосходстве по эргономике и весу российского оружия над натовскими образцами. Конечно тут играла немалую роль привычка к тому либо иному стволу, но как ни крути, масса оружия измеряется граммами и килограммами, а это показатель объективный. По уровню физической подготовки английские солдаты выглядели достойно звания десантника, делясь при этом на два вида: матёрые коренастые «кабаны» и длинные жилистые «жерди». Не зависимо от вида все поголовно выглядели хищно. Плюс к этому, возрастом все они были лет так двадцать пять – тридцать. С такими ребятами можно смело идти «на дело», думаю не подведут.

Осмотрев оружие и технику я сфотографировался с англичанами сделав наверное с десяток различных снимков. По возвращению в Россию со сделанными тогда фотками произошла маленькая комедия. Мой отец просматривая косовский фотоальбом тыкая пальцем в одну из фотографий поинтересовался у меня: «Это чё, англичане?» Батя в молодости был моряком и ходил в разные страны, в том числе бывал и в Англии. Мне стало интересно как это он сразу опознал жителей туманного Альбиона (на фотографиях не было видно нарукавных нашивок обозначающих принадлежность солдат к этой стране) и я на его вопрос ответил своим вопросом: «Чё, по форме распознал?» Отец рассмеялся и говорит: «При чём тут форма, я что, морды английские не узнаю!?» Вот и скажи после этого, что все разговоры об объективных национальных отличиях это только чьи-то вымышленные предрассудки…

В один из вечеров кто-то из наших ребят вернувшись из поездки в американскую зону ответственности привёз оттуда целую коробку американских сухих пайков. Каким именно образом удалось её раздобыть мне неизвестно, могу лишь надеяться что они были украдены у злодеев-«пиндосов». Пайков было штук двадцать и ребята поделились ими с сослуживцами. Конечно парни не стояли возле БТРа с рекламным плакатом стараясь раздать пайки кому попало, иноземный «корм» выдавался только знакомым, но всё же абсолютно безвозмездно. В этом смысле чувство фронтового товарищества появившееся среди нас в момент отправки в опасное и неведомое Косово всё ещё работало в полной мере.

В числе приглашённых на «званный ужин» был и я. В отличие от российских пайков американские образцы были рассчитаны на один приём пищи, но при этом было много разных вариантов меню. Не зависимо от своего содержимого все без исключения американские пайки по вкусу и питательной ценности заметно проигрывали нашим пайкам. Но нет худа без добра – в «пиндосовских» пайках тоже попадались вкусные вещи. К вкусностям можно было отнести кексы, яблочное пюре и какао. К сожалению кекс был маленький, пакетик с яблочным пюре тоже невелик, но вот упаковки какао вполне хватало для приготовления полной двухсот пятидесяти граммовой кружки чудесного, вкусного и питательного напитка. Основное блюдо пайка было представлено либо макаронами с соусом, либо овощами, либо мясом с гарниром. Все без исключения вышеперечисленные блюда были почти безвкусные и какими-то «пластмассовыми». Наестся, и уж тем более насладится подобными кулинарными «изысками» было невозможно.

Интересным был способ разогревания основного блюда. Поскольку еда была упакована в пластиковый пакетик то разогреть её на открытом огне не представлялось возможным. Для разогрева еды в американских пайках использовался химический метод. В картонной коробочке вместе с упакованной в пластиковый пакет едой находился второй пакет, который и предназначался для разогревания. Пакетик с едой оборачивался содержащим химический реагент пакетом в который предварительно наливалось немного обычной воды. Главное тут было не упустить момент, поскольку пакет с реагентом и водой начинал не только нагреваться, но и надуваться. Если не получалось быстро засунуть оба пакета обратно в картонную коробочку то приходилось довольствоваться не разогретой едой – без плотного контакта между пакетами разогрев еды происходил крайне плохо. Не лучший способ разогрева пищи. Что касается американских деликатесов то при употреблении кекса со мной произошёл маленький курьёз. Кекс был упакован в пластиковую вакуумную упаковку в которой помимо него находился небольшой бумажный пакетик на вроде тех, в которых в кафе и закусочных бывает сахар. Я разорвал этот пакет и к большой своей радости увидел в белой (как я думал, сахарной) пудре коричневые вкрапления, которые, по моему мнению несомненно были молотой корицей. Обрадовавшись я обильно посыпал кекс сахарно-корицевой пудрой – кекс стал выглядеть как будто только что был принесён из хорошей кулинарии. Одним созерцанием сыт не будешь и я стал страстно поглощать пирожное, однако ни вкуса корицы, ни сладости сахара не почувствовал. Я очень этому удивился и высыпал остатки пудры прямиком себе в рот. Пудра оказалась безвкусной. Странное дело. Я взял пустой пакетик и прочитал написанную на нём малозаметную надпись на английском языке. Я плохо знаю английский, но с надписью разобрался сразу. Надпись недвусмысленно гласила: «Не для еды». По-видимому то, что я с горяча принял за сахарную пудру оказалось порошком поддерживающим уровень влажности внутри упаковки. Немного поразмыслив я пришёл к выводу, что скорее всего я не отравлюсь, поскольку маловероятно чтобы какой либо токсичный порошок расположили бы в непосредственной близости от еды. Так оно и вышло – поглощение несъедобного порошка прошло для моего организма безвредно.

В один из дней наш экипаж был отправлен на пост контролировавший весь комплекс сербских казарм. В течении многих последующих дней мы возвращались на этот пост, при этом всегда только в светлое время суток. Казармы располагались вдоль горы и начинались сразу за зданием аэропорта и уходили вдаль вплоть до начала одно-двух этажных домов частного жилого сектора посёлка с неизвестным мне названием. Казармы были построены в несколько линий вдоль центральной дороги. Между линиями казарм проходили асфальтированные аллеи. Сейчас я уже не помню точного расположения всех объектов и расстояний между ними, но в общих чертах дело обстояло именно так.

Примерно на границе казарм и частного сектора с самого начала был установлен пост которым осуществлял командование вышеупомянутый старший лейтенант Я. Несколько раз мы приезжали к нему на пост узнать как обстановка да и просто пообщаться. Возле этого поста и заканчивалась наша зона ответственности. Начиналась же она неподалёку от входа в подземный бункер-аэродром. Таким образом получалось, что мы должны были контролировать большой участок местности только в длину достигавший нескольких километров. На местности было много зданий, как абсолютно целых так и разрушенных, плюс к этому вся территория была засажена деревьями и кустарниками. Экипаж БТРа составляют два человека, кроме того у нас всегда был старший поста, ну и иногда нам давали одного-двух бойцов. Людей катастрофически не хватало и поэтому выделить достаточное количество людей необходимых для нормального несения службы командование не могло. Людей просто-напросто не было, но осуществлять контроль местности было необходимо. Ясное дело, что для того чтобы хотя бы примерно контролировать ситуацию нам необходимо было постоянно объезжать или обходить местность. При подобном патрулировании мы представляли отличную жертву даже для малоопытных боевиков, однако выбора у нас не было.

Старшим нашего поста или, по-другому, старшим нашей машины был уже далеко не юный капитан В. С этим человеком мне предстояло прослужить бок о бок несколько последующих недель и поэтому о нём я расскажу подробно. Для начала просто расскажу как выглядел этот человек. Капитан В. был среднего роста и телосложения и был человеком неприметной внешности. Единственной характерной приметой были его усы. Усы были самые обыкновенные, но в армии в те годы ношение усов встречалось не часто. По складу характера он был спокойным, даже тихим человеком. Он ни в коем случае не производил впечатление трусливого человека, более походя на флегматичного «пофигиста».

Его спокойствие на первый взгляд могло показаться проявлением нерешительности, но в действительности (я понял это лишь спустя какое-то время) оно было воплощением глубокой житейской мудрости. Благодаря огромному жизненному опыту (армия, первая чеченская война, работа в спецслужбах) этот человек заранее понимал как будет развиваться события, и в смысле взаимоотношений между всеми нами и в смысле развития ситуации. За свою жизнь он видел многое и его вряд ли можно было чем-либо удивить. Он был интеллектуально развит, общителен и рассудителен, обладал чувством юмора, не был «жополизом» и сторонником формальной дисциплины, не был он и святошей. Все вышеперечисленные качеств делали его классическим представителем крепкого и толкового русского мужика которому всё по плечу.

Если я не ошибаюсь капитан В. был командиром взвода к которому мы были приданы когда перед маршем на Косово нас перевели из второй роты в шестую. То есть он был командиром теперь уже нашего взвода, однако в суете первых дней мы с ним почти не встречались. С того момента как нас поставили на пост он стал осуществлять командование нашим экипажем непосредственно. С самого первого дня заступления на пост на охраняемой нами территории непрерывно происходили различные происшествия участником или наблюдателем которых был я. Каждый новый день как правило приносил какое либо новое происшествие, однако все эти происшествия были событиями местного масштаба. Наш пост находился на значительном удалении от тех мест где развивались главные события и это не слишком радовало меня. На некоторое время мы были удалены от эпицентра развития ситуации, но всё же временами и нам было не скучно.

С той точки, где стоял наш БТР было хорошо видно дорогу ведущую к входу в секретный подземный аэродром устроенный сербами, как я уже писал, в недрах горы. С большой натяжкой можно было сказать, что дорога находилась под нашим контролем, поскольку визуально мы наблюдали все возможные передвижения на ней. На дороге нами был замечен белый внедорожник уверенно проследовавший в направлении замаскированного входа. У нас был приказ не допускать кого-либо на территорию которую мы охраняли поэтому как только белая машина скрылась за поворотом мы двинулись вслед за ней. У ворот в подземный бункер-аэродром дорога заканчивалась и разминуться с внедорожником мы не могли. Наш БТР остановился немного не доезжая до входа возле которого уже стоял пустой автомобиль, пассажиры которого нагло и деловито осматривали полуразрушенный свод и уходящий вглубь горы тёмный коридор.

На белом боку внедорожника ясно выделялись чёрные крупные буквы ОБСЕ, что указывало на формальную принадлежность машины к этой организации. Однако, судя по тому с каким интересом приехавшие на ней люди рассматривали результат бомбардировки, а так же и находящийся рядом с ними вход в секретный военный объект можно было уверенно предположить, что они представляют скорее ЦРУ США или, по меньшей мере, разведку НАТО. В пользу этого предположения говорил и тот факт, что находясь на территории контролируемой российскими войсками они прямиком поехали к подземному ангару, который издалека абсолютно не заметен (он специально так построен для маскировки). Также не могли они, двигаясь по дороге, миновать другие наши посты, которые разумеется не пропустили бы их сюда. Следовательно, «обээсъешники» или умышленно объезжали посты по бездорожью, либо прибыв в наш штаб по какому-то вымышленному поводу в дальнейшем вместо того чтобы возвратиться поехали к истинной цели своего маршрута.

Как бы то ни было, нашей задачей было выдворить их восвояси, что мы и осуществили незамедлительно и бесцеремонно. Они попробовали «качать права», но Командир был резок и непреклонен, при общении компенсируя нехватку английских слов энергичными жестами.

Своей наглостью представители нового мирового порядка буквально взбесили меня. В моём кармане лежало несколько холостых патронов к автомату и я попросил у Командира разрешение арестовать и «расстрелять» незваных гостей. Капитан В. был не в духе, ему явно очень не нравилась развивающаяся ситуация и он жёстко осадил мои карательные помыслы. «Обээсъешники», фальшивые или настоящие, поняли что убраться им придётся, залезли в машину и очень не спеша покатили в обратном направлении. Чтобы проконтролировать их мы двинулись вслед. Убедившись, что они уехали в сторону штаба наш БТР вернулся на своё прежнее место.

Идея устроить «холостой» расстрел появилась в моей голове не сама по себе. Один из моих сослуживцев, уже упомянутый в этой книге, когда-то рассказал мне о своём участии в подобном мероприятии. История была смешная (можно сказать из серии чёрного юмора) и поэтому не могла мне не запомниться – я весёлый человек и юмор люблю. Истории выглядела следующим образом. Одна из рот специального назначения выехала на проведение прыжков с парашютом, которые проводились на территории Владимирской области. На месте был оборудован полевой лагерь состоящий из примерно десяти армейских палаток, полевой кухни и нескольких грузовых машин. Всё это хозяйство располагалось на краю поля, непосредственно над которым и проводились прыжки. Прыгали, правильнее сказать, совершали прыжки, с АН-2, типичного для совершения учебных прыжков самолёта. Недалеко от места проведения прыжков находился какой-то посёлок или даже городок. Полевой лагерь был небольшой, но он никак не маскировался и поэтому был вполне заметен, да и летящие по небу парашютисты в общем-то хорошо видны, поэтому местные жители наверняка знали о присутствии в их краях военных и соответственно о месте их дислокации.

Прыжки проводились каждый год, одно подразделение сменяло другое. Не знаю, как там было зимой, я не был там в зимнее время, но летом дело обстояло именно таким образом. История эта произошла как раз летом. Только лишь прыжками подобные «выезды на природу» никогда не ограничивались, бойцы занимались тактической и физической подготовкой. В спецназе во время таких мероприятий офицеры занимаются в общем-то наравне с солдатами и поэтому к вечеру и те и другие бывают сильно уставшими. Для полноценного восстановления сил уставшим людям требуется сытная еда и спокойный сон. С едой проблем не было – полевая кухня рядом, не деликатесы конечно, но вполне съедобно. А вот со спокойным сном у ребят тогда дело явно не заладилось. Трудно спокойно спать, когда по соседству с грохотом и рёвом ездят мотоциклы. Местные юные «короли дороги» облюбовали поле для ночных гонок. Не знаю почему этих мотоциклистов не привлекали поездки по ночной трассе, но вот заезды по полю в ту ночь видимо им очень нравились. Ездили они по полю долго, громко и нудно. Проблемы отдыхающих от дневных забот десантников «королей дороги» не беспокоили вовсе. Это было большой ошибкой с их стороны.

Командиру роты надоело это издевательство и он поднял по тревоге одну из разведгрупп. Группе была поставлена задача прекратить ночные гонки и изловить мотоциклистов. Задача была выполнена «точно и в срок». Я сейчас не помню деталей рассказа моего сослуживца и не берусь утверждать скольких ночных наездников поймали бойцы, всех ли участников гонок изловили или же кто-то успел уехать, но «к стенке» встало по меньшей мере несколько мотоциклистов и их верных подруг. Ясное дело, с гонщиками при задержании особо не церемонились. Мотоциклистам зачитали приказ о том, что они будут расстреляны, после чего последовали соответствующие команды. «Короли дороги» видимо до конца не верили, что их могут так запросто взять и расстрелять и лишь когда последовала команда «Огонь!» до них дошло, что всё происходит на самом деле.

Грянули выстрелы, у кого-то из мотоциклистов брызнула по ляжкам струйка. Патроны в оружии были конечно же холостые, но расстреливаемые этого разумеется не знали. Мотоциклистам строго запретили в дальнейшем кататься по полю, после чего прогнали. Так прекратились ночные заезды и воцарился покой среднерусской ночи. Эта поучительная, смешная и одновременно жестокая история некогда запомнилась мне, а в момент выдворения «обээсъешники» всплыла в памяти. Как я думаю, организация ненастоящего расстрела этих деятелей была бы очень уместной. Мне очень хотелось проучить таким способом наглецов из ОБСЕ или откуда они там были на самом деле. Кроме того, мне было бы весьма приятно поглумиться над представителями нового мирового порядка дерзко осматривающих результаты действия бомб сброшенных их товарищами из НАТО. Однако командир не одобрил мой замысел и «обээсъешники» укатили восвояси «не расстрелянными». Жаль.

Я часто ходил обследовать территорию и в конечном счёте облазил все близлежащие постройки таким образом достаточно хорошо изучив их. Ходил я как правило один, что безусловно было занятием очень опасным. Необходимость обходить территорию существовала, но излишне усердствуя при осмотре зданий я действовал исключительно из собственного любопытства. Я хотел найти что ни будь интересное. Что конкретно мне было интересно я и сам не знал, но тем не менее старался это «интересное» найти. В принципе, интерес для меня представляло любое оружие, но я с самого начала понял, что вряд ли на территории казарм и административных зданий мне удастся его найти. Складов вооружения в том месте где мы в тогда несли службу не было.

Командир всякий раз велел мне по долгу не задерживаться и быть бдительным, однако я и сам понимал опасность моего положения и всегда старался принимать максимально возможные меры предосторожности. Не смотря на мои меры предосторожности сама жизнь иногда наглядно демонстрировала мне мою уязвимость. Однажды я решил обследовать подвальное помещение одного из зданий. Этот подвал я приметил уже давно и каждый раз проходя мимо него у меня возникало желание туда забраться и посмотреть что там к чему. Мне было понятно, что в незнакомом помещении меня может поджидать какой угодно сюрприз и я благоразумно до поры до времени отказывался от попытки туда пробраться. Но вскоре благоразумие было пересилено любопытством, а любопытство как известно кошку сгубило.

Я принял решение обследовать подвал. Сняв автомат с предохранителя я двинулся навстречу неизвестности. Ремень моего АКС-74 был подогнан так, чтобы мне было удобно вести прицельный огонь и при этом чтобы оружие в случае моего падения нельзя было выронить. Осторожно ступая и внимательно осматривая все закоулки я стал спускаться в подвал в котором было темно. Я знал, что подвал не освещён и знал, что когда со света заходишь в темноту то на время становишься практически слепым. Тихо ступая, шаг за шагом я спустился в подвал и в первой его комнате кроме голых стен не увидел ни чего. Первая комната была слегка освещена дневным светом проникающим в открытую дверь. Следующая комната была уже абсолютно тёмной, вход в неё страшновато чернел прямоугольником дверного проёма. Размеров и формы следующей комнаты я не знал.

Всё было спокойно и я двинулся туда. Как было и должно случиться, войдя в тёмное помещение я стал слеп как крот. Я вглядывался в кромешную темноту и вдруг услышал лёгкие шуршащие шаги в глубине комнаты. Я не видел абсолютно ничего. Стало страшно. В голове промелькнула мысль о том, какой же я дурак и зачем же я сюда пошёл. Легкие шаги неумолимо приближались. Я резко передёрнул затвор и приготовившись стрелять отпрянул обратно в предыдущую полуосвещённую комнату. Шуршание двинулось за мной. Слыша шорох и глядя в тёмный дверной проём я решал глобальный вопрос, вопрос который меня беспокоил более всего на свете – стрелять или нет? Шуршащие лёгкие шаги приблизились вплотную к тёмному входу и тут я понял, что звук идёт снизу, от самого пола. Человек так двигаться не может. Я не выстрелил. В следующую долю секунды из дверного проёма появилась кошка. Дрянь такая!!! Прошуршав мимо меня она проворно рванула на улицу.

Я люблю кошек, но конкретно эту мне очень захотелось пнуть, кажется я даже безуспешно попытался это сделать. Пнуть не получилось, пришлось довольствоваться руганью. Всё это происшествие продолжалось несколько секунд, но мыслей в моей голове пробежало очень много. До сих пор мне представляется странным как это я смог услышать кошачьи шаги ведь эти животные движутся практически бесшумно. Вероятно замкнутое пространство подвала усилило лёгкий шум производимый кошачьими лапами, да и абсолютная тишина способствовала распространению звука. Думаю также, что изначально тревожная обстановка стимулировала обострённое восприятие мной всего происходящего. На этом приключение закончилось – я покинул подвал.

Все без исключения военные здания были своевременно опустошены уходящими сербами. Конечно же в каждом здании были оставлены кое-какие предметы, на вроде армейских ящиков, потолочных электроламп, казённой мебели, разной никчёмной мелочёвки, но ничего особо ценного сербы не бросили. В некоторых зданиях можно было найти валяющиеся патроны и даже автоматные магазины, да снаряжение типа вышеупомянутых ремней и ботинок, но ничего существенного бережливые сербы не оставили. Они поступили правильно, поскольку даже оставленный никчёмный хлам очень интересовал албанских оккупантов.

В один из дней я обнаружил место где раньше располагался сербский продуктовый склад. В опустевшем помещении посреди голых бетонных стен возвышалась гора вываленных на пол армейских галет. Галеты были никому не нужны, а ничего другого там не было поэтому можно было сказать что склад был абсолютно пуст. Как я уже упоминал, этот склад, ну или по меньшей мере его часть, был роздан сербами нам в первый день нашего прибытия. Коробка вкусного печенья, по-видимому некогда хранившегося здесь, теперь находилась в нашем БТРе. Тот факт, что коробка печенья находилась в недрах нашего БТРа, а не в грязных шиптарских руках лично мне был приятен.

Следующее событие произошедшее в один из тех дней когда мы, если так можно выразиться, охраняли территорию бывших сербских казарм было по-своему уникально. Это событие настолько походило на сюжет из дешёвого, но «глубокомысленного» пацифистского фильма, что на первый взгляд может показаться что именно оттуда оно и взято. Ни дать, ни взять – кино. И тем не менее всё это произошло со мной на самом деле. Схожесть происшествия с фрагментом малобюджетного антивоенного фильма чуть было не вынудила меня умолчать об этом событии. Причина возникновения желания умолчать проста – я опасался быть заподозренным в вымысле. Поскольку всё изложенное в книге правда то даже само такое подозрение со стороны читателя было бы мне неприятно. Я думал-думал и всё же решил – напишу всё как было. А было так.

Примерно в середине дня я обходил территорию как вдруг услышал в одном из зданий шум. Звуки доносившиеся до моих ушей не могли означать ничего другого кроме как человеческой деятельности внутри здания. Наших сейчас здесь быть не могло, англичан тоже (английские сапёры расчищавшие от взрывоопасных предметов местность уже много дней назад закончили свою работу и больше здесь не появлялись) поэтому с полной уверенностью можно было утверждать, что эти звуки производились мародёрствующими албанцами. Я хорошо знал расположение внутреннего пространства здания и поэтому мог зайти в него так, чтобы ни в коем случае не быть застигнуты врасплох теми, кто сейчас был внутри.

Я снял автомат с предохранителя, дослал патрон в патронник и стараясь не производить ни малейшего шума двинулся ко входу. Возня в здании продолжалась. Осторожно войдя внутрь я сразу же увидел двух подростков сидевших на полу и что-то мастеривших. Какого приблизительно возраста они были я сейчас уже не помню, но могу лишь уверенно сказать, что мне, двадцатилетнему, они показались очень молодыми. Я не видел, что именно они делали поскольку подросток сидевший спиной к дверям полностью загораживал мне обзор. Малолетние албаны не сразу заметили меня и мне пришлось окликнуть их. Мой голос отвлёк оборванцев от их очень увлекательного занятия. Я жестами показал им отойти в сторону и когда они последовали моей команде я наконец-то увидел, ЧТО мастерили эти парни.

Предмет изготовленный пареньками я увидел не оставленным на полу, а находящимся в руке одного из них. Малолетка держал в руках красную банку от Кока-Колы (настоящей, американской Кока-Колы) из которой торчали два провода. Я понял всё моментально – малолетние ублюдки делали самодельную бомбу: напихали в банку гвоздей, болтов, пластит и вставили электродетонатор. Для кого предназначалось это взрывное устройство сомнений быть не могло – либо для сербов, либо для нас. Мрази малолетние! От горшка два вершка, а уже террористы!

Я жестом потребовал чтобы парень положил бомбу на пол. Он подчинился. Я потребовал чтобы они отошли к дальней стене и они послушно отошли. Видно было что они напуганы. Я внимательно следил за ними и если бы кто-либо из них сделал резкое движение я бы моментально открыл по ним огонь. Я не такой дурак чтобы верить в гуманизм и тому подобную дребедень поэтому если бы кто ни будь из этих детишек сделал бы что-то, что показалось мне опасным я тут же убил бы их обоих. Если они делали бомбу, то у каждого из них могло быть и другое оружие: пистолет, граната или уже готовая бомба. Я не собирался подставляться под удар тем самым даруя шанс на спасение пусть и малолетнему, но всё же террористу и поэтому в случае опасности застрелил бы их обоих.

Ни один из малолеток не сделал движения которое было бы воспринято мною как опасное и таким образом подростки спасли свою нелепую жизнь. Я подошёл к бомбе и приглядывая за террористами стал её осматривать. У банки из под колы был отрезан верх и внутри она была пуста. В днище была вставлена обычная лампочка от которой наружу выходило два провода. То, что я принял за самодельное взрывное устройство в действительности было самодельным фонариком. Два малолетних идиота делали фонарик. Фо-на-рик!

Эти дебилы чуть было не распрощались со своей жизнью из-за фонарика! Секунду назад я был готов убить их, теперь мне захотелось их выпороть ремнём. Это ж надо быть такими тупоголовыми чтобы в условиях ещё не закончившегося вооружённого конфликта забраться на военный объект на охраняемой территории и там что-либо делать! Пареньки стали что-то лопотать пытаясь таким образом не то общаться, не то просто что-то прояснить для себя. Видимо они говорили на албанском, ну или какой там у них язык, и поэтому я вообще не понимал что они бормочут. На смешанном сербо-русском языке я наорал на этих «террористов» и в самой грубой форме выгнал их вон из здания.

Хотя эти кретины видимо так и не осознали в какой опасности находились минуту назад тем не менее скрылись из виду они очень проворно. Больше я никогда их не видел, чему и вполне рад. «Бомба» осталась у меня в качестве трофея. «Бомбу»-фонарик я специально не отдал им, чтобы они ушли с пустыми руками ничего таким образом не прихватив из здания. Если бы я разрешил им забрать фонарь то получилось бы что я одобряю их действия, по меньшей мере не вижу в них ничего плохого. При такой постановке вопроса они наверняка захотели бы снова навестить склады и казармы. Я осмысливал происшедшее, и честно скажу, я был рад тому факту что не застрелил этих «террористов».

Я презираю гуманизм за его противоестественность и несправедливость и в тоже время я твёрдо убеждён что нельзя лишать жизни никакое живое существо без необходимости. В данном случае «необходимость» была ошибочной. Конечно, застрели я этих малолетних идиотов, с учётом обстоятельств мне винить себя было бы не в чем, но всё же убить по ошибке детишек мне было бы неприятно.

Для того чтобы порадоваться бескровному разрешению этой ситуации была ещё одна причина, чисто технического свойства. Если трупы настоящих, хоть и малолетних, террористов можно было с гордостью представить командованию, то трупы убитых по ошибке малолеток необходимо было бы куда-то прятать, в идеале их пришлось бы глубоко закапывать. Докладывать командованию об этом инциденте означало бы для меня и моих товарищей большие проблемы, вплоть до тюрьмы. Конечно командование тоже не было заинтересовано в огласке такого некрасивого случая, но если всё же инцидент стали бы разбирать с точки зрения закона то мне бы в любом случае не поздоровилось. Я уверен, что дойди дело до судебного разбирательства меня даже толком и слушать бы не стали – раз убил мирного подростка значит виноват. Тот факт, что в момент инцидента в моих глазах эти подростки выглядели вооружёнными и посягающими на мою жизнь террористами никого бы не волновал. Да и как я думаю, в обстоятельства дела никто вникать особо бы не стал, кому я нужен. Если ошибся, значит отвечай – принцип-то правильный, но дело в том, что я себя виновным не считал.

Хотя я и не был в чём-либо виноват, законным способом мне не удалось бы избежать расправы, а поэтому для того чтобы не пострадать в любом случае мне пришлось бы поработать лопатой. Конечно же можно было трупы подростков бросить на месте, ну или утащить в подвал, но тогда существовала опасность обнаружения их либо албанцами, либо деятелями из НАТО. Это в свою очередь могло спровоцировать различные враждебные действия как против нас так и против сербов. В этом случае обстоятельства дела тоже никого бы не интересовали, важен был бы сам факт. Таким образом я бы подставил и самого себя, и всех наших и, что самое поганое, сербов. Короче, как ни крути без лопаты было бы не обойтись.

Интересно что окажись на месте подростков взрослые, особенно одетые в военную форму, албаны то я вообще бы не стал с ними разговаривать. Я сразу стал бы стрелять – в данном случае взрослые гораздо опаснее детей. Более того, я бы очень радовался тому, что шиптарские мародёры дали мне шанс расправиться с ними: раз попался с оружием («бомбой»), да ещё и на запретной территории так и смерть тебе! Мне давно хотелось убить хотя бы одного албанского оккупанта (не столько для самообороны, сколько из-за желания наказать их за то зло что они творили) и такого удачного случая я бы не упустил. Те двое тоже были мародёрами и оккупантами и заслуживали наказания и тем не менее они были детьми. Конечно в случае угрозы с их стороны я всё равно бы убил их, но всё же воевать с детишками дело не слишком почётное и поэтому стрелять в них мне не хотелось.

Вся окрестность вокруг сербских зданий изобиловала вишнёвыми деревьями. Вишни как раз подоспели, но собирать (по понятной причине) их было некому. Каждый раз проходя мимо вишнёвых деревьев я срывал несколько ягод, которые помимо своего крупного размера отличались ещё и великолепным вкусом. Поживится в жаркий день спелой сочной вишней было делом заманчивым и я несколько раз забирался в заросли вишнёвых деревьев. Естественно я наблюдал за обстановкой вокруг себя поскольку быть схваченным албанами мне очень не хотелось. От наблюдения за обстановкой меня постоянно отвлекали висящие там и сям над моей головой вишни. Уже тогда я понимал что собирать вишню было опасным занятием, но желание отведать спелых ягод не однократно пересиливало здравый смысл. Спустя несколько лет, вспоминая эту вишню, я уже чётко осознавал что схватить меня в те минуты можно было очень легко, главное было выбрать подходящий момент.

Вспоминал я вишню в связи с одним обстоятельством выяснившимся спустя несколько лет после завершения косовских событий. Дело в том, что году так в две тысяча втором – две тысяча третьем из телепередачи посвящённой боевым действиям в Косово мне стало известно о применении силами НАТО во время нанесения воздушных ударов боеприпасов содержащих обеднённый уран. Я и раньше знал, что в вооружённых силах НАТО используются какие-то типы боеприпасов для производства которых используется это вещество, но до поры до времени мне не было известно о применении их в Косово. Чуть позже я прочитал в каком-то журнале статью про действия американцев в Косово и там снова встретил упоминание об этом типе боеприпасов. Я до сих пор не знаю точно, применяли их там или нет, но как говорится «дыма без огня не бывает». Кроме того я убеждён, что от США можно ждать вообще чего угодно и поэтому можно с большой долей вероятности предположить что «пиндосы» такие снаряды всё же применяли. Принцип действия снарядов с обеднённым ураном мне не известен, знаю только что предназначены они для пробивания брони. Не смотря на свою «обеднённость» этот уран всё равно радиоактивен и особую опасность для человека представляет заражённая пыль. Вся прилегающая к аэродрому территория несла на себе следы многочисленных попаданий натовских бомб и ракет. Вишня, которую я с наслаждением поедал в течение нескольких дней была густо покрыта слоем многодневной пыли. Я не особо утруждал себя промыванием вишен – раз ягоды висят в воздухе не касаясь при этом ничего грязного значит они чистые. Наскоро стёр с них пыль и ням-ням…

Мародёры не слишком баловали своим вниманием охраняемую нами территорию, однако и сюда они время от времени наведывались. Особо запомнилась деятельность одного или даже действовавших командой нескольких из них. Мне так и не удалось повстречать этого (или этих) удалого расхитителя лично, но запомнился его метод работы – он приезжал грабить на тракторе с прицепом. Использование трактора с телегой для вывоза награбленного имущества из сербских частных домов было явлением обыденным, но вот приезжать на тракторе на военные, да к тому же «охраняемые» объекты было проявлением большой наглости.

Поскольку в этом районе мы осуществляли контроль за местностью в общем-то формально, да и то только в дневное время, узнать откуда и каким образом появлялся этот трактор нам так и не удалось. Неоднократно я видел его стоящим в том или ином месте, однако никакого видимого присутствия самих мародёров было не заметно. На следующий день трактор либо исчезал совсем, либо появлялся уже в другом месте. Иногда, к моменту нашего появления в телеге уже лежали какие ни будь вещи, иногда она была пуста. В дневное время видимых действий мародёры не осуществляли поэтому наличие в тележке вещей означало, что шиптары принимались за грабёж спозаранку, ещё до нашего появления на территории. Мы не имели ни приказа, ни возможности охранять данную местность круглосуточно. У нас не хватало людей и для того чтобы организовать ночные патрулирования потребовалось бы снимать их с каких-то других постов. Патрулирование в таком составе, какой тогда был у нас – экипаж БТР и старший машины (иногда к нам добавлялся один боец) в ночное время было просто-напросто самоубийственным. Мы не патрулировали здесь ночью и мародёры это знали.

Я несколько раз ставил вопрос о том, чтобы уничтожить этот гнусный трактор и лишить тем самым мародёров возможности действовать, но всякий раз разрешения на его уничтожение мне не давали. В принципе можно было не применяя вооружение БТРа уничтожить его просто облив бензином или другой горючей жидкостью – типа того, что трактор «сам сгорел». Естественно выяснять по какой причине сгорел мародёрский трактор никто не стал бы. Таким образом получилось если бы и не пресечь деятельность этих мародёров полностью, то хотя бы сильно осложнить их «работу» да и немного наказать их. Очень зря я не набрался решимости и не подпалил трактор, до сих пор сожалею об этом.

В то время пока мы охраняли территорию сербских военно-административных зданий на аэродром приземлилось ещё несколько наших транспортных самолётов. Какой груз они привезли я точно не знаю, но личного состава после их прилёта у нас особо не прибавилось. Отношения с англичанами полностью «устаканились», мы относились друг к другу как к неотъемлемой детали окружающей местности. Наши умельцы починили несколько брошенных сербами легковых машин и катаясь на них от поста к посту вызвали раздражение у англичан. После жалобы инглезов нашему командованию катания были прекращены.

Албанцы продолжали свирепствовать грабя и поджигая сербские дома. По ночам постоянно слышались выстрелы, как правило несколько одиночных либо одна-две очереди. Ни каких мало-мальски значимых боестолкновений в нашей зоне ответственности не происходило. Не смотря на очевидную стабилизацию обстановки мы по-прежнему ожидали нападения со стороны шиптаров, но они по-прежнему упорно не желали нападать на нас. При этом было очевидно, что в крае их уже очень много. Мы были настороже, накопленная агрессивная энергия ждала возможности вырваться наружу, но реализовать её по-прежнему было некуда. Всё ещё мы были дисциплинированы и управляемы, но окружающий хаос уже начал оказывать своё действие и на нас. В совокупности с нереализованной агрессивной энергией в нас уже начали назревать не слишком хорошие помыслы.

Основным «нехорошим» помыслом было стремление к употреблению алкоголя. Психофизическое напряжение требовало разрядки. Кураж от осознания глобальной крутизны того, что мы сделали и кураж от вида окружающего нас беспредела разжигали желание «бухнуть» или «курнуть». Очевидная ничтожность албанов как боевой силы вызывала пренебрежительное к ним отношение и явно не стимулировала в нас трезвость и бдительность. Энергию предназначенную для боёв с бандами ОАК-УЧК нужно было куда-то девать. И её стали расходовать на приключения. В первую очередь на пьянки. Сперва пили немного, но вскоре дело пошло уже масштабнее. Многие парни рассказывали, что кем-то из наших были обнаружены две бочки спирта. Сам я бочек не видел и не могу даже представить откуда они могли взяться. Возможно бочки это вообще вымысел, но вот откуда-то взявшийся спирт действительно был. Спирт стали пить. Никто не умер, и как ни странно никто даже не ослеп, ну или по меньшей мере даже не отравился. Мне предлагали испить этого напитка, но побоявшись вредных для своего молодого организма последствий я отказался. В юности я не однократно пил спирт «Рояль» который в начале девяностых годов в изобилии поставлялся в многострадальную Россию. Я много раз слышал страшные рассказы об отравлениях этим спиртом и в конце концов пришёл к выводу, что его лучше не употреблять. Спустя много лет я узнал что спирт «Рояль» изначально предназначался для разжигания каминов и печей. В дальнейшем, под такой же торговой маркой повсеместно продавалось горючая жидкость для зажигалок типа «Зиппо». Представляю как глумились над нами те, кто поставлял этот спирт в Россию. Какие же мы были глупые и смешные в те далёкие годы. Стараниями проклятых коммунистов мы натурально выглядели папуасами восторгающимися стеклянными бусами. Ну да ладно, что было того не поправить.

С едой у нас в Косово в те дни проблем не было – помимо обычного армейского рациона мы располагали продуктами которые отдали нам сербы, а так же теми продуктами что прислало нам правительство Москвы. Впервые за всю свою армейскую жизнь я столкнулся с тем, что солдатам предлагали продуктов намного больше чем они могли съесть. Причём продукты были разнообразные и хорошие, в основном различные консервы. Было очень жарко и есть, особенно что либо сладкое, на вроде сгущённого молока, никому не хотелось. Некоторые брали консервы «про запас» справедливо полагая, что сытые времена могут кончиться также внезапно как и начались (так оно и вышло). Как пойдёт жизнь дальше неизвестно и запас вполне может пригодиться. Временное продуктовое изобилие объяснялось ещё и тем, что кладовщикам украсть и продать продукты было не кому – сербы их бы покупать не стали, а с албанами договариваться в те дни вообще было не реально. Соответственно воровать продукты было бессмысленно и поэтому приходилось раздавать их солдатам. Как мне представляется кладовщики должны были горевать оттого, что продукты «пропадают зря».

Как-то раз к нам пришла небольшая колонна российского МЧС, машин шесть-восемь. Белые КАМАЗы были загружены гуманитарной помощью. Помощь предназначалась не нам, а сербам. В условиях косовской катастрофы эта помощь была каплей в море, но даже такая помощь могла в те дни пригодится сербам. В вопросах всевозможной помощи (в первую очередь естественно военной) сербы ждали от России очень многого, но прежде чем возлагать большие надежды на нашу страну сербам следовало бы подумать о том незавидном положение в котором находилась наша некогда могущественная держава. Надеждам сербов не суждено было сбыться – огромной помощи от России они так и не получили, но если быть в этом вопросе принципиальным, то можно отметить что и Сербия в не лучшие для России годы не раскошеливалась нам помогать. Россия дважды была вынуждена вести затяжные боевые действия в Чечне и я, при всей своей осведомлённости об этих войнах, ни разу(!) не слышал ни о сербских добровольцах, ни о сербских врачах, ни о посылках из Сербии.

Подход сербов был очень интересным и весьма примечательным – раз Россия большая то она всё вытянет, а наше дело маленькое. Сербам жилось не сладко, но тем не менее их страна не была до такой степени нищей чтобы не оказывать братской России хотя бы незначительную помощь. На данном примере хорошо просматривается важный психологический момент отношения сербов к России – они, в большинстве своём, хотели односторонней помощи с российской стороны, а вовсе не стремились к взаимопомощи.

Что касается колонны МЧС то несмотря на её немногочисленность можно уверенно сказать – лучше оказать хоть какую-то помощь, чем не оказывать никакой. Куда точно направлялись грузовики с гуманитарной помощью я сейчас уже не помню, но точно они не должны были разгружаться на месте. Поскольку мы были в общем-то оторваны от жизни, общение с водителями прибывших из России грузовиков представляло для нас интерес. Однако ничего особо интересного мужики не рассказали – на Родине всё было по-прежнему. В остальном наши разговоры вертелись вокруг событий происходящих на косовской земле, ну и на разные традиционные темы, типа того, кому сколько платят или чем КАМАЗ хуже (лучше) «Урала». Насколько я помню колонна в пути никем кроме нас не охранялась и водители не были даже вооружены. Простояв пару дней колонна продолжила свой путь, как мне представляется вглубь Сербии. Думаю остановка её у нас была вынужденной – где-то в руководстве принимали решение куда конкретно её направить. В Приштине ей было делать нечего – всю помощь предназначенную для сербов с большим удовольствием разграбили бы шиптары.

Прибывшие из России штабные офицеры сообщили нам, что командование высоко оценило наши заслуги и все мы будем награждены и любой желающий из нашего числа сможет остаться служить здесь ещё минимум на полгода. Это известие было воспринято многими «на ура» поскольку служба в бывшей Югославии была для многих очень привлекательной по причинам ранее уже указанными мной. Многим парням, особенно из небольших провинциальных городов и посёлков по возвращению домой практически невозможно было найти работу которая оплачивалась бы так же, как здесь. Если при этом ребятам не к кому и не к чему было возвращаться то возможность остаться «послужить делу мира» представлялась особо привлекательной. Поскольку любой среднестатистический солдат и офицер отправлялся в «Югу» на два срока по полгода то по истечении года остаться здесь ещё на один срок было делом маловероятным. Некоторые парни давали взятки чтобы остаться на третий срок. Таким образом, «служение делу мира» являлось занятием приносящим стабильный доход.

Заработанными деньгами мы распоряжались по-разному, в зависимости от личных предпочтений и мировоззрения. С точки зрения психологии нас можно было разделить на три категории. Первую категорию составляли парни жившие только сегодняшним днём. Они тратили все свои деньги сразу же как только их получали. Тратили на вкусную еду, спиртное, проституток, одежду, ну и т д. По моему разумению это не самый плохой способ распорядится деньгами – жизнь такая штука, что сегодня мы есть, а завтра нас нет и поэтому получать удовольствие от жизни нужно каждый день. Например, один мой товарищ, прослужив в Боснии год, прибыл в Россию с несколькими сотнями долларов в кармане, а в его сумке, к огромному удивлению таможенников, не оказалось ничего кроме нескольких бутылок пива.

Любители швырять деньгами делились на две категории: одну категорию составляли люди которые вообще ни о чём не задумывались, другую категорию составляли те, кто раньше не имел средств вести красивую жизнь, но очень к ней стремился. Получив на руки определённую сумму денег парни принимались реализовывать свои давние мечты. Антиподами расточительных жизнелюбов были бережливые скупердяи. Они считали, что деньги нужно копить поскольку дома они будут очень нужны. Доходило до маразма – некоторые из скупердяев даже не ходили в кафан попить кофе. По их мнению потратить пару долларов на кофе это было глупым расточительством. Один бережливый парниша за день до своего отъезда на Родину хорошо выпил (все отмечали отъезд), а проснувшись по утру не обнаружил кошелька в котором хранились заработанные им за год деньги. Денег было немного-немало двенадцать тысяч долларов. Спрашивается, ну на хера было копить? Этого парня уважали и поэтому деньги ему вернули – его деньги никто не крал, он сам спьяну потерял их.

«Растратчики» похвалялись тем как удачно они потратили свои средства, скупердяи, видимо завидуя им, старались всячески их принизить, постоянно высказывая мнение, что тратить трудно заработанные деньги это очень глупо (уместно вспомнить отношение некоторых парней к покупке мной часов «Касио»). Эти две категории людей не понимали друг друга, я же понимал и тех, и других. Была ещё и третья категория к которой относился и я. Третья категория была значительно малочисленнее нежели чем две первые, но зато составлявшие её люди придерживались гармоничных и умеренных взглядов. Представители третьей категории сочетали ежедневные удовольствия с накоплением сбережений на будущее. Мною была подмечена любопытная деталь: почти что каждый, кто вернувшись в Россию не вложил деньги в недвижимость, в конечном итоге всё равно остался без накопленных средств. Классическим вариантом уничтожения заработанных на миротворчестве денег был вариант покупки машины которая спустя какое-то время разбивалась.

Как бы там ни было, остаться в Югославии ещё на полгода хотели многие из нас. В Косово нам пообещали, что все изъявившие желание остаться всенепременно останутся, для этого нужно будет написать обычный в таких случаях рапорт. Я оставаться не собирался, а вот те кто имел такое желание устремились писать рапорта и подавать их на подпись командиру роты. Для некоторых тут начались проблемы имевшие почти что неразрешимые последствия. Я уже упомянул, что процесс пьянок пошёл и всё более увеличивался день ото дня. Вместе с этим появлялись нарекания со стороны командиров которые иногда перерастали даже в конфликты. Некоторые воины уже показали себя командиру роты во всей красе и естественно продолжать свою службу с проблемными солдатами он не хотел и соответственно их рапорта подписывать отказывался. Наверное некоторых особо конфликтных (и соответственно насоливших ему) парнишек он просто-напросто наказывал таким образом. По-моему, всё же все, кроме одного, рапорта были им подписаны, но случилось это уже позже и для некоторых это было связано с беготнёй и нервотрёпкой.

По замыслу верховного командования после того как мы показали себя столь блестяще все мы должны были остаться служить именно в Косово. Таким образом наш батальон, почти в полном составе, должен был составить основу будущих российских сил в Косово, служа своеобразным примером для подразделений прибывших из России. То, как чётко, слаженно и решительно мы провели марш и удержание аэродрома действительно было достойным примером для подражания не только отдельно взятой российской армии, но и вообще для любой армии мира. Мы продемонстрировали профессионализм, боевой дух, смелость, а так же и все остальные достойные для мужчин вообще, и солдат в частности, качества. В этом вопросе упрекнуть нам себя было не в чем.

Тем временем нашу роту разместили в огромном железном ангаре. Почему командование выбрало для размещения личного состава именно ангар, а не одну из находившихся рядом казарм я не знаю. Могу лишь только предположить, что размеры ангара позволяли вместить всю роту одновременно в то время как сербские казармы такой возможности не предоставляли. По всей видимости раньше тут находилась какая-то авиационная, либо аэродромная техника, но к моменту нашего заселения ангар был пуст. Ни я, ни Толстый в ангаре не жили поскольку у нас была крыша над головой, да и к тому же наш БТР почти постоянно находился в охранении и нам как членам экипажа необходимо было присутствовать в своей машине. Я пару раз наведывался в этот ангар и внутренняя обстановка представлялась мне не слишком удобной для отдыха – спать там было аналогично тому, чтобы спать посредине пустого баскетбольного зала. При входе в ангар сразу же появлялось чувство дискомфорта.

В стене ангара зияла свежая пулевая пробоина калибра 7.62 – пришедший в казарму снайпер забыл заранее разрядить оружие. Никто не пострадал. Причиной происшествия были либо уже начинавшие сказываться усталость и хроническое недосыпание, либо день ото дня набиравшее ход употребление спиртосодержащих жидкостей. Многие парни негромко обсуждали это происшествие. Кто и как его комментировал я не помню, однако могу сказать, что особо оно никого не беспокоило, общие настроение и смысл разговоров укладывались в одно предложение: «Во парнишка учудил!».

В один из своих визитов в казарму-ангар я застал там своего коллегу-пулемётчика Виталика, того самого Виталика с кем мы ещё находясь во второй роте ездили сооружать мишени на стрельбище. Виталик предстал передо мной с обожжённым лицом и перебинтованными кистями рук. Лицо было обожжено почти полностью, но не сильно, правильнее сказать оно было опалено. Ладони были замотаны бинтом весьма тщательно, что убедительно говорило о том, что руки пострадали значительно сильнее. На мой вопрос о происшедшем он невнятно ответил, что в его БТР албанцы бросили дымовую гранату. Якобы он стал выбрасывать её и обжёг себе руки и лицо. Ни один человек не будет подставлять под струю огня и дыма лицо и поэтому рассказ Виталика мне показался странным. Виталик говорил невнятно и поскольку мы были знакомы не первый день по его поведению я понял что он врёт, либо по меньшей мере чего-то не договаривает. На мои дальнейшие вопросы он отвечал так же невнятно и уклончиво, было видно что он хочет поскорее закончить разговор. Он постоянно отворачивал глаза как будто ему было очень неприятно обманывать своего сослуживца, но при этом обманывать в данной ситуации ему по какой-то причине всё же было необходимо. Я понял что Виталик что-то скрывает и при этом навряд ли сейчас «расколется». Каким образом он в действительности получил свои ожоги я так и не узнал. К счастью ожоги были несерьёзные.

На одном из прибывших из России самолётов прибыла группа журналистов. У меня эта группа вызвала весьма своеобразный интерес – интерес был связан с нахождением среди журналистов нескольких фотографов. К тому времени у меня уже кончилась фотоплёнка для моей «мыльницы» и я рассчитывал раздобыть её у фотожурналистов. Фотографии для солдата вещь практически святая поскольку содержат в себе воспоминания о трудных жизненных событиях и о людях участвовавших в этих событиях. Фотографии это ПАМЯТЬ. Кроме этого, по моему разумению, впереди было ещё много того, что заслуживало быть запечатлённым на фото. Однако к тому времени вся припасённая мною ещё в Боснии плёнка кончилась и купить эту плёнку было негде.

Приметив группу журналистов с фотоаппаратами я подошёл к ним и немного пообщавшись поинтересовался на счёт плёнки. Мужик к которому я обратился сообщил мне, что у него плёнки осталось мало, но зато он знает у кого она есть и сейчас он принесёт её мне. Фотокорреспондент удалился, а вскоре принёс мне плёнку при этом отказавшись от предложенных денег. Он сказал, что дал бы ещё, но они сами потратили её уже много, при этом им предстояло пробыть здесь ещё пару дней, а объектов достойных фотографирования в Косово в те дни было превеликое множество. Я рад был и одной плёнке, тем более что она имела 36 кадров – максимально возможное количество. Моё внимание привлекла нетипичная маркировка светочувствительности плёнки. Имеющаяся в обычной продаже плёнка имела три коофициента светочувствительности: 100, 200 и 400 – чем больше число, тем плёнка чувствительнее. Светочувствительность влияла не только на фотографирование в различных условиях освещённости, но и на насыщенность фотографии цветом, то есть на красочность фотографии. Плёнка которую дал мне фотокорреспондент имела коофициент светочувствительности 800. До этого момента я не ведал, что в мире вообще существует такая плёнка, по-видимому она продавалась только в специальных магазинах для профессионалов. Сделанные с неё фотографии отличались высокой чёткостью и контрастностью, а также намного большей насыщенностью цветом нежели чем фотки с обычной плёнки. Цвета на фотографии сделанной с «восьмисотой» плёнки были ярче и сочнее и поэтому фотки были красивее обычных.

Поскольку я предвидел, что одной плёнки мне может не хватить то я решил обратиться еще к какому ни будь журналисту. В скором времени я раздобыл ещё одну плёнку, причём снова безвозмездно. Эти корреспонденты показались мне нормальными ребятами и о них у меня остались самые хорошие воспоминания. Что же касается журналистов вообще, то представителей этой профессии я выделяю в отдельную, обособленно стоящую от общества категорию. Отношение к журналистам у меня двойственное. С одной стороны среди журналистов есть много хороших, порядочных и грамотных людей. В дальнейшем, в редакции журнала «Солдат удачи» я познакомился с такими людьми. С другой стороны среди журналистов есть много тех, кто прикрываясь термином «свобода слова» делает очень много зла. Злом может быть как агитация в пользу чего-либо плохого так и примитивнейшее обливание грязью порядочных людей.

Существует такой термин как «психологическая война» и смысл его заключается в причинении вреда врагу методом оказания на него психологического воздействия: давления, обмана, внушения. Причём воздействие зачастую оказывается не только на врага, но и на тех, кто до поры до времени держит нейтралитет. Способов оказания психологического давления множество и одним из достаточно эффективных является внушение какой-либо идеологии населению посредством использования СМИ. В этом смысле журналисты выступают в качестве солдат психологической войны, но в отличие от солдат настоящих они прячутся от ответственности за свои действия за «журналистскую неприкосновенность» и конечно же за так называемую «свободу слова». Нормальные, честные бойцы не зависимо от того за что они воюют всегда могут получить свою пулю и получение этой пули является явлением нормальным, по меньшей мере закономерным. Хитрозадые журналюги напрямую участвуют в психологической войне, однако автоматов в руках не держат и поэтому вроде как «не при делах», хотя своими действиями они способны приносить огромный вред.

Если погибает обычный боец, то это воспринимается как норма, если же журналисту настаёт время ответить за свои действия и «встать к стенке» то сразу же подымается вой о свободе слова и журналистской неприкосновенности. Такое положение вещей мне представляется очень несправедливым и подлым. За эту подлость я и не люблю негодяев из числа журналистов. К счастью не всем негодяям-журналистам удаётся избежать наказания, но всё же многие из них раз за разом успешно используют «свободу слова» в качестве щита.

Относительно свободы как таковой уверенно скажу следующее: абсолютной свободы равно как и абсолютной несвободы для человека в природе не существует, при этом жизнь устроена так, что любое действие влечёт за собой какие-то последствия, следовательно и за сказанные слова человек должен нести ответственность. Так устроен мир, но свободолюбивые журналисты хотят говорить что им заблагорассудится и не нести за это ни какой ответственности. Так быть не должно и за слова, равно как и за любые поступки, нужно отвечать. В мирное время достаточно ответственности за честность сказанного. В военное время есть спрос и за то, в чью пользу делаются те или иные публичные заявления. Каждый человек имеет право высказывать своё мнение, но когда мнение высказывается публично это уже не личное дело человека – это элемент воздействия на общество, способ ведения психологической войны. Тот, кто публично высказывается в поддержку врага делает с врагом одно дело и соответственно должен полностью разделить его участь.

В период первой чеченской войны многие свободолюбивые журналисты обливали грязью нашу армию, прославляли боевиков и особенно рьяно сочувствовали «мирным» чеченским жителям. Свободолюбивые журналисты вели войну против России, хотя в большинстве своём являлись её же гражданами. Говно, а не люди. Многим из них это сошло с рук. К моей большой радости кое-кто из них всё же получил по заслугам. То, что они стреляли в Россию не пулями, а словами и видеокадрами ничего не меняло. Более того, умелый психологический «выстрел» проливает намного больше крови чем десятки и сотни выстрелов настоящих. И кровь моих товарищей действительно проливалась.

Слова сказанные в нужное время в нужном месте это не просто сотрясание воздуха. Слова сказанные в нужное время в нужном месте могут быть сильным оружием. Слова имеют свойство материализоваться. Не в мистическом смысле, а во вполне естественном, материальном. Старинная поговорка гласит: «Назови человека сто раз свиньёй он и захрюкает». Современные люди очень зависимы от преподносимой им информации, некоторые прямо таки болезненно зависимы. Образно говоря, если сегодня людям убедительно скажут про какого-то человека, что он плохой, то завтра от него все отвернуться, послезавтра его побьют, а послепослезавтра его вообще могут убить, при этом за него даже никто не вступится. Слова материализуются в поступках людей услышавших их.

Применительно к освещению войны журналистами это означает создание негативного образа одной из сторон конфликта и позитивного другой. Сторона на словах выставленная в позитивном свете получит вполне материальную помощь (оружие, медикаменты, подкрепление), сторона выставленная в негативном свете получит повсеместное противодействие. От очернённой армии могут отвернуться даже те кого эта армия защищала. Это несправедливо и подло, но так действительно бывает. Достаточно вспомнить американских солдат времён вьетнамской войны или же наших ребят-«афганцев». И тем и другим пресса создала облик убийц, карателей, психов, наркоманов, а самое главное людей сражавшихся «за зря». То, что ребята ЗАЩИЩАЛИ свою Родину выполняя ЕЁ ПРИКАЗ уже мало кого интересовало – журналисты создали бойцам очень негативный образ и общество отвернулось от своих солдат. Когда солдаты это осознали они отвернулись от общества. Неблагодарность вернулась к обществу в виде криминального всплеска и таким образом общество получило то, что заслужило.

Во главе этого процесса стояло не общество, а деятели из СМИ. Журналисты вели психологическую войну против армии и зачастую добивались успеха. В современном мире СМИ обладают большой возможностью влиять на общество и в условия войны это влияние является частью самой войны. Во время всех конфликтов на территории бывшей Югославии руководство США умело и беспринципно использовало это влияние в своих интересах. В широком смысле война не кончается никогда и солдаты психологического фронта не сидят без дела. Огромное количество людей по всему миру практически не способны здраво воспринимать окружающую действительность (то есть жить в гармонии с природой ориентируясь в повседневной жизни на её вечные и мудрые законы) и эти люди полностью ориентируются на услышанное и увиденное в СМИ. Люди тупо, иногда даже сами того не понимая делают то, что велит им «ящик для дураков» – телевизор.

«Телезомби» глупо и бестолково живут в мире сфабрикованном СМИ. За примерами далеко ходить не надо – лучший пример это современный шоу-бизнес. Миллионы глупцов по всему миру наблюдают за выступлениями «деятелей культуры», с неподдельным интересом обсуждая кто из «звёзд» с кем совокупился и кто где как кривлялся. «Звёзды» показанные по телевизору воспринимаются не как клоуны (кем многие из них в действительности являются), а как герои. Не спортсмены, не космонавты, не военные, не врачи, не философы, не художники, а именно кривляющиеся на сцене и поющие бредовые песни клоуны являются для миллионов людей настоящими героями. Что можно сказать про людей у которых такие «герои»?

Большинство поклонников клоунады НИКОГДА в повседневной жизни своих «героев» не видели. Поклонники не знают настоящего образа жизни «звёзд» и даже зачастую не знают истинных имён своих «героев». Дураки вообще не знают тех, кем восторгаются, видя лишь образ сформированный СМИ. Если бы кто ни будь из «звёзд» голубого экрана помер, но при этом по телевизору длительное время показывали бы «звёздные» кривляния то для поклонников факт смерти «звезды» остался бы незамеченным. «Телезомби» с огромным интересом обсуждают подробности «интимной» жизни «звёзд». «Интимные» подробности естественно подчёрпнуты из СМИ. Увидеть «случайно сфотографированные» трусы какой ни будь клоунессы представляется событием вселенского масштаба.

Примерно также обстоит дело и с экономикой. С экрана телевизора телеведущий сутками напролёт обсуждает со своими толстозадыми коллегами экономическое положение, котировки акций, курсы валют. Он говорит множество заумных слов суть которых большинство телезрителей не понимает, но совсем не говорит о том, что современные деньги это просто бумага которая в прямом смысле ВООБЩЕ ничем не обеспечена, что котировки акций отражают не столько реальный потенциал предприятий сколько спекулятивные настроения биржевых игроков, что важная экономическая информация дорого стоит и её никогда не будут сообщать кому попало с экрана телевизора. «Экономист» выдаёт информацию которую всё равно никто из рядовых зрителей не сможет проверить и тем не менее его многие слушают день за днём. Большинство телезрителей даже не понимают, что экономические отношения вертящаяся вокруг денег, акций, облигаций и тому подобных бумажек это просто своеобразная игра. И хотя эта игра составляет часть нашей повседневной жизни она не имеет ничего общего с реальной экономикой – экономикой основанной на распределении природных ресурсов и человеческого труда.

Природные ресурсы останутся на земле даже если человечество исчезнет, игра в деньги, акции, облигации и прочие бумажки будет продолжаться только до тех пор пока в неё верят. Деньги – это просто бумага, в свою очередь земля, нефть, газ, лес, золото, сталь это вещи вполне реальные и чтобы человек отдал свои реальные вещи за ни чем не обеспеченную бумагу (чаще всего зелёного цвета) нужно хорошенько промыть человеку мозги. А как же это сделать? Да просто – нужно иметь собственные СМИ. Миллионы людей слушают бред об акциях, вложениях, биржах и если СМИ передают о том, что случится какой ни будь финансовый кризис то «телевизионные зомби» не только охотно поверят в этот самый кризис, но и сами сделают всё возможное для его наступления.

В современном мире контролировать СМИ важнее чем обладать ядерным оружием. Наиболее разветвлённую сеть СМИ по всему миру имеют конечно же США и в войне против сербов Америка вовсю использовала журналистский потенциал. Везде где присутствовало американское телевиденье, телезрителям зачастую даже не знавшим о существовании такой страны как Сербия навязчиво объясняли что сербы очень плохие люди и поэтому их необходимо бомбить. Кстати необязательно было этим заниматься конкретно американскому телеканалу – за деньги эту информацию мог преподносить какой ни будь местный телеканал. Денег американцам не жалко – напечатать их не сложно.

Также потом было сделано и в Ираке. По всему миру американские «борцы за демократию» раструбили миф о том какой злой Садам Хусейн, как много у него химического оружия, какой он опасный террорист. Американские спецслужбы придумывали образ врага, а «демократичные» журналисты его умело тиражировали и раздували до космических масштабов. Из телевизора образ врага Америки пришёл в каждый дом.

Пустыми «базарами» главные борцы за свободу слова не ограничивались – вслед за словами летели бомбы. Тысячи бомб. В одной американской листовке сброшенной на Сербию так и было сказано: «Тысячи бомб упадут на вас…». Листовка предназначалась для запугивания сербов. В других странах листовками никого не запугивали, зато всячески внушали миф о зловредности сербов. Голливуд даже снял фильм о «героических» приключениях сбитого американского пилота в сербском тылу. На сколько я знаю, несмотря на то, что самого злого серба в фильме играл известный и талантливый российский актёр у нас этот фильм большой популярностью не пользовался. Но создание фильма это разовая акция, а вот деятельность американских СМИ по очернению сербов было процессом длительным и планомерным.

Журналисты в этом длительном и планомерном процессе как раз и выступали бойцами психологического фронта. Понятное дело, большинство из них находилось далеко от передовой, таким образом убивая с безопасного для себя расстояния, но даже те из них кто был недалёк от мест боестолкновений всячески прятался за вышеупомянутые «свободу слова» и «журналистскую неприкосновенность». Кстати, я прекрасно отдаю себе отчёт, что в случае успеха моей книги нелестные высказывания о «нехороших» журналистах могут вызвать недоброжелательное отношение ко мне с их стороны со всеми вытекающими из этого последствиями. Но, во-первых я не боюсь «нехороших» журналистов, а во-вторых, есть ведь на свете и хорошие журналисты.

По большому счёту я не слишком люблю журналюг, в этом смысле я солидарен с одним неизвестным американским военным ещё в годы вьетнамской войны сказавшим: «Военный думает прежде всего о том, как защитить свою Родину, а журналист в первую очередь о том, как прославится». Я не люблю журналистов, хотя понимаю что без них современное общество уже обойтись не может. Тем ребятам, что подарили мне фотоплёнку я благодарен – плёнка мне очень пригодилась.

Не смотря на то, что каждый день мы уезжали «охранять» территорию сербских казарм и административных зданий в вечернее время у нас была возможность пообщаться со своими сослуживцами и из их рассказов составить более-менее точную картину того, что творилось вокруг. Картина была следующего содержания: албанцы повсеместно хозяйничали во всю терроризируя местных жителей, сербы повсеместно терпели тиранию, а силы КФОР постепенно и неумолимо рассредоточивались в крае. В общем ситуация в Косово развивалась закономерно. Внимательный читатель помнит, что наш батальон тоже вроде как относился к силам КФОР, даже вся наша техника имела соответствующие надписи и следовательно в вопросе рассредоточения на местности мы не должны были отставать от своих натовских «коллег». Наша проблема заключалась в том, что мы не располагали достаточным количеством личного состава для взятия под контроль нашего района. Людей по-прежнему не было, но тем не менее всё необходимое для обеспечения дальнейшего развёртывания делалось. Где-то далеко от этих мест велись переговоры об установление зон ответственности, а здесь, в Косово, наше командование старалось установить контроль над некоторыми ключевыми объектами. Наши парни выезжали выставлять посты в точки, которые по мнению командования представляли стратегический интерес. В скором времени и наш экипаж убыл на такой пост – мы поехали охранять сербский госпиталь в Приштине.
Часть четвёртая.
Госпиталь.

Наш БТР приняв на борт отделение солдат из нашего взвода отправился охранять сербский гражданский госпиталь. Нашу группу возглавил уже более-менее известный нам с Толстым капитан В., тот самый, под чьим командованием мы охраняли территорию сербских казарм и административных зданий. Наше прибытие было заранее согласовано и сербы радостно встречали нас, своих защитников. Общее настроение сербов выражалось словами «Ура!!! Русские приехали!!!». Некоторые из сербов так и кричали.

Сербы видели в нас реальную силу, олицетворение великой России, защитников, друзей и братьев. Прекрасно понимавшие, что от албанцев сейчас им самостоятельно уже не спастись сербы видели в нас единственную возможность к спасению. Сами мы и уж тем более стоящая за нашей спиной Россия представлялись для них надёжным щитом. Мы разочаровывать сербов не собирались. Как только мы появились в этом госпитале мы были окружены самым пристальным внимание – ну как же, прибыли герои! Госпиталь был частично не функционирующим, а та его часть что всё же использовалась действовала по принципу больницы-поликлиники. Персонал был в основном женский, было с десяток более-менее симпатичных девушек. Последнее обстоятельство показалось нам особенно интересным. Как только мы прибыли на место сербы на перебой принялись предлагать нам угоститься кофе.

Из числа горячих напитков сербы вообще пьют только кофе, по какой-то неведомой мне причине нормальный чай у них отсутствует напрочь. Чая, ни чёрного, ни зелёного просто-напросто нет в продаже. Для любого русского человека отсутствие чая представляется аномалией, но для сербов это было нормальным положением вещей. В это сложно поверить, но это правда. Я даже думаю (на полном серьёзе), что некоторые из них даже не ведали о существовании в мире такого напитка как чай. Кстати, чёрного хлеба у них тоже нет. Первое время к отсутствию столь привычных продуктов относишься терпимо, но потом начинаешь тосковать по ним. В Боснии во время ротации личного состава, очень часто прибывающие из России бойцы привозили своим загостившимся на Балканах знакомым чёрный хлеб, чай и даже солёную селёдку. Отправляясь во вторую свою югославскую командировку я прихватил с собой пачек десять ржаных сухариков чтобы по прибытию в подразделение порадовать ими своих новых сослуживцев.

Сербы не знали чёрного хлеба, чёрного чая, но зато часто пили чёрный кофе – крепкий и из крохотных чашечек. Угостить нас кофе, равно как и создать нам любые другие хорошие условия среди сербов, по первому времени было много желающих. Однако нас интересовал не кофе, а несколько иные напитки, которыми сербы тоже естественно не пренебрегали. Было жарко и слово «пиво» часто встречалось в наших диалогах в те дни.

Сейчас я мало употребляю спиртосодержащие жидкости, но в те годы желание выпить у меня присутствовало зачастую. В ходе общения с сербами выяснилось что гнусные американцы помимо прочего разбомбили и лучший в этой части Сербии пивоваренный завод. Пивоваренный завод явно был «военным» объектом. Такое дело любители пива наверняка квалифицировали бы как преступление перед человечеством не имеющее сроков истечения давности наступления ответственности, однако по сравнению со всем остальным, что совершили США, разрушение пивзавода это детская шалость.

Я много раз упоминал о нашем повседневном общении с сербами и чтобы у читателя не сложилось неверное представлении о большой схожести русского и сербского языков сделаю разъяснение на этот счёт. Русский и сербский языки хотя и являются славянскими и явно произошли когда-то от одного языка тем не менее сильно разнятся. Я не лингвист и не могу научно и аргументировано обосновывать особенности схожести и различия двух этих языков поэтому просто-напросто объясню всё в общих чертах и для наглядности приведу примеры. Оба языка действительно имеют ряд схожих слов типа «ништо – ничего», «ютро – утро», «кафана – кофейня», и в тоже время многие русские слова имеют в сербском языке абсолютно иное значения: «куча – дом», «майка – мать», «струя – электрическое напряжение» и т.д. Большое количество слов бывают понятны по принципу логической аналогии : «данас – сегодня (днём)», «сутра – завтра», «дэца – дети» и т.д.

По поводу созвучия некоторых слов в нашей среде бытовала очень комичная история произошедшая ещё во времена Русбата. Правда это или вымысел точно неизвестно, но это в данном случае неважно. Важно другое, а именно то, что созвучные слова в разных языках могут иметь абсолютно разное значение. Очень-очень разное. История такова. Стоял как-то на улице сербского города русский боец-ооновец. Шёл мимо серб с женой и маленькой дочкой. Захотелось нашему парню закурить, да не нашлось в кармане спичек. Парень обратился к проходящему сербу: «Дай спички» – а серб вместо того, чтобы протянуть коробок встал как вкопанный и испуганно смотрит на нашего бойца. Наш солдат снова: «Спички дай». Серб стоит испуганно, таращится на нашего здорового вооружённого бойца и ни бе ни ме в ответ. Наш парень уже разозлился непонятливостью серба и на повышенных тонах стал ему объяснять: «Ну спички надо, спички, понимаешь!? Спички! Мне надо прикуриться!». Услышав, что русскому спичка нужна для «прикуриться» серб совсем сник и пряча дочку себе за спину стал подвигать к солдату жену. Наш парень понял, что происходит что-то ненормальное и сербы его то ли совсем не понимают то ли понимают как-то уж очень не правильно. Стал наш боец жестами объяснять чего он хочет, показывать руками как спичками чиркать и потом сигарету прикуривать будет. Показывая он всё повторял «спичка» да «прикуриться» чем привёл сербов в полнейшее замешательство. Сербы стоят, уже не боятся, улыбаются, но и понять ничего толком не могут. А дело было вот в чём.

Русское слово «спичка» созвучно сербскому «пичка». Русское слово «прикуриться» созвучно сербскому «курэц». Слово «пичка» на сербском означает простонародное (матерное) название женского полового органа, слово «курэц» соответственно органа мужского. Легко представить, что подумал идущий с женой и маленькой дочуркой серб когда к нему настойчиво стал обращаться русский боец. Дело тогда закончилось дружным смехом как в общем-то и должна заканчиваться подобная комедия.

Как по-сербски спички я не знаю, а вот русское слово «курить» на их языке будет «пушать». В сербском языке понятия «сосать хуй» не существует, сербы говорят «пушать курэц», то есть дословно «курить хуй». Представьте комичность и нелепость ситуации когда наши парни старательно объясняли сербам на ломаном русско-сербском языке, что ОНИ ХОТЯТ «пушать» и «раскуриться».

Со словом «курэц» вообще много смешного связано. Например вот такая комедия. Как-то раз поехали мы из Углевика в Биелину на машине по различным медицинским делам. Я ехал подлечить зубы, офицер-медик ехал за чем-то одному ему известным, остальные формально тоже кажется зубы посмотреть, но на деле просто за покупками. Нас человек пять-шесть было, полная машина. Вместе с нами ехал один серб, мужик лет сорока. Кем был этот мужик я не знаю, но на территории нашего базового лагеря он постоянно тусовался и соответственно прекрасно говорил по-русски. Наш доктор видимо решил освоить тонкости братского сербского языка и всю дорогу донимал серба соответствующими вопросами. Причём ему мало было выяснить как по-сербски будет то или иное русское слово ему ещё требовалось узнать является ли это слово медицинским, официальным, ну или простонародным. Серб за свою жизнь повидал огромное количество русских и давать очередной урок иностранного языка ему явно не нравилось. До поры до времени он как-то сдерживался, но вот когда дело дошло до вопроса «А «курэц» это по-сербски медицинское название полового члена или матерное?» серб не выдержал.

Возможно он решил, что доктор издевается над ним нарочно задавая тупые вопросы ответы на которые если точно и неизвестны то уж по меньшей мере должны быть очевидны. В ответ на тихое и вкрадчивое, даже немного заискивающее бормотание доктора серб злобно и громко спросил: «А «хуй» по-русски это медицинское слово!?» Все, кто находился в машине загоготали, но тут же замолчали поскольку доктор был офицером. Повисла тишина и урок иностранного языка закончился.

Ну или вот такая хохма. Я люблю иногда зайти в самую известную в мире американскую закусочную и вот однажды при её посещении увидел рекламу прославляющую сэндвич с курятиной. Надпись на коробочке с сэндвичем гласила: «Любителям КУРИЦЫ посвящается». Созвучие одного русского слова с имеющим совсем другой смысл сербским словом привлекло моё внимание, особенно учитывая в каком контексте это слово было употреблено. Чудесный должен быть сэндвич если его так рекламируют. Я не удержался и захохотал после чего мне пришлось объяснить своей компании причину моего смеха. Смеяться кроме меня никто не стал, но улыбались все. Поулыбались, высказали мне за неуместность таких шуток за столом и …съели сэндвичи.

Некоторые из сербов, как например вышеупомянутый Чипс, достаточно хорошо знали русский язык. Иногда приходилось извращаться добавляя к русско-сербскому лексикону английские слова, но чаще языковой барьер преодолевался при помощи жестов.

Мы пользовались большой популярностью и полюбоваться на русских героев приходило множество местных сербов. Мы много общались на самые разные темы и в частности сербы часто говорили о том, что Косово это их Чечня. По моему глубокому убеждению схожего мало. Конечно в обоих конфликтах присутствовали представители международного исламского терроризма, но ни в Чечне, ни в Косово они погоды не делали. В реальности ситуацией заправляли полевые командиры бандитской, а вовсе не террористической направленности, при этом чеченские и албанские лидеры боевиков между собой ничего общего не имели. Что касается вышеупомянутых пятнадцати чеченцах якобы воюющих на стороне албанцев то они, как мне представляется, как раз и были посланцами этих самых международных террористов типа Басаева или Хаттаба. Среди тысяч и тысяч албанов пятнадцать чеченов это капля в море. Ни косовский, ни чеченский конфликты не были религиозными конфликтами.

Уместно сказать, что пока чеченцам было выгодно наличие международных исламских фанатиков (а также украинских националистов из УНА-УНСО, всевозможных наёмников, в том числе и русских, англо-американских «правозащитников» и вообще кого угодно) в их республике то они не препятствовали их деятельности, но как только появилась возможность договорится с Россией на взаимовыгодных условиях «чехи» стали противодействовать исламским радикалам и в конечном счёте свернули фанатикам башку. Чечены народ толковый и поэтому они быстро поняли, что для радикальных исламистов Чечня это просто полигон. Поняли и приняли соответствующие меры. Вторым фактором схожести ситуаций является то, что западный мир при возникновении обоих конфликтов поддерживал боевиков, но опять же по-разному. В Косово при помощи открытой военной агрессии, а в Чечне при помощи различных хитрых и подлых юридических, финансовых и политических манипуляций.

Западные злодеи действовали в Чечне как правило под прикрытием правозащитной либо журналистской деятельности. Западным, в первую очередь американским, деятелям конечно же было глубоко наплевать на боевиков, помогая им они в обоих случаях отстаивали исключительно свои сугубо корыстные интересы. Естественно в обоих конфликтах эти борцы за демократию оказывали максимально возможную информационно-идеологическую поддержку своим подопечным. Например, в период первой чеченской войны этим занимался один находящийся непосредственно в России телеканал с названием из трёх букв, принадлежащий в те годы гражданину России ныне скрывающемуся от российского же правосудия в Израиле. Любопытно, что представители этого телеканала всегда яростно выступали за свободу СМИ, именно за свободу, а не за честность, компетентность и порядочность. Комментировать это не буду – дуракам в любом случае не понять, а умным давно всё понятно и без моих комментариев.

Один американский военный (имя не помню) как-то сказал примерно следующее: «Мы не можем считать себя победителями в войне до тех пор пока об этом не объявит телеканал Си-Эн-Эн». Этот дядя знал о чём говорит. Информационно-идеологическая поддержка одной из сторон вооружённого конфликта важна не менее чем поставки оружия, продуктов и медикаментов. Более того, за информационной поддержкой всегда следуют поставки этого самого оружия, продовольствия и медикаментов от тех, кто благодаря стараниям СМИ стал сочувствовать одной из сторон конфликта. Враг с видеокамерой зачастую бывает опаснее врага с автоматом. Наличием определённого количества международных исламских террористов и помощью Запада одной из сторон конфликта и заканчивается вся схожесть событий происходивших в Чечне и Косово. Схожести мало – различий много.

Начнём с главного – конкретно с тех, с кем приходилось нам воевать в Чечне, а именно с чеченцев. Помимо личного общения с чеченцами, в той либо иной форме, я прочитал про них немало литературы начиная с Лермонтова заканчивая современными авторами. Вывод для себя я сделал вполне конкретный. Чеченцы это обособленный, сильный, злой, неглупый, жестокий, активный, немелочный, агрессивный, дружный и предприимчивый народ. Не просто так они издревле поклонялись волку, обожествляя этого хищника. Опасные люди. Конечно не все «чехи» одинаковы, в семье не без урода, но даже те из них, кто сильно не соответствовал вышеозначенным качествам с детских лет впитал в себя стремление к ним. Стремление быть сильным, не только физически, но и во всех проявлениях является для чеченцев нормой жизни. Нежелание быть сильным вызывает презрение и соответствующее отношение. По моему мнению, достаточно правильный подход.

Я на 100% уверен, не будь Россия на рубеже девяностых годов слаба никакой бы войны в Чечне вообще не было. Волк никогда не нападёт на медведя, а вот терзать стадо овец будет с удовольствием. Если сказать другими словами, мне было бы приятно сражался плечом к плечу с чеченцами против общего врага, но я очень бы не хотел, чтобы кто-либо из них жил по-соседству.

Интересуясь чеченцами я сделал одно интересное наблюдение. То, что я сейчас скажу нельзя услышать нигде, но тем не менее это абсолютная правда. Дело в том, что чеченцы … ярые националисты. Здоровый национализм должен присутствовать у любого порядочного народа, более того, отсутствие национализма превращает народ в безликую массу, но у чеченцев национализма слишком много. В понимании чеченов они это элита не только Кавказа, но и всего человечества. Они самые сильные, самые крепкие, самые ловкие и вообще самые-самые. Почему? Да просто потому, что они чеченцы, нохчи. Великие, отдельные от всех, свои люди. Слово «нохча», являющееся самоназванием чеченцев, если мне не изменяет память, буквально означает «свой человек».

С детства они воспитываются в духе своей элитарности и те, кто воспитался правильно стремятся поддерживать этот дух в себе и передать его своим детям. Опять же, достаточно правильный подход. При таком возвышенно-позитивном подходе можно в жизни достичь значительно больших результатов, если конечно не зазнаваться. Для сравнения сотнями лет господствовавшее в России христианство пропагандирует другое – чувство ущербности и неполноценности, раболепия и покорности. Результат налицо.

Я вообще не понимаю как наша армия смогла победить в первой чеченской войне. Однако сам факт того, что мы победили таких врагов как «чехи» говорит о том, что у народа России ещё остался какой-то потенциал. Преданные обществом, оплёванные продажной свободолюбивой прессой, плохо одетые, плохо экипированные, в большинстве своём необученные, измученные мальчишки (русские, татары, чуваши, мордвины, да вообще все) всё же смогли свернуть башку матёрым чеченам. Победили по причине своей правоты и стойкости, способности драться в условиях когда всё против тебя. Победили исключительно благодаря силе духа, на которую не способны другие народы. Но эту силу из века в век стараются убить в наших людях, лишить нас чувства гордости за принадлежность к нашему великому народу, привить нам неуважение к самим себе.

Началось всё с нелепого христианства, потом настал черёд раболепного западничества, следом противоестественный гуманизм, затем марксизм-коммунизм, опять западничество, ну и наконец придумали толерантность. Всё что угодно, лишь бы внушить многонациональному народу-исполину комплекс неполноценности. Чеченцы жили по-другому, чувство собственного превосходства над миром впитывали они с молоком матери. Я знаю немало примеров чеченского национализма и чтобы не быть голословным, для наглядности, приведу один.

Когда я занимался боксом в московском «Спартаке» вместе со мной на тренировки ходил парнишка по имени Шефкат, родом из Узбекистана, возрастом лет на пять старше меня. Шефкат был парнем рассудительным и общительным. После тренировок мы часто подолгу разговаривали с ним на разные темы. Однажды он поведал мне историю, которая приключилась с ним в начале девяностых. Шефкат успешно занимался борьбой, занимал призовые места на соревнованиях. Кроме этого, он также выступал и на соревнованиях по рукопашному бою – любому известно, что в драке один на один борцовская техника надёжней ударной. В этом смысле боксёры не чемпионы. Шефкат в те годы не обладал ударной техникой, но зато в совершенстве владел борцовской. В составе команды из Узбекистана он приехал на соревнования в Чечню, в город Грозный. Соревнования были посвящены воинам-интернационалистам т.е. «афганцам». Чеченские болельщики, мягко говоря, не дружелюбно встречали всех «нечеченских» спортсменов выходящих на ковёр. Судьи, ясное дело тоже чеченские, были на стороне своих земляков. Не смотря на сильное психологическое давление и нечестное судейство Шефкату удалось одолеть своего чеченского противника. Однако тот с поражением не смирился и уже после боя стал кидаться на него крича: «Я чеченец, я не могу проиграть!» Шефкат поинтересовался: «Если ты чечен, то что теперь, ты сверхчеловек, у тебя четыре руки, четыре ноги?» Проигравший «чех» снова кидался и орал: «Ты не понимаешь, я ЧЕЧЕНЕЦ, я не могу проиграть! Ты не понимаешь!» Ситуация вполне могла закончится большой кровью, но к счастью, не желающего смирится с поражением чеченского неудачника увели куда-то его старшие соотечественники. Больше Шефкат его не видел. Узбекская команда заняла третье место, второе – команда из Питера. Понятно кто занял первое. Как сказал Шефкат, победить при таком судействе и вообще такой организации турнира было невозможно.

Когда национализм переходит в нацизм не миновать беды. Война в Чечне была неотвратима. Чтобы не осталось сомнений на этот счёт достаточно просто посмотреть и сравнить документальные кадры выступлений Адольфа Гитлера и Джохара Дудаева. Я смотрел и сравнивал эти кадры неоднократно – общего действительно много. И по внешнему виду и по смыслу. Действия фюреров тоже во многом аналогичны. Например, Гитлер поджёг немецкий рейхстаг – Дудаев расстрелял из САУ чеченский парламент. Действовали они из разных побуждений, однако символизм ярко выражен. Конечный результат тоже одинаков. Когда фюреры приходят к власти это говорит о двух вещах: либо народ очень глуп, либо народу очень нравится то, что предлагают эти вожди. Ни немцев, ни чеченцев глупыми не назовёшь. Вывод понятен. Кстати, за нацизм чеченцев не любят очень многие люди живущие на Кавказе. Не любят, но при этом сильно их боятся. Чечены об этом хорошо знают…

Когда в Чечне была война я бы с радостью сбросил бы на неё ядерную бомбу чтобы раз и навсегда навести там мир и порядок. Разницы в мирных и немирных чеченах я не видел никакой – я был уверен (причём обосновано), что по большому счёту они там все за одно. Мне от них ничего не было нужно, но при этом я твердо знал, что они покоя России не дадут поэтому и канителится с ними смысла не было. Однако, чем больше проходило время от войны, тем более я уважал чеченов по отношению к своим собственным соотечественникам. Дело в том, что чеченцы живут правильнее нежели чем наш народ. Не смотря ни на что они сохранили уклад жизни, который был намного естественней и гармоничней, ближе к природе и соответственно правильней, чем уклад жизни многонационального народа России.

Свою правильность наш народ давно утратил, вернее её в нас годами вытравливали. Конечно и среди нас по прежнему есть достойные люди, но у нас их меньшинство, а у «чехов» большинство. Хотя я в общем-то не люблю чеченов, но тем не менее всё больше их уважаю. Более того, посмотрев на какую ни будь очередную выходку своих сограждан я абсолютно искренне жалею о том, что не родился чеченом. Суть не в желании жить на Кавказе и не в желании быть мусульманином. Кавказские пейзажи мне не по душе, вообще не люблю горы, возможно, потому что ни разу не видел мирных гор. Мои родители с Русского Севера. Отец родом из расположенного на границе Архангельской области и Республики Коми небольшого городка Урдома. Мама из райцентра Верховажье, что находится в Вологодской области. С детства я впитал любовь к красоте северных мест: спокойные реки, величественные и бесконечные хвойные леса, самое прекрасное на свете, ясное и как-то необычайно близкое небо. На Кавказе всё совсем по другому. Кавказские горы наверное тоже красивы, но для меня они абсолютно чужие. Что же касается ислама, то к нему я отношусь ещё более негативно нежели чем к христианству.

Суть сожаления о том, что мне не удалось родится чеченом заключается в моём желании жить среди людей которые помогут тебе в любой жизненной ситуации и ради которых самому не жалко рисковать головой. Людей не боящихся проблем. Людей всегда готовых рискнуть. Людей не раболепствующих перед иноземным укладом жизни. Людей не убивающих собственных нерождённых детишек. Людей не жрущих дешёвое пойло. Людей умеющих быть немелочными. Людей уважающих самих себя и своих земляков. Людей способных вопреки всему налаживать зажиточную жизнь. ЛЮДЕЙ.

У чеченов конечно же есть традиции которые мне кажутся ненормальными, например кровная месть переходящая на родственников «кровника». Явный путь к самоуничтожению но, как говорится, у всех свои недостатки. Ненормальным явлением я считаю и свадьбы: по моему разумению правильным является просто жить вместе. Хорошо вместе – живите, не ладится жизнь – расходитесь, главное о детях заботиться не забывайте. Но свадьбы, женитьбы, замужества свойственны многим народам, а не только чеченцам. Противоестественный абсурд мирового масштаба.

Итог всего вышесказанного таков – как и мой дед, отвоевавший против немцев всю войну и сохранивший до конца своих дней стойкую нелюбовь и осмысленное уважение к германским арийцам, я испытываю схожие чувства по отношению к чеченцам. Если они снова начнут войну с Россией я, скорее всего, опять возьму в руки оружие и буду воевать против них. Защищая Родину я буду защищать вовсе не разных негодяев из числа сограждан, я буду защищать самого себя, своих близких, свой дом, свой мир. Я точно знаю если мы проиграем войну то всем нам придётся плохо. Для чего я так подробно всё расписал? А для того, чтобы было понятно, что между чеченцами и албанцами нет ничего общего.

О своих чувствах по отношению к албанцам скажу следующее – эти лица БОМЖ ничего кроме презрения и отвращения к себе у меня не вызывали. Я знал, что от них всегда можно было ожидать подлянки, наглядно видел, что эти оборванцы хороши в деле мародёрства и поджогов и был твердо уверен, что в большинстве своём они ни на что серьёзное не годны. Сами по себе не годны. Сербы были сильнее их и если бы не возглавляемый США Североатлантический Альянс то албанским оккупантам досталось бы по полной программе. Для того, что бы свернуть башку Дудаеву и его сторонникам России потребовалось много времени, потребовалось затратить огромные ресурсы и пролить много крови своих солдат поскольку «чехи» были сильны. Сербы обошлись бы значительно меньшими затратами сил и средств.

Без посторонней мощной поддержки ОАК-УЧК была бы раздолбана вдребезги. Албанские захватчики отправились бы домой с позором, оставив сербам «на память» всё своё оружие и многочисленные трупы своих товарищей-оборванцев. Тем бы всё и кончилось, если бы не всесильные США. Активность албанцев как раз и объяснялась тем, что они знали, «заграница им поможет». Думаю, что у албанцев всё же были какие-то относительно сильные бандформирования, но их наверняка было немного, основу шиптарских полчищ составляли вышеупомянутые бесчинствующие никчёмные голодранцы.

С точки зрения территориальных претензий дело обстоит ещё проще: край Косово это исконно сербская земля. Первые массовые поселения албанцев появились тут только после Второй мировой войны – слава коммунистическому маршалу Тито! В Чечне русские казаки всегда жили в предгорьях и на равнине, а чеченцы в предгорьях и горах. Столица Чечни город Грозный изначально был казачьей крепостью. В Чечне поделить территорию так, чтобы не обделить один из двух народов просто нереально – в Косово делить вообще нечего, вся земля с испокон века сербская и албанцы не имеют на неё никакого права. У этих двух конфликтов мало общего, совсем мало. Поскольку я был и там, и там (сперва в Косово, а затем в Чечне), то думаю, что имею право не только высказывать своё мнение, но и утверждать что-либо. Так вот, я утверждаю – Косово и Чечня это два абсолютно разных явления. Возможно, сербы это тоже хорошо понимали, но говорили о схожести ситуаций из чувства солидарности с нами. А может, хотели у нас вызвать это чувство по отношению к себе.

Нас разместили на первом этаже больницы, как раз той её части что на тот момент работала. Нам выделили одну небольшую угловую комнату которая была предварительно освобождена от какого-то медицинского оборудования. Парни побросали свои спальные мешки на пол и этим оборудование места для отдыха закончилось. У наших парней спальники были туристические – тонкие, лёгкие, разноцветные, синтепоновые, при расстёгивании молнии превращающиеся в одеяло. Эти спальники ребята покупали самостоятельно поскольку стандартные армейские (брезентово-ватные) были не слишком удобны.

В отведённое нам помещение мы принесли из БТРа кое-какие продукты, а также и ящик оборонительных осколочных гранат Ф-1. Гранаты в ящике хранились в разобранном виде – корпуса отдельно от запалов. Запалы хранились в заводской упаковке представлявшей из себя консервную банку зелёного цвета. В ящике лежал специальный консервный нож. Кто-то предложил на всякий случай заранее собрать гранаты, но командир приказал их пока не трогать. Обустроившись на новом месте мы принялись изучать объект который нам предстояло охранять. Сразу было понятно что госпиталь слишком велик для того чтобы мы могли его охранять по-настоящему. Следовательно не стоило и особо морочится на эту тему, главное вести наблюдение так, чтобы конкретно к нам не подкрались злые албаны. При этом для безопасности сербов мы должны были очень явно демонстрировать российское военное присутствие на объекте.

В демонстрации российского военного присутствия и заключалась наша основная охранная функция. Понятно, что ведение наблюдения за местностью из укрытия и демонстративное обозначение своего присутствия вещи трудно совместимые. Самым ярким фрагментом нашего присутствия в госпитале был стоящий неподалёку от главного входа в больницу БТР. Наша машина была помечена надписями «КФОР» (с немного смещённой буквой «К») на носу и «Россия» на левом борту, обе надписи были выполнены латинскими буквами. На антенне висел российский флаг. БТР было видно издалека и соответственно нетрудно было догадаться, что объект возле которого припаркована эта машина охраняется российской армией. С первого же дня нашего появления в госпитале проезжавшие мимо нас албаны с интересом наблюдали за нами, но никаких враждебных действий не предпринимали. Странно, но они даже не делали в нашу сторону «нехороших жестов», тогда как во время всех наших поездок среди шиптаров, в основном молодёжи, находились желающие высказать нам свою неприязнь при помощи рук.

Находясь в госпитале мы представляли прекрасную цель для нападения, но тем не менее нападать на нас боевики АОК-УЧК как и прежде не спешили. Зато мародёрствовали албанцы с прежним энтузиазмом – каждый день мимо нас медленно проезжали трактора и машины нагруженные награбленным в сербских домах имуществом. К тому времени албаны возили награбленное безо всякого стеснения, непринуждённо, вроде как они ничего плохого и не делают вовсе. Мы не вмешивались, даже как-то перестали особо обращать внимание на это. Привыкли. Максимумом нашей реакции было повернувшись в сторону трактора злобно сказать: «Совсем мрази охуели!». Сербы тоже практически перестали жаловаться нам поскольку уже точно знали, что нас мало и мы помочь не сможем. Но всё же они по-прежнему надеялись, что со дня на день прилетят-таки русские солдаты и братская великая Россия их защитит. Однако уже в те дни мною был замечен первый серб который адекватно оценивал ситуацию и не питал глупых и ненужных надежд.

Этот парень был возрастом лет так тридцати и в прошлом проходил службу в полицейском спецназе. Про особенности службы он ничего не рассказывал, зато показал мне более эффективный в бою способ замены магазина у автомата Калашникова. Этот простой способ кардинально отличался оттого, что было принято в нашей армии, при этом в боевых условиях он не только экономил время, но и был более безопасным поскольку гарантировал большую защищённость тому кто менял магазин. Серб этот с первых дней держался с нами доброжелательно, но дистанционно и спокойно. Он не разделял бурного восторга остальных сербов вызванного нашим появлением. Как я понимаю, он уже тогда знал приблизительно как будут развиваться дальнейшие события и осознал, что Россия не будет защищать сербов в Косово, а у находящихся здесь двухсот десантников нет ни сил, ни возможностей кардинально повлиять на ситуацию. При этом он также понимал, что стоящие перед ним русские парни это всего лишь простые солдаты, то есть люди от которых большая политика уже не зависит. В дальнейшем созерцая наши похождения он не удивлялся и не возмущался. Он понимал нас.

С первого же дня своего прибытия в госпиталь мы стали активно «употреблять внутрь». Пили в основном пиво. Иногда пили водку или вино. Пили с сербами и сами по себе. Пили постоянно. Как ни странно не было ни одного дебоша в прямом смысле этого слова. Вообще ни одного. Мы не ссорились ни между собой, ни с сербами. Почти на каждую ночь мы брали ящик бутылочного пива. Утром отдавали в магазин ящик с пустыми бутылками. Бутылки необходимы были для того чтобы на базе или заводе владелец магазина мог получить новую партию пива. Видимо с тарой в те дни были проблемы и сербы просили нас отдавать пустые бутылки. Мы отдавали все, что смогли обнаружить по утру.

Кроме ящика пива было ещё и пиво купленное кем-либо самостоятельно и естественно была ракия и водка. Так чтобы валятся никто не напивался ни разу, но пьяными мы бывали частенько. Командир пил вместе с нами. На первый взгляд это может показаться неправильным поскольку в армии между начальниками и подчинёнными должна быть дистанция. Но это только на первый взгляд. Наш Командир был «старый воин», говоря проще он был человеком умудрённым жизненным опытом. К тому же он был единственным офицером среди нас и у него все эти дни просто-напросто не было равной по статусу компании. Сидеть день за днём одному как сыч было нелепо, да к тому же капитан В. не был сторонником «сапоговщины» и «уставщины». Запрещать нам пить было бесполезно. Мы бы говорили, что конечно же не пьём, но сами бы конечно же пили.

Командир был мудрым человеком и поэтому принял единственно верное решение – если негативный процесс нельзя остановить его нужно возглавить. Он часто повторял нам чтобы мы не слишком увлекались, но никаких санкций против нас не предпринимал. Пили мы по разным причинам. Первая причина заключалась в том, что нам просто-напросто хотелось поразвлечься, покайфовать. Это была не главная причина. Другие причины были более важными поскольку являлись причинами психологического характера – они были нашей своеобразной реакцией на окружающую обстановку. Вторая причина заключалась в наших взаимоотношениях с сербами в смысле происходящих вокруг событий. Мы каждый день видели страдающих сербов нуждающихся в нашей помощи, но не получающих эту помощь. Сербы просили помощи, но мы не помогали им хотя зачастую могли это сделать. От этого на душе было очень погано. Я чувствовал себя не мужчиной, а каким-то кастратом. Кажется чего проще, только сделай несколько шагов и будь героем – защити обиженных, накажи злодеев. Ничего же по-настоящему не мешает. Но нет, приказывают не защищать, не вмешиваться. А люди, которых со дня на день будут убивать, калечить, насиловать и грабить, смотрят на тебя, здорового вооружённого десантника и не понимают ПОЧЕМУ ты их не защищаешь. ЧЕГО ТЫ ЖДЁШЬ? ЗАЧЕМ ВООБЩЕ ТЫ СЮДА ПРИЕХАЛ? КТО ТЫ ВООБЩЕ, БРАТ ИЛИ ПАДЛА? А ты и сам ничего не можешь этим людям внятно объяснить, бормочешь какую-то хуйню, на вроде того, что нет приказа. И всё происходящее видишь каждый день.

Как говорил всесоюзно известный рок-музыкант Юрий Хой – «Спьяну жизнь херово видно, даже легче жить». На душе погано – «шары залил», вроде получше. К числу важных причин побуждавших нас «употреблять внутрь» можно смело добавить и эйфорию от крутизны того что мы совершили. Двести российских «десантов» опередили всё силы НАТО вместе взятые. Круто! Отодрать всё НАТО во главе с США это дело действительно значимое. То, что мы не помогали сербам несколько омрачало благородность события, однако на его крутизну никак не влияло. А раз мы такие крутые, то соответственно должны круто погулять, тем более, что с каждым днём всё очевиднее было, что опасаться нам было нечего, вернее сказать, некого. Ещё не пропавшее чувство фронтового товарищества тоже стимулировало «братские пьянки». И мы пили.

У нас был старый задрипанный кассетный магнитофон и всего одна кассета с русской музыкой. Кассета была сборником популярной музыки, интересной и не очень. Кассета была одна и поэтому выбирать нам было не из чего. Однажды кто-то из сербов предложил послушать его кассету и мы её послушали, минут двадцать послушали, но больше слушать не захотели – скучно и непонятно. Из всей сербоязычной музыки мне по-настоящему нравится группа «Колония», но с творчеством этого музыкального коллектива я познакомился значительно позже описываемых событий. Кстати, как в дальнейшем выяснилось «колонисты» были хорватами.

В Косово мы слушали только одну кассету и музыка записанная на ней нам нравилась. Каждый день, вернее сутки напролёт, пожилой магнитофон что было сил оглашал госпиталь голосом некогда популярной Земфиры Рамазановой и каких-то других не запомнившихся мне исполнителей. Земфира пела про то, что «у тебя СПИД и значит мы умрём», более оптимистичный певец пел про ультрамарин и адреналин. Земфира пела трагично и пафосно, но мне тогда представлялось, что помимо смерти от СПИДа есть и более трагичные виды смерти, например задохнуться под завалами рухнувшей после попадания натовской бомбы многоэтажки или же быть застреленным «за просто так» оккупантами прямо на пороге своего маленького уютного дома. Однако музыка, особенно «адреналин-ультрамарин» звучали в общем-то кайфово.

Эти две музыкальные композиции даже спустя несколько лет у меня вызывали приятные ностальгические эмоции. Приятными они были потому, что ассоциировались с позитивными моментами косовской эпопеи: фронтовым братством, нашей победой над американской военной машиной, алкогольным удовольствием и жарким летним солнцем. Эта музыка для меня была музыкой счастья. Тем летом в Косово я был по-настоящему счастлив. Я был одет в поношенный камуфляж, я не всегда был сыт, я много дней толком не мог выспаться, я мог погибнуть или стать инвалидом в любой момент, но я был счастлив. Счастье моё заключалось в том, что я был участником величайших мировых событий, в том, что рядом со мной были боевые товарищи и среди них мой друг, в том, что каждый новый день приносил мне интересные и, самое главное, опасные приключения. И ещё я был молод. Я только недавно осознал, что быть таким счастливым как в молодости больше не получится уже никогда. Молодость не вернёшь и не повторишь. Кстати тот, кто утверждал, что не в деньгах счастье был абсолютно прав – деньги и счастье вещи напрямую никак не связанные. По другому могут думать только продажные люди, но продажные люди вряд ли вообще могут быть счастливы. Да и не могут быть продажные люди ЛЮДЬМИ. Продажными бывают вещи. Счастье же не купишь ни за какие деньги. Молодость тоже не купишь, как ни старайся. Да и в гробу карманов нет. Господь мудро уравнял бедных и богатых.

В один из первых дней нашего пребывания в госпитале снайпер Виталик решил пошутить над сербами. В качестве прототипа своей шутки он использовал старый армейский анекдот. Придя в кабинет он попросил у доктора медицинский спирт необходимый ему для «протирки оптики». Сербский доктор не мог отказать своему защитнику и поэтому велел медсестре выдать снайперу необходимое для протирки количество спирта. Сестра принесла небольшой стаканчик.

Виталя не поморщившись опрокинул его себе в рот после чего подышал на стёкла оптического прицела пояснив сербам, что необходимо наносить спирт тонким слоем. Сербы анекдота естественно не знали и поэтому были шокированы увиденным. Ещё больший шок у сербских медиков вызвал наш пьяный воин который возвращаясь с поста и не найдя более приличного места для ночлега, улёгся спать прямо на операционном столе. В одежде и с оружием. По утру его обнаружили пришедшие на работу сербы. Когда мы узнали где ночевал наш товарищ мы от души посмеялись. Сербам этот случай по-моему показался не столь смешным, но это их проблемы. С тех пор на ночь сербы закрывали всё что только можно.

Как я говорил процесс пьянок пошёл повсеместно. Однажды к нам приехал командир роты. Он приехал потому, что у одного из офицеров был день рождения. Командир роты приехал за командиром нашего взвода. Ротный был уже «поддатый» и мы ожидали, что наш Командир вернётся к нам очень поздно и очень пьяным. Естественно в его отсутствие мы не собирались сидеть сложа руки, мы собирались последовать его примеру. Ротный приехал на БТРе на антенне которого помимо российского флага развивался ещё и огромный флаг ВДВ. Это был не опознавательный знак – это был вызов врагам. Бойтесь враги, здесь ВДВ! В дальнейшем нам рекомендовали снять с антенн даже российские флаги, но тогда ротный ездил с огромным развевающимся на ветру десантным полотнищем. Он «положил хуй» на угрозу исходящую от всех американцев и албанцев вместе взятых. Все мы поголовно одобряли его поведение. Хоть и опасно, зато круто – смело и дерзко. Слава ВДВ!

Решение убрать с машин флаги командование мотивировало схожестью российского и сербского триколоров. Кто не знает, поясню – сербский и российский флаги идентичны, только цветовые полоски в них расположены с точностью до наоборот. Если перевернуть российский флаг, то получится флаг сербский. Если перевернуть флаг Сербии, то получится флаг России. Схожесть в цветах триколоров по мнению командования раздражала и провоцировала албанцев. В конечном итоге на одних машинах флаги были сняты, а на других так и остались. Кстати, не только сербский флаг, но и сербский герб похож на российский аналог и представляет из себя двуглавого орла – общее наследие некогда великой Византии. Албанский герб тоже представляет из себя вышеупомянутую птицу-мутанта. Так вот.

Флаг ВДВ приехал к нам снова спустя несколько часов. Не смотря на наши ожидания капитан В. вернулся не слишком поздно и во вполне вменяемом состоянии. Вернулся он к уже заготовленному и немного опустевшему ящику пива.

Иногда, когда мы засиживались допоздна, Командир рассказывал нам разные истории из своей жизни. Правильнее даже сказать, что он не рассказывал истории, а философствовал. Я сам люблю пофилософствовать и соответственно люблю когда кто-либо другой делает это толково. Он вёл беседу с нами не как командир с подчинёнными, а как старший по возрасту мужчина с мужчинами младшими. Возможно тяга к философии просыпалась в нём благодаря действию алкоголя, но более вероятно, что он всегда был своеобразным философом, а стимулирующим разговорчивость фактором была ночь. Я давно заметил что именно ночью, особенно у костра, задушевные беседы ведутся наиболее непринуждённо. Возможно ночная темнота создаёт иллюзию невидимости рассказчика и поэтому рассказчик становиться более откровенным. А может, ночная темнота пробуждает в людях инстинкт опасности (большинство крупных хищников охотятся ночью), и поэтому люди ночью неосознанно стремятся к объединению, в прямом и переносном смысле жмутся друг к другу (вместе легче обороняться). От этого неосознанного чувства единения у рассказчика появляется нетипичная откровенность – между своими тайн быть недолжно.

Капитан В. много интересного нам рассказал, всех подробностей я уже не помню, да и если бы помнил, то всё равно не стал бы выносить их на всеобщее обозрение. Однажды он рассказал нам про то, как убил своего первого врага, молодого чеченского боевика в зелёном берете, и как потом этот парень ему долго снился. В другой раз командир поведал нам о том как он покинул ряды спецслужб. Вместе со своими товарищами Командир долго следил за каким-то матёрым злодеем, а когда злодей был почти разоблачён то он вдруг, без видимой причины, «залёг на дно». Злодея всё же арестовали и на одном из допросов выяснилось, что «залеганию на дно» предшествовало получение им информации о ведущимся за ним наблюдении. Информация злодею была предоставлена одним из коллег нашего Командира. Предатель продал всё и всех за какую-то смешную сумму, не то триста, не то пятьсот долларов США. Наш Командир и его сослуживцы поначалу не могли поверить в то, что это правда, уж больно глупым и мелочным всё это выглядело. Когда факт предательства подтвердился Командир пришёл к выводу что с него хватит. Он решил, что если нельзя доверять даже своим товарищам, то зачем вообще работать в «конторе». Он уволился.

Ещё один рассказ касался его отношений с женой и суть этого рассказа сводилась к простой формуле: как хорошо что на свете есть женщина которая тебя любит и ждёт, которая волнуется за тебя, которая всегда будет тебе рада. Ну или говоря другими словами, как здорово когда есть на свете родной, дорогой и близкий человек. Любимый человек. Я имею схожие представления о любви – для меня любовь это взаимопонимание, доверие, нежность и забота друг о друге. Причём любовь это явление однозначно бескорыстное. К сексу любовь вообще не имеет ни какого отношения. Секс это естественный и очень хороший способ получения удовольствия, на вроде удовольствия от вкусной еды, спортивного состязания, путешествия, азартной игры, алкоголя ну и всего такого прочего. Хотя конечно замечательно когда любовь и сексуальное желание сосредоточено на одной женщине – так и секс слаще и взаимоотношения теплее. Выслушав Командира я понял, что не одинок в своём понимании термина «любовь». Впрочем как и в своём принципиальном неприятии предателей. Командир рассказывал тихо и неспешно, подробно и очень интересно. Язык у него был подвешен как надо и лично на меня его рассказы производили своеобразный воспитательный эффект. Даже сам факт того, что я до сих пор помню его рассказы говорит сам за себя. А ведь прошло более десяти лет.

Настало время вспомнить вышеупомянутых «наркомов» Её Величества Королевы Великобритании. Пока мы пили пиво инглезы нашли себе развлечение покруче. Поскольку наши взаимоотношения с силами НАТО не получили развития по кровавому сценарию наши взаимоотношения с английскими солдатами были вполне терпимыми. Мы понемногу привыкли друг к другу и в общем-то такое положение вещей устраивало всех – и англичан и нас. При случае мы со взаимным интересом общались, но конечно же до братания дело никогда не доходило. В один из первых дней, вернее в один из первых вечеров, нашей охраны госпиталя нам представилась очередная возможность пообщаться с жителями туманного Альбиона.

По дороге, которая располагалась напротив входа в госпиталь, шествовал английский патруль состоящий из трёх-четырёх человек, один англичанин нёс за спиной радиостанцию. Английские патрули время от времени проходили по дороге, мы иногда махали им рукой – они иногда махали нам в ответ. К патрулям мы привыкли. Этот же патруль был не вполне обычный. От обычных патрулей его отличало поведение патрульных. Шедший впереди, на значительном удалении от остальных боец что-то громко орал и кривлялся. Как я понимаю он изображал не то рок-музыканта, не то какого-то бабуина. Сразу было понятно, что он неадекватен. Мы предположили что англичане пьяные.

Нас заинтересовало происходящее и мы криками и знаками позвали англичан к себе. Мы пили пиво и в принципе могли угостить и их. Англичане, продолжая веселится и орать что-то нам в ответ, повернули в нашу сторону. Идти было всего несколько десятков метров и спустя полминуты произошла очередная пародия на встречу на Эльбе. Инглезы были реально неадекватны, причём на пьяных они были непохожи. Спиртным от них точно не пахло. Мы предложили англичанам пиво – они отказались. Разговор плохо вязался поскольку у нас не было знатоков английского, а из англичан русского языка вообще не знал никто. По ходу дела «разговор» зашёл о наручных часах и я пафосно заявил что у меня часы «вэри бэст».

У меня на руке были отличные Касио Джи-шок. Один из инглезов заартачился и стал орать, что его часы намного лучше моих, да и вообще его часы лучше всех часов в мире. Я не берусь утверждать, что он дословно так говорил, но смысл его воплей я понял именно так. Спор о том, чьи часы лучше продолжался примерно с минуту и единственным способом его разрешить было сравнить часы. Спорщиком был тот англичанин, что бежал впереди всех кривляясь и что-то крича. Он наконец-то задрал рукав армейской куртки и продемонстрировал мне свои часы. Глядя на часы англичанина я не верил своим глазам – у инглеза были Касио Джи-шок той же модели что и у меня, только голубого цвета! Когда я покупал свои часы, то они были представлены в двух цветовых комбинациях серо-зелёного и серо-голубого цветов. Я выбрал зелёные поскольку они были более «военными» и гармонично сочетались с военной формой. Англичанин видимо выбрал голубые, а может быть в том магазине где он покупал часы просто не было других цветов. Не смотря на разные цвета часы были одной модели! Из миллионов часов у него оказались именно такие же как и у меня. Человек с другого конца континента, солдат конкурирующей и едва не ставшей враждебной армии носил такие же часы как и я! Спор по поводу того, чьи часы лучше был разрешён феноменально простым способом – я продемонстрировал свои часы. Спор закончился в ничью.

Столь удивительное разрешение спора произвело на всех впечатление: и мы, и англичане хохотали. Немного погодя англичане ушли так и оставив нас в неведенье относительно того, что же стимулировало их неадекватное поведение. Всё тайное рано или поздно становится явным и на следующий день кто-то из сербов поведал нам о том, что же за зелье заставляло англичан вести себя подобным образом. Серб видел как англичане зашли за расположенную недалеко от нас неработающую бензоколонку видимо предполагая, что там они будут недосягаемы для чужих глаз и «бахнули по вене». Уколовшись англичане пошли дальше наводить мир и порядок в крае Косово.

Когда мы находились на охране госпиталя возле нас постоянно крутилось с десяток сербских подростков лет так двенадцати-четырнадцати. Подростки эти были детьми улицы – или из неблагополучных семей или же вообще они были беспризорниками. В принципе все благополучные и кому-либо нужные детишки уже давно уехали отсюда вместе со своими родителями. Ну может и не все, но уж по меньшей мере большинство из них. Этим же подросткам или некуда было ехать или же они просто никому не были нужны, не знаю. Большинство подростков были парнями, девчонка как я помню среди них была одна. Девчонке так же было лет двенадцать, под её футболкой прорисовывались только начавшие появляться сиськи. Один из подростков веселясь, на словах, а больше жестами, объяснил что любит лапать её, причём не только за сиськи. После этого он предложил и мне сделать то же самое – типа того, что это будет здорово. Если бы мне самому было двенадцать лет то такое предложение у меня бы наверняка вызвало бы очень большой интерес, но мне было двадцать и я смеясь послал его куда подальше. Девочка вообще на всё это не обратила внимания, как будто разговор её не касался. То ли она была не против такого развития событий, то ли привыкла к тому, что её всё равно никто не будет спрашивать. Кошмарно представить, что в дальнейшем она могла попасть в лапы к албанам. Албаны не ограничились бы тем, что только её полапали…

Я не помню как складывались взаимоотношения этих подростков с взрослыми сербами. Малолетние бездельники поначалу относились к нам с опаской и интересом, но по мере того как они осознавали нашу для них безвредность они становились всё более дерзкими и наглыми. Например, они могли без спросу залезть в БТР или проигнорировать замечание или даже дерзко ответить на него. Меня особо раздражало когда они что-то в полголоса отвечали мне – я не идеально знал сербский язык и поэтому не понимал что именно отвечает пацан. При этом я всегда подозревал что малолетний хулиган хамит мне.

Толстого более всего волновало чтобы пацаны не своровали что ни будь из БТРа. Он требовал чтобы я не общался с малолетками и вообще прогнал их. Я понимал, что Серёга в общем-то прав, но из-за того, как именно он обращался ко мне я спорил с ним. Обращаясь ко мне он снова «включал главного» и меня это раздражало. К тому же я понимал, что Толстый такой человек, что если начать его слушаться то очень скоро он обнаглеет и примется уже и командовать. Поэтому я с ним спорил. Я говорил, что слежу за пацанами, да и вообще они ничего воровать у нас не будут. Так в общем-то и вышло – у нас ничего не пропало. Изменение отношения к нам (от осторожного к дерзкому) со стороны подростков объяснялось не только привыканием. Оно объяснялось в большей степени нашим поведением и развивающейся ситуацией. Отношение к нам подростков менялось вместе с общим изменением отношения к нам со стороны сербов.

Вместе с малолетками тусовался местный придурок по имени Джеки. Джеки был неопределённого возраста, но явно старше меня. Я думаю ему было лет тридцать. Джеки был вменяемый, то есть с ним можно было общаться. Джеки был полезен тем, что знал пустые квартиры в которых были телефоны. Это полезное свойство дебила каким-то образом выяснилось практически сразу. Скорее всего кто-то из наших обратился к сербам на счёт телефона, а те в ответ сказали что ни будь типа «вон Джеки покажет».

Для чего нам нужен был телефон я уже писал. Чтобы двести человек наговорили по международной связи на фантастическую сумму в сотни тысяч немецких марок им нужно было потрудиться. И мы не сидели сложа руки. Самих аппаратов в квартирах как правило не было, но были телефонные провода. Своего телефона у нас, понятное дело, не было, но нас и тут выручил Джеки.

Ходить в пустые квартиры было делом опасным и один из таких походов для меня мог закончится плохо. Не только для меня, но и для снайпера Виталика – мы были тогда вместе. Однажды днём Джеки повёл нас в пустующую квартиру куда ранее уже неоднократно ходили звонить наши. Идти было недалеко и тем не менее дом находился вне пределов прямой видимости от госпиталя. В случае проблем мы могли рассчитывать только на себя. Мы не боялись и всё же шли внимательно наблюдая за местностью. Мы осознавали свою уязвимость, но позвонить своим близким нам хотелось больше нежели чем находится в относительной безопасности сидя в госпитале. Дом в котором находилась интересующая нас квартира был пятиэтажный, а сама квартира находилась на третьем этаже. Столь высокое расположение квартиры представляло опасность в случае необходимости покинуть квартиру через окно. Выпрыгнуть из окна третьего этажа без последующих проблем для здоровья маловероятно и следовательно рассчитывать на использование окна в качестве «аварийного выхода» не представлялось возможным. Таким образом зайдя внутрь мы оказывались в ловушке.

Квартира была не заперта и телефон был на месте, то есть телефон стоял прямо на полу. В квартире не было ни мебели, ни вообще каких-либо вещей, но при этом квартира была чисто прибрана. Казалось, что несчастные хозяева квартиры собирались сюда вернуться. Если это было действительно так, то можно только удивляться наивности людей ранее живших здесь. Не знаю сколько лет продлится албано-американская оккупация Косово, но то, что на несколько десятков лет этот край потерян для сербов могу смело утверждать. Я ещё несколько раз заходил в сербские квартиры и все они выглядели примерно также.

Создавалось впечатление, что до войны тут жили тихие, смирные, аккуратные, простые и работящие люди. Тихо-мирно ходили на работу, детишек в школу отправляли, кого-то любили, кого-то не любили, о чём-то мечтали, что-то планировали на будущее. В общем, простые маленькие люди жили своими простыми маленькими печалями и радостями. А потом пришла война. Наверное, в один из вечеров обитатели квартирки ложась спать и думая о своём завтрашнем дне и представить себе не могли, что в то же самое время с аэродромов расположенных на другом конце света взлетают самолёты нацеленные на их тихую мирную жизнь. Пригревшись под тёплыми одеялами сербы сладко спали в своих маленьких уютных квартирках, а в то же самое время в холодной вышине на огромной скорости к ним уже летели чужие самолёты. Самолёты летели убивать их. Пилоты этих самолётов летели убивать людей которых никогда в жизни не видели и о чьей жизни навряд ли знали что-либо определённое.

Пилоты выполняли приказ «американского народа», а американский народ о жизни жителей Сербии (Косово это Сербия!) знал всё, что ему было знать необходимо. Жизнь «злых» сербов была показана американскому народу телевизором. И то, что простые, трудолюбивые и домовитые сербы были действительно тихими и смирными людьми уже ничего не меняло – раз телевизор сказал что сербы злые, значит они злые. Американский телевизор не может ошибаться, он ведь свободный и демократичный.

Когда я думал об этих неизвестных мне смирных и тихих людях то на меня всегда накатывала сильная эмоциональная волна жалости к ним. Однако после непродолжительных раздумий чувство жалости сменялось чувством презрения. Почему? Да потому, что именно такие тихие и смирные люди в своё время наверняка призывали к толерантности, равноправию хозяев и гостей и вообще к хорошему отношению между сербами и албанцами. Они наверняка блеяли: «Ну что плохого в том, что к нам приехали жить албанцы? Они ведь тоже люди, пускай у нас живут!». Тихие и работящие бараны осуждали умных и смелых людей когда те старались выгнать ещё не заматеревших оккупантов вон из края. Тихие и смирные люди призывали к примирению с иноземцами, к отказу от насилия и к прочим глупым и малодушным поступкам. Оккупанты ВСЕГДА злодеи и нет разницы с оружием они пришли или без него. Призывая примирится с оккупацией тихие и смирные граждане призывали примириться со ЗЛОМ. Тихие и смирные граждане призывая к примирению с оккупантами творили зло и это зло вернулось к ним. Трусливые и глупые бараны получили то, что заслужили. Возможно уже потом, когда ничего нельзя было поправить, бараны осознали глубокую правоту тех, кого они обзывали фанатиками-нацистами и радикалами. Но было поздно.

Мы закрыли дверь в квартире изнутри и принялись подсоединять телефон к проводам. Джеки нервничал. На лестнице, а затем и возле двери послышались звуки какого-то движения. Раздался звонок в дверь. В «нашу» дверь. Звонок в тишине прозвучал как гром. Страшно прозвучал. К нам пришли гости. Квартира была однокомнатная: сразу же за входной дверью располагалась маленькая прихожая, слева от входной двери располагалось помещение бывшей кухни, справа единственная комната. Все помещения абсолютно пустые, укрыться не за чем. Дверь хлипкая – автоматная пуля пробьёт с десяток таких дверей. Выбить дверь и кинуть в квартиру гранату тоже не проблема. Нам негде укрыться, мы в ловушке. Мы «химичили» с телефоном на полу прихожей, там нас и застиг звонок в дверь.

Моментально, не подымая шума и объяснившись знаками мы с Виталиком двинулись в комнату, вход которой, в отличие от кухни, образовывал небольшой выступ. Виталик нацеливал в сторону двери практически бесполезную в замкнутом пространстве СВД, я держал вход на мушке своего автомата. Я всегда таскал с собой весь боекомплект к автомату, даже бронежилет редко снимал, но именно в этот раз я не взял с собой ни одного запасного магазина. Дом был очень близко от госпиталя и я шёл «на пару минут». Я знал, что так никогда нельзя делать в боевых условиях, но в этот раз сделал. Расслабился. Кстати, тогда я был слегка «под пивом». Расслабленность, забывчивость и употребления пива вещи, понятное дело, взаимосвязанные. Мы прекрасно понимали, что если вооружённые албаны пришли за нами то нам не спастись. Несколько секунд за дверью ничего не происходило, а затем звонок, уже более настойчивый, повторился. Мы ждали что будет дальше. Если бы кто-то попытался бы открыть дверь мы бы стали стрелять. Через некоторое время все звуки за дверью прекратились полностью и мы, выждав в тишине пару минут, отправили Джеки посмотреть в глазок.

Джеки был напуган, но к двери подошёл и поглядев в глазок сообщил, что никого не видит. Мы тоже посмотрели в глазок чтобы убедиться в зоркости дебила. Убедившись, что дебил был внимателен и в пределах видимости глазка никого нет мы решили выходить из квартиры едва не ставшей для нас ловушкой. Разговаривать с Родиной нам расхотелось. Прикрывая друг друга мы медленно спустились вниз по лестнице и с облегчением вышли из подъезда. На улице нас радостно приветствовало жаркое балканское солнышко. Придурок Джеки сразу куда-то свалил. Проклиная непрошенных гостей мы пошли обратно в госпиталь. Кто-то из наших ещё раз ходил в ту квартиру позвонить, но придя туда не обнаружил не только оставленного ранее телефона, но даже и проводов. Кто приходил побеспокоить нас так и осталось невыясненным, сербы позже говорили что это были шиптары.

Я уже сказал о том, что пьянка не стимулирует бдительность и то, о чём я сейчас расскажу ещё одно подтверждение вышесказанного. Случилось страшное – в одну из ночей я заснул на посту. Для любого нормального солдата это позорный поступок которому нет оправданий. Я себя не оправдываю, я поступил очень плохо. Случилось это так.

Мне выпало стоять на посту последнюю ночную смену. «Стоять» это к слову, на самом деле мы сидели на стульях. Стулья были установлены возле БТРа и соответственно возле входа в госпиталь. В российской армии строжайше запрещено часовому не только садится, но даже прислонятся к чему-либо. Причина проста: сел – заснул, облокотился – заснул. Заснул – умер. Умер сам и товарищей своих убил. Да может получиться так, что не только товарищей, но и всю страну. Часовому запрещено садится и мы все это знали, однако нас было так мало, а охранять приходилось так много что если бы действовали как положено то нас на долго бы не хватило.

Вообще в подобной ситуации часовых или патрульных должно быть двое, но где их двоих-то взять? В принципе мы вроде как вдвоём несли службу, однако второй часовой как правило спал в БТРе – люди сильно уставали, время для отдыха катастрофически не хватало. Зачастую к неспящему часовому присоединялся Командир, но так было не всегда. Короче, я должен был заступать на пост в гордом одиночестве, причём в самое сонное время. Мой предшественник разбудил меня и убедившись, что я очнулся, отправился спать предоставив мне возможность бдительно нести службу. Я спал в своём родном БТРе и поэтому мне не надо было идти на пост – пост был в десяти метрах от меня.

Стулья были установлены в таком месте где их было плохо видно стороннему наблюдателю, сделано это было для обеспечения хотя бы минимальной безопасности. Когда меня разбудил мой предшественник я проснулся ещё слегка пьяным и именно это и сыграло свою роль. Дойдя до поста я взгромоздился на стул и принялся наблюдать. Как произошло то, что я заснул, я не понял. Я не хотел засыпать, но заснул. Заснул потому что сидел на стуле. Заснул потому что был пьяным. Заснул и подставил себя и всех своих товарищей. Я не помню как я заснул, зато хорошо помню как я проснулся. Я полулежал-полусидел на стуле, было уже совсем светло – солнце явно уже светило не один час. Вокруг меня по своим делам ходили сербские медики и даже их ранние пациенты. Медики не обращали на меня внимания, делая вид что не замечают моего сна. Я встрепенулся и принял вид человека вовсе не спящего, а просто «медленно моргавшего». Типа, я на секунду задремал. Я посмотрел на часы: судя по времени меня уже давно должны были сменить. Поскольку я не мог уйти с поста то мой сменщик должен был проснуться самостоятельно.

Я не знал кто именно из парней должен был меня сменить, с учётом вечерней пьянки возможно, что назначить часового на утро вообще забыли. Как бы то ни было, никто менять меня не пришёл. Чудесно служба организована. То, что меня не пришли менять снимало с моих плеч проблему ответственности за сон на посту поскольку никто не видел меня спящим. Конечно сербы могли рассказать командиру о том, как я «охранял», но в тоже время могли и не рассказать. Я сам конечно же докладывать про «баю-бай» не стал, а спрашивать меня никто и не спрашивал. Никто даже не удивился моему чрезмерно долгому стоянию на посту. Видимо никто и не знал о том, кто именно должен был стоять утром. Да по большому счёту это и не волновало в общем-то никого – все живы-здоровы, ну и ладно. Хотя всё прошло гладко, выводы, причём выводы конкретные, я для себя сделал. Больше НИКОГДА я не повторял эту ошибку и не засыпал на посту.

Ели бы такая история произошла не в Косово, где нам противостояли лохи албанцы, а в Чечне, то я скорее всего проснулся бы в аду (именно туда попадают те, кто спит на посту подставляя таким образом своих товарищей), причём моя голова проснулась бы отдельно от тела поскольку была бы отрезана. Это в лучшем случае – в худшем варианты на выбор, один страшнее другого. По поводу отрезания чеченцами голов русских солдат скажу следующее. Я много раз видел видеозаписи этого процесса и хотя выглядит всё это неприятно и устрашающе (для этого чечены страшилки и записывают), но такая смерть в общем-то лёгкая и быстрая если например сравнивать с тем чтобы живьём сгореть в танке или подорвавшись на мине несколько часов умирать в страшных мучениях. Или, скажем, с тем чтобы часами захлёбываться студёной морской водой вперемешку с мазутом в абсолютно тёмном и задымлённом отсеке затонувшей подводной лодки, понимая при этом, что тебе уже никак не спастись.

То, что чечены убивали наших солдат вполне закономерно – на войне, как на войне. Мы с их боевиками поступали аналогично. Конечно головы не резали, но если чечен попадался с оружием смерть от пули или побоев ему была гарантирована. Ничего жестокого я тут не вижу, на то и война чтобы врагов убивать. Смерть, в том числе и насильственная это неотъемлемая часть жизни, то есть по своей сути насильственная смерть явление абсолютно нормальное. Волк режет овец, слон давит львят, человек ест курицу – в живой природе убийство явление обыденное и если убийство происходит для самообороны или пропитания то в нём нет ничего плохого.

Плохо когда любую живность убивают почём зря, но нет ничего плохого в убийстве как таковом, в том числе и убийстве человека. На войне убивать необходимо для самообороны. Поскольку и война, в виде смертельной борьбы за выживание, повсеместно встречается в живой природе, то соответственно и она является явлением абсолютно нормальным и правильным. За всех пострадавших от войны ответственны те, кто был неправ. Война есть война – «чехи» убивали нас, мы убивали их.

Почти на всех видеозаписях чечены отрезали головы солдатам, которые имея возможность хоть как-то постараться оказать сопротивление абсолютно никак не сопротивлялись, даже не убегали. Они не были ранены и не были связаны, они могли сопротивляться, но просто как бараны ложились под нож. Я понимаю что ребята были шокированы ситуацией, но тем не менее у них было время придти в себя и оказать хоть какое-то сопротивление, по меньшей мере постараться продать свою жизнь подороже, например вцепиться боевику в глаза или оторвать ему яйца. Как говориться – погибать так с музыкой.

Я много раз прокручивал в голове эту ситуацию, в том смысле как бы я повёл себя окажись бы на месте этих пленных ребят. Я много думал об этом и до сих пор не уверен, что у меня хватило бы стойкости и самообладания хотя бы напоследок плюнуть в гнусную рожу своего палача. Но в то же время я чётко осознал, что если бы у меня не хватило стойкости умереть мужчиной, то я вполне заслуживал бы того чтобы меня зарезали как свинью. По заслугам и награда. Женщина может быть слабой и с неё за это нет спроса, мужчина должен быть сильным и его слабости нет оправдания. Человеком можно оставаться даже в аду, мужчиной нужно быть в любых обстоятельствах.

Отрезание голов и тому подобные записанные на видео страшилки про войну многие публичные деятели пытаются использовать для антивоенной агитации. По их мнению война это самое кошмарное явление современности. Кто воюет – тот плохой, кто как крыса прячется от войны – тот хороший. Под такой ширмой поганые трусы прославляют свой страх и обливают грязью героев. Но в действительности война очень далека от лидерства в списке кошмарных человеческих злодеяний. Война действительно является самым очевидным проявлением убийства и разрушения поскольку война это максимальная форма ОТКРЫТОГО противоборства. Но вот если посмотреть внимательно на то, что происходит на автомобильных дорогах России и всего мира то охарактеризовать ситуацию можно только одним словом – бойня. И чё, хоть кто-то выступает за запрет частных автомобилей!? А наркотики?! А гарантирующий стопроцентное вымирание человечества гомосексуализм?! А прерывание жизни нерождённых детишек?! Кто против всего этого борется? Да почти что никто, зато в «миротворцы» горазд почти каждый публичный деятель!

Если война явление природное, то есть вполне здоровое, то вся вышеперечисленная погань является строго противоестественной. Погань созданная гуманными антивоенными гуманистами и высокоумными прогрессивными деятелями прогресса. Кстати по поводу убийства детишек. Спустя несколько месяцев после возвращения из Чечни сидя дома как-то поздно вечером я включил телевизор и случайно попал на передачу посвящённую абортам. В передаче не было истеричных людей «толкающих речи» «за» и «против», передача была конкретная – различные видеосъёмки и комментарии специалистов, никакого ненужного трёпа. Короче говоря, в передаче просто показывали и подробно рассказывали чем являются аборты на самом деле. До этой передачи я очень поверхностно был осведомлён по данной теме, в общем-то меня она и не интересовала по большому счёту – я знал что такое явление есть, но не вдавался в подробности. Увиденное в передаче произвело на меня большое впечатление, и это с учётом того, что менее чем полгода назад я вернулся из Чечни, ещё ранее побывал Косово, да и служба в российской армии с её неотъемлемой дедовщиной и прочими проявлениями жестокости тоже хорошо укрепила мою психологическую устойчивость. В общем жестокостью меня было сложно удивить, но увиденное в этой передаче меня удивило. Удивило настолько, что я пару дней находился под впечатлением от увиденного. Наибольшее впечатление на меня произвела не беззащитность ребёнка который не может ни драться, ни убежать, не подлость матери (у некоторых ещё и находится оправдание таким своим действиям) которая ради того чтобы не осложнять свою жизнь убивает ни в чём неповинного ребёнка, не чудовищная изощрённость истязания детей, а ДОСТУПНОСТЬ этого омерзительного злодеяния. Просто и легко – два часа и две тысячи рублей. Если я убью в драке здоровенного мужика мне дадут десять лет лагеря, а за убийство ребёнка ни хуя не дают!!! Наёмные убийцы берут за свои услуги тысячи долларов, а убийство ребёнка стоит сущие копейки!

С экранов телевизора и со страниц газет ловкие журналисты прикрепили к нам, участникам боевых действий клеймо психов, маньяков и УБИЙЦ. Даже принимая на работу на нас косо посматривают – ну как же, воевал, УБИЙЦА, дело ясное. Я не знаю, существует ли в среде психологов такой термин как «синдром Джона Рембо», но если он существует, то ко многим из нас его можно, хоть и с натяжкой, применить. Особо «афганцам» в своё время досталось – «Мы вас туда не посылали». Парней «никто не посылал», зато от них все дружно отвернулись. К нам относятся так: раз воевал, значит УБИЙЦА, и следовательно от убийцы нужно держаться подальше. Так и происходит. Однако зайдя в обычный городской автобус и оглядевшись вокруг увидишь много женщин всевозможных возрастов и в этот момент можно быть уверенным, что находишься среди УБИЙЦ.

В современной России, как мне представляется, большинство женщин нечисты на счёт своих детишек. И эти люди считаются НОРМАЛЬНЫМИ. На них не смотрят косо, не плюют им в лицо, с экранов телевизора их не называют убийцами, маньячками и психопатками. Их берут на работу, им доверяют ответственные посты, их не отталкивает общество. По мнению общества они нормальные, а мы, то есть участники всевозможных войн, нет. А я и не хочу быть нормальным по отношению к такому обществу!!! Более того, я хочу быть максимально ненормальным по отношению к такому обществу. Я хочу быть нормальным по отношению к законам природы, законам данным нам Богом. Для меня современное общество – это общество нравственных уродов. Сколько раз я слышал от «приличных» женщин высказывания по поводу женщин совершивших по их мнению «плохой» поступок: «Вот дура – ребёнка родила! Куда рожать – молодая ещё, пожить для себя надо! Без мужа родила, фу какой срам!» То ли дело женщины «приличные» и «умные», они без мужа, да по малолетству детей не рожают – они их всех убивают. Главное чтобы это не особо известно было, а так всё нормально, всё прилично, всё хорошо. Они же приличные женщины современного общества, общества людей со спрямлёнными телевизором извилинами в голове.

Как тут с чеченами поспоришь когда те говорят, что чем больше русских свиней убьёшь тем меньше греха на земле будет. Правильно «чехи» говорят, да в одном ошибаются – не смотря ни на что, не все славяне ещё в свиней превратились. Есть ещё ЛЮДИ на Руси. Но уже мало. Так что по поводу жестокости войны я думаю всё ясно – война очень далека от лидерства в проявлении жестокости в современном мире.

Тем временем наша жизнь в госпитале шла своим чередом – мы демонстрировали военное присутствие России, мало-мальски выполняли охранную функцию, общались с местными жителями и практически постоянно «употребляли внутрь». Командир хотя и осознавал, что в данной ситуации по-другому быть не может, всё же в меру своих сил и возможностей старался ограничить количество выпиваемого нами спиртного. Однако со спиртным проблем не было и мы могли его покупать и употреблять в любое удобное для нас время, причём делать это не афишируя процесс перед командиром.

Со спиртным проблем не было, не было проблем и с едой. Кроме имевшихся у нас собственных запасов состоящих в частности из коробки рыбных консервов и коробки печенья нам по несколько раз (как правило три раза: завтрак, обед, ужин) доставляли горячее питание. Помимо каши, супа и хлеба продуктовая машина доставляла нам и различные консервы: какао, сгущенное молоко, рыбу, ну и конечно же тушёнку. Консервы были как из армейских запасов так и из числа тех, что послало нам правительство Москвы. В дальнейшем, по мере увеличения численности личного состава, консервов привозилось всё меньше, но в те дни когда мы только заступили на охрану госпиталя «пищевозы» чуть ли не упрашивали нас взять ту или иную банку.

Горячее питание мы практически никогда не брали, как я понимаю в те дни аналогично поступали солдаты на всех постах, поэтому «пищевозы» уезжали обратно с почти полными бачками. Мы всегда брали минеральную воду и иногда консервы. Минеральной воды, в отличие от всего остального, привозили мало и выдавали её скупо. Хорошо ещё что у нас с Толстым был запас «наворованной» английской воды. На улице стояла страшная жара, солнце палило нещадно, раскалённый асфальт отвечал солнцу взаимностью, поэтому есть не хотелось, хотелось пить. Причём пить не что-то тёплое и уж подавно горячее типа чая, кофе и какао, а наоборот, что ни будь прохладительное, например воду. Или пиво. В связи со всем вышесказанным нетрудно догадаться, что из числа предлагаемых нам консервов мы выбирали рыбу и тушёнку которые затем использовали для сервировки импровизированного стола при вечернем застолье.

Кроме всех вышеперечисленных способов питания некоторым из нас в первые дни удавалось ещё и сходить пообедать в кафе. Правда понятие «пообедать» не совсем правильное поскольку люди обедают как правило в середине дня, а мы ходили в кафе то утром, то ближе к вечеру. Однако, с учётом того, что наша трапеза была в сущности полноценным обедом то термин «пообедать» подходит как нельзя лучше. Кафе по-сербски называется «кафана», произносится с ударением на среднем слоге. Слово женского рода. Большинство из нас, российских солдат и офицеров, почему-то говорило вместо «кафана» «кафан». Слово мужского рода и произносилось с ударением на последнем слоге – непонятное и бессмысленное языковое искажение. Все кафаны в Приштине были закрыты и та кафана, что мы посещали в те дни не была исключением. Владелец, а по совместимости и повар-бармен-офицант открывал своё кафе специально для нас.

Это кафе, в котором в дальнейшем произошла встреча едва не ставшая судьбоносной для нас, а возможно и для всего этого города, было типичным для Сербии. Небольшой зал с десятком столиков, да барная стойка, вот по сути и всё, что там было. Но как известно в сербском кафе главное не обстановка, а те блюда что подают в нём. Сербская кухня славится (заслуженно) мясными изысками. В те дни как раз жаренные мясные деликатесы, картофель фри и салат как раз и были нашим обедом. К обеду прилагалось и сто грамм ракии, ну а после обеда кофе. Кайфово было: вокруг опасная обстановка, в кафе комфорт, в руках оружие, в кармане деньги, на столе вкусная еда – век бы так жил. Хозяин кафе, шустрый парнишка возрастом немного старше нас, из уважения к русским братьям пытался обслужить нас бесплатно, но мы каждый раз платили за себя. Дело было не только в чувстве справедливости и нашем понимании того, что в этой обстановке любому из местных сербов будет дорога каждая копейка, но и в элементарном здравом смысле – если не заплатить за обед сегодня то завтра серб кафе просто не откроет. В том смысле, что кафана как всегда будет закрыта, а хозяина мы никаким образом не найдём. Кстати, самого владельца кафе разыскал по нашей просьбе вышеупомянутый полицейский спецназовец. Кафанщик был ему то ли другом, то ли просто знакомым. В один из дней мы заговорили про кафе и пожаловались, что все они закрыты (в воюющем городе это неудивительно), а присутствующий при разговоре спецназовец сказал, что организует нам посещение кафе. В кафе мы наведывались раз десять, потом кафанщик куда-то исчез, да и с сербами отношения в дальнейшем охладились.

Мне не давала покоя тема участия русских добровольцев в боевых действиях на территории бывшей Югославии. Когда я второй раз находился в Боснии в 2001 году я даже хотел съездить на кладбище расположенное неподалёку от населённого пункта Прибой для того чтобы своими глазами увидеть могилы наших парней погибших за идеалы славянского братства. Однако тогда на кладбище я так и не съездил, обстоятельства не позволили. Поскольку я начал интересоваться вопросом участия наших ребят в войнах на территории бывшей Югославии ещё до армии то и в дни косовских событий я выискивал возможность узнать что ни будь новое про этих парней. С подобным вопросом я обратился однажды к сербу-спецназовцу. Он ответил, что ему известно про участие в боевых действиях в Косово одного такого человека. Этим человеком был капитан, танкист. Где конкретно воевал, что делал, откуда именно из России он прибыл серб не знал. А может и знал, да почему-то не стал мне говорить.

Как я уже упомянул, в числе сербского медперсонала было штук десять девушек и естественно они вызывали у нас самый живой интерес. Девушки красавицами не были, просто обычные сербские девушки. Днём мы почти не общались, но вот вечером, когда медики заканчивали свою работу, а мы свой дневной отдых, у нас была возможность пообщаться. Естественно мы были бы рады наладить близкие отношения с сербками, да и они не сторонились нас, однако на сколько я знаю большинство из нас, и я в том числе, остались как говорится не солоно хлебавшими. По вечерам мы собирались за импровизированным столом, общение сопровождалось выпиванием-закусыванием. Девушки практически не пили, но зато мужская часть «общающихся» (мы и сербы) не стеснялась в этом вопросе. В меру наших языковых познаний велось общение, причём с явным взаимным интересом. Наши парни веселились, стремясь не то развлечь сербок, не то развлечься самим. Диалог проходил на смешанном сербо-русском языке с большой примесью жестикуляций и смеха. Сербки вели себя скромно и я до сих пор не понимаю, мы были интересны им как мужчины и они ожидали от нас более решительных действий или же мы были просто диковинкой и в вопросе близких отношений были им неинтересны.

Лично мне проявлять решительность мешал языковой барьер и что более важно один описанный многими поэтами психологический феномен. Что касается языкового барьера, то тут всё понятно – понравившаяся мне девушка не говорила по-русски, а я не владел в совершенстве сербским. Одно дело объясниться с продавцом в магазине, ну или с сербским военным и совсем другое дело объяснять что-то девушке относительно своих симпатий. Да и просто развлекать свою подружку весёлой беседой не зная в совершенстве языка представляется делом весьма сложным. Более важной, нежели чем языковой барьер, была причина чисто психологического характера. Девушка, с которой мне тогда хотелось наладить близкие отношения, понравилась мне и это обстоятельство играло существенную роль. Если все остальные сербки не производили на меня особого впечатление и моё отношение к ним укладывалось в простую формулу «девушки, как девушки», то конкретно эта показалась мне более симпатичной чем другие. Примечательно, что она даже держалась обособленно от других и не принимая особого участия в веселье. Мне она понравилась и я, как всегда со мной бывало в тех случаях когда женщина вызывала у меня искренние симпатии, вёл себя скованно.

Ни в те юные годы, ни даже сейчас я не могу полностью избавиться от дурацкой скованности в общении, когда та или иная женщина нравится мне по-настоящему. Когда общаешься с пусть и красивой, но не особо понравившейся девочкой, то вести себя непринуждённо не составляет труда и совсем другое дело когда к девочке есть искренние, зачастую необъяснимые, симпатии. Начинаешь ощущать какую-то непонятную скованность, как будто боишься её спугнуть, да к тому же никак не можешь подобрать хорошие и правильные слова для поддержания беседы. В результате почти сразу же начинаешь себя чувствовать глупо и это ещё больше усугубляет ситуацию.

Если девочка «понимающая» то она сама найдёт нужные для поддержания беседы слова и выправит ситуацию, ну а если нет (а таких, к сожалению большинство) то общения, а как следствие и близких отношений, не получится. Кстати, всемирно известных японских гейш, которые вопреки расхожему мнению не были обычными проститутками, по мимо прочего обучали и умению поддерживать приятную беседу. Неплохо бы девочкам всего мира освоить эту не слишком хитрую науку. Так вот, если ко всему вышесказанному добавить ещё и заметно увеличившийся из-за моей скованности языковой барьер, то становиться очевидно, что тогда в качестве кавалера я выглядел не слишком ярко. Я конечно познакомился с ней, но интересно продолжить общение у меня не получалось.

Чтобы направить ситуацию в благоприятное для развития отношений русло я попросил помощи у находящегося по близости серба, коим оказался уже знакомый читателю полицейский спецназовец. Я спросил у него о том, как мне объяснить девочке о своих симпатиях и желании отношений, но серб в ответ засмеялся и сказал мне чтобы я просто подошёл к ней, взял её за руку и сказал ей что теперь она моя девушка. Это простой и наверное самый правильный способ для всех времён и народов, но я не воспользовался им опять же по причине этой своей дурацкой скованности. Дурацкой, потому что в этой ситуация я и был самым настоящим дураком. Кроме того вечера я видел эту девушку ещё несколько раз, если не считать дневных рабочих часов. Ничего у меня с ней не вышло, что и является вполне закономерным результатом моей, в общем-то неправильной для мужчины нерешительности. Сам виноват. Таким образом эта девушка полнила длинный список упущенных мною возможностей в отношении с женщинами. А список этот весьма велик, и что интересно в нём есть и женщины с которыми мне удалось однажды наладить близкие отношения, но вместо того чтобы продолжить эти отношения и наслаждаться красотой и лаской я, по тем либо иным причинам, терял связь с уже опробованной мною и при этом хорошо относящейся ко мне красавицей.

Нет разницы, по воле случая, либо по причине моих глупых действий терялась связь, так или иначе эти девочки пополняли перечень упущенных возможностей. И хотя в отношениях с женщинами, образно выражаясь, и на моей улице переворачивался КАМАЗ с пряниками, причём переворачивался неоднократно, всё же упущенных возможностей было гораздо больше. Кстати, эту книгу я пишу как правило по ночам, поскольку именно ночью появляется вдохновение. Другие мужчины этой же самой ночью наверняка заняты чем ни будь более приятным нежели чем шлёпаньем пальцами по клавиатуре, я же пишу книгу, а тем временем моя жизнь проходит. Оцени юмор, дорогой читатель.

У одного из наших парней всё же сложились отношения с сербкой. Полностью характера этих взаимоотношений я не знаю, я не особо в это вникал, но парниша неоднократно отпрашивался у командира покинуть наше расположение на всю ночь. Естественно он отстаивал на посту положенное ему время, а уж затем устремлялся к своей подруге. Как он решал этот вопрос с командиром я не знаю. Само по себе ночное путешествие по неспокойной Приштине для русского солдата представлялось делом весьма опасным, а если добавить к этому полное отсутствие какой либо связи между нами и героем-любовником (портативных радиостанций у нас не было, а сотовые телефоны тогда были нераспространенны) то получалась полнейшая авантюра. С военно-юридической точки зрения это было преступлением. И тем не менее капитан В. разрешал парню ходить на свиданья. Разрешал он это потому, что был адекватным и мудрым человеком. Командир прекрасно понимал, что находясь в госпитале мы представляем из себя замечательную жертву и если многочисленные албаны захотят хорошенько нам врезать им не придётся особо утруждаться – наш пост, особенно в дневное время, был как на ладони. Идти на свидание по уничтожаемому мародёрами городу было опаснее чем сидеть в госпитале, однако в случае толкового нападения шансы погибнуть были девяносто девяти процентные в обоих случаях.

Могло даже получиться, что вернувшийся ранним утром герой-любовник обнаружил бы всех нас уже «немного неживыми». Забавно было бы посмотреть на его объяснения командирам по поводу того, как могло случиться такое чудо, что он не только остался цел и невредим, но ещё и вообще ничего не может рассказать о ночном происшествии на посту. В данной ситуации важен интересный психологический момент который всегда присутствует когда в подобной ситуации оказывается человек не лишённый нравственности и лишённый железных нервов. Порядочный и не обладающий стальной выдержкой человек начинает испытывать чувство вины за то, что его не было с ребятами когда они погибали. Даже если человек понимает, что его вины в происшедшем нет, всё равно где-то в глубине души гложет червячок не давая забыть о случившемся. Даже если человек понимает, что он не смог бы помочь своим товарищам, он чувствует себя виноватым в их гибели. Мысли о том, что он мог помочь (хотя реально не мог), что от него всё зависело (хотя реально могло и не зависеть), что именно он сделал что-то неправильно (хотя реально делал правильно) долго не дадут покоя порядочному, но не обладающему крепкими нервами, человеку. Об этом психологическом моменте я знаю не только из умных книжек.

Однажды, уже в Чечне, я по ошибке чуть было не поубивал несколько своих пацанов. Ошибка была не моя, а командира их группы, который давая мне целеуказание перепутал «право» и «лево» относительно ориентира и в результате скорректировал огонь моих пулемётов на собственную группу. Когда через полминуты я понял, что отстрелялся по своим, единственной моей мыслью было: «Господи, прошу тебя, пожалуйста сделай так, чтобы я никого из своих пацанов не задел». «Задел» в данном случае означало убил или изуродовал – после попадания пули калибра 14.5 мм легкораненых не бывает. Я почувствовал себя виноватым в происшествии, хотя я точно выполнил приказ. Интересно, что КПВТ тогда заклинило: я отстрелял примерно полкороба, а затем произошло утыкание патрона (нечастое явление) и именно поэтому я прекратил огонь. Когда я устранил проблему прошло несколько десятков драгоценных секунд и я получил по рации команду перенести огонь на другой объект.

Я понимал тогда, что е