Кромвель и его наследник

Оливер Кромвель, протектор Англии.

Смерть Оливера Кромвеля

30 августа 1658 года страшный ураган бушевал над Лондоном. Такой бури Англия, говорят, не знала больше ста лет. Ветер опрокидывал колокольни, срывал крыши с домов, топил корабли на Темзе. В парках и окрестных лесах появились гигантские просеки, на полях был развеян собранный в снопы урожай. Грохот и завывания бури проникали даже за толстые стены Уайт-холла, бывшего королевского дворца, а ныне резиденции лорда-протектора Оливера Кромвеля, который вот уже добрый десяток лет был первым человеком Англии.

Сейчас, однако, не порывы ветра заставляли обитателей дворца вздрагивать и прислушиваться. В его стенах разыгрывалась другая драма: старый протектор умирал. После кончины любимой дочери его свалила ‘трехдневная лихорадка» – так определили болезнь придворные медики. Сильный озноб чередовался с жаром, на лице больного выступал пот; он слабел и часто впадал в забытье. В соседней комнате капелланы и индепендентские проповедники неустанно просили бога о выздоровлении ‘его высочества». Время от времени кто-нибудь из них шел к больному, чтобы прочесть вслух отрывок из Библии или помолиться у его изголовья.

У ворот дворца собирались люди. Кто они были? Осторожные горожане, готовившиеся к переменам? Соратники по борьбе в парламенте, ныне лишенные постов и вынужденные вести частную жизнь? Или, может быть, солдаты, ветераны двух гражданских войн, еще помнившие, как Кромвель сам учил их правильно держать пику и заряжать мушкет? Во всяком случае, толпа была спокойна и почтительна. Она ждала новостей.

Члены Тайного совета, бодрствовавшие у постели больного, старались скрыть опасность, угрожавшую жизни протектора, и за стены дворца выходили лишь обнадеживающие известия. Но тревога чувствовалась повсюду. Под предлогом совместных молебствий о здоровье Кромвеля каждый день собирались высшие армейские офицеры. Они обсуждали ‘состояние дел» в стране и возможные последствия смерти правителя. Всех волновал вопрос: кто будет преемником?

Автографы Кромвеля - 1651 и 1657 гг.

3 сентября между тремя и четырьмя часами пополудни стало известно, что Кромвель умер.

В реляциях, разосланных по всей Англии, сообщалось, что сразу же после его смерти ‘собрался Совет и вскрыл письмо, скрепленное печатью лорда-протектора, в котором объявлялось, что лорд Ричард должен наследовать ему как протектор». Опубликованный в правительственных газетах официальный отчет гласил: ‘… Когда он отошел, к несказанной печали всех добрых людей, немедленно собрался Тайный совет и, уверившись, что лорд-протектор мертв, и на основании несомненного и точного знания, что его высочество, когда был жив, согласно ‘Смиренной петиции и совету», объявил и назначил благороднейшего и прославленного господина, лорда Ричарда, старшего сына его высочества, наследовать ему в правлении в качестве лорда-протектора, Совет по сему так и решил».

Утром 4 сентября лорд Ричард под звуки труб был провозглашен ‘полноправным протектором республики Англии, Шотландии и Ирландии, владений и территорий, ей принадлежащих»; ему желали ‘долгой жизни, а этим нациям мира и счастья под его правлением». Вечером на Тауэр-хилле загремели пушки, салютуя новому протектору.

Ричард Кромвель.

Так Ричард Кромвель, старший сын Оливера Кромвеля, вождя Английской революции, стал правителем Англии. Это был 32-летний человек, ‘мягкий, сдержанный и спокойный», ‘приятный и вежливый в обхождении», но, как считали, не отличавшийся умом, честолюбием и силой воли, свойственными отцу. Интереса к политике или наукам он не выказывал. Любимым его занятием была охота. Очень скоро он обнаружил свою слабость и сделался игрушкой в руках боровшихся за власть клик. Протекторат пал, не просуществовав и года. Кромвель должен был бы это, казалось, предвидеть. Последняя конституция протектората, принятая в 1657 году – ‘Смиренная петиция и совет», – давала ему право назначить преемником любого, кого он пожелает. Что заставило его остановить свой выбор на Ричарде, которого он сам часто бранил за леность и равнодушие к судьбам республики? И что было в письме, вскрытом членами Тайного совета после смерти Кромвеля? Да и было ли оно вообще, это письмо?

Исчезнувшее письмо

Уайт-холл.

Обратимся к собранию документов, содержащему наиболее полные сведения о последних днях жизни протектора. Это коллекция писем, которая принадлежала государственному секретарю Терло, советнику и поверенному Кромвеля. Естественно, что в те дни, когда здоровье протектора вызывало наихудшие опасения, его приближенные, в первую очередь сам Терло, старались сообщить его родным вне Лондона подробные сведения о положении дел. 30 августа Терло писал Генри Кромвелю, второму сыну протектора, занимавшему пост лорда-наместника Ирландии: ‘… Я боюсь наших собственных разногласий, которые могут быть довольно велики, если его высочество не выберет и не назначит до того, как умрет, своего наследника, чего он в действительности, я полагаю, до сих пор не сделал. Он собственной рукой обозначил кого-то в бумаге перед тем, как был утвержден парламентом (утверждение Кромвеля парламентом произошло 26 июня 1657 года, вскоре после принятия второй конституции протектората – ‘Смиренной петиции и совета»), и запечатал это в форме письма, адресованного мне, но и имя этого лица, и саму бумагу держал в тайне. Когда он заболел в Гемптон-Корте, он послал м-ра Джона Баррингтона (Кромвель заболел в начале августа во дворце Гемптон-Корт, в нескольких милях от Лондона, куда переселился со всем довором на время болезни дочери. Джон Баррингтон – один из камергеров Кромвеля) в Лондон за нею, сказав ему, что она лежит на его письменном столе в Уайт-холле; но ее не суждено было найти ни там, ни вообще где бы то ни было, хотя ее очень тщательно искали».

Итак, за три дня до смерти Кромвеля документа с назначением преемника не существовало. Не появился он и позднее. Сообщение в листке новостей было ложью. А газетная информация и текст провозглашения были составлены в довольно туманной форме: ‘… на основании несомненного и точного знания… в Совете было решено…»

Больше об этом письме ничего не известно. Да и сама история, рассказанная Терло, кажется странной. Почему письмо, написанное больше чем за год до смерти протектора и содержавшее сведения первостепенной государственной важности, было положено в такое доступное и незащищенное место, а не находилось, допустим, у лорда-хранителя Большой печати или у того же Терло? Правда, известна крайняя подозрительность, овладевшая Кромвелем в последние годы его жизни. Говорили, что он не доверял личной охране и даже самым близким родственникам, в каждом иностранце видел врага и, постоянно опасаясь покушения, носил под одеждой тонкую кольчугу. Но тем более в таком случае он должен был позаботиться о надежном сохранении своего завещания.

С другой стороны, письмо, скрепленное печатью Кромвеля, перед которым все дрожали, и адресованное Терло, главе тайной полиции, вряд ли могло просто ‘затеряться». Не вероятнее ли предположить, что оно было с умыслом похищено и уничтожено? Но это значило бы, что наследник, названный в нем, не Ричард Кромвель, а кто-то другой.

Когда это случилось?

Если, однако, поверить Терло и допустить, что письмо было действительно утеряно и Кромвель назначил Ричарда своим наследником устно, то остается выяснить, когда и как это было сделано? В том же письме от 30 августа Терло описывал ход болезни Кромвеля: ‘Идет уже тринадцатый день с тех пор, как лихорадка свалила его… и приступы жара чрезвычайно сильны. В субботу (то есть 28 августа.) … в течение 24 часов было два приступа, один за другим, которые его крайне ослабили и угрожали его жизни. И воистину с субботнего утра он едва ли имел передышку от приступов. Доктора все еще надеются, что он сможет побороть ее, хотя их надежды перемежаются с большими опасениями».

Протектор в гробу.

Далее следует уже известная нам история об исчезнувшем письме, после чего Терло сообщает: ‘Его высочество настолько болен, что невозможно беспокоить его делом такой важности (то есть назначением наследника.) В этот день он кое-что говорил об этом, но его болезнь не позволяет ему завершить это полностью; и если господу будет угодно не отпустить ему времени назначить наследника до того, как он умрет, решение будет более мучительным и наше положение опасным».

Письмо написано в 9 часов вечера. На следующий день, 31 августа, Терло сообщал тому же адресату об ухудшении здоровья протектора: последний ‘находится в большой опасности и настолько сейчас слаб, что неспособен сделать ничего относительно государственных дел». Тон письма мрачен. ‘Дело, похоже, идет к смерти…» – пишет Терло.

Таким образом, ни 30, ни 31 августа наследник еще не был назван. Это подтверждает и шифрованное письмо зятя Кромвеля, лорда Фоконберга, который писал Генри в Ирландию 30 августа: ‘Наследник, насколько я знаю, до сих пор еще не назван. Терло, кажется, решил побудить его в перерывах (между приступами.) к такому назначению; но то ли из опасений вызвать его неудовольствие, если он поправится, то ли (рассердить) потом других, если это не удастся, он еще этого не сделал и, полагаю, и не сделает». Французский посол Бордо писал из Лондона 31 августа: ‘До этого часа его семья не верила, что болезнь столь опасна, и не приняла никаких мер относительно будущего, ибо никто не осмеливался говорить о преемнике. Об этом также ничего не было сказано на собрании армейских офицеров, где генерал Флитвуд говорил только на божественные темы. Поэтому еще нельзя определенно сказать, кто станет преемником, или после его смерти будет восстановлена республика».

Генри Кромвель.

Казалось бы, все ясно. Но вот через четыре дня Терло, участник всех этих событий, непостижимым образом противореча сам себе, пишет в официальном сообщении Генри Кромвелю: ‘Его высочеству было угодно перед своей смертью назначить милорда Ричарда наследником. Он сделал это в понедельник» (то есть 30 августа!). Заявление весьма категорично. Непонятно только, почему оно так запоздало. В письме от 30 августа – том самом, где говорится, что болезнь протектора ‘не позволяет ему завершить это полностью», Терло сделал приписку: ‘И если что-нибудь еще случится (а я молю господа, чтобы это было во благо), я немедленно дам вам знать». Почему же тогда он не сообщил о назначении Ричарда в тот же вечер, а отложил новость на четыре дня? И почему он не написал об этом в письме от 31 августа, вместо того чтобы сетовать, будто у него нет ничего нового добавить?

Листаем документы дальше и видим письмо лорда Фоконберга от 7 сентября, где он тоже извещает ‘дорогого брата» Генри о смерти отца. ‘Вечером накануне смерти и не ранее, в присутствии четырех или пяти членов Совета он объявил милорда Ричарда своим наследником; на следующее утро он потерял речь и между тремя и четырьмя часами пополудни отошел…». Вечером, накануне смерти? Значит, 2 сентября? Заявление Фоконберга не менее категорично, чем сообщение Терло. Кроме того, он упоминает еще о каких-то ‘четырех или пяти членах Совета», в присутствии которых это было сделано. В письмах и бумагах Терло о таком более официальном назначении никаких сведений нет. Нельзя ли узнать об этом где-нибудь еще?

В 1665 году, когда все треволнения великой революции были позади и страна вот уже пятый год пожинала горькие плоды ‘счастливой реставрации», в Лондоне вышел в свет толстый фолиант под названием: ‘Хроника королей Англии. Со времен римского владычества до смерти короля Якова. К каковой добавлено правление короля Карла I и первые 13 лет (правления) его священного величества короля Карла II». Автором основной части ‘Хроники» был некто Ричард Бейкер, умерший в 1645 году. Четвертое издание, вышедшее в 1665 году, отличалось от предыдущих тем, что издатели добавили описание событий, происходивших между 1658 и 1660 годами. В этой ‘Хронике», оказывается, были подробно описаны все обстоятельства, связанные со смертью Кромвеля. Протектор, читаем мы, во время болезни устно заявил Терло и своему капеллану Томасу Гудвину, что он желает сделать наследником сына Ричарда. Разговор этот, однако, был прерван, и оба собеседника Кромвеля, ‘тут же переговорив между собой, поняли, что дело слишком велико и значительно для того, чтобы они одни несли все бремя свидетельства о нем; и потому решили использовать первую же возможность, чтобы снова навести его на это и попросить его позвать кого-нибудь еще, кому он мог бы сообщить свою волю в данном деле».

Весь этот разговор, согласно ‘Хронике», состоялся 31 августа – в тот самый день, когда и Терло, и Фоконберг, и Бордо утверждали, будто протектор находится при смерти.

2 сентября, пишет далее автор ‘Хроники», поняв, что протектор слабеет, Терло и Гудвин спросили его, помнит ли он, что он сказал им о преемнике, и ‘продолжает ли он или нет быть того же мнения относительно назначения его сына Ричарда?» Он ответил утвердительно. Тогда они позвали к умирающему Финнеса, Уолли и Гоффе; и все пятеро ‘подошли к кровати, и один из них спросил его касательно того, что он заявил д-ру Гудвину и м-ру Терло. Он на это снова сказал: он хотел бы, чтобы его сын, его сын Ричард наследовал ему».

Эту версию как будто подтверждает Бордо. После смерти Кромвеля, пишет он, ‘собрался Тайный совет, и по сообщению пяти его членов, которые заявили, что накануне вечером господин протектор устно назначил своего старшего сына, Совет признал его протектором».

Итак, перед нами три даты назначения Ричарда Кромвеля: 30 августа (Терло), 31 августа (‘Хроника») и 2 сентября (Фоконберг, ‘Хроника», Бордо). Оставим пока вопрос о датах открытым и попробуем выяснить у современников, как Кромвель назвал Ричарда.

Как был назначен Ричард?

К сожалению, непосредственные свидетели этого – родные Кромвеля и члены Тайного совета – не оставили никаких воспоминаний о том, в каких словах выразил он свою последнюю волю. За исключением весьма сомнительной версии ‘Хроники», мы располагаем всего двумя свидетельствами.

Первое принадлежит посланнику Бранденбургского курфюрста И.Ф. Шлецеру. В письме от 10 сентября 1658 года Шлецер со слов лейб-медика Кромвеля Джорджа Бейта рассказывает: после кратковременного перерыва болезнь Кромвеля вечером 2 сентября вспыхнула с новой силой. Кромвель, готовясь к смерти, горячо молился, а Бейт внимал его словам, спрятавшись за портьерой. Он слышал, как протектор, окончив молитву, позвал находившихся поблизости членов Совета и произнес перед ними длинную, прочувствованную речь. Протектор доказывал, что во всех своих действиях не имел иной цели, кроме славы божьей и блага церкви, и теперь обязан исполнить последний долг перед родиной и назначить преемника. Далее следовал произнесенный Кромвелем пространный панегирик достоинствам Ричарда: его богобоязненности, рвению в религиозных и государственных делах, верности закону и свободам народа, спокойствию и миролюбию его нрава и т.п.

Это пересказ Шлецером сообщения доктора Бейта. Но Бейт сам писал о смерти Кромвеля в книге, которая была напечатана в 1660 году, уже после Реставрации. Бейт, заметим, был опытным врачом и внимательным наблюдателем. Он особенно хорошо изучил болезнь протектора, так как сопровождал его в шотландском походе 1650-1651 годов, когда она впервые начала донимать Кромвеля. Есть свидетельства, что Бейт находился у постели Кромвеля в ночь накануне смерти. Откроем его книгу.

Описываются события, происшедшие 2 сентября. ‘После же того, – пишет Бейт, – как ранним утром пришел другой (врач), который всю ночь неусыпно заботился о больном, и доложил, насколько плохо себя чувствовал (больной) из-за того приступа, всеми было заявлено, что тот едва ли выберется из следующего приступа. Побуждаемые этим заключением врачей, те, кто действовал от Тайного совета, в назначенное время приходят увещевать его, чтобы он решил относительно преемника. И так как (Кромвель), находившийся в коматозном состоянии, вопреки всем ожиданиям, ответил им, они вторично обратились к нему с вопросом, назначает ли он Ричарда, старшего сына, преемником. Тот кивнул головой».

Таким образом, Бейт, если верить показаниям Шлецера, описывает одни и те же события совершенно по-разному. Где же он лжет?

Первое сообщение – Шлецеру – было сделано (если вообще было сделано) сразу же или через несколько дней после смерти Кромвеля, но, вероятнее всего, уже тогда, когда Ричард был провозглашен протектором. Ведь письмо Шлецера датировано 10 сентября. В напряженной обстановке первых дней правления нового протектора, когда все опасались беспорядков, информация, опровергающая или ставящая под сомнение назначение Ричарда, могла навлечь немалые беды. Известно, какие густые шпионские сети опутывали Англию в последние годы жизни Кромвеля. Центром этой системы всеобщего наушничества был государственный секретарь Терло. Конечно, за всеми, кто находился возле Кромвеля в последние дни его жизни, в особенности же за лейб-медиками, внимательно следили. В случае расхождения их наблюдений с официальной версией их должны были – подкупом или угрозами – заставить молчать. В таких условиях Бейт мог сделать только сообщение, безусловно подтверждающее законность назначения Ричарда.

В 1658 году Джордж Бейт был уже немолод – ему исполнилось 50. Он был известным врачом – сначала придворным медиком короля Карла I и его сторонником, затем, после казни короля, состоял при Кромвеле. В душе он всегда симпатизировал монархии (это видно из его сочинений), но умел уживаться с республиканцами и с самим лордом-протектором. После реставрации, когда вышла в свет его книга, он снова был роялистом и придворным медиком короля Карла II. Со стороны окружения Кромвеля ему уже ничто не грозило, и он мог писать правду. Поэтому напечатанный в его книге рассказ и выглядит более правдоподобным, чем сообщенная им Шлецеру слащавая версия.

Кому верить?

Вернемся теперь к вопросу о датах. ‘Хроника» Бейкера ввела в нашу историю столько новых действующих лиц, что настала пора разобраться, кто они и почему именно они оказались у постели протектора в решающий момент.

Джон Терло.

На первом месте среди свидетелей, несомненно, находится Джон Терло. В 1658 году ему минуло 42 года, и за плечами его была весьма успешная карьера. Изучив право, он начал как один из парламентских секретарей, затем побывал с миссией в Европе и в 1652 году был назначен секретарем Государственного совета с внушительным окладом. Он участвовал в составлении ‘Орудия управления» – первой конституции протектората, и в то же время состоял в секретной разведывательной службе. В 1655 году протектор доверил ему контроль над почтой – как иностранной, так и английской. При исполнении всех этих сомнительных обязанностей Терло обнаруживал исключительное рвение и незаурядные способности. Он держал многочисленный штат шпионов и осведомителей, как в Англии, так и за границей, особенно при дворе изгнанного короля, перехватывал и перлюстрировал письма, подкупал и шантажировал свидетелей. По его приказу подозреваемых в ‘измене» или ‘заговоре с целью покушения на жизнь протектора» хватали, без суда и следствия бросали в тюрьмы, перевозили из одного каземата в другой, продавали в рабство на Барбадос. Его обвиняли в том, что он брал большие взятки с откупщиков акциза и покрывал их махинации.

В 1657 году он был среди тех, кто предлагал Кромвелю принять корону. Он так умело восхищался всесильным протектором и так тонко льстил ему, что сделался одним из тех немногих друзей, с которыми Кромвель ‘бывал весел и на время забывал свое величие». Современники шутили, что Кромвель в делах государственной важности не доверял никому, кроме Терло, и даже ему.

Парламент, дворец и Вестминстерское аббатство. XVII век.

При Ричарде Кромвеле его влияние на политику сильно возросло. Он направлял неопытного протектора, писал за него речи, сколачивал большинство в парламенте и, по существу, был лидером протекторской партии. Когда же стало ясно, что близится реставрация, Терло, не дожидаясь ее, первый предложил помощь королю. Вскоре после восстановления монархии он был арестован, но заявил, что, если его повесят, будет опубликована ‘черная книга», которая приведет на виселицу половину всех роялистов. Его выпустили.

Такой человек, нравственные качества которого никак нельзя назвать безупречными, был неотступно при Кромвеле и в дни его болезни. Он прислушивался к каждому слову, каждому вздоху больного и внимательно следил за всеми переменами в его состоянии. Мало того, создается впечатление, что он назойливо приставал к больному, заставляя его решать вопрос о наследнике, когда тот этого не хотел. 30 августа он добивался от Кромвеля назначения преемника, но тот или не мог, или не желал ‘завершить это полностью». ‘Терло, кажется, решил принудить его в перерывах (между приступами болезни) к такому назначению», – писал Фоконберг.

Несомненно, слабый и неопытный Ричард был наиболее удобным для Терло кандидатом в протекторы: при нем Терло сохранил бы все свои доходные должности, а его влияние на политику усилилось бы (как это в действительности и случилось). При ином претенденте глава тайной полиции мог бы не только лишиться своего поста, но и угодить в тюрьму. Все это заставляло предполагать, что именно Терло завладел завещанием Кромвеля и уничтожил его, ибо оно, видимо, содержало назначение, которое противоречило его планам. Может быть, он умышленно затягивал назначение до тех пор, пока не стало ясно, что Кромвель готов согласиться на его, Терло, предложение? По-видимому, 30 августа Терло пытался удержать Кромвеля от назначения, с которым был не согласен. Ибо если Ричард явился избранником отца с самого начала, зачем вообще было это обсуждать?

Элизабет Кромвель - жена протектора.

Все это, однако, гипотезы. Пойдем дальше. Вторым свидетелем, данные которого противоречат заявлению Терло, был Томас Беласайз, граф Фоконберг, зять Кромвеля. Этот 30-летний человек происходил из старинного и знатного рода. В отличие от своих родственников-роялистов он принял сторону парламента, служил при дворе Кромвеля и был женат на его третьей дочери – Мэри. Похоже, что лорд Фоконберг стоял в стороне от дворцовых интриг и недолюбливал Терло. При назначении преемника он не присутствовал. Но его сообщение, возможно, заслуживает некоторого доверия.

Согласно письму Фоконберга и ‘Хронике», в акте 2 сентября участвовали, кроме Терло, еще четыре человека. Кто они?

Первым назван Натаниель Финнес. Это человек почтенного возраста (около 50 лет) и происхождения (сын виконта). В религиозных вопросах он придерживался умеренного, пресвитерианского мировоззрения, в свое время выступал за переговоры с королем. Впоследствии он примирился с протекторатом Кромвеля, занимал при нем высокие посты и убеждал его стать королем. То, что он появился у постели умирающего в момент назначения преемника, неудивительно: он был одним из лордов-хранителей Большой печати и членом Тайного совета. А почему оказались в спальне Кромвеля офицеры Уолли и Гоффе, которые не состояли в списках Тайного совета?

Судьбы их схожи, и имена часто упоминаются вместе. Эдвард Уолли был дальним родственником Кромвеля, а Уильям Гоффе – зятем Уолли. Оба они с начала гражданской войны воевали на стороне парламента, отличились в битвах и дослужились до высоких чинов. Оба подписали смертный приговор королю и способствовали установлению личной диктатуры Оливера Кромвеля. Оба являлись активными сторонниками протектората, пользовались влиянием при дворе и были назначены майор-генералами. После смерти Кромвеля всеми силами поддерживали Ричарда. Они были убеждены в том, что протекторат – наилучшая форма правления для Англии.

Уайтхолл. 1647 г.

Остается сказать несколько слов о капеллане Томасе Гудвине, тем более что он упомянут в ‘Хронике» как свидетель дважды – при разговоре Терло с Кромвелем 30 (или 31?) августа и при назначении Ричарда 2 сентября. Этот немолодой человек был пуританским богословом и проповедником. С 1649 года служил капелланом государственного совета, постоянно жил в Уайт-холле и получал весьма солидный оклад. Безусловно, этот человек, находясь постоянно во дворце и будучи близко допущен к Кромвелю, особенно в последние недели, находился под неусыпным наблюдением, а может быть, и влиянием Терло.

Когда сразу же после смерти Кромвеля собрался Тайный совет в составе 11 человек, Финнес и Терло рассказали о словесном назначении Ричарда, а затем туда же были вызваны Уолли, Гоффе и Гудвин, которые подтвердили сказанное клятвой. Так написано в ‘Хронике», и это единственный источник, перечисляющий лиц, присутствовавших при назначении. В неопубликованных журналах Совета процедура заседания описана так: ‘Будучи полностью информирован … как письменно, так и устно, известными членами Совета и другими, которые были туда вызваны, что его высочество при жизни назначил и объявил лорда Ричарда своим наследником», Совет единогласно решил признать это назначение законным.

Генерал Джордж Монк.

Возникает вопрос: насколько можно верить самой ‘Хронике»? Та ее часть, которая имеет отношение к нашей истории, издана Эдвардом Филипсом, племянником Мильтона, поэтом и памфлетистом. Авторство же ее приписывается не ему, а Томасу Кларджесу, родственнику и доверенному лицу генерала Монка, которому Монк якобы передал находящиеся в его распоряжении бумаги. Этих документов автор продолжения ‘Хроники», однако, не называет, и многое у него расходится с другими документальными данными. Сообщения ‘Хроники» поэтому нельзя принимать на веру. Из журналов же Совета явствует, что члены его по каким-то причинам договорились держать обстоятельства назначения Ричарда в тайне, не записывать ни даты его, ни имен присутствовавших; никаких письменных свидетельств, о которых упоминает журнал, тоже не сохранилось.

Слухи

Мы рассмотрели свидетельства участников событий. Но имеются сообщения и других современников, не так, может быть, близко стоявших ко двору, но, тем не менее, кое-что знавших. Несмотря на старания членов Совета, темные слухи – через шпионов, проповедников, прислугу – просачивались за стены Уайт-холла и будоражили умы.

Лондонский мост. XVII век.

Видный деятель республиканской партии и оппонент Кромвеля Эдмунд Ледло, оставивший полные тонких наблюдений и глубоких раздумий мемуары, въехал в Лондон на следующий день после страшной бури 30 августа. Немедленно по прибытии он посетил Уайт-холл. Вот что он пишет: ‘В Уайт-холле не хотели, чтобы было известно, что он (Кромвель) столь опасно болен. Однако согласно ‘Петиции и совету» хранители Большой печати пришли к протектору, чтобы он подписал декларацию о том, кого следует назначить его преемником. Но то ли он не хотел открывать свои намерения сделать наследником своего сына, дабы тем самым в случае выздоровления не обидеть других, кому он дал повод ожидать этой власти; то ли он находился в таком расстройстве тела и ума, что не мог заниматься этими делами; то ли, наконец, он хотел назвать или назвал кого-нибудь другого, – мне неясно. Ясно одно, что уполномоченные не были допущены к нему до следующей пятницы (то есть до 3 сентября.) когда симптомы смерти у него стали очевидны».

Особенное оживление болезнь и смерть Кромвеля вызвали в стане роялистов. В первые дни после его кончины осведомитель короля-изгнанника Джон Барвик доносил своему повелителю: Кромвель назначил Ричарда наследником ‘в последний день перед своей смертью, и так невразумительно, что некоторые сомневаются, сделал ли он это вообще. Все по справедливости ожидали, – добавляет Барвик, – что дело такой важности не может быть совершено без официального документа, скрепленного подписью и печатью и представленного Совету, и т. д. Но те, кто знает, говорят, что это было сделано лишь устно перед Терло и одним из хранителей Большой печати; и кто хорошенько поразмыслит над ‘Провозглашением», будет иметь основания думать, что сочинителю его не следует слишком верить».

В мемуарах другого роялиста, Роберта Бейли, читаем: Кромвель ‘не написал собственноручно имя Ричарда как своего наследника, и едва ли он мог собственными устами объявить свою высокую волю; этому нет больше свидетелей, кроме секретаря Терло и Томаса Гудвина. Многие так же дрожали от страха перед ним, мертвым, как и перед живым». Джон Брамстон сообщает: ‘Терло и главные из кромвелевских советников передали ее (власть) юному Кромвелю, сославшись, что это была воля старого Кромвеля». Роджер Кок утверждает: ‘Кромвель своей последней волей, когда он был в здравом уме, назначил Флитвуда наследником; а Ричард был поставлен на его место тайно, хитростью некоторых из Совета, когда Кромвель потерял сознание».

В 1663 году появилась книга некоего Хита ‘Бич, или Жизнь и смерть, рождение и похороны Оливера Кромвеля, последнего узурпатора». В ней автор, вероятно, повторяя признания Бейта, писал: когда члены Тайного совета увидели, что Кромвель умирает, ‘они немедленно приступили к нему с вопросом о назначении наследника… но он тогда едва ли был в себе, и когда они это поняли, то спросили его, назначает ли он своего сына Ричарда, на что он ответил утвердительно».

А вот что пишет в мемуарах граф Уорвик: ‘Один из его (Кромвеля.) врачей, с которым я был близко знаком (уж не Бейт ли?) уверял меня, что в течение всей его болезни он никогда не владел разумом настолько, чтобы определить что-либо относительно своего наследника или государственных дел… И хотя Терло, секретарь, и Гудвин, пастор, утверждали, что он дал им ясные указания, что его сын Ричард должен быть преемником, и они потом уже привели других, чтобы об этом свидетельствовать, все же его врач уверял меня, что он никогда не был в таком состоянии, дабы определенно сознавать, что он делает».

Вопрос о правильности назначения Ричарда снова всплыл вскоре после созыва парламента в январе 1659 года. Республиканская оппозиция в палате общин выступала против утверждения Ричарда ‘законным и полноправным протектором», мотивируя это тем, что назначение Ричарда было ‘загадочным», ‘очень темным и недостаточным». ‘Протекторская власть, – сказал, например, депутат-республиканец Артур Гезльриг, – была дана последнему протектору на время его жизни с правом назначить преемника. Разве мы не должны рассмотреть это? Итак, если этого не было сделано, если никакой преемник не был назначен, если бог воспрепятствовал этому, не следует ли нам назначить его?» Ту же позицию занимал лидер республиканцев Генри Вэн-младший. Он говорил: ‘Протектор не был назначен должным образом»; и пока не будет доказано, что назначение Ричарда непреложный факт, титул его будет подвергаться сомнению.

В анонимном памфлете ‘25 вопросов» читателя спрашивали: ‘Разве назначение (Ричарда протектором.) не является крайне сомнительным и неопределенным? И не должен ли парламент поставить вопрос о законности оного? Где же эта декларация о назначении его преемником, подписанная протектором, скрепленная его печатью и провозглашенная при его жизни? И из чего явствует, что старый протектор был в здравом уме и твердой памяти, когда назначал наследника, и что он сделал это добровольно, а не вынуждаемый постоянной настойчивостью лиц, чья власть и интересы связаны и зависят от власти правителя государства?»

Итак, большинство современников, за исключением узкого круга стоявших у трона лиц, подвергали сомнению назначение Кромвелем своего старшего сына, а свидетельствовавшие в пользу этого факта придворные противоречат сами себе и друг другу. Но не пора ли предоставить слово самому Кромвелю? Был ли действительно его разум, как утверждают многие, помрачен в последние недели жизни? Владел ли он своим рассудком? Интересовался ли государственными делами? Что чувствовал, о чем думал этот незаурядный человек в последние дни жизни? И, прежде всего что он говорил?

Что говорил Кромвель?

К счастью, до нас дошли не только речи и письма Кромвеля тех времен, когда он был еще полон сил, но и записи очевидца о словах его последних дней, его молитвах перед лицом смерти, его лихорадочном бормотании. Эти записи были изданы в 1659 году. Их автор – Чарльз Харви, камергер Кромвеля. Брошюра, выпущенная Харви, называлась: ‘Собрание некоторых эпизодов, касающихся его высочества Оливера Кромвеля во время его болезни, в котором приводятся многие из его высказываний на смертном одре; вместе с его молитвой (произнесенной) за два или три дня до смерти».

Не каждому слову в этих записях можно безоговорочно доверять. В них, несомненно, чувствуется стремление представить Кромвеля великим человеком, борцом и мучеником за народное дело. Но общее состояние духа умирающего они рисуют достаточно ярко.

Элизабет Клейпол - дочь Оливера Кромвеля.

Тяжким ударом для Кромвеля явилась смерть его любимой дочери Элизабет. Она мучительно умирала от рака в возрасте 29 лет. Кромвель днями и ночами, забросив государственные дела, сам ухаживал за больной. Когда она умерла, он чувствовал себя настолько разбитым, что не поехал на похороны, состоявшиеся 10 августа. После 13 августа он не подписал ни одного документа – безусловное свидетельство его тяжелого недуга.

16 августа приступ лихорадки заставил его слечь; но боль душевная была сильнее физического недомогания. В поисках утешения, рассказывает Харви, он велел принести Библию и прочесть ему отрывок из посланий апостола Павла. ‘Когда это прочли, – пишет Харви, – он сказал (приводя его собственные слова так точно, как я могу их вспомнить): ‘Это место однажды уже спасло мне жизнь, когда мой старший сын умер, что пронзило, как кинжалом, мое сердце, но это спасло меня».»

Религиозные раздумья, однако, еще не поглощали целиком протектора. В четверг, 19 августа, он присутствовал на заседании Совета и немного занимался государственными делами. 20 августа он выехал на прогулку, но на следующий день, в субботу, слег опять и больше не поднимался, Говорили, что он на какое-то время обрел покой, пришел в счастливейшее расположение духа и совершенно уверился в своем скором выздоровлении. Флитвуд писал, что Кромвель ‘в его болезни имел великие откровения от господа и получил некоторые заверения в том, что он поправится».

Однако 24 августа вечером, после переезда в Уайт-холл, предпринятого по совету врачей, начался новый приступ болезни, а с ним и упадок духа. Много раз механически повторял он Символ веры, но надежды не было в его тоне. Видимо, его мучила совесть. Трижды слышали, как он шептал: ‘Страшное дело – попасть в руки бога живого». Как-то больной подозвал капеллана. ‘Скажите мне, – спросил он, – возможно ли однажды избранному потерять благодать?» ‘Нет, невозможно», – ответил проповедник. ‘Тогда я спасен, – сказал Кромвель, – ибо я знаю, что некогда я получил благодать».

30 августа, после страшной бури, сознание Кромвеля как будто прояснилось. Говорили, что он получил ‘откровение» и ‘сказал своим врачам, что он теперь будет жить, чтобы завершить свое дело». В этот день, если верить Терло, он говорил о будущем наследнике. Приступов не случилось и на следующий день, но слабость была очень велика. Все это время Кромвель часто и горячо молился. 2 сентября, когда окружающим стало ясно, что он умирает, его разговор с богом все еще продолжался. Он произносил ‘некоторые безмерно самоуничижающие слова, кляня и осуждая себя». Он говорил и так: ‘Я хотел бы жить еще, чтобы и дальше служить богу и его народу, но мое дело сделано, и все же бог да будет со своим народом». В ночь со 2 на 3 сентября он стал очень беспокоен и часто разговаривал сам с собой. Ему предложили выпить лекарства и заснуть, но он ответил: ‘Моя забота – не пить или спать, моя забота – поспешить поскорее уйти». Наутро он потерял дар речи.

Вот что известно о словах умирающего Кромвеля. Мы видим: отношения с небесными силами занимали его неизмеримо больше, чем земные дела. Мелочная возня вокруг наследования, ведшаяся во время его болезни, мало волновала его. Он был всецело погружен в себя, в свою историческую и божественную миссию, как он ее понимал.

Возможные претенденты

Нам остается выяснить еще один вопрос: если Кромвель действительно назначил преемника в утерянном (или уничтоженном?) письме за год до смерти, то кого он назначил? Современники единодушно сходятся на том, что это был не Ричард. Но если не Ричард, то кто?

Генерал Чарльз Флитвуд.

В уже цитировавшемся отрывке из книги Роджера Кока прямо указывается, что Кромвель еще до болезни, когда находился в полном сознании, назначил преемником своего зятя, популярного в армии генерала Чарльза Флитвуда. Несколько выше Кок пишет: ‘Ко всем беспокойствам прибавились нелады в семье Кромвеля; зять Флитвуд и муж сестры Кромвеля Десборо стали интриговать с республиканцами и непокорными офицерами, так что они редко навещали его; хотя Кромвель, чтобы смягчить Флитвуда, обещал назвать его своим преемником». И даже: ‘После смерти Кромвеля между армейскими офицерами-республиканцами и сторонниками протектората возникли споры: кто будет наследником? Первые говорили, что Кромвель, когда был здоров, обещал своему зятю Флитвуду, что он будет наследовать; но вторые говорили, что, хотя Кромвель и был болен, все же он объявил наследником своего сына Ричарда и что это была его последняя воля; и, кроме того, кромвелевский Совет (который согласно ‘Орудию управления» имел эту власть) избрал Ричарда».

Действительно, первая конституция протектората, ‘Орудие управления», давала право назначения преемника именно протекторскому Совету. Тайный совет собрался немедленно после смерти Кромвеля и заседал при закрытых дверях три часа. Никаких записей о предмете разговоров на этом заседании, как мы видели, не сохранилось; лишь ‘Хроника», изданная Филипсом, указывает, что, когда свидетели назначения, дав свои показания, удалились, встал генерал Десборо и, ‘заклиная богом», просил присутствующих заявить, если они недовольны. ‘Хроника» тоже указывает, что Кромвель в утерянном письме назвал своим наследником Флитвуда, и члены Совета, зная это, заставили последнего поклясться, что, если завещание будет найдено, он, тем не менее, согласится с устным назначением Ричарда и не будет требовать изменений.

В ‘Хронике» имеется и еще одна любопытная деталь. Описывая назначение, якобы происшедшее 2 сентября, ее автор сообщает, что Флитвуд и Десборо, за которыми было послано, опоздали к тому моменту, когда пятеро задали умирающему вопрос о наследнике. Они явились всего несколькими минутами позже и заявили, что согласны со свидетельскими показаниями этих пятерых. Таким образом, наиболее, казалось бы, заинтересованное лицо – Флитвуд – при назначении умышленно или случайно не присутствовал. Впрочем, он, кажется, и не претендовал на роль преемника.

На Флитвуда, как на намечавшегося Кромвелем наследника, указывают и доктор Бейт, и Хит, и многие другие современники. Ф. Уорвик, например, пишет: ‘Было известно, что имелась бумага, подписанная Кромвелем, которая назначала Флитвуда его преемником».

Чарльз Флитвуд, способный и честолюбивый генерал, сумел завоевать особую любовь армии тем, что покровительствовал ее наиболее левым элементам. Именно связь с ними, по-видимому, и заставила его, обычно поддерживавшего все действия Кромвеля, выступить против принятия протектором королевского титула. После этого и начались, вероятно, упоминаемые Коком переговоры генерала с лидерами республиканцев. Положение Флитвуда как главы армии и его единодушие с тестем во всех остальных вопросах политики делает возможным предположение, что именно его Кромвель избрал первоначально в качестве преемника.

Джон Ламберт.

Менее определенные свидетельства имеются относительно других возможных преемников. Называли властного и грубого генерала Десборо, указывали на находившегося в опале соперника Кромвеля, блестящего генерала Ламберта; называли даже прославившегося в гражданских войнах и тоже удаленного ныне от дел генерала Фэрфакса.

Интересно, что ни у кого не возникало предположении относительно второго сына протектора – Генри Кромвеля. Между тем все единодушно признают, что Генри был более способным государственным деятелем, чем Ричард. В 31 год Генри уже занимал один из важнейших постов – лорда-наместника Ирландии и, судя по всему, справлялся со своими обязанностями неплохо. То, что Кромвель не делал ни малейших намеков относительно Генри, достаточно ясно видно из документов. Исследователи полагают, что, хотя Генри и обладал ‘реальными политическими способностями», он был очень непопулярен в армии и главное – среди лидеров военной партии. Генералы вроде Флитвуда и Десборо слишком много думали о своих выгодах, чтобы принять Генри Кромвеля как хозяина. Консервативные члены Совета также не одобрили бы его избрания, так как он был младшим сыном протектора.

И именно Ричард был самым подходящим для правящих кругов кандидатом на пост протектора. Он мог на первых порах удовлетворить все политические партии. Члены Тайного совета и лидеры армейских офицеров надеялись диктовать неопытному правителю свою волю. Консервативным кругам буржуазии и дворянства, объединенным в партию пресвитериан, импонировало и то, что Ричард не был причастен к казни короля, и то, что он, являясь старшим сыном протектора, наследовал власть, то есть соблюдались правила монархии.

Среди современников действительно существовало мнение, будто Ричард был проникнут монархическими симпатиями и мог послужить интересам короля. С другой стороны, республикански настроенные джентри и буржуазия надеялись вынудить вялого Ричарда сделать некоторые уступки в свою пользу. Ричард Кромвель, таким образом, оказался преемником своего отца не случайно.

Если предположить…

Листок под названием ‘Апофеоз Кромвеля». 1658 г.

Наша история подходит к концу. Ничто в ней на первый взгляд не кажется точно установленным. Ни одно из свидетельств не является достаточно проверенным. Твердое убеждение создается только в одном: официальная версия назначения Ричарда ложна, прямым свидетелям, прежде всего, Терло, верить нельзя. Нерешенными остаются множество вопросов: кого назвал Кромвель в утраченном письме? Куда исчезло письмо? Почему Терло противоречит сам себе, а другие свидетели противоречат Терло? Назвал ли Кромвель преемника, когда болел, и если назвал, то кого и при каких обстоятельствах? Если не будут найдены новые документы, то на эти вопросы вряд ли вообще удастся ответить. Но, сопоставляя все данные, учитывая характер действующих лиц и политическую ситуацию, можно попытаться вообразить себе действительную картину. Эта реконструкция, конечно, будет только гипотетической. На историческую достоверность она не претендует. И все же попытаемся…

Итак, вскоре после пышной церемонии утверждения в сане протектора летом 1657 года Кромвель, человек уже преклонного возраста, но еще полный сил, пишет бумагу, в которой официально заявляет, что назначает преемником своего зятя и ближайшего помощника генерала Флитвуда. Видя, что Флитвуд несколько охладел к нему после недавних переговоров относительно королевского титула, и, боясь потерять столь сильного и популярного в армии соратника, Кромвель даже намекнул ему, что тот после его смерти станет лордом-протектором Англии…

Все это не укрылось от глаз вездесущего Терло. Вскрывать и перлюстрировать письма было его профессией, и, разумеется, такой важный документ не мог пройти мимо его внимания. Он знал, где это письмо хранится, и представлял себе его содержание. Посланный за письмом Баррингтон, доверенное лицо Терло, передал ему завещание из рук в руки. Терло уничтожил его, а окружающим и самому Кромвелю было объявлено, что письмо не нашли.

Когда Кромвель опасно заболел, Терло стал ждать момента, чтобы затеять с ним разговор о преемнике. Опасаясь его гнева или нежелательного назначения, он не начинал разговора прямо. Между тем письма этих дней со всей очевидностью говорят о том, что Терло очень боялся отсутствия назначения вообще. ‘И поистине, милорд, – писал он Генри Кромвелю, – мы имеем основания бояться, что дела наши будут очень плохи, если ныне господь призовет к себе его высочество. Не то, чтобы шансы Карла Стюарта, как я думаю, были столь уж велики, или его партия так уж сильна сама по себе, но я боюсь наших собственных разногласий, которые могут быть довольно велики, если его высочество не выберет и не назначит до того, как умрет, своего наследника…» Таким образом, Терло было важно не допустить, чтобы назначение вообще не состоялось. Иначе в Совете неминуемо вспыхнули бы споры и страна, быть может, опять оказалась на грани гражданской войны.

С другой стороны, именно Терло должен был исподволь и незаметно подготовить общественное мнение к одобрению назначения того наследника, который был ему нужен. За неделю до смерти Кромвеля кто-то распустил слухи (впоследствии не подтвердившиеся), будто Ричард назначен ‘генералиссимусом всех вооруженных сил, как на море, так и на суше». И – что самое удивительное! – венецианский посол сообщал на родину о том, что преемником Кромвеля будет Ричард, еще 27 августа, то есть когда, по всем свидетельствам, еще никакого разговора о преемнике с протектором не было! Венецианская разведка, в те времена лучшая в мире, и тут доказала свое превосходство. Французский посланник сообщал об этом только 1 сентября (и опять-таки еще до окончательного утверждения): ‘Семья собирается воспользоваться этим удобным случаем, чтобы утвердить милорда Ричарда…»

…30 августа, когда бушевал ураган, Терло решил, что момент настал. Оставшись наедине с протектором (или в присутствии верного ему Гудвина), он спросил Кромвеля о наследнике. Кромвель был очень слаб и погружен в себя. Поняв вопрос Терло, он, скорее всего, повторил имя того, кто значился в утерянном письме. Терло стал убеждать его, что лучше было бы назначить Ричарда. Но… ‘болезнь не позволила ему завершить это полностью»…

В письме к Генри, где Терло вскользь сообщает об этом разговоре, имеется знаменательный постскриптум: ‘То, что сказано относительно преемника, – абсолютный секрет. Я умоляю ваше превосходительство сохранить его». Именно Генри надо было самым удовлетворительным образом объяснить отсутствие письменного назначения и наиболее правдоподобно представить назначение Ричарда: ведь он был вторым после него претендентом ‘по крови» и мог потребовать отчета. А для остальных весь этот разговор должен был оставаться тайной. Иначе могли возникнуть те самые беспорядки, которых Терло так боялся.

Не считая разговор с протектором оконченным, Терло, однако, не возобновлял его как раз тогда, когда лихорадка отпустила больного. Когда же 2 сентября стало ясно, что Кромвель умирает, медлить долее было нельзя. Терло зовет Гудвина и своих ближайших помощников, а за Флитвудом и Десборо посылает с таким расчетом, чтобы они опоздали, и входит в спальню умирающего. Кромвель в бреду, он едва ли узнает их. Он беспрерывно что-то бормочет, продолжая свой нескончаемый диалог с богом. Люди ему мешают. ‘Так Ричард, Ричард?» – спрашивают они. Он кивает – лишь бы поскорее ушли – и снова поднимает глаза к небу.

Лондонский Тауэр.

Когда пятеро выходят, Терло видит по их лицам, что процедура назначения их не удовлетворяет. Они верные люди, они будут свидетельствовать перед всеми в пользу Ричарда, и все же для пущей убедительности (вдруг да кто-нибудь проболтается, что Кромвель не был в здравом уме!) он заявляет им и подоспевшим Флитвуду и Десборо, что действительное назначение было сделано 30 августа, когда протектор был в полном сознании. Так он впоследствии и напишет Генри Кромвелю, не заботясь о том, что все будут называть днем назначения 2 сентября. А имя капеллана, слышавшего первый разговор, на всякий случай не упомянет – зачем лишний свидетель!

Но надо еще убедить Совет. Он собирается 3 сентября. Вызываются свидетели, дают клятвенные показания, удаляются. Три часа проходят в переговорах. Флитвуд и Десборо – наиболее опасные соперники – согласны признать Ричарда. Так им сейчас удобнее. Если начнутся беспорядки – не на их головы падет народное недовольство протекторатом. Генералы заявляют, что даже если утерянное письмо найдется, они все равно согласятся признать законным наследником Ричарда. Но другие члены Совета в некотором недоумении: ‘законная процедура» не соблюдена. Встает грубый солдафон Десборо и требует, чтобы недовольные или сомневающиеся высказались. Все молчат. Совет единогласно постановляет считать протектором Ричарда. Финнес и Терло составляют текст провозглашения.

Но и этого недостаточно. Как посмотрит на такое назначение армия? И Флитвуда посылают на заседающий тут же, в Уайт-холле, Совет офицеров. Флитвуд просит Совет единодушно поддержать нового протектора. Офицеры не возражают. Затем отправляют гонцов в Сити, чтобы заручиться поддержкой именитых горожан, финансовой опоры власти.

И только после этого утром следующего дня гремят фанфары и Ричард торжественно вводится в сан лорда-протектора. ‘Король умер – да здравствует король!»

© Павлова Т.А.

Оцените статью
Тайны и Загадки истории
Добавить комментарий