 | |
| Энтузиастом разведения тюльпанов был фрунцузский ботаник Шарль де Леклюз | |
 | |
| Клод Моне. «Поле тюльпанов и ветряная мельница около Лейдена» (1886). | |
 | |
| По предложению императора Максимилиана II в Вене был разбит ботанический сад. | |
 | |
| На картине Рубенса «Четыре философа» (1612) бюст Сенеки украшают вошедшие в моду тюльпаны | |
Слово «тюльпаномания» стало в наши дни синонимом финансового пузыря или пирамиды, которую ловкие мошенники строят на завышенных ожиданиях, легковерии и алчности толпы.
Современные экономисты вполне серьёзно изучают феномен тюльпанового рынка XVII века, полагая, что он помогает понять и нынешние беды мировых финансов
В Королевство Нидерландов (не-официальное название Голландия) луковицы тюльпана попали осенью 1562 года, когда в гавань Антверпена вошёл корабль с грузом из Турции. Получатель товара, один из богатейших купцов города (его имени история не сохранила), обнаружил их среди роскошных восточных тканей и одежд – видно, турецкий партнёр хотел сделать приятное коллеге. Но голландец не оценил подарка. Он решил, что это какой-то особенный сорт репчатого лука и съел несколько луковиц вместе с семейством на ужин, поджарив их на сковороде, а остальные сунул в огородную грядку рядом с кабачками. По весне на грядке взошли мясистые стебли, увенчанные красными и жёлтыми бутонами.
Волшебная луковица
Никто в округе ничего подобного не видел. Знакомый торговца тканями, тоже негоциант и страстный садовод, пересадил тюльпаны в свой сад и сообщил об открытии некоторым друзьям, в числе которых был ботаник Шарль де Леклюз, по обычаю того времени (языком науки была латынь) называвший себя на латинский лад Каролюс Клузиус. Спустя год Клузиус приехал в Голландию, увидел тюльпан своими глазами и влюбился в него. Именно Клузиус больше, чем кто бы то ни было другой, способствовал распространению тюльпана в Европе, рассылая луковицы своим многочисленным коллегам и знакомым в разных странах.
Научный авторитет Клузиуса рос, и в мае 1573 года он получил приглашение от императора Максимилиана II приехать в Вену и устроить там императорский ботанический сад. В 1576 году Максимилиан неожиданно умер, и на престол взошёл ревностный католик Рудольф II, не интересовавшийся ботаникой и не терпевший протестантов при своём дворе.
Клузиус остался и без сада и без работы. Его спасло предложение кафедры на медицинском факультете Лейденского университета. В Лейдене Клузиус и осуществил свою мечту – разбил ботанический сад, которых в то время было лишь несколько во всей Европе и все – при университетах (первый появился в Пизе в 1543 году).
Из Нидерландов тюльпан попал на юг Франции. В 1610 году он вошёл в моду при дворе Людовика XIII. Кавалеры платили безумные деньги за цветок необычной окраски, дабы поднести его даме. На свадьбе молодого короля в 1615 году все придворные дамы украсили себя тюльпанами. Из Парижа мода стала стремительно распространяться по другим столицам Европы. Исторический момент этому благоприятствовал. Открытие месторождений серебра в Америке и активная эксплуатация морского пути в Ост-Индию способствовали обогащению, какого Европа ещё не знала. Состоятельные люди искали экстравагантные способы потратить шальные деньги. Увлечение ботаникой, садоводство превратились в модное и престижное занятие. Европейская знать разбивала роскошные сады и выписывала для них экзотические растения из отдалённейших уголков мира. Появился особый вид организованной преступности – похитители редких растений.
Несмотря на популярность тюльпана, его распространение ограничивалось особенностями его вегетации. Тюльпан размножается либо семенами, либо луковицами. Чтобы вырастить цветок из семени, необходимо 6–7 лет, при этом результат непредсказуем: селекционер не знает, какой расцветки и формы будет тюльпан. Для коммерческих целей размножение луковицами предпочтительнее, но и тут особо не размахнёшься. Луковица живёт два с половиной года. За это время формируется дочерняя луковица плюс две-три луковички-детки в год. Эти детали крайне важны для дальнейшего рассказа.
Дороже Рембрандта
В отличие от других европейских стран в Голландии коммерческим цветоводством занялась не аристократия, в значительной мере истреблённая или изгнанная испанцами, а буржуазное сословие, новый правящий класс. Эти люди были избавлены от повседневных забот о хлебе насущном. Тюльпану же, как оказалось, идеально подходили почва и климат Голландии, которая на рубеже XVII века процветала и была, без сомнения, богатейшей страной Европы.
Этот период вошёл в историю страны как Золотой век. Финансовое благополучие сопровождалось и культурным расцветом; в те годы в Голландии творили сын лейденского мельника Рембрандт и антверпенский беженец Франц Хальс. Ренессанс переживала голландская архитектура. В поместьях богачей модное растение нашло своё достойное место.
Тюльпан оставался редкостью и потому предметом роскоши. Самые изысканные сорта были особенным раритетом. Самым же редкостным из всех раритетов был цветок под названием Semper Augustus («вечно священный»). Это был красный тюльпан с белыми прожилками. Но описать его так – всё равно что сказать: рубин – камень красного цвета, а изумруд – зелёного. Видевшие его говорят о нём как о чуде. В популярной литературе «семпер август» упоминается обычно как самый дорогой когда-либо продававшийся цветок. На самом деле луковицы этого сорта в продажу никогда не поступали. Его вывел и единолично владел им некий цветовод из Амстердама, имя которого утрачено. У него было не более дюжины луковиц. Продать их он не соглашался ни за какие деньги, хотя легко мог выручить две тысячи гульденов за одну луковицу.
Современному читателю представить себе масштаб тогдашних цен нелегко – прежде всего потому, что неизмеримо повысились критерии качества жизни. Некоторое представление об уровне цен даёт сравнение заработков и стоимости некоторых товаров повседневного спроса. Один гульден равнялся 20 стёйверам. Каравай хлеба весом в 12 фунтов стоил 6,5 стёйвера. За тонну бочковой селёдки давали 13 гульденов. Годовой заработок столяра составлял 250 гульденов, профессорское жалованье Каролюса Клузиуса в Лейденском университете – 750. Рембрандт получил за свой величайший шедевр «Ночной дозор» 1600 гульденов, а успешный купец зарабатывал в год 3000 гульденов. Спрос на Semper Augustus был первым симптомом тюльпановой лихорадки. Во второй трети XVII века разведение тюльпанов стало профессией. Эстетическое удовольствие и энтузиазм трансформировались в бизнес.
Тюльпановый фьючерс
В 35 километрах к северу от Амстердама, в провинции Северная Голландия, расположен старинный портовый город Хоорн. В Золотом веке здесь располагалось правление могучей Ост-Индской компании, которая монополизировала торговлю со странами Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. В центре Хоорна стоит каменный дом, на фасаде которого вырезаны три тюльпана. Именно отсюда началась тюльпаномания. Летом 1633 года этот дом был продан за три луковицы редкого сорта.
Это событие стало поворотным пунктом в истории тюльпановой торговли. Три десятилетия ценители цветов тратили деньги на приобретение и разведение тюльпанов. И вдруг оказалось, что тюльпаны сами стали деньгами – теперь за луковицы можно было купить всё что угодно. Когда товар становится деньгами или их эквивалентом, он теряет свои потребительские качества и приобретает свойства финансового инструмента. Цветы покупали уже не для того, чтобы ими любоваться, а для того, чтобы с выгодой перепродать. В этом отношении луковицы тюльпанов ничем не отличались от нынешних ценных бумаг, а тюльпановый рынок – от фондовой биржи.
Описание дальнейших событий в различных не претендующих на строгую научность текстах чаще всего представляет собой пересказ соответствующей главы из книги шотландского журналиста Чарлза Маккея «Наиболее распространённые заблуждения и безумства толпы», вышедшей первым изданием в 1841 году, а недавно изданной и на русском. «Перед людьми замаячила соблазнительная золотая приманка, – пишет Маккей, – и один за другим они устремились на тюльпанные рынки, как мухи на мёд. Все думали, что мода на тюльпаны будет длиться вечно…» Именно Маккей впервые опубликовал баснословные цены, по которым будто бы продавались драгоценные луковицы: за одну луковицу сорта «вице-король» была якобы уплачена сумма, эквивалентная цене четырёх быков, восьми свиней, дюжины овец, 24 тонн пшеницы, 500 литров вина, четырёх бочек пива, двух бочек сливочного масла, тысячи фунтов сыра, серебряной чаши, мужского костюма и кровати со всеми постельными принадлежностями.
Пик тюльпаномании пришёлся на декабрь 1636 – январь 1637 года. В этот период не редкостью были цены в 700–900 гульденов за луковицу, а луковица Semper Augustus была продана за астрономическую сумму в 10 тысяч гульденов. На эти деньги средняя голландская семья могла прожить половину жизни, не думая ни о еде, ни о жилье, ни о платье.
Гораздо интереснее, как была организована тюльпановая торговля. Она связана со спецификой биологии цветка. Тюльпан – весенний эфемероид. После того как он отцветёт, луковицу полагается выкопать, высушить и хранить в прохладном месте, а осенью снова высадить в клумбу, где она и зимует. Таким образом, торговля луковицами возможна лишь летом. Но от материнской луковицы отрастают луковички-детки, которым, чтобы заматереть, требуется несколько лет. Дабы продлить торговый сезон, тюльпановые коммерсанты стали выставлять на продажу дочерние луковицы. Однако такая покупка была связана с риском: продавец не мог гарантировать, что из детки вырастет тюльпан того же сорта, что и из материнской луковицы. Ещё важнее то, что дочерние луковицы продавались на корню, за несколько месяцев до того, как их можно было отделять от луковицы-матери.
Следующим шагом была торговля, при которой и всё растение остаётся в почве, меняя владельца, но не меняя местоположения. Сделка оформлялась в виде векселя – долговой расписки, в которой указывался сорт цветка, сумма и дата, когда луковица должна быть извлечена из земли. С такими усовершествованиями торг мог идти круглый год. Но и рисков новая система прибавила. Покупатель теперь не мог быть уверен ни в качестве товара, ни в том, что ему продают луковицу именно того сорта, какой указан в векселе, ни даже в том, что это растение вообще существует.
Эта фаза тюльпаномании называется по-голландски windhandel – «торговля ветром». Тюльпановый вексель был не чем иным, как фьючерсным контрактом, при котором ни продавец, ни покупатель не знают, получат они прибыль или понесут убыток. В первой трети XVII века фьючерсы были открытием исторического масштаба. На самом деле контракты на поставку товаров в будущем (это мог быть строевой лес, пенька или специи) начали заключаться на амстердамской товарной бирже примерно за 30 лет до тюльпановых. Но кардинальное отличие состояло в том, что в тюльпановой торговле участвовали не только солидные купцы и брокеры, но и простые граждане.
Надо сказать, что голландцы той эпохи имели много возможностей инвестировать свои сбережения. В стране было хорошо развито банковское дело. Можно было купить государственные облигации или положить деньги в банк под проценты. Если инвестор был не прочь рискнуть, стоило купить акции частной компании, долю в местном проекте осушения земель или вложиться в заморскую экспедицию, которая могла принести 400 процентов прибыли, но могла и безвестно погибнуть. Однако любая из этих инвестиций требовала значительных средств. В XVII веке ещё не придумали ни взаимных фондов, ни депозитных сертификатов, ни других хитроумных способов заставить обывателя вынуть деньги из кубышки. Для большинства голландцев тюльпаны были единственной возможностью пустить свои трудовые гульдены в рост. И, в отличие от заморских плаваний, гораздо более безопасной. Луковица – вот она, никуда не денется.
Но в том-то и штука, что покупатель луковицы рискует не меньше, чем покупатель корицы и гвоздики, которые ещё нужно доставить из-за морей и не наскочить по дороге на рифы. И дело даже не в том, что речь идёт о нежном живом растении, которое требует тщательного ухода и может погибнуть от болезни или мороза. Наиболее выгодной была покупка молодой материнской луковицы, способной ещё дважды или трижды произвести на свет деток, каждую из которых можно продать отдельно, – такое приобретение ценилось особенно высоко. Но даже самые искушённые эксперты затруднялись точно установить возраст луковицы определённого сорта, ведь сортов были сотни.
И наконец, главное. Фьючерсная торговля тюльпанами основана на предположении, что цветок будет неуклонно расти в цене. Покупатель, имея в кошельке 50 гульденов, спокойно подписывает вексель на покупку пяти луковиц по 100 гульденов каждая и вносит свои 50 монет в качестве задатка, составлявшего обычно 10 процентов от суммы сделки. К тому моменту, когда приходит срок выкапывать луковицы, они дорожают вдвое; покупатель перепродаёт их по новой цене, расплачивается с продавцом и кладёт в карман 500 гульденов. Итого чистая прибыль от «перепродажи ветра», за вычетом задатка, – 450 гульденов.
Но тюльпановые дельцы пошли ещё дальше. Одна из характеристик луковицы, по которым можно судить о её сорте, качестве и фазе развития, – вес. Его стали тоже указывать в документах о купле-продаже. Единицу веса заимствовали у ювелиров и аптекарей. По-русски она называется «йота» или «гран» и в современном языке означает ничтожно малую частицу. Но в системе английских мер она называется «тройский гран» и равна четверти карата, или 0,0648 грамма. Вес луковицы колебался от 50 до 1000 гранов в зависимости от сорта. Отсюда уже рукой подать до торговли не поштучно, а на вес. С одной стороны, это более справедливо: крупная луковица продуктивнее мелкой. С другой – многие сорта луковиц, будучи в земле, значительно прибавляют в весе; в результате новая система привела к новому витку цен, так как теперь цена росла даже при неизменном количестве луковиц.
Архивы сохранили примеры стремительного роста цен. Луковица сорта «вице-король», высаженная в почву осенью 1636 года, весила 81 гран, а в июле 1637-го, когда пришёл срок её выкапывать, – уже 416 гранов. Покупатель, заплативший за неё при посадке векселем, не делая ровным счётом ничего, даже не поливая клумбу, получил 500 процентов прибыли! И это при условии, что цена за гран луковицы за это время не выросла ни на грош.
Правила тюльпанной торговли усложнялись. Теперь покупатель указывал в векселе минимальный вес, какого должна достигуть луковица по осени. Если условие не соблюдалось, он мог отказаться от своего обязательства и потребовать назад задаток. Спор переходил в судебную тяжбу. Дело осложнялось ещё более, если луковица была куплена небогатыми людьми вскладчину: один соглашался взять недовесок, другой нет. При тогдашних коммуникациях цены не были одинаковыми по всей стране, и была возможность выгадывать на географической разнице. Отражался на цене и маркетинг: одни сорта вдруг входили в моду, другие выходили. Все эти привходящие факторы делали тюльпановый торг крайне неустойчивой, ненадёжной системой.
Вместе с тем это была система, в которой обращались громадные средства. За четыре года (1633–1637) объём тюльпанового рынка составил, по оценкам экспертов, не менее 40 миллионов гульденов. Для сравнения: сумма депозитов крупнейшего Банка Амстердама в те же годы – около 3,5 миллиона, капитализация богатейшей Ост-Индской компании – 6,5 миллиона.
Финита: обвал в Харлеме
Тот момент, когда на тюльпановом рынке появился мелкий частный инвестор, стал важнейшим рубежом в истории экономики. Прежде купля-продажа луковиц была занятием профессионалов – цветоводов и коммерсантов, располагающих свободными средствами. Теперь на рынок пришли дилетанты, простой народ со своей кровной копейкой, причём их число росло в геометрической прогрессии. Производители и дилеры начали объединяться в компании. Бум зимы 1635–1636 годов заставил их задуматься о стратегии бизнеса. Цены подскочили настолько, что «адмиралы», «генералы» и тем более «генералиссимусы» стали недоступны мелким покупателям. Спросом пользовались дешёвые сорта. К осени 1636 года умные люди осознали, что дела обстоят слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но многие закладывали последнее, чтобы успеть получить толику богатств, обращающихся на тюльпановом рынке.
Всё это, увы, слишком хорошо знакомо читателю: вспомним «Хопёр-Инвест», АО МММ и прочие пирамиды, добровольные строители которых в глубине души понимали, что участвуют в афере, но питали надежду, что крайними окажутся всё-таки не они.
Именно такие незадачливые покупатели стали лёгкой добычей тюльпановых баронов – хочется сказать «цветочной мафии», как называли некогда в Советском Союзе тех, кто контролировал торговлю цветами на столичных «колхозных» рынках и баснословно (по советским меркам) наживался 23 февраля и 8 марта. Летом 1636 года голландские цветочные дельцы стали при заключении сделок с тюльпанами принимать в качестве задатка уже не наличные деньги, а любое имущество натурой. В счёт задатка пошли предметы одежды, инструмент ремесленников, домашний скарб, рогатый скот – всё, что представляло хоть какую-то рыночную ценность.
Закопав, как Буратино, своё последнее состояние в клумбу, люди стали ждать обильных всходов. Ничто не предвещало беды. Цены продолжали расти. Но опытные дельцы погрузились в глубокую задумчивость. Они понимали, что рынок вышел из-под контроля, что при такой нестабильности и непредсказуемости он рано или поздно рухнет, но как поправить положение, не знали. В первый вторник февраля 1637 года, 3-го числа месяца, тюльпаномания в Голландии кончилась.
В этот день в Харлеме проходил обычный тюльпановый аукцион – по обыкновению, в таверне. На торги для начала был выставлен один фунт луковиц недорогого сорта «белая корона» по цене 1250 гульденов. Ещё накануне за этот лот завязалась бы отчаянная конкуренция, но в тот день, к вящему изумлению аукциониста, желающих обладать сокровищем не оказалось. Аукционист ещё дважды снижал цену, но дилеры за столами продолжали молча пить своё пиво, нимало не реагируя на соблазнительные предложения. Наконец до них дошёл смысл происходящего. Они отставили недопитые кружки и стали дико озираться по сторонам. В зале воцарилась мёртвая тишина. Спустя секунду все заговорили разом. Тюльпановладельцы поняли: луковицы надо продавать немедля. Но поскольку поняли они это одновременно, продать никому ничего не удалось. Торги закрылись, так и не начавшись. Дельцы бросились в свои конторы, разнося страшную весть по городу.
Спустя несколько дней паника охватила всю территорию Соединённых провинций. Цены не просто упали – тюльпановый рынок перестал существовать, будто его и не было. Причём падение его было настолько глубоким, что нет никаких документальных свидетельств о том, почём продавались тюльпаны после краха – ведь имели же они всё-таки не дутую, а реальную потребительскую стоимость. Отрывочные сведения говорят, что цены упали в среднем в сто раз. В лучшем случае они не превышали пяти процентов от докризисной цены. Учитывая долю тюльпановой торговли в экономике Голландии, надо признать, что это был обвал колоссального масштаба. Крах Нью-Йоркской фондовой биржи 1929 года, с которого началась Великая депрессия, был гораздо менее впечатляющим – тогда нижний предел падения котировок составил 20 процентов от прежнего курса, да и то спустя два года после паники 30 октября.
Серьёзные исследователи и сегодня анализируют обстоятельства тюльпановой коммерции и причины её внезапного упадка, в которых так тесно переплелись ботанические особенности цветка и человеческая жажда обогащения, тонкий расчёт и стадный инстинкт. Многие видят черты несомненного сходства между тюльпановым кризисом и нынешним, который тоже приключился из-за «торговли воздухом» – ипотечными долгами, «родственниками» тюльпанных векселей.
А тюльпан с тех пор сделался символом Голландии. Её цветоводы достигли невероятных успехов.
Но цветов, ставших предметом безумства в XVII веке, мы уже никогда не увидим. Неземную красоту им придавал вирус – так называмый тюльпановый мозаичный. Те тюльпаны были поражены болезнью. И именно потому так прекрасны.
