11 июля 1903 года в городе Ньюкасл на севере Англии в семье высланных из России революционеров родился один из величайших советских разведчиков, полковник госбезопасности Вильям Генрихович Фишер, ставший известным всему миру под именем Рудольф Абель в 1957 году в ходе судебного процесса в США.
В массовое сознание он вошел как классический шпион, в том числе благодаря нашумевшему американскому фильму Стивена Спилберга «Шпионский мост» (2015), где роль Абеля исполнил британский актёр Марк Райлэнс, за что был отмечен премией «Оскар».
Однако в среде чекистов Абель стал легендой гораздо раньше – еще в 1960-е годы. Я прекрасно помню, как трепетно относились к нему молодые сотрудники, как уважали его ветераны. Мой отец вспоминает: «В числе официальных оппонентов по моей диссертации был назначен А.В. Сунцов, в то время возглавлявший спецкафедру управления контрразведкой. Он никак не соглашался с одним важным тезисом и даже отказывался выступать на защите. Тогда я обратился к А.М. Горбатенко. От него я узнал, что через несколько дней к Ю.В. Андропову придет Р.И. Абель, и Горбатенко задаст Рудольфу Ивановичу вопрос по существу спора. Так и сделали. Присутствовали Р.И. Абель, А.М. Горбатенко, А.В. Сунцов, помощник Ю.В. Андропова по разведке и я. Рудольф Иванович в основном согласился с моим выводом, сказав, что “успешная работа разведчика, его выживаемость за границей тесно связаны с наличием постоянного самоконтроля, определенной напряженности внимания, что часто с возрастом подменяется самоуверенностью, ослабевает и ведет к провалу”. Мне показалось, что Абель был доволен вопросом. Я был удовлетворен его ответом. Рудольф Иванович мне тогда не показался бодрым, героическим человеком. Скорее, он был как бы придавлен судьбой или ему нездоровилось… Похоронен Рудольф Иванович Абель (Фишер) на Донском кладбище в Москве. Когда я там бываю, приношу цветы и на могилу Рудольфа Ивановича».
Лишь гораздо позднее я узнал, с чем был связан такой авторитет Абеля. В конце 1920-х годов в структуре ИНО (внешняя разведка) ОГПУ СССР была создана сверхсекретная структура – группа «Я», или «группа Яши», которой руководил Яков Серебрянский. Фактически это была параллельная разведка, которая подчинялась лично Председателю ОГПУ. В её задачи входило проникновение на военно-стратегические объекты противника, создание нелегальных резидентур, диверсии в случае угрозы войны, ликвидации руководителей антисоветских сил за кордоном, предателей и перебежчиков. «Группа Яши» была наделена неограниченными полномочиями и проводила головокружительные операции по всему миру – казалось, для нее нет ничего невозможного.
Все материалы, связанные с «группой Яши», находятся на особом хранении и не будут рассекречены никогда. Но все же достоверно известно, что в начале 1930-х годов заместителем Серебрянского был Эйтингон, который 4 июня 1928 года вместе с другим членом группы – Иваном («Ванко») Винаровым, будущим министром Народной Республики Болгария, взорвал поезд, в котором ехал прояпонский диктатор Северного Китая и Манчжурии Чжан Цзолинь. 26 января 1930 года в Париже «группой Яши» был похищен председатель Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) генерал Кутепов. Среди членов «группы Яши» были сын кулака, бывший белоэмигрант Андрей Турыжников и сын раввина, в 1920-е годы член Германской компартии Самуил Перевозников.
Одним из ключевых участников «группы Яши» был немецкий антифашист Эрнст Фридрих Волльвебер («Антон»), лидер немецких докеров, прошедший диверсионную подготовку в Советском Союзе и вернувшийся в Германию, где он стал депутатом рейхстага. После прихода к власти нацистов Волльвебер перебрался в Копенгаген и практически парализовал морские перевозки стран «оси». Среди агентов Волльвебера были датчане, шведы, бельгийцы, французы, англичане и немцы, в том числе будущий начальник морской полиции ГДР Вольдемар Вернер. Созданными в Голландии, Бельгии и Франции группами руководил голландский коммунист Иозеф Римбертус Схаап. Ему непосредственно подчинялся бывший руководитель гамбургского «Рот-фронта» (боевого крыла Компартии Германии) Карл Баргштедт, который ведал техникой устройства взрывов. «Пистолет мы носили в правом кармане, специально увеличив его, чтобы в случае опасности, стрелять, не вынимая оружия из кармана», — вспоминал Волльвебер.
После начала войны в Испании перед Волльвебером была поставлена задача осуществлять саботаж военных грузов, направлявшихся режиму Франко через север Швеции и Норвегию. Объектами диверсий стали немецкие, итальянские и японские суда. Помимо взрывов на судах осуществлялись и другие мероприятия: подсыпался песок в смазочные материалы, особенно в подшипники гребных винтов, выводились из строя компасы и секстаны, заливали уголь водой или нефтью, в результате чего в угольных ямах возникали пожары, подпиливали цепи руля, в моторы, помпы и иные устройства насыпался цемент с водой.
Павел Анатольевич Судоплатов, рассказывая о ликвидации Коновальца, вспоминал: «Шла весна 1938 года, и война казалась неизбежной. Мы знали: во время войны Коновалец возглавит ОУН и будет на стороне Германии. Отправляясь на встречу с Коновальцем, я проверил работу сети наших нелегалов в Норвегии, в задачу которых входила подготовка диверсий на морских судах Германии и Японии, базировавшихся в Европе и используемых для поставок оружия и сырья режиму Франко в Испании. Возглавлял эту сеть Эрнст Волльвебер (“Антон”). Под его началом находилась, в частности, группа поляков, которые обладали опытом работы на шахтах со взрывчаткой. Волльвебер почти не говорил по-польски, однако мой западноукраинский диалект был вполне достаточен… Я заслушал отчет об операции на польском грузовом судне “Стефан Баторий”, следовавшем в Испанию с партией стратегических материалов для Франко. До места своего назначения оно так и не дошло, затонув в Северном море после возникшего в его трюме пожара в результате взрыва подложенной нашими людьми бомбы».
С 1950 года Эрнст Волльвебер работал заместителем министра транспорта ГДР, а в 1953 году возглавил Министерство государственной безопасности ГДР. Он поддерживал связь со своим бывшим шефом Яковом Серебрянским до ареста последнего в 1953 году по «делу Берия», сфабрикованному по заказу Хрущёва. Сам Волльвебер был отправлен в отставку в 1957 году – также не без вмешательства того же Хрущёва.
Вот с какими людьми довелось работать Вильяму Фишеру, и вот почему он стал легендой советской госбезопасности. Его отец происходил из обрусевших немцев, был знаком с В.И. Лениным и Г.М. Кржижановским, и за участие в революционной деятельности в 1901 году был выслан из России. Вилли родился в Англии. Незаурядные способности позволили ему в 16 лет поступить в Лондонский университет. Однако закончить его он не смог: в 1920 году семья возвращается в Россию, где Фишеры вместе с семьями других видных революционеров первое время жили на территории Кремля. В 1927 году по рекомендации комсомола и при поддержке отца Вилли Фишера зачисляют на работу в центральный аппарат внешней разведки – ИНО ОГПУ. В 1930 году он обратился в британское посольство за разрешением вернуться на родину, которое было получено. Свободно владея английским и немецким языками и будучи профессиональным радистом, Фишер становится сотрудником «группы Яши», работает в Норвегии и Англии, поддерживая связь с группой Волльвебера. В 1938 году новый нарком внутренних дел Берия после непрекращающихся провалов и побегов сотрудников внешней разведки отзывает всех их в Москву. Коснулось дело и «группы Яши». Серебрянский был арестован и приговорен к расстрелу, а Фишер уволен из НКВД.
Однако надвигалась война. 17 июня 1941 года Берия, вызвав к себе Судоплатова, отдал приказ об организации Особой группы из числа сотрудников разведки в своем непосредственном подчинении для осуществления разведывательно-диверсионных акций в тылу противника. Заместителем Судоплатова был назначен Эйтингон. Из тюрем или вынужденной отставки по предложению Судоплатова были возвращены известные чекисты, и прежде всего Серебрянский.
Особой группе оперативно был подчинен ОМСБОН – спецназ НКВД, одной из баз которого стала территория Школы особого назначения (ШОН) в Балашихе. Здесь, в частности, проходил подготовку легендарный Николай Кузнецов. Заместителем начальника школы был назначен лейтенант госбезопасности Вильям Фишер.
Как мне недавно рассказал сын Серебрянского Анатолий Яковлевич, «дядя Вилли (как он называет Вильяма Фишера) был очень близок к отцу, был его подчиненным, и отец к нему очень хорошо относился. Фишер попал в группу отца еще до войны. Явно об этом нигде не пишут, поскольку принадлежность к “группе Яши” была глубоко засекречена, но отдельная информация всё же иногда просачивается… Когда Серебрянский в 1941 году вернулся на службу, он первым делом разыскал Фишера и снова взял его к себе в группу. Их отношения базировались на высоком взаимном уважении. Живший в то время в одной квартире с Вильямом Фишером и Рудольфом Абелем (именем которого Фишер воспользовался после своего ареста в Нью-Йорке в 1957 году) Кирилл Хенкин в своих воспоминаниях пишет, что Вилли и Рудольф относились к Серебрянскому с большим уважением, между собой называли его “Старик” и считали своим учителем».
18 января 1942 года Особая группа была преобразована в 4-е Управление НКВД СССР, которое начало операцию «Монастырь» для проникновения в немецкую разведку Абвер с целью создания канала для стратегической дезинформации Гитлера. С этой целью к немцам был заброшен советский разведчик Александр Демьянов («Гейне»), выходец из дворянской семьи, который выдал себя за эмиссара действующей в Москве прогерманской монархической организации «Монастырь». Специальную подготовку он проходил под руководством Фишера, который в короткий срок обучил его способам поддержания радиосвязи с Центром, а также другим важным навыкам разведывательной деятельности. Но самое главное, Фишер смог убедить Демьянова в том, что тот сможет выполнить трудное задание разведки. Именно с его слов в характеристике Александра Демьянова было записано: «В течение всего времени, занимавшего подготовку к операции, “Гейне” чувствовал себя хорошо, настроение его было бодрое, приподнятое, чувствовалась твердая уверенность в успешном выполнении задания…»
Добившись доверия руководства Абвера, 15 марта 1942 года «Гейне» был заброшен немцами на советскую территорию и тайно устроен НКВД на службу младшим офицером связи в Генштаб РККА. Апогеем операции стала шифровка, переданная в Абвер 4 ноября 1942 года, в которой сообщалось, что Красная Армия нанесёт контрудар 15 ноября не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и под Ржевом. В результате немцы ожидали удар под Ржевом и отразили его, а наступление под Сталинградом стало для них полной неожиданностью.
19 августа 1944 года началась чекистская операция «Березино» – продолжение операции «Монастырь». Замысел ее заключался в том, чтобы создать у Гитлера видимость активных действий со стороны оставшихся в тылу Красной Армии немецких частей (группы Шерхорна) и заставить его задействовать для их поддержки серьёзные ресурсы. Для непосредственного руководства этой операцией в Белоруссию на место событий выехали Эйтингон, Маклярский, Фишер, Серебрянский, Мордвинов, Гарбуз и «Гейне», которые перевербовали взятого в плен Шерхорна. Работая под контролем, тот посылал в Берлин сообщения о диверсиях в тылу Красной Армии, а «Гейне», которому немцы по-прежнему доверяли, подтверждал их достоверность. В результате Гитлер наградил Шерхорна Рыцарским крестом и приказал прорываться через линию фронта в Восточную Пруссию. Для этого Гитлер решил послать в район прорыва начальника службы спецопераций и диверсий Отто Скорцени и его группу. Как пишет Судоплатов, «особо отличился В. Фишер, под видом немецкого офицера лично встречавший на полевом аэродроме диверсантов Скорцени».
Был ли Фишер в ходе дальнейшей операции внедрен к немцам? Вполне возможно, учитывая то, что большую часть своей жизни – в 1903-1920 и 1930-1938 годах – он провел на Западе и даже по-русски говорил с заметным акцентом. И главное, что по национальности он был немцем. Недаром именно его судьба вдохновила Вадима Кожевникова на написание романа «Щит и меч» (1965), в котором даже имя главного героя – Александр Белов (Йоганн Вайс) – связано со словом «Абель». Тот же намек содержится и в фильме «Мёртвый сезон» (1968), сценарий которого был написан Владимиром Вайнштоком на основе материалов, предоставленных КГБ СССР:
— Константин Тимофеич… Вы случайно не были в партизанах?
— Н-нет, не приходилось.
— А на каком фронте вы служили?
— Я при главном штабе служил. Шифровальщиком.
— Кто там у вас заправлял?
— Генерал Гальдер, а потом Йодль… Я ведь при немецком штабе служил…
В начале фильма к зрителям обращается сам Рудольф Иванович Абель (как после процесса в США стали называть Вильяма Фишера), а сын Вайнштока Олег, ссылаясь на отца, который много общался с Абелем, утверждает: «Он служил в оперативном отделе штаба Вермахта, и реплика Баниониса о том, что сначала командовал Гальдер, а потом Йодль, указывает конкретный штаб – генеральный штаб сухопутных сил Германии… Подтверждением косвенным, конечно, не документальным, может служить признание Рудольфа Ивановича моему отцу. Это было уже после выхода книги Кожевникова “Щит и меч”. Так вот, Абель говорил, что, если у нас были свои люди в гестапо, то он мог вытащить бумажник из кармана Гитлера, которого видел в среднем один раз в месяц… Я верю рассказанному отцом. Он был очень точен в словах, в оценках. Рудольфа Ивановича уважал исключительно».
После войны, оставаясь сотрудником Судоплатова и Серебрянского, Фишер обращается с рапортом к руководству госбезопасности с просьбой вновь отправить его на нелегальную работу: «Я обязуюсь строго соблюдать конспирацию, ни при каких обстоятельствах не раскрою врагам доверенных мне тайн и лучше приму смерть, чем предам интересы моей Родины. Вильям Фишер».
Вскоре такая необходимость возникла. В сентябре 1945 года на сторону противника переметнулся шифровальщик советского посольства в Канаде Игорь Гузенко, передавший канадской стороне шифры и документы с данными советской агентуры, а еще через месяц показания ФБР дали связанные с советской разведкой представители американской компартии Бентли и Буденц. Многих агентов пришлось немедленно отозвать из США, а разведывательные сети, занимающиеся сбором секретов по атомной тематике, законсервировать. Для их активизации в США и направлялся Вильям Фишер (оперативный псевдоним «Арач», с 1952 года «Марк»).
В ноябре 1948 года в Нью-Йорке в районе Бруклин в дом номер 252 на Фултон-стрит въехал никому не знакомый фотограф и художник Эмиль Роберт Голдфус, владелец фотоателье, родившийся в семье немца и прибывший с Запада США в поисках лучшей жизни. За короткое время «Марк» провел огромную работу по воссозданию в Америке советской разведывательной структуры. Он сформировал две агентурные сети: калифорнийскую и восточную. Многие из агентов были завербованы и законсервированы Серебрянским и Эйтингоном еще в начале 30-х годов.
Чтобы разгрузить «Марка», в 1952 году в помощь ему был направлен Рейно Хейханен (оперативный псевдоним «Вик»), по национальности карел. Он оказался слабым человеком, начал пить и через несколько лет стал совершенно бесполезным. Но когда «Марк» поставил перед Центром вопрос об отзыве «Вика», тот добровольно явился в посольство США в Париже, сообщил о своей принадлежности к советской нелегальной разведке и попросил политического убежища. На военном самолете его тайно доставили в США, где предатель поступил в распоряжение ФБР.
21 июня 1957 года «Марк» был арестован в номер отеля «Латам» в Нью-Йорке. Опасаясь, что американцы начнут радиоигру от его лица, «Марк» назвал себя Рудольфом Ивановичем Абелем, тем самым давая Центру сигнал, что схвачен именно он, поскольку в Москве прекрасно знали о дружбе настоящего Абеля и Фишера, которые во время войны вместе работали в 4-м Управлении НКВД и даже жили в Москве в одной квартире.
Более трех недель сотрудники ФБР вели изнурительные допросы и склоняли Абеля к сотрудничеству, обещая ему все блага жизни. Когда это им не удалось, его начали пугать электрическим стулом. Судя по тому, что все это время в печати не появилось ни одного материала об аресте советского разведчика, они рассчитывали на успех. Рискуя жизнью, Абель заявил: «Я ни при каких обстоятельствах не буду сотрудничать с правительством Соединенных Штатов и не сделаю для спасения жизни ничего, что может нанести ущерб стране». Тогда ему был предъявлен ордер на арест, и им занялись судебные органы.
14 октября 1957 года в США в здании федерального суда Восточного округа Нью-Йорка начался громкий судебный процесс по делу № 45094 «Соединенные Штаты Америки против Рудольфа Ивановича Абеля». Уже первый пункт обвинительного акта – заговор с целью передачи СССР атомной и военной информации – грозил ему смертной казнью.
Присяжные признали Абеля виновным. По законам Соединенных Штатов между вердиктом присяжных и окончательным вынесением приговора судьей может пройти довольно много времени. 15 ноября 1957 года адвокат подсудимого Донован обратился к судье, попросив его не назначать смертную казнь. Дальновидный адвокат привел одну очень убедительную причину: «Вполне вероятно, что в ближайшем будущем в Советской России будет схвачен американский агент подобного ранга…. В этом случае по дипломатическим каналам может быть организован соответствующий национальным интересам Соединённых Штатов обмен заключёнными». К счастью судья также оказался разумным человеком, и вместо электрического стула Рудольф Абель получил тридцать два года тюремного заключения.
После объявления приговора он был переведен в федеральную исправительную тюрьму в Атланте. В тюрьме он занимался решением математических задач, писал картины. В своей книге «Незнакомцы на мосту» его адвокат Донован писал: «Полковник был на редкость своеобразной личностью. Круг его интересов казался таким же беспредельным, как и его знания… Он свободно говорил по-английски и прекрасно ориентировался в американских идиоматических выражениях, знал еще пять языков, имел специальность инженера-электрика, был знаком с химией и ядерной физикой, был музыкантом и художником, математиком и шифровальщиком. Как человека его просто нельзя не любить».
Основатель и руководитель ЦРУ США Аллен Даллес в своей книге «Искусство разведки» был вынужден дать высочайшую оценку профессиональным качествам Рудольфа Абеля: «Всё, что Абель делал, он совершал по убеждению, а не за деньги. Я хотел бы, чтобы мы имели трех-четырех таких человек, как Абель, в Москве».
10 февраля 1962 года на мосту Глинике на границе между Западным и Восточным Берлином Рудольфа Абеля обменяли на американского летчика Фрэнсиса Гарри Пауэрса. Через некоторое время машина с советским разведчиком подъехала к небольшому дому, где его ожидали жена и дочь.
Фишер еще не знал, что его учитель Яков Серебрянский, руководитель «группы Яши», умер в 1956 году на допросе по «делу Берия» в Бутырской тюрьме. Я спросил сына Серебрянского Анатолия Яковлевича:
— А когда Вильям Генрихович узнал о смерти Якова Исааковича?
— Видимо, сразу после своего возвращения из американской тюрьмы. Летом 1962 года он позвонил мне и пригласил к себе на дачу в Челюскинскую. Относительно судьбы отца он уже был в курсе дела. Расспрашивал обо мне, где учусь, чем интересуюсь, нуждаюсь ли в чем-нибудь…
Когда 19 мая 1967 года новым Председателем КГБ СССР стал Юрий Владимирович Андропов, при его поддержке прошло организационное оформление Курсов усовершенствования офицерского состава (КУОС) в Балашихе при 1-м факультете Высшей Школы КГБ СССР. По сути это тот же самый ОМСБОН 4-го Управления НКВД СССР, который когда-то создавали Судоплатов, Эйтингон и Серебрянский – спецназ НКВД, ставший самым эффективным войсковым формированием периода Великой Отечественной войны. Поскольку при Хрущёве и его ставленниках его разогнали, то создавать пришлось заново. Понадобился опыт, методические пособия, учебники. Вот с этим и была видимо связана та самая встреча Абеля с Андроповым, о которой я упоминал выше – ведь Серебрянский даже в тюремной камере писал руководства по нелегальной разведке.
Встреча эта проходила в 1970 году. А в мае 1971 года решением Военной коллегии Верховного суда СССР Яков Серебрянский был посмертно реабилитирован «по всем статьям предъявлявшихся ему ранее обвинений».
А через полгода после реабилитации учителя, 15 ноября 1971 года, Рудольф Иванович Абель, он же Вильям Генрихович Фишер, скончался от рака лёгких на 69-м году жизни.
