Сергей Львович Давыдов родился 22 сентября 1917 года в Петрограде. Потомственный дворянин, Давыдов в 1935 году поступил в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта на факультет сигнализации, централизации, блокировки и связи, а осенью 1938 года по спецнабору был переведен на радиотехнический факультет Военной электротехнической академии связи имени Буденного. С мая 1941 года семь лет работал преподавателем радиотехники Ленинградского военного училища связи.
Наиболее полные воспоминания Давыдова об участии в отечественной программе ядерных испытаний были в свое время опубликованы в изданном Курчатовским институтом сборнике документов по истории советского атомного проекта.
Секретное назначение
Начало работы Давыдова в атомном проекте относится к концу мая 1948 года, когда он, инженер-майор, телеграммой из Москвы откомандировывался к новому месту службы, которое при этом не сообщалось. Назначение предстояло получить в столице.В Москве в управлении кадров Генерального штаба Давыдов получил предписание в некую войсковую часть 52605. Вскоре ему сообщили, что он будет служить на новом полигоне, но пока какое-то время придется провести в столице. На каком именно полигоне будет проходить служба, не уточнялось. А в полученном Давыдовым новом удостоверении было написано, что он состоит на службе в Советской Армии в отдаленной местности СССР.
Тем не менее, в Хамовнических казармах, где поселился Давыдов с новыми сослуживцами, на висевшей на стене географической карте страны чья-то рука не то булавкой, не то острием карандаша поставила еле заметную точку среди желтых песков Казахстана. Именно там располагался учебный полигон №2 министерства вооруженных сил СССР — он же войсковая часть 52605, ставший затем широко известным как Семипалатинский ядерный полигон.
Затем Давыдов был направлен к новому месту работы в Институт химической физики Академии наук СССР (ИХФ) на Воробьевых горах — тогда это была окраина Москвы.
По его словам, необычным казалось то, что научный институт занят в секретных военных делах, его охрану и строгий пропускной режим обеспечивало МВД. Просто тогда Давыдов еще не знал, что ИХФ выполнял роль научного центра по изучению поражающих факторов ядерного взрыва. Давыдова назначили в институтский отдел автоматики и электротехники, участвовавший в приемке оборудования централизованного управления измерительными приборами, которые надо было расставить на площадке полигона — так называемом опытном поле. (Строго говоря, испытывать предстояло не атомную бомбу, а первый ядерный заряд для нее, который устанавливался на полигоне на башне).Вскоре группе офицеров, в которую входил Давыдов, поручили участвовать в создании программного автомата, который разрабатывался в ИХФ и предназначался как для подрыва ядерного заряда, так и для управления измерительными приборами.
Одной из главных особенностей отечественного атомного проекта было то, что для организации собственной ядерной индустрии, всей необходимой технологической цепочки, требовалось “с нуля” создать большое число новых научно-технических направлений. В том числе — совершенно новые автоматические средства управления технологическими промышленными процессами и испытаниями ядерных зарядов.
Как вспоминал Давыдов, в те годы в Советском Союзе такие вещи, как радиотелеуправление и телеметрия, были новинкой. В большей степени они тогда применялись на железных дорогах в системах, обеспечивающих высокую надежность и безопасность перевозок. С этими системами Давыдов уже был знаком, что, видимо, и повлияло на то, что молодой офицер оказался наиболее подготовлен к решению новой сложной задачи.
Точность и изящество
Программный автомат строился как электрические часы, обладающие двумя характерными качествами – высокой точностью хода и безотказностью работы. Аппарат содержал свыше двухсот электромагнитных реле, переключавших почти четыре тысячи контактов.По словам Давыдова, отделка и внешний вид автомата были “предельно изящными”. Его оформили в виде пульта управления, напоминавшего трельяж, вдобавок очень похожего на робота. В то же время, скругленные углы придавали конструкции “мягкость”. Впечатление усиливала большая насыщенность вертикальных панелей автомата многочисленными циферблатами и лампами-светофорами. Под вертикальными панелями размещались небольшие наклонные панели — как бы “руки”, державшие заключенную между ними деревянную полированную полку-стол.
“Создавалось впечатление, что робот держит в руках поднос, словно традиционный медведь в вестибюле дореволюционного ресторана”, — отмечал Давыдов.
Величественный вид автомату придавал и окружавший его полированный постамент из орехового дерева. На постаменте перед столиком было установлено мягкое кресло, обтянутое красным бархатом. По периметру постамента тянулись хромированные металлические поручни.
Шкаф автомата был закрыт металлическими дверьми, которые запирались хромированными ручками, аналогичными тем, что применялись на автомобилях “Победа”, выпускавшихся заводом имени Сталина в Москве. Там же, на ЗиСе, автомат был выкрашен серой автоэмалью.Автомат был собран в Институте химической физики в конце 1948 года. Сами создатели нарекли свое детище кратко – АП. По воспоминаниям Давыдова, он “выглядел великолепно, величественно и своим видом вызывал уважение”.
Ритмичные удары одновременно срабатывающих каждую секунду нескольких электромагнитных реле с чередующейся длительностью интервалов очень напоминали чавканье. Смена разноцветных огней подчеркивала торжественность происходящего.
Обратный отсчет
В апреле 1949 года, после подготовки необходимой документации, автомат был отправлен на Семипалатинский полигон.Там Давыдов познакомился с научным руководителем атомного проекта Игорем Курчатовым. До этого офицер ничего не знал о Курчатове, которого в разговорах именовали кратко, но уважительно – “Он”. Предполагалось, что “Он” сядет в кресло автомата в день испытания.
Курчатов, осмотрев АП, остался доволен техникой. Началась тщательная подготовка к испытанию. Оценку готовности полигона выносила государственная комиссия. Ее заключение в части программного автомата было положительным. Вместе с тем, был подписан акт, гласивший, что автомат допускается к испытаниям под личную ответственность Давыдова, гарантирующего его безотказную работу. Такое решение указывало на то, что эксплуатировать автомат должен только Давыдов.
Генеральная репетиция испытания атомного заряда РДС-1 успешно прошла на полигоне 27 августа. Само испытание должно было пройти через два дня.
Ранним утром двадцать девятого августа в аппаратном зале командного пункта загодя расположились несколько человек. Давыдов сел в бархатное кресло перед пультом управления. Рядом расположился Кирилл Щелкин — заместитель главного конструктора и научного руководителя Конструкторского бюро-11 в Сарове, где разрабатывался ядерный заряд. “Кирилл Иванович раскрыл аппаратный журнал с расписанием операций, достал два флакона валерьяновых капель и тут же выпил первую порцию”, — вспоминал Давыдов.
“Программный автомат возвышался в центре комнаты, готовый начать работу. Взоры каждого из нас были прикованы к его механизмам, от четкой работы которых зависел успех испытания. В нашем распоряжении оставалось не менее получаса для того, чтобы спокойно посидеть, поразмыслить, привести в возможное равновесие свои чувства. Сидели молча, уважая душевное состояние друг друга”, — писал ветеран.
В назначенное время Давыдов включил электропитание автомата. Зажглись желтые огни светофоров на центральной панели и зеленые – на боковых. За полчаса до взрыва Давыдов нажал пусковую кнопку автомата. Желтые огни сменились зелеными. Включились таймеры, реле, переключатели. Началось характерное “чавканье” автомата. Все шло нормально.
За минуту до взрыва, получив согласие Курчатова, Давыдов нажал главную кнопку.
“Светофоры вспыхнули красными огнями. Программный автомат мне больше не подчинялся. Оставалось только напряженно следить за выдачей и прохождением сигналов. Нервы были взвинчены до предела, я уже не замечал, что делалось вокруг. Рассказывали, что Щелкин лихорадочно часто пил валерьянку”, — писал Давыдов.
Диспетчер по громкой связи объявлял время, оставшееся до взрыва. Давыдов едва успевал докладывать о выдаче и прохождении сигналов, но Курчатов и другие руководители испытаний не отвечали – очевидно, они вышли из бетонного каземата наружу наблюдать взрыв.
Из репродукторов донеслось “пять, четыре, три, две, одна” и наконец – “ноль”. По словам очевидцев, в этот момент Давыдов страшно побледнел. И вдруг на соседнем пульте вспыхнула не предусмотренная инструкциями электрическая дуга. После секунды раздумья батареи подрыва отключили, и дуга погасла.
Успешный взрыв
Наступила пауза. Все молчат.”Произошел ли взрыв? С тревогой и надеждой смотрим друг на друга. Но вот за дверью слышен шум вбегающих людей, возня у закрываемой входной двери, возбужденно-радостные возгласы, крики “ура!”. А вот и два мощных шлепка по крыше сооружения, словно выпущенный нами на волю джинн-великан дружески похлопал по плечу. Нарастает боль в ушах, но нет, не сильная. Ударная волна прошла. Почти молча поздравили друг друга”, — писал ветеран.
Далее Давыдов, по его воспоминаниям, действовал словно в апатии – видимо, так проявилась реакция организма на перенесенное огромное нервное напряжение. Наведя порядок в аппаратной, он вышел наружу.
“Что я увидел? Сплошная стена пыли высотой несколько километров и столь же протяженная закрывала почти все опытное поле. Ничего нельзя было рассмотреть, кроме нескольких наиболее удаленных от центра сооружений. Казалось, над полем проходит пылевой “ливень”, черная стена которого переливалась в лучах уже появившегося солнца оттенками черно-серых тонов. Увиденное поражало не красотой, а громадными масштабами явления”, — писал он.
На месте взрыва картина была настолько впечатляющей, что, по признанию Давыдова, перед ней меркло ранее увиденное. Многотонной стальной башни, на которой располагался ядерный заряд, не существовало. Песок в радиусе нескольких сотен метров оказался сильно оплавлен и превратился в стекловидную корку. В разных местах виднелись пятна расплавленного металла.
Работа по подготовке и проведению испытания первого отечественного ядерного заряда была полностью выполнена.
Новые задачи
Успешная работа автоматики, видимо, сыграла роль в том, что при последующих ядерных испытаниях на Семипалатинском полигоне за пультом управления программным автоматом был только Давыдов – иной мысли Курчатов не допускал.Давыдов внес большой вклад в разработку и совершенствование методов испытаний новых, как говорят атомщики, “изделий”, в том числе первой советской водородной бомбы РДС-6с в августе 1953 года. После того как в 1954 году начал создаваться полигон на Новой Земле, Давыдов принял участие в создании системы дистанционного подрыва зарядов и управления измерительными приборами.
Требования к автоматике для нового полигона были особыми – в силу условий рельефа местности командный пункт располагался в море на небольшой яхте. Поэтому ни о каких подземных кабелях речь и не шла, единственным средством связи была радиосвязь. Новый программный аппарат МА-1 для новоземельского полигона в схематическом плане был копией семипалатинского АП, но оформление соответствовало требованиям ВМФ – оно было брызгонепроницаемым и удобным для размещения в каюте.
Любопытно, что внешний вид автомата МА-1 и его работу можно видеть в советском художественном фильме “Укрощение огня” о создателях ракетно-космической отрасли – в сцене, изображающей испытания первого заряда РДС-1 29 августа 1949 года.В середине 1950-х годов Сергей Давыдов перестал, по его словам, “выступать в роли непременного приложения к программному автомату”. В марте 1959 года он был назначен заместителем начальника полигонного отдела 12-го главного (ядерно-оружейного) управления министерства обороны СССР. С действительной военной службы уволился в октябре 1972, и до 1989 года работал во Всесоюзном научно-исследовательском институте оптико-физических измерений Госстандарта в должностях старшего научного сотрудника и заместителя директора по научной работе.
Полковник Сергей Давыдов награжден двумя орденами Красной Звезды, орденом Трудового Красного Знамени, орденом Мужества, медалями. Дважды лауреат Сталинской премии за участие в проведении ядерных испытаний.
