Mme d’Ougrumoff

Мария-Терезия Угрюмова вращалась в кругу самых высокопоставленных особ своего времени. Это были, среди прочих, король Станислав Август Понятовский (вверху), императрица Екатерина II и князь Адам Казимир Чарторыский (внизу)
Императрица Екатерина II
Вполне возможно, что за интригами Марии-Терезии стоял светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический. Возможно также, что именно он «внедрил» ее в Польшу

Мадемуазель де Нери, она же баронесса фон Лаутенбург, она же майорша Угрюмова – эта женщина смешала карты политиков Польши и России. Кем была на самом деле Мария-Терезия Угрюмова? И кто руководилее опасной игрой?

Восемнадцатый век, золотой век авантюризма, вывел «в люди» не только множество кавалеров Фортуны, но и нескольких весьма авантажных дам, которых лишь по незнанию можно назвать «слабым полом». Например, самозваную княжну Тараканову, героиню множества романов и кинофильмов. Меньше известна блистательная герцогиня Кингстон (очерк о ней опубликован в «Совершенно секретно» №8). И уж совсем немногие слышали о подвигах загадочной интриганки Mme d’Ougrumoff – г-жи Угрюмовой. Перечисленных авантюристок роднит еще одно обстоятельство: их судьбы тесно связаны с Россией и Польшей.
О происхождении нашей героини высказывались различные смутные догадки, подлинно лишь ее имя – Мария-Терезия. Она была хороша собой настолько, чтобы кружить головы мужчинам, а воспитана и образована до такой степени, чтобы успешно играть роль светской дамы. С молодых лет ее манила роскошная жизнь, а средством достижения этой цели были, разумеется, мужчины.
Она путешествовала по Европе, жила в Берлине, Гамбурге, Венеции, Санкт-Петербурге, и, как писали о ней впоследствии, «всюду оставляла по себе следы глубокого разврата». Своего первого мужа Леклерка она подвела под виселицу; один из ее любовников был убит в Гамбурге – из-за нее, или даже при ее участии. Но ей всегда удавалось выходить сухой из воды, а если ее и привлекали к суду, то Мария-Терезия преображалась: становилась робкой, застенчивой девицей и со слезами на глазах уверяла, что во всем виноваты коварные мужчины. Впрочем, она признавала за собой некоторую склонность к «удовольствиям молодости». В результате судьи находили в ее поступках «лишь такие ошибки и заблуждения, которые можно извинить слабостию ея пола и участниками в которых были постоянно мужчины». Вот они-то и платили за все, а Марию-Терезию всегда отпускали.
Но время шло, попрыгунья-стрекоза лето красное пропела. Нужно было, во-первых, где-то пустить корни, а во-вторых, переходить от бытовых афер к интригам более значительным. Во всяком случае, Мария-Терезия появилась в Польше неспроста. Политическое интриганство – это особая «специализация» авантюристов; они чаще всего устремлялись в страны с неустойчивой государственной системой. Неслучайно выдающиеся самозванцы Лжедмитрий и княжна Тараканова объявились именно в Польше, где власть короля была ограничена, влияние могущественных соседей велико, а в сейме постоянно боролись за влияние партии магнатов. И вполне возможно, Мария-Терезия приехала в Польшу из Санкт-Петербурга с готовым планом.

Фальстарт

Офицеры одного из русских полков, расквартированных в Польше, были заинтригованы появлением в местном обществе знатной незнакомки. В театре, на балах и приемах ей не было равных. Все моментально влюбились в веселую вдову Марию-Терезию. Но она почему-то предпочла майора Угрюмова, ничем не примечательного офицера, чей характер был под стать фамилии. Зато он не придирался к жене и вообще не задавал лишних вопросов, даже когда ее посещали весьма важные господа из Варшавы и о чем-то с нею совещались. Мадам Угрюмова как-то поразительно быстро разобралась в окружающей обстановке, а это было нелегко.
В восемнадцатом веке говорили «Польша», а подразумевали – Речь Посполитая, союзное государство королевства Польского и великого княжества Литовского. Говорили «королевство», а подразумевали республику, в которой сейм избирал короля, чья власть была ограничена законами. В сейме действовал принцип liberum veto –каждый шляхтич-депутат мог блокировать любое решение. При таких условиях законодательная деятельность была, мягко говоря, затруднительна. Это создавало большие трудности и для исполнительной власти – короля.
Время могущества Польши и Литвы осталось в прошлом, некоторые польские и литовские территории отошли к Австрии, Пруссии и России. Российская империя установила над соседом «мягкий протекторат». На самом деле он был довольно жестким. Под давлением империи на трон Речи Посполитой был возведен Станислав Август Понятовский, фаворит Екатерины II; в Польше стояли русские войска – как теперь сказали бы, «ограниченный контингент»; русский посол имел в сейме не просто голос, но порой решающий голос.
Основных партий в сейме и вообще в шляхетстве было две: одна поддерживала короля и, следовательно, союз с Россией, другая – патриотическая, выступала против Понятовского и российского влияния. Правда, борьба польских патриотов за wolno сочеталась с ущемлением прав некатолического населения и неразборчивостью в выборе средств: для достижения своих целей антирусская партия готова была пойти на союз с кем угодно, хоть с турецким султаном. «Игры патриотов» привели в конце концов к гражданской войне внутри страны и спровоцировали новое столкновение России и Османской империи. Понятно, что после умиротворения соседа «рука Санкт-Петербурга» отнюдь не ослабила хватки, и польский белый орел – герб страны – стал и вовсе невелика птица.
Минуло несколько спокойных для Речи Посполитой лет. И вот в 1782 году в Варшаву приехала Мария-Терезия. Через высокопоставленных вельмож Угрюмова начала добиваться встречи с королем. Ей долго отказывали, пока она не намекнула на тайный заговор против королевской особы. Тогда Понятовский принял Угрюмову. Майорша рассказала, что на него готовится покушение, о котором она узнала еще в Санкт-Петербурге. Такое случалось: в столице империи жило много знатных поляков, тесно связанных с единомышленниками на родине, кто-нибудь вполне мог сболтнуть. Странным казалось другое: главой заговора, по словам Угрюмовой, был великий гетман Франц Ксаверий Браницкий, верный сторонник короля, отважно сражавшийся с конфедератами. Король не поверил доносу, потому что у Браницкого не было никаких оснований для вражды. Тем не менее, Понятовский предложил Угрюмовой награду в пятьдесят дукатов (примерно пятьдесят русских червонцев). Однако майорша решительно отказалась, уверяя, что ни в чем не нуждается. Король настоял на том, чтобы она приняла деньги в дар.
История как будто окончилась ничем.

Дебют

В силу особых отношений между двумя столицами, слух о доносе Угрюмовой стал известен Екатерине II. Императрица обеспокоилась судьбой своего ставленника, но еще больше не понравилась ей таинственная дама с нежданным известием. Еще свежа была память о неприятностях из-за пресловутой княжны Таракановой – ее ведь тоже готовили польские оппозиционеры.
Предчувствие не обмануло императрицу. Через два года г-жа Угрюмова сделала следующий ход. На этот раз она появилась в Литве, где в городе Гродно проходил очередной сейм Речи Посполитой. Приехал туда и король. Мария-Терезия обратилась к литовским и польским вельможам с новым предостережением: заговорщики во главе с князем Адамом Казимиром Чарторыским пытались отравить короля, но это покушение не удалось, и теперь они готовились убить его: «где случится, на улице, в костеле или на сейме». Эти сведения ей удалось добыть, уверяла Угрюмова, потому что она проникла в самое логово врага: стала любовницей одного из высокопоставленных заговорщиков.
Итак, новый расклад сил: Чарторыский против короля. Кто в Литве и Польше не знал Чарторыского! Глава самого влиятельного клана польской аристократии, да к тому же двоюродный брат Понятовского! Адам Чарторыский и сам чуть было не занял королевский трон. Дело было так: два кузена, оба красавцы и светские львы, подолгу жили в Санкт-Петербурге. Чарторыский понравился императору Петру III, а Понятовский – его супруге Екатерине. И быть бы Адаму польским королем, если бы власть не захватила Екатерина. Естественно, ее фаворит был вознагражден за труды.
Так говорили решительно все в России и в Польше. И пусть Чарторыские, а вслед за ними историки, утверждали, что это они выдвинули Понятовского кандидатом в короли. Да, они сделали это, но, может быть, когда поняли, что их карта бита?
Так или иначе, Адам Чарторыский с тех пор отдалился от кузена-короля, но и против его власти не выступал. Вел жизнь роскошную и независимую. Незадолго до этого князь выдал свою сестру замуж за влиятельного германского принца Людвига Вюртембергского. То есть Адам строил собственную династическую политику, словно европейский государь. Екатерина II выразила свое неудовольствие намечавшимся союзом, когда же этот брак все-таки состоялся, императрица строго отчитала своего посла в Польше: не доглядел, теперь клан Чарторыских еще более усилился, и при определенных обстоятельствах принц Вюртембергский тоже сможет претендовать на престол Речи Посполитой.
В общем, на этот раз донос Угрюмовой ударил в самое болезненное место. В Петербурге и Варшаве прекрасно понимали, что положение короля непрочно, несмотря на поддержку России. Если с ним, не дай бог, что-то случится, что станет претендентом номер один? Адам Чарторыский. А он, если и не враг России, то уж точно не преданный фаворит.
А что Понятовский? Он не встретился с Угрюмовой и попросту отмахнулся от нее. Король не верил в измену двоюродного брата. Но его окружение, тревожась за собственное положение, отнеслось к доносу серьезно. Охрана короля была усилена.

В Адамово «яблочко»

Уже через три месяца интрига получила неожиданное продолжение. В январе 1785 года к Адаму Чарторыскому пришел английский негоциант Уильям Тейлор и предупредил, что у князя есть могущественные враги, замыслившие отравить его ядом. Все подробности, продолжал англичанин, князь может сам узнать от некой дамы, встречу с которой Тейлор обещал устроить.
Вечером в доме Тейлора состоялось рандеву Чарторыского с таинственной дамой – ею оказалась, конечно же, Мария-Терезия. Она рассказала: несколько дней тому назад к ней приехали камердинер короля Рыкс и генерал Комаржевский. После разговора вокруг да около гости заговорили напрямик. Ей надлежало «заманить Чарторыского в любовные сети» и в удобный момент подмешать в его еду или питье яд. Тут же генерал будто бы передал ей, порошок, завернутый в бумажку, со словами: «Считайте, сударыня, что это вручил вам сам король». Если же такого случаю не представится, добавил Рыкс, то остается другой, наивернейший путь – заколоть князя кинжалом. Испуганная женщина согласилась, но, не желая стать убийцей, решила открыться ясновельможному пану.
Ситуация перевернулась с точностью до наоборот. Теперь не Чарторыский якобы покушался на короля, а Понятовский выступал заказчиком убийства князя-соперника. Ведь каждому ясно, что королевский камердинер Рыкс и доверенный генерал Комаржевский не могли бы по собственной воле замахнуться на брата короля, хотя и двоюродного. Запутанность интриги усугублялась тем, что названные Угрюмовой заговорщики были те самые господа, к которым она обращалась в Литве, и именно они развили бурную деятельность по защите государя.
Князь Чарторыский, чтобы испытать Угрюмову, предложил ей: «Сударыня, вот вам 200 дукатов безо всяких условий, если вы откажетесь от своих обвинений, наш разговор будет забыт». Мария-Терезия отвергла деньги с негодованием. Тогда князь попросил письменного обвинения. Мария-Терезия тотчас изложила свои показания и подписалась: «Мария-Терезия, майорша д’Угрюмофф, урожденная баронесса фон Лаутенбург».
Затем была организована ловушка для заговорщиков: Угрюмова пригласила к себе Рыкса, а в соседней комнате спрятались свидетели – Тейлор и родственник князя Станислав Потоцкий. Скоро явился Рыкс. Мария-Терезия спросила: «Желаете ли вы, чтобы я отравила Черторыйского?» Камердинер со смехом отвечал: «Браво, браво!» При этих словах Тейлор и Потоцкий выскочили из своего укрытия и самовольно схватили Рыкса. Его передали властям, вскоре был арестован и генерал Комаржевский.
Угрюмова на некоторое время поселилась в доме родственницы Чарторыского, хозяйка обходилась с ней исключительно ласково и даже подарила 500 дукатов. Это были первые деньги, которые майорша заработала своими разоблачениями.
Тем временем князь Чарторыский, основываясь на показаниях Угрюмовой и свидетельстве Тейлора с Потоцким, возбудил уголовное дело против Рыкса и Комаржевского. Но все понимали, в кого на самом деле метил князь.
Если первый донос Угрюмовой остался незамеченным, а второй лишь слегка взволновал шляхту, то теперь поднялась буря возмущения. Повсюду говорили, что король пытался расправиться с опасным соперником, близким родственником. Да ладно бы только болтали – появились брошюры, где этот сюжет был расписан в деталях. В одной из брошюр утверждалось, что король уже извел ядом шестнадцать своих противников, причем исполнительницей покушений неизменно выступала Угрюмова. Слухи и публикации лишь подтолкнули суд к аресту майорши, она превратилась из обвинительницы в обвиняемую.
Уголовный процесс имел огромный политический резонанс. Трон под Станиславом пошатнулся, а уважение к Чарторыскому только возросло. Екатерина II через посла и верных ей польских аристократов прилагала все усилия, чтобы замять дело, но судебная машина уже заработала. Вдобавок князь Чарторыский написал кузену резкое письмо, демонстративно покинул Польшу, переехал в Вену и поступил на службу Австрийской империи.

Заклейменная

В рамках этого дела фактически разбирались два обвинения: Рыкса и Комаржевского в покушении на князя Чарторыского и, второе, Угрюмовой в клевете. Адвокаты обвиняемых доказывали, что никакого злого умысла у подзащитных и в мыслях не было, а слова Рыкса неверно истолкованы. Кроме того, единственные свидетели Тейлор и Потоцкий – лица заинтересованные, поэтому их свидетельства должны быть поставлены под сомнение. Главное же, в деле отсутствовали прямые улики. Поэтому обвиняемые были оправданы.
Адвокат Угрюмовой доказывал, что все ею сказанное – чистая правда. Суд заслушал и показания мужа обвиняемой, майора Угрюмова. Тот не сказал ничего существенного: да, Рыкс и Комаржевский бывали в его доме, встречались с его женой, но майор не присутствовал при их беседах и не видел, чтобы они ей что-либо передавали. И хотя в отношении Угрюмовой у суда также не было никаких прямых улик, ее доносы были признаны ложью и клеветой, а наказание назначено суровое: выставление у позорного столба, наложение клейма с изображением виселицы на левую лопатку и вечное тюремное заключение.
21 апреля 1785 года у позорного столба, где стояла Угрюмова, были сожжены ее клеветническое заявление и брошюры в ее защиту. Затем Марию-Терезию увезли в Данциг (Гданьск), где она была помещена в местную крепость.
Суд окончился, но вопросы остались. Что делали такие важные господа в доме рус-
ского майора? О чем шептались они с г-жой Угрюмовой? И почему суд не рассматривал два предыдущих доноса? Теперь во всем видели тайное вмешательство властей, подозревали давление на суд. Некоторые уверяли, что бумаги Угрюмовой сразу после ее ареста попали в руки Михаила-Юрия Понятовского, родного брата короля, а к нему что попало, то пропало. Одним словом, брожение умов. Многие требовали нового судебного разбирательства.
Екатерина II вновь задействовала все средства, чтобы не допустить нового суда. Если бы стали ворошить первый донос, то пришлось бы держать ответ и гетману Браницкому. А надо сказать, что он пользовался особым расположением императрицы и, наоборот, ненавистью антирусской партии. Императрица не раз писала послу в Варшаве графу Стакельбергу: необходимо предпринять все меры, «дабы ненавистное дело Угрюмовой не было поводом к безпокойствам и смятениям». Одновременно Екатерина II вступила в переписку с австрийским императором, уговаривая его повлиять на Чарторыского, чтобы он отказался от нового разбирательства.
В конце концов старания императрицы увенчались успехом: сейм 1786 года постановил «предать дело Угрюмовой вечному забвению». Казалось, имя Марии-Терезии кануло в Лету.
Но не сама Угрюмова. Через несколько лет она таинственным образом появилась в имении князя Чарторыского, где жила некоторое время, окруженная заботой и уважением.

Последняя афера Светлейшего

До сих пор историки расценивали интриги мадам Угрюмовой как авантюры не шибко умной, корыстной бабенки, взявшейся за слишком сложное для нее дело. Но так ли это? Ее действиями могли руководить могущественные игроки. Хотя и они, порой, делали неверные ходы. Возможно, первый донос Угрюмовой как раз и был ударом наугад.
Версию об исключительно корыстных побуждениях Угрюмовой можно отбросить сразу. Она избрала не свойственный женщине промысел. На ниве политических интриг добиваются прежде всего власти или прочного положения, ну а денежки, а денежки потом – как приложение к завоеванному положению. Угрюмовой власть была ни к чему, следовательно, она старалась для кого-то другого.
Совершенно очевидно, что кому-то было нужно нарушить стабильность в Речи Посполитой. Историк С.М.Соловьев писал: «После первого раздела история дала Польше пятнадцать лет отдыха, мира». Интриги Угрюмовой поколебали этот хрупкий мир, пробудили недоверие к власти, обострили оппозиционные настроения. Этого точно не желали ни Понятовский внутри страны, ни Екатерина II за ее пределами. А вот желающих смуты было достаточно и в Польше и в России. Зачем это было нужно? Сместить Понятовского и занять его трон. Наверное, не отказался бы от короны и князь Чарторыский. И если кукловодом был он, то появление осужденной Угрюмовой в его имении уже не кажется чудом.
Но, скорее всего, и Чарторыского использовали «втемную»: он нужен был, чтобы проложить дорогу к трону, а в последний момент его должен был заменить истинный автор проекта «Преемник». Напомню, что Угрюмова приехала в Польшу из Санкт-Петербурга. А был ли в России человек, заинтересованный в дестабилизации положения в Польше, в дискредитации короля и, наконец, достойный сменить его на троне?
Был такой человек. Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический, фактический соправитель Екатерины II и ее фаворит (пока еще), генерал-аншеф, хозяин Тавриды и Новороссии, самый богатый и знатный человек в империи. До поры до времени Польша интересовала его в основном как союзник России на южных рубежах. Но со временем он близко сошелся с видными представителями польской аристократии, преимущественно оппозиционерами, в самой Польше сложилась так называемая «потемкинская партия». Затем он начал активно скупать польские земли, и вскоре сделался крупнейшим в Польше землевладельцем, стал полноправным польским шляхтичем. Конечно, он и не помышлял идти наперекор императрице, но это пока Понятовский был на троне, а случись что…
Происки Потемкина стали известны и в России, и в Польше. Наконец, Екатерина через графа Безбородко спросила князя о его намерениях в «польском вопросе». Потемкин несколько обиженно отвечал: «Неужели я в подозрении и у вас? Простительно слабому королю думать, что я хочу его места. По мне – черт тамо будь. И как не грех, если думают, что в других могу быть интересах, кроме государственных».
Историки, недавно обнаружившие это письмо Потемкина, как-то сразу поверили в его искренность. Но разве мог он ответить иначе? Вполне возможно, что Потемкин стоял за интригами Марии-Терезии, «внедрил» ее в Польшу. И муж, майор Угрюмов, был как будто нарочно подобран для ее миссии. Вероятно, что первоначально не Рыкс с Комаржевским были «заказчиками» покушения на Чарторыского, а сама Угрюмова искушала их, предлагая легкое решение: нет человека, нет проблемы. Этим можно объяснить визиты вельмож к майорше. Наверное, предполагалось, что Угрюмова останется в стороне, будет только свидетельницей, а не подсудимой, но… Право, такими пешками легко жертвуют в большой игре.
Прошло немного лет, и Польша навсегда лишилась трона и короля. Один за другим ушли из жизни основные участники этих событий. А Мария-Терезия Угрюмова пережила их всех, она умерла в 1830 году.

Сергей МАКЕЕВ: www.sergey-makeev.ru,