Побережье Таджурского залива

В 1889 году 150 русских колонистов высадились на берегу Таджурского залива Красного моря – недалеко от современной Джибути. Так было положено начало первой русской колонии в Африке – Новой Москве. К сожалению, она просуществовала недолго, хотя подобные «заморские» территории смогли бы серьезно повлиять на историю России в XX веке.

Колониальная горячка, охватившая Европу в конце XIX века, не обошла стороной и сухопутную Россию, которая всегда с опаской относилась к самому факту наличия «заморских» территорий. Незадолго до своей смерти в 1888 году знаменитый антрополог и путешественник Николай Миклухо-Маклай предлагал царскому правительству основать русскую колонию «Берег Маклая» в северо-восточной части нынешней Папуа-Новой Гвинеи. Однако этот проект не был воспринят, поскольку Петербург не желал ссориться с Германией, которая в это время сама колонизировала Папуа-Новую Гвинею.

Однако идея основать русскую колонию в восточной Африке – на территории нынешней Джибути, оказалась более привлекательной, и ее на время даже поддержал император Александр III. Главным идеологом создания такой колонии стал Николай Ашинов (1857-1902), авантюрист и проходимец, мечтавший о создании собственного «мини-государства» на Черном континенте.

Николай Ашинов

Сам Ашинов называл себя «атаманом вольных казаков», а его биография толком неизвестна до сих пор – существуют, как минимум, три версии, имеющие право на существование. Если не вдаваться в подробности бурной молодости русского авантюриста, то он был выходцем из семьи мещан в Царицыне, не смог окончить гимназию и прославился захватом с помощью дагестанских бандитов острова на Волге и судебной тяжбой с властями города.

На Кавказе, в нынешней Абхазии, Ашинов прославился авантюрой с воссозданием вольной станицы Черноморского казачьего войска из крестьян Полтавской губернии, а затем женился на миллионерше Софье Ханенко. В промежутке между всеми этими событиями проходимец успел побывать в Санкт-Петербурге и даже завязать полезные контакты при дворе, правительстве и Генштабе Российской империи.

Современники обращали внимание на гибкость и артистичность Ашинова – он мог выдать себя за терского казака, мещанина, купца и даже горца. Во второй половине 80-х годов, расстроенный неудачей с заселением черноморского побережья Абхазии «казаками», Ашинов и горстка его сподвижников, проникли через Египет в Абиссинию (Эфиопию). Отлично понимая силу печатного слова, оттуда Ашинов слал в московские издания «корреспонденции», в которых сообщалась о том, как радушно местное население и власти встречало русских.

В реальности Николай Ашинов добрался до эфиопской провинции Тигре, где его принял наместник императора страны, однако затем выдворил его оттуда, узнав, что у путешественника нет никаких документов. Но в российской прессе о путешествии «вольных казаков», якобы живших станицами в Азии (сказки про них выдумал сам Ашинов), писали взахлеб:

«Ермак и Кольцо триста лет тому назад поклонились царю Сибирью, ныне вольные казаки, те же и такие же, кланяются Русскому Царю Абиссиниею… Продолжают они славить русское имя, являть русское мужество и на верховьях Нила, и в пустынях Судана, и в пажитях Месопотамии. И где их нет? Они рассыпаны по Ирану, и в Месопотамии до ста тысяч насчитывает их другой русский пионер, торговец ходебщик из Павлова под Москвой, исходивший с русским товаром весь Балканский полуостров и всю Малую Азию» (Современные известия).

Патриотическая печать тиражировала слухи о сотнях русских «вольных» казаков, якобы вступивших на службу к эфиопскому негусу (императору) и даже отличившихся в сражениях с махдистами и итальянцами. В 1886 году Ашинов вернулся из Африки в Россию, где узнал, что его прежний столичный покровитель – И.С. Аксаков умер. Используя свои связи с влиятельным в то время публицистом М.Н. Катковым, искатель приключений начал бомбардировать министерство обороны, Генштаб, МВД и другие учреждения своими проектами по созданию русской фактории на берегу Красного моря в Африке.

Несмотря на явную авантюристичность этой затеи, Николаю Ашинову удалось заручиться поддержкой нижегородского губернатора Н.М. Баранова, главы МВД Д.А. Толстого, обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева, морского министра И.А. Шестакова и ряда других высокопоставленных лиц. Впрочем, все они в унисон говорили о том, что Ашинов – авантюрист и «головорез» (как его назвал Победоносцев), но вот идея с колонией в Африке стоит рассмотрения.

Император Александр III в конечном итоге никакого решения не принял, опасаясь конфликтов с Италией и Францией, претендующих на территории современных Эритреи и Джибути, соответственно. Однако в начале 1889 года Николай Ашинов со 150 колонистами (казаками, кавказскими горцами, бродягами, беглыми гимназистами), часть из которых он навербовал на свои средства, появился на берегу Таджурского залива. Используя договоренности с местными князьками, он занял заброшенный турецко-египетский форт Сагалло, который до этого формально принадлежал Франции, поднял в нем российский флаг и объявил все земли вдоль моря на 100 и вглубь континента на 50 верст российскими. В Сагалло колонисты приступили к разбивке садов, начали строительство домов, а новую колонию Ашинов назвал Новой Москвой. Весной 1889 года к ним из России должно было прибыть торговое судно с запасами продовольствия, еды, оружия и железа.

Примечательно, что все эти события в духе конкистадоров происходили на территории, которая с 1882 года считалась французской и на которую также претендовали итальянцы, обосновавшиеся в бухте Массауа. Есть сведения, что во время первого путешествия в Абсиссинию в 1885-1886 годах, Ашинов там встречался с Османом Дигной, одним из руководителей суданского «государства» махдистов (кстати, Дигна был этническим французом) на предмет содействия в получении разрешения создать русскую факторию в этих местах.

Французы в начале 1889 года начали бомбардировать Петербург нотами протеста, а император Александр III, получив информацию о самоуправстве Ашинова, выдал резолюцию:

«Непременно надо скорее убрать этого скота Ашинова оттуда, и мне кажется, что и духовная миссия Паисия так плохо составлена и из таких личностей, что нежелательно его слишком поддерживать; он только компрометирует нас, и стыдно будет нам за его деятельность«.

Для ареста «первопроходца» в Африку был послан отряд во главе с капитаном Чириковым.

Впрочем, французы сами решили вопрос с «захватчиками» быстрее. К Сагалло из порта Обок в глубине Таджурского залива вышла французская эскадра в составе крейсера «Примагэ», канонерской лодки «Метеор» и судна обеспечения «Пингвин». Подойдя к Новой Москве, командующий эскадрой потребовал от колонистов сложить оружие, однако Ашинов не выполнил это требование. По слухам, он считал, что французы – как союзники России, готовятся сойти на берег, чтобы поприветствовать русских. Однако вместо этого «союзники» начали обстреливать из орудий крейсера колонистов. После девяти снарядов, убивших четырех человек (в том числе, одного ребенка), колонисты выбросили белый флаг.

Большая часть из них затем была интернирована в Обоке и отправлена обратно в Россию. Несколько десятков казаков и кавказцев, однако, сумели уйти по суше и затем еще какое-то время служили в армии эфиопского негуса. Так закончилась короткая, но бурная история Новой Москвы – первой и последней русской колонии в Африке.

Сейчас можно только гадать, к чему бы привело создание русской колонии в Африки, прояви официальный Петербург чуть большую заинтересованность и настойчивость. Французы, нуждавшиеся в альянсе с Россией, которая должна была служить противовесом Второму Рейху, вполне могли бы согласиться на выделение для русских колонистов нескольких сотен, может, тысяч квадратных километров практически пустынных тогда территорий. Если бы такое произошло, то у многих русских мигрантов, покинувших Россию после революции, вместо унизительной работы кочегарами, дворниками, таксистами и «нансеновских» паспортов, теоретически могла бы быть «малая Родина», пусть и в Африке. Однако русского «Тайваня» в итоге не получилось.