Будучи одним из главных военных фотокорреспондентов СССР и личным фотографом министра обороны России, Леонид Евсеевич Якутин (1940–2009) снимал, разумеется, то, что было разрешено, то, что можно было демонстрировать всему миру: парады, смотры, официальные портреты министров и генералов. Но не только.
За полвека своей работы он объездил множество горячих точек, от Вьетнама до Чечни, и воспитал несколько поколений военных фотокоров, которые работают и сегодня. «Русский репортер» публикует лучшие из «непарадных» работ Якутина вместе с воспоминаниями одного из его последних учеников — фотографа Василия Ильинского
На пятом курсе биофака я влюбился в фотографию и, когда получал диплом, твердо знал, чем хочу заниматься в будущем. Правда, мои дальнейшие перспективы были весьма туманны: прежде надо было вернуть долг Родине. Трезво рассудив, что год армии — лучшая альтернатива двум годам в аспирантуре, я пошел сдаваться в военкомат.
Мои представления об армейской жизни радикально поменялись уже в первые часы пребывания в учебной роте. Правда, отметка о высшем образовании в военном билете сыграла не последнюю роль в моей судьбе. Командир отделения как-то сказал мне:
— Зоолог, правильно? Вот и будешь поливать кактусы. А сейчас на тумбочку дневального бегом марш!
В общем, я был вечным дежурным.
Иногда приходилось снимать офицеров для личного дела, спортивно-массовые мероприятия (в армии это называют праздниками), делать коллажи для стенгазеты и просто фотографировать сослуживцев на память. Так за мной закрепился неофициальный статус фотографа. А еще через какое-то время меня вызвал командир части и сказал:
— Завтра едем в Генштаб. Евсеевичу нужен помощник. Собирайся.
Кто такой Евсеевич, я уточнять не стал.
На Знаменку (в Генеральный штаб Министерства обороны РФ. — «РР») я приехал в машине командира части, что произвело неизгладимое впечатление на моих сослуживцев. Мы миновали несколько постов охраны, поднялись по мраморной лестнице на пятый этаж и зашли в кабинет. Первое, что бросилось в глаза, — огромная коллекция старых фотоаппаратов и книг, которая занимала несколько полок. Командир части представил меня.
— Ну, показывай, что наснимал, — сказал Евсеевич.
Я достал папку с какими-то фотографиями. Евсеевич бегло просмотрел их и положил передо мной книгу «Советская армия. Фотограф Леонид Якутин».
Через полчаса командир сказал:
— Я, наверное, пойду, Леонид Евсеевич. А этого оставляю вам.
И в первый же день меня отправили в увольнение. Надо было забрать из дома костюм, камеру, прихватить какие-то личные вещи. Когда я вернулся в расположение части, меня поджидали хмурые дембеля:
— А что, дед — твой родственник?
— Да, — тут же солгал я, не сразу поняв, о ком идет речь. Больше вопросов ко мне не было.
На следующий день я обнаружил на столе записку: «Улетел в Мюнхен. Чай в тумбочке. Негативы в коробке — вперед! Якутин». Рядом лежала уже знакомая мне «Советская армия».
Всю неделю, пока Леонид Евсеевич был в Германии, я разбирал его архивы, читал книги из его библиотеки, отвечал на телефонные звонки. Короче, был за главного.
К его приезду, я, кажется, знал всю его биографию по снимкам. Видел его первые работы — еще матросом он снимал маршала Малиновского. Его серии из Вьетнама, Афганистана, Чечни. Официальные встречи министров обороны — от Родионова до Сердюкова. Статус «личника» (личного фотографа министра обороны России. — «РР») давал Якутину возможность снимать то, что другим было не дозволено. Федеральные войска в Чечне во время первой кампании, поднятие «Курска» после катастрофы… А чего стоят почти семейные фото встречи маршала Сергеева и Кастро за ужином на берегу океана!
Якутин вернулся через неделю и с порога спросил:
— Никто не звонил?
Я достал список с полусотней имен и телефонов.
«Рядовой Ильинский» обещал, что Якутин «обязательно с вами свяжется по приезде». Съемку с Мюнхенской конференции, где, в частности, Владимир Путин произнес свою известную речь, требовали сразу несколько журналов. На следующий день я исполнял обязанности курьера — развозил фотографии. Словосочетание «Я от Евсеевича» заставляло редакторов отрываться от привычных дел.
А потом Якутин сказал:
— Завтра поедем снимать смотр.
Шла подготовка к параду 9 Мая. На плацу в ожидании репетиции замерли тысячи солдат и офицеров. Такого скопления людей в форме вживую я еще никогда не видел.
Евсеевич сказал:
— Не теряйся, — и убежал в неизвестном направлении. Лишь иногда я видел его то на трибуне, то на плацу, то зависшим на какой-то стремянке в коробке парадного расчета.
Изредка, проносясь мимо, он командовал:
— Что стоишь? Вон туда беги! Куй железо… — и скрывался в толпе.
После съемки я отвез его фотографии в агентство. К его картинкам мы добавили немного моих, чтобы редактор мог сам выбрать понравившиеся.
—Для эксперимента: посмотрим, какие возьмут, — хитро добавил Евсеевич.
В общем, продул я тогда со счетом 8:2.
— Так-то! — сказал он.
У Леонида Евсеевича был дар общаться с людьми и находить с ними общий язык. Кажется, он мог договориться с любым. Его коллеги-фотографы часто просили помочь с аккредитацией, и он редко кому отказывал. Я помню, как меня отправили снимать прощание с Ельциным. Брезгливо покосившись на мой военный билет, сотрудник ФСО, разумеется, отказался пропускать меня. И тут от безысходности я воспользовался запрещенным приемом: «Я от Евсеевича».
— А вот пусть он мне сам и скажет, — вдруг ответил офицер.
Я набрал номер, который знал наизусть, и передал телефон.
—Да-да, как и договаривались, — просиял эфэсошник. — На следующей неделе, Леонид Евсеевич! Хорошо, пропустим…
Потом я еще не раз пользовался этой фразой, и она часто спасала меня — даже, казалось, в самых безвыходных ситуациях. Со временем мне стали поручать все более ответственные задания, когда Якутин был занят на другой работе. Это были и репортажи из воинских частей, и съемки с парадов и официальных встреч. Якутин всегда внимательно следил за моей работой, просматривал все материалы, беспощадно критиковал, а параллельно травил байки о своей службе, работе и поездках. Мне запомнилась такая история.
Как-то раз ученик Якутина — тогда редактор одного крупного журнала — попросил его прислать фотографию министра обороны Павла Грачева, причем «желательно, где он танцует». Евсеевич не заподозрил подвоха и выбрал «самую убойную картинку». А была первая чеченская война.
Спустя какое-то время Леонид Евсеевич увидел этот журнал и ужаснулся. На обложке красовался чудовищный коллаж: танцующий генерал на фоне трупов солдат. Подпись гласила: «Паша танцует. Фото Леонида Якутина».
В октябре 2007 года пришел мой дембель, и я уволился. Нельзя сказать, что год службы прошел для меня впустую: люди, с которыми я познакомился за это время, и, самое главное, «школа Евсеевича» очень пригодились мне в дальнейшем. Да и потом мы встречались, обсуждали работу, говорили о фотографии, пили чай…
В апреле 2009 года Якутина не стало. Большую часть его архива, как я потом узнал, перенесли в подвал, где его благополучно залило водой. Но многое все же удалось спасти благодаря друзьям и коллегам. Лучшие его работы они передали в редакцию «РР».
А я, кстати, даже сегодня, уже с удостоверением прессы, все равно часто говорю:
— Я от Евсеевича!
И меня пропускают.
