«Неудержима склонность русского человека к доносу, к жалобе»

29 декабря 1958 года из Уголовного кодекса РСФСР было изъято понятие «враг народа», державшее советских граждан в страхе на протяжении нескольких десятилетий. Оказаться врагом мог каждый: для этого вовсе не обязательно было вынашивать планы по свержению власти. Политический анекдот, косой взгляд, неосторожное слово – этого было достаточно для отправления в места не столь отдаленные, а иногда и для приговора к высшей мере наказания. Воспоминания тех, кто был причислен к «врагам народа», – в нашем материале. 

«Неудержима склонность русского человека к доносу, к жалобе»

«Арестовали меня с большим опозданием: отца казнили в феврале тридцать восьмого, мать погибла еще раньше, о ее смерти — «самоубийство через повешение» — мне суждено узнать только в 1956 году из справки ЗАГС города Ханты-Мансийска. Мне, сыну «врага народа», дали окончить институт и даже позволили год поработать на воле. Почему? Впрочем, как я позднее убедился, в действиях тайных органов искать логики не следует».

«Сколько нас здесь было? Сколько сидело в тот год в тюрьмах и лагерях? Много позднее я узнал, что число заключенных в тюрьмах и лагерях к 1940 году достигало шестнадцати миллионов. Это же сравнимо с населением таких стран, как Бельгия и Дания, вместе взятых».

«Неудержима склонность русского человека к доносу, к жалобе»
Антон Антонов-Овсеенко — основатель музея истории ГУЛАГа

«В камере доктору успели объяснить особенности статьи 58 Уголовного кодекса. Если бы он сам рассказал политический анекдот, его привлекли бы по пунктам 10 — антисоветская агитация и 11 — то же деяние, но групповое. Он никого не агитировал, не участвовал в организации? Он только молча слушал? Что ж, и это предусмотрено статьей 58. Срок он получит по пункту 12: знал и не донес».

Антонов-Овсеенко А. В. «Враги народа»

«С первой тюремной минуты мне было ясно, что никаких ошибок в арестах нет, что идет планомерное истребление целой «социальной» группы — всех, — кто запомнил из русской истории последних лет не то, что в ней следовало запомнить. Камера была набита битком военными, старыми коммунистами, превращенными во «врагов народа». Каждый думал, что все — страшный сон, придет утро, все развеется и каждого пригласят на старую должность с извинениями».

«Неудержима склонность русского человека к доносу, к жалобе»
Фотография из следственного дела Варлама Шаламова, 1937 год

«Люди в следственной тюрьме делятся на два рода. Подлецу, когда он попадает невиновным в тюрьму, кажется, что только один он — невиновен, — а все окружающие его — несомненные государственные преступники. Как же — их арестовало НКВД, которое никогда не ошибается. Порядочный человек, когда он попадает в тюрьму, рассуждает так: если меня могли арестовать невинно, незаслуженно, как выражались в 1969 году газеты (как будто можно в отношении репрессий применить прилагательное «незаслуженное». Репрессия есть репрессия. Это государственный акт, в котором личная вина пострадавшего имеет второстепенное значение), то и с моим соседом по камере может случиться то же самое.

Я вскоре стал старостой камеры и несколько месяцев пытался помочь людям обрести самих себя. Трудная это штука, но успокоить новичка очень важно». Шаламов В. Т. «Моя жизнь»

«Неудержима склонность русского человека к доносу, к жалобе»
Нина Гаген-Торн после возвращения из ссылки, 1957 год

«Ударит звонок на обед их бараку (после рабочих). Потянутся от барака к столовой: старухи, старухи, старухи. Три сотни: трясут головами, слезятся глаза, шевелятся морщины; крючась, движутся с костылями и палками. Под руки ведут почти слепых.

Страшное шествие из фантазий Гойи?

Нет, живая действительность: строй «врагов народа», отбывающих срок наказания.

Вот враги: на табурете сидит 80-летняя игуменья монастыря. Она почти никого не узнает, не помнит. Молча дремлет».

Гаген-Торн Н. И. «Memoria»

«Между чеченской молодежью и нашей все время возникали потасовки, драки, иногда с поножовщиной. Однажды произошла большая драка в нашем общежитии. Когда она как-то сама собой кончилась, явилась милиция; похватала всех, кто был в общежитии (большинство участников успело убежать и скрыться). Среди арестованных оказался и я. Нас увезли из поселка, где все знали, как было дело. Судили всех в один день, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Так я попал в страшные карагандинские лагеря — Карлаг.

Дальше обстоятельства моей жизни сложились так, что я решил бежать за границу. Я просто не видел для себя другого выхода. Со мной вместе бежал молодой парень Анатолий Будровский. Мы пытались перейти иранскую границу, но нас обнаружили. Взяли в сорока метрах от границы.

Это было 29 октября 1960 года.

«Неудержима склонность русского человека к доносу, к жалобе»
Анатолий Марченко

Пять месяцев меня держали в следственной тюрьме ашхабадского КГБ. Все это время я сидел в одиночке, без посылок, без передач, без единой весточки от родных. Каждый день меня допрашивал следователь Сафарян (а потом Цукин): почему я хотел бежать? КГБ предъявило мне обвинение в измене родине, и поэтому следователя мои ответы не устраивали. Он добивался от меня необходимых показаний, изматывая меня на допросах, угрожая, что следствие будет длиться до тех пор, пока я не скажу то, что от меня требуется, обещая за «хорошие» показания и раскаяние добавку к двухразовому тюремному питанию. Он не добился своего и не получил ни от меня, ни от сорока свидетелей никаких материалов, подтверждающих обвинение. Но меня все-таки судили за измену».

Марченко А. Т. «Мои показания»

«На второй день после моего прибытия в лагерь собрали «обыкновенных» ЧСИРов в круг перед бараками, поставили меня и жену Якира в центр круга и начальник, приехавший из ГУЛАГа (Главное Управление лагерей), крикнул во весь голос: «Видите этих женщин, это жены злейших врагов народа; они помогали врагам народа в их предательской деятельности, а здесь, видите ли, они еще фыркают, все им не нравится, все им не так». Да мы и фыркнуть-то не успели, хотя нравиться там никому не могло. Мы были даже относительно довольны, что после долгого мучительного этапа и пересыльных тюрем наконец (как мы думали) добрались до места назначения.

«Неудержима склонность русского человека к доносу, к жалобе»
Анна Ларина — супруга Николая Бухарина

С яростью прокричавший эти страшные слова здоровый, краснощекий, самодовольный начальник направился к воротам Томской тюрьмы. Заключенные в ужасе расходились. Были и такие, кто стал нас сторониться, но большинство негодовали. Потрясенные, мы не могли сдвинуться с места — было такое ощущение, будто нас пропустили сквозь строй. Так и стояли в оцепенении на сорокаградусном морозе, пока кто-то не отвел нас в барак, в наш холодный угол у окна, обросшего толстыми махрами снега. Двухэтажные нары были битком набиты женщинами. Ночь — сплошное мучение: мало кому удавалось устроиться свободно, почти все лежали на боку, а когда хотелось переменить положение, надо было будить соседку, чтобы перевернуться одновременно, и начиналась цепная реакция всеобщего пробуждения».

Ларина А. М. «Незабываемое»

Оцените статью
Тайны и Загадки истории