Появление христианства как результат спецоперации

Произойдя почти две тысячи лет назад, они приобрели и историческое, и научное, и философское, и культовое значение такой пронзительной мощности, что сегодня уже, в общем-то, и не важно, какова была их истинная подоплёка. Так, механизм зарождения космического тела, предположительно обрушившегося на Землю 65 миллионов лет назад и вызвавшего гигантские биологические сдвиги на нашей планете, не имеет для нас существенного значения в сравнении с этими последствиями1 .

Однако, как ни курьёзно это звучит, но о событиях относительно столь недавних (подумаешь – 2000 лет! – всего лишь 25 человек, проживших один за другим по 80 лет) свидетельств очевидцев почти так же мало как о событиях доисторического периода. За пределами христианского предания о них почти не упоминается, а само это предание проходило столько редакционно-цензурных переработок, доработок, чисток, переводов, что даже явная сторона событий допускает известную вольность трактовок.

Мне же хотелось бы выдвигать свою версию скрытого механизма начала превращения христианства, из маргинальной иудейской секты, в мировую религию многих народов мира, к которой, тем или иным образом, причастны более 2 миллиардов из живущих ныне землян. При этом, для простоты, я буду придерживаться традиционного взгляда на фактическую сторону событий, связанных с возникновением христианства, оставив в стороне их культово-мистическое содержание. Тут уж в чистом виде – вопрос веры.

Предупреждение: если твоё, уважаемый читатель, нравственное чувство может быть уязвлено нестандартным взглядом на первые годы распространения христианства, закрой этот текст и не возвращайся к нему никогда, дабы не жаловаться потом на оскорбление твоих религиозных чувств.

Итак, перенесёмся мысленно в 37-й или 38-й год н.э.

Только недавно в Риме закончилось правление Тиберия. Новый август и принцепс Калигула, консолидируя власть в своих руках, проводил дифференцированную политику в отношении подвластных Риму областей. Если на севере он лично возглавил военный поход сначала в Германию, а потом – в Британию, то в отношении стран востока он использовал хорошо знакомую нам по 90-м годам формулу: “Возьмите столько власти, сколько сможете”.

В рамках этой политики Ирод Агриппа2 , внук Ирода Великого, получил титул царя и власть над Иудеей (двумя иудейскими тетрархиями). При этом Рим в огромной степени устранился от внутрииудейских проблем, отдав их на откуп местным властям.

Бесспорно, одной из таких проблем было разрастание нового религиозного течения – христианства. Основатель и символ этого движения (а для его сторонников – Сын божий и Мессия), Иисус был казнён уже пять лет тому назад. Но вопреки ожиданиям это движение не рассеялось, не заглохло, но продолжало активную проповедь в Иудее, привлекая новых и новых сторонников. Так в один лишь день Пятидесятницы к новому течению примкнули около трёх тысяч человек3 . Возможно, если бы речь шла о чисто богословских расхождениях, на такой рост христианской общины руководители традиционной иудейской церкви ещё могли бы смотреть сквозь пальцы. В конце концов, вся церковь была разделена на ряд идеологически оппонирующих друг другу течений, из которых крупнейшими были фарисеи и саддукеи. Однако, с самого начала проповеднической деятельности Иисуса под удар были поставлены материальные интересы иудейской церкви, её первоиерархов и – особенно! – её первосвященника, как распорядителя церковной казной.

Иисус провёл очень тонкое различие между материальными интересами государства (налоги) и церкви (храмовые сборы). Если в отношении налогов он сказал “отдайте кесарю кесарево”, то есть неукоснительно исполняйте налоговые обязанности, то в отношении храмовых сборов его подход был совершенно иным, о чём свидетельствует так называемое “чудо о статире”4 . Суть этого подхода проста и категорична – никаких податей Храму.

Более того, подобно тому, как это происходит и в ряде современных новорожденных сект, и Иисус, и его последователи требуют полной экспроприации имущества своих сторонников в пользу христианской общины5 – дело доходит даже до гибели лиц “виновных” в попытке сокрытия части имущества от общины6 .

По сути это означало если ещё и не подрыв, то уже прямое посягательство на финансово-экономические интересы Храма (назовём так для простоты сложившуюся в Иудее традиционную церковную иерархию).

Таким образом, именно эта секта должна была вызывать – и вызывала – наибольшее ожесточение со стороны первоиерархов Храма (Анны, Каиафы, Ионафана).

Именно поэтому на её сторонников должны были обрушиваться – и обрушивались – наиболее ожесточённые преследования, хотя до физического уничтожения оппонентов дело в тот момент не доходило. Их неоднократно арестовывали, избивали.

Тем не менее, число их сторонников продолжало увеличиваться, и в условиях ослабления влияния Рима на дела в Иудее встал вопрос о тех мерах по защите интересов традиционной религии и церковных институтов Иудеи, которые должны быть приняты местных руководством.

По всей видимости, решающие события начали разворачиваться через три-четыре года после казни Иисуса.

После очередного ареста апостолов рассмотрение их дела в синедрионе, где рассматривался вопрос об их казни, неожиданно завершилось предложением знаменитого и авторитетнейшего законоучителя Гамалиила. Он предложил, по сути, отдать это дело на суд времени. Сославшись на пример двух возникших несколько ранее других сект (возглавлявшихся некими Февдой и Иудой Галилеянином), он обратил внимание на то, что эти секты распались вскоре после физической ликвидации руководителей. С его точки зрения, выживание христианской секты после казни Иисуса возможно было лишь в случае, если “это предприятие… от Бога”. Соответственно, он предложил оставить апостолов в покое: “… берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками”7 . Автор евангельского повествования пишет, что с этим предложением синедрион согласился и апостолов отпустили, предварительно избив.

 

Дальше автор вступает на зыбкий путь догадок и умозаключений, основанных в определённой степени на личном опыте работы в политических движениях и спецслужбах.

 

Это смирение синедриона было чисто тактическим манёвром. Гамалиил с его репутацией человека идеалистического и терпимого был чрезвычайно важен для публичного политического процесса, обеспечивая значимость и авторитет его результатов.

Но тот же Гамалиил был совершенно не нужен при планировании и проведении специальной операции по дискредитации нового учения.

Нет никаких оснований считать, что Храм смирился с молодым христианством. Примеры гонений христиан со стороны именно иудейской храмовой элиты и после упомянутого выше эпизода обильны. Так что ни о каком примирении не может быть и речи. А вот решительная смена тактики вполне возможна, причём логика такой смены повторялась в истории неоднократно.

Упрощённо говоря, отношение к революционерам со стороны тоталитарных режимов всегда включает несколько основных этапов:

а) игнорирование в начальной стадии, пока “гвоздь в ботинке” не начнёт колоть слишком больно;

б) попытки “выдернуть гвоздь” – осуществить ликвидацию путём массовых репрессий и запугивания;

в) попытки разложить движение изнутри за счёт внедрения собственной агентуры;

г) попытки возглавить движение и увести его “на ложный объект”. Как высшая задача предыдущего этапа.

 

Ярким примером этой последовательности является отношение властей Российской империи к революционному движению второй половины ХIХ-го – начала ХХ-го века.

Брожение умов при Николае I и Александре II практически игнорировалось, пока не выплеснулось наружу в трудах Герцена и Добролюбова, Белинского и Чернышевского. Да и то на первых порах речь шла о “точечном давлении”. Такой подход сохранялся практически до самой гибели Александра II.

По-настоящему, активное массовое давление на революционеров началось уже при Александре III.

При Николае II развились попытки агентурного проникновения в революционную среду, кульминацией которых стала работа графа Зубатова по управлению революционным движением. Такие фигуры как Гапон и Азеф являются яркими примерами попыток агентурного управления революционным движением.

Не вдаваясь в детали, можно отметить, что эти же этапы чётко прослеживаются и в ходе антибольшевистской революции в СССР конца ХХ века.

 

Итак, рискну предположить, что после упомянутого рассмотрения “дела апостолов” в синедрионе в узком кругу был рассмотрен вопрос о проведении спецоперации с проникновением агента Храма в среду христиан в попытке разложить это движение и “увести его на ложный объект”8 .

Для того, чтобы понять, как могла быть сформулирована цель этой спецоперации, следует иметь в виду ряд важнейших факторов.

 

Первое. Не будем кривить душой: Иисус видел себя пастырем исключительно иудеев. Приведу лишь два, с моей точки зрения, наиболее ярких примера.

“…Сих двенадцать9 послал Иисус, и заповедал им, говоря: на путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева…”10 .

“И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти её, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. А она, подойдя, кланялась ему и говорила: Господи! Помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить его псам”11 .

Но и первоначальная паства его была вполне этнически однородна и не стремилась принимать в свои ряды неиудеев (язычников, необрезанных). Вообще именно этот вопрос, как мы увидим в дальнейшем, едва не стал основным внутренним испытанием для формирующейся церкви. Таким образом, прилив в христианскую церковь язычников должен был оттолкнуть от неё иудеев, извергнуть её из еврейского народа.

Таким образом, конечной целью операции должен был стать увод церкви из еврейского народа к язычникам, того, что на языке синедриона могло бы называться “избавлением народа от христианской ереси”.

Второе. Судя по известным текстам, психологически апостолы были людьми ведомыми, необразованными, из низов общества. Среди них не было неистового лидера, способного подхватить дело, выпавшее из рук казнённого вождя. Каждый из них видится человеком беззаветно самоотверженным, пылким пропагандистом, безгранично преданным памяти своего любимого Учителя и черпающего довольно сил в этой памяти, чтобы пройти тысячи километров, убедить, увлечь тысячи людей и в конце концов взойти на плаху.

Но создать работающую систему, дать ей новый импульс в развитии было, пожалуй, не по силам никому, кроме, быть может, Петра.

Таким образом, исполнение задачи требовало, во-первых, внедрения в христианскую общину умного, образованного пассионарного агента, наделённого даром системного мышления, неутомимого проповедника и несгибаемого борца и, во-вторых, нейтрализации Петра и привлечения его на свою сторону в решении основной задачи.

 

Третье. Христиане были чрезвычайно экзальтированным сообществом, насквозь пропитанным культом чуда. Для них рациональное было гораздо менее понятным, чем мистическое. Поэтому чем неожиданней, невероятней будет выглядеть легендирование агента, то есть история его жизни и принятия веры, тем доступней оно будет для понимания членами общины. Таким образом, легенда внедряемого агента должна быть максимально мистической и шокирующей.

 

Четвёртое. В своей работе внедряемый агент встретит неизбежное сопротивление, по крайней мере, части “ветеранов движения”. Таким образом, ключевой задачей поддержки будет минимизация помех внедряемому агенту со стороны непримиримых первохристиан и, наоборот, создание условий, способствующих конечному успеху его работы.

 

Кто мог быть автором этого плана?

Об этом можно только гадать, однако, если и в то время действовал принцип “инициатива наказуема”, можно предположить, что это был человек, которому и было поручено претворить этот план в жизнь.

Этот человек вполне соответствовал нарисованному выше образу идеального агента.

Этот человек был своего рода агентом спецслужбы при Храме, специализировавшийся на том, что “… до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин и женщин”12 , то есть выявлял христиан и обеспечивал их задержание и доставку на суд синедриона.

Этим человеком был молодой (примерно 25 лет от роду) фарисей Савл, ставший всемирно известным “апостолом язычников” Павлом. Приобретение вторых имён – достаточно распространённое явление для тех, кто в той или иной общине приобретает себе новую судьбу (революционеров, бандитов, футбольных фанатов) или для тех, кто ведёт с ними тайную войну (спецагентов). Впрочем, не исключено, что родившийся в городе Тарс (ныне – Тарсус на территории Турции) Савл мог ещё в детстве получить эллинистическое имя Павел по тогдашней моде.

Интересно, что Савл, будучи учеником упомянутого выше Гамалиила, вовсе не был наделён толерантностью учителя и был в этом плане его совершенным антиподом. Скорее всего, именно в его спорах с Гамалиилом по поводу настоящего и будущего христианской секты, не находя у своего учителя понимания в своём антихристианском рвении, он пришёл к идее проникнуть в секту.

Вполне возможно, что первоначальный замысел был прост – занять позицию, с которой было бы легче выслеживать и изобличать христиан. Более глубокий план – разложение христианства как иудейской секты за счёт привлечения в неё язычников созрел позднее, и не у него, а у членов синедриона, с которыми обсуждалось его предложение.

Забегая вперёд, отмечу, что это была не последняя серьёзная корректировка плана операции.

 

Итак, как отмечено выше, начало операции относится примерно к 37-38 году н.э. и связано с одним из тех непредсказуемых событий, которые, застав врасплох, могут привести к провалу операции, но при точном использовании могут способствовать её успеху.

В это время среди христиан появляется молодой энергичный человек, ровесник Савла, блестящий проповедник с основательной деловой хваткой. Это – архидиакон Стефан, “исполненный веры и силы”, человек “мудрости и Духу, Которым он говорил”13 не могли противостоять оппоненты, да, к тому же, человек основательной практической хватки.

Именно Стефан руководил административно-хозяйственной группой из семи человек (диаконов), сформированной апостолами для управления повседневной жизнью общины, причём на него было возложено руководство этой административно-хозяйственной группой, в распоряжении которой (что очень важно!) находились и аккумулированные средства общины, её касса.

Именно Стефану, забитому насмерть камнями по решению синедриона, суждено было стать первой жертвой иудейских гонений на христиан (Иисус был казнён римлянами).

И именно в эпизоде с казнью Стефана на сцене впервые появляется Савл в роли гонителя христиан. Причём появляется на глазах у матери Иисуса и одного из апостолов (Иоанна Богослова).

Интересная структурная особенность Деяний апостолов, которую можно рассматривать в качестве подтверждения излагаемой версии: эпизоды суда над апостолами и выступления Гамалиила (напомню, учителя Савла), появление Стефана, и, наконец, первый выход на авансцену Савла следуют непосредственно друг за другом, что позволяет думать о причинно-следственной связи этих эпизодов. Если это так, то убийство Стефана можно рассматривать как один из первых шагов по реализации составленного плана операции и суть этого шага – устранение волевого талантливого соперника и, одновременно “засветка” агента в виду его намеченного предстоящего раскаяния и перехода в другой лагерь.

Вообще, внедрение агента под видом перебежчика – приём известный. Такой метод в разных вариациях использовался и в реальной истории и приключенческой литературе неоднократно. Приведу в качестве примера случай с Синоном во время Троянской войны за 1200 лет до обсуждаемых событий или случай с персонажем “Крёстного отца” Люкой Брази 1900 лет спустя. Да, по сути, и наш Иван Сусанин – пусть и не агент, а патриот-доброволец (охотник, как тогда говорили) – из того же ряда, тем более, что увёл противника к ложной цели он в самом, что ни на есть прямом, смысле слова.

Ещё пара примеров из новейшей отечественной практики. В ходе операции “Трест” вскоре после Гражданской войны под видом перебежчиков в антибольшевистские организации проникали агенты НКВД, деятельность которых в виду мнимой эффективности, привела к фактическому параличу любых альтернативных видов разведывательно-диверсионной работы этих организаций. В годы Второй мировой войны военная контрразведка Красной армии активно использовала этот же приём для внедрения своих сотрудников в разведывательно-диверсионные центры абвера и нейтрализации его работы. В 60-е годы сложнейшая ситуация возникла в связи с деятельностью перебежчика Анатолия Климова (Голицына), майора КГБ СССР истинный мотивы которого так и остались не выясненными до конца.

Так что можно сказать, что приём типичный, но вот, конечно, последствия в рассматриваемом случае оказались неизмеримо значимей.

 

Итак, первый ход в сверхбольшой игре был сделан. Опасный соперник устранён, агентурные отношения закреплены публичной акцией агента “Свидетели же положили свои одежды у ног юноши именем Савла, и побивали камнями Стефана”14 .

В течение ещё некоторого времени Савл продолжал активно участвовать арестах и истязаниях иерусалимских христиан, всё более приобретая известность в качестве беспощадного врага церкви: “Савл терзал церковь, входя в дома и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу”15 .

Активная фаза операции внедрения началась примерно год спустя после казни Стефана. С точки зрения развития церкви это был исключительно важный период.

Большая часть членов христианской общины после казни Стефана и начавшихся гонений бежала из Иерусалима. В городе остались лишь апостолы, ожидавшие пришествия Иисуса. Естественно, что на первые роли в общине вышли диаконы (см. выше), продолжавшие распоряжаться средствами общины и ставшие таким образом её организационным ядром.

Потеряв территориальную и личностную сплочённость за счёт распыления в окружающих городах Иудеи и Самарии, община, естественно, стала гораздо более открытой для проникновения в неё новых людей. Кроме того, поскольку основные позиции перешли к людям, лично с Иисусом незнакомым, свобода трактовки евангельских событий значительно возросла16 .

Агентурное проникновение в круг идеологически сплочённых и хорошо друг друга знающих лиц гораздо сложнее, чем та же работа в отношении организационно рыхлого сообщества, в котором многие друг друга знают лишь понаслышке и, к тому же, обладают экзальтированным психологическим настроением, склонны легко переходить от полного доверии к столь же полному недоверию… и наоборот!

Приведу два примера. Когда в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века формировалось демократическое движение России, агентурное проникновение в его ряды для сотрудников 5-го Главного управления КГБ СССР значительных проблем не составляло. Понимая это, мы и не пытались играть в конспирацию за исключением достаточно редких случаев. Жизнь подтвердила наши предположения: действительно среди многих, даже заметных, фигур демократического движения людей одновременно сотрудничавших с КГБ было немало. Когда же в начале 90-х годов по ряду причин было упущено время для создания агентурного аппарата в национально-сепаратистском движении в Чечне, последующая работа по внедрению в уже сложившееся сообщество или вербовке активных его членов оказалось значительно более сложным делом.

 

Именно по этой причине внедрение Савла происходит не в Иерусалиме, а в Дамаске – одном из ключевых городов Ближнего Востока и в те годы, в христианской общине которого на тот момент основных фигур не было.

Внедрение это было связано с человеком по имени Анания. Отметим попутно факт, что также звали и человека, убитого в Иерусалиме вместе с женой при непосредственном участии Петра за попытку скрыть от общинной кассы половину денег, вырученных от продажи дома (см. выше). Этот факт, конечно, можно было бы использовать в пользу излагаемой версии, предположив, что Анания чудом выжил и стремился отомстить общине. Но Анания – имя в те времена распространённое, последующая же судьба этого человека показывает, что это был искренне преданный делу Иисуса человек.

Итак, обратимся к сухим фактам.

Мы знаем, что в Дамаске в доме Анании появляется Савл, известный гонитель христиан, снабжённый грамотой, предоставляющей широчайшие полномочия по преследованию христиан – что-то вроде “Податель сего действует по моему указанию и во благо государства” из “Трёх мушкетёров”.

И Савл, и Анания излагают некую чудесную версию событий, по которой Господь, общаясь порознь с каждым из них, одного (Савла) привёл к внутреннему перерождению, предварительно запугав и ослепив, а второго (Ананию) направил к Савлу и позволил его вылечить, и принять, и представить общине. Всё это происходило без лишних свидетелей17 .

Будем откровенны. Гораздо более реалистичной видится совершенно иная версия событий. Синедрион направил Савла в Дамаск для внедрения в местную христианскую ячейку. Савл отправился не один, а с людьми, обеспечивавшими его физическую защиту и, заодно, обязанными подтвердить разработанную для Савла легенду прикрытия. Этой легенде должны были способствовать и выданные ему грамоты, составленные по известной формуле “Всё, что делает податель сего, сделано по моему повелению и на благо государства”18 .

В Дамаске Савла приводят в некий дом, где он находится в течение трёх дней.

В течение этих трёх дней происходит вербовка Анании.

Тут возможны два варианта:

– или Ананию просто запугали,

– или Ананию мистифицировали, зачитав ночью заготовленный текст и убедив, что он общался с Богом. Второе видится, как ни странно, даже более вероятным, учитывая упомянутые выше невысокий интеллектуальный уровень и экзальтацию первых сторонников новой Истины.

Происходить это могло примерно так. Ночью Анания проснулся от заполняющего его комнату могучего голоса, который он сразу принял как Глас Божий. “Анания! … встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла. … он есть мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя моё перед народами и царями, и сынами Израилевыми”19 .

Напрашивается сравнение с тем, как Буратино, завывая из кувшина, выспрашивал тайну золотого ключика у Карабаса-Барабаса. Или с видением джойсовского трактирщика Финнегана и фразой “Три кварка для мистера Марка”;

– и, наконец, как указывалось выше, возможен и самый драматичный вариант: Анания в Дамаске – это чудом выживший Анания из Иерусалима. Он охотно и даже инициативно идёт на вербовку, чтобы отомстить Петру и всей иерусалимской братии за убитую супругу и свои страдания.

Важно не как этого добились, важно, что этого – добились. И Анания пошёл в указанный ему дом, и встретил Савла “и, возложив на него руки, сказал: брат Савл!”20 .

А тот дал себя “исцелить”, крестился у Анании (с этого момента он, видимо, принимает имя Павел) и убедил (заставил) его свидетельствовать в пользу своей версии.

Главным в этой версии является то, что Павлу (давайте будем в дальнейшем так называть нашего героя) по его собственному утверждению дано было напрямую общаться с Богом, получить от него непосредственные полномочия и указания – благодать, которой раньше был наделён лишь Иисус. Заодно, и Анания приобщился к этой же благодати – аргумент, оспаривать который единомышленникам Анании да и ему самому было очень трудно.

С этого момента Павел начал проповедовать христианское учение в Дамаске, постепенно преодолевая недоверие и подозрительность членов общины. Для укрепления его авторитета была разыграна достаточно типичная комбинация: до христиан была доведена информация о запланированном убийстве Павла, был организован его удачный побег от иудеев, поджидавших его у ворот дома. В новой биографии Павла появилась первая “героическая” страница. Позже такие страницы в разным местах будут появляться снова и снова.

Дальнейший путь Павла в Новом Завете описан неоднозначно.

По версии евангелиста и автора “Деяний апостолов” Луки, бежав из Дамаска Павел прибыл в Иерусалим “… и старался пристать к ученикам; но все боялись его, не веря что он ученик. Варнава же, взяв его, пришёл к Апостолам… и прибывал он с ними”21 .

Этой идиллии быстро наступил конец: часть учеников (так называемые эллинисты, то есть евреи, говорящие по-гречески) попытались убить Павла. Спасаясь, он бежал на родину, в Тарс.

По другой версии (её автором является сам Павел) и речи быть не могло о том, чтобы искать признания и расположения апостолов. Его отношение к этим людям очень ярко высвечивает следующий отрывок: “Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам22 , – я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошёл в Аравию23 , и опять возвратился в Дамаск.”24 .

 

Интересно, всё-таки, получается: новообращённый Павел вовсе не рвётся к “отцам-основателям” движения, что представляется естественным, не пытается получить от них прощение совершённых ранее преступлений или хотя бы покаяться перед общиной. По одной версии это инициатива Варнавы, по другой – общения вообще долго не было.

Не пытаясь согласовать свои представления об Иисусе и смысле его миссии с кем-либо, не подчиняясь принятым в общине нормам и правилам, Савл направляется прочь от Иерусалима и направляется именно туда, куда сам Иисус призывал не ходить – к язычникам.

Согласитесь, это поведение не сторонника, а раскольника; не ученика, а альтернативного лидера.

С такими случаями мне приходилось не раз сталкиваться на заре формирования демократического движения в России. Внезапно в нашей среде возникали новые фигуры, которые, не желая встраиваться в создаваемую организацию и подчиняться хлипкой ещё дисциплине, выступали с новыми инициативами и лозунгами и уводили за собой в раскол часть наших сторонников. На память такие имена, как В.Жириновский, В.Иванов, В.Скурлатов и некоторые другие люди. Обычно возникало ощущение, что это – “засланные казачки”, выполняющие установки КГБ. Позднее наши предположения в отношении некоторых из этих людей подтвердились.

Так что своеобразную современную трактовку “пьесы о Павле” мне довелось наблюдать лично.

При этом Павел сделал два исключительно важных шага, которые: а) обеспечили ему легитимизацию, по крайней мере, среди вновь привлекаемых; и б) обеспечили формирование его собственной номенклатуры.

Во-первых, Павел назвал себя апостолом.

Во-вторых он начал присваивать звание апостола своим сторонникам по собственному усмотрению (во всяком случае Священное предание к числу так называемых семидесяти апостолов относит, в основном, учеников Павла), из которых первым, по всей видимости, стал … Варнава25 ! В новейшей истории мы знаем немало таких примеров. Так, Сталин формировал будущие составы съездов ВКП(б), расставляя своих людей на посты соответствующей номенклатуры. Позднее Хрущев создаёт двойную (территориальную и отраслевую) систему совнархозов, чтобы получить вакантные номенклатурные должности также с прицелом на комплектование будущих съездов компартии.

Так или иначе, но оперативное внедрение Павла было успешным, хотя, как видно из предыдущего, и небеспроблемным.

 

Одновременно под еврейское будущее христианской церкви закладывается и другая мина. Это – первая попытка проповеди христианства среди язычников главным из апостолов – Петром26 .

Почему именно на Петра было возложено содействие Павлу в осуществлявшейся операции по переносу христианства в нееврейскую среду?

 

Дело в том, что именно Пётр был наиболее подходящей для вербовки фигурой среди апостолов.

Во-первых, в силу его статуса главы апостольской общины, апостола номер 1, наиболее авторитетного, но, между прочим, и обременённого ответственностью за своевременное пополнение общинной кассы.

Во-вторых, наличием необходимых условий для вербовки (основы, психотипа, обстоятельств), точнее будет сказать даже – идеальным сочетанием условий вербовки.

 

Компрометационной основой для вербовки Петра были три совершённые им убийства.

Первым было убийство Иуды Искариота, передавшего руководителям синедриона информацию о месте и времени встречи Иисуса с учениками в Гефсиманском саду. Вторым и третьим – упомянутое убийство Анании и Сапфиры.

 

Кончина Иуды описана в двух местах нового Завета.

В Евангелии от Матфея об этом говорится так: “И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошёл и удавился”27 .

Но есть и другая версия произошедшего: “И в те дни Пётр, став посреди учеников, сказал…: он [Иуда]… низринулся28 , расселось чрево его, и выпали все внутренности его; и это сделалось известно всем жителям Иерусалима”29 .

Здесь Иуда – терзаемый муками совести страдалец (по классической версии – негодяй и предатель, по апокрифической – мученик, обрёкший себя на вечное проклятие в интересах общего дела).

И в первой версии событий всё совершенно ясно: предал, раскаялся, пошёл и повесился.

Вроде бы и во второй всё также просто: предал, раскаялся, пошёл и бросился со скалы. Только вот так броситься, чтобы и “расселось чрево” и “выпали все внутренности” – уж очень маловероятно (высота возможного падения, кстати, в местечке Акелдама невелика – 2-3-х- этажный дом).

И вот что получается: низринулся Иуда морально, символически, а вот внутренности выпали вполне реально, фактически.

Вывод один: скорее всего, вниз со скалы рухнуло уже распоротое тело Иуды.

Тот, кто имеет хотя бы приблизительное представление о колото-режущих ранах, подтвердит, что распластать человека ножом, пусть даже немалым так, чтобы у него “расселось чрево и выпали все внутренности” может лишь тот, кто этим ножом работает профессионально – убийца, мясник или врач (в т.ч. ветеринарный). Кто хочет, может вспомнить реальное дело Джека-Потрошителя, или нашего местного Фишера-Головкина, кто хочет – вымышленного героя Б.Акунина из повести “Декоратор”.

Мясников в ближайшем окружении Иисуса не было.

Если и был палач – то сам Иуда Искариот: по одной из версий его прозвище – производное от греческогоsikarios (сиккарий – “вооружённый кинжалом”, “убийца”). Так называли неистовых партизан-зелотов, терроризировавших римских оккупантов и коллаборационистов. Но тогда придётся предположить, что Иуда следовал вполне японскому обычаю сэппуку, попросту – харакири, что выглядит уж слишком экстравагантно. Да и оружие самоубийства рядом с телом обнаружено не было.

И, наконец, врач. В ближайшем окружении Иисуса не было и врачей, хотя вот автор “Деяний” и одного из Евангелий – “апостол из семидесяти” Лука – по преданию был врачом. Но не похож добрейший врач Лука на убийцу-маньяка. Хотя, конечно, “не похож” – это не довод, но всё же… .

Так что – тупик? Вовсе нет, если предположить, что в руках у убийцы был не ножичек, не нож, а полноценный боевой меч. Мечом-то развалить человека до вышеописанного состояния можно с одного удара.

Вот в этом случае и характер нанесённых Иуде телесных повреждений становится объясним. И… личность убийцы становится совершенно очевидна.

Пётр и только Пётр.

У него был меч, который он уже обнажил при задержании Иисуса30 . При этом Пётр проявил недюжинное мастерство владения этим оружием – попробуйте-ка только представить, насколько тяжело ударом меча отсечь ухо, не повредив плеч или шеи жертвы. Один только вопрос остаётся: откуда у простого рыбака и меч, и такие навыки. Не был ли и Пётр до встречи с Иисусом тайным сиккарием.

Его психологический склад, вспыльчивый и в гневе необузданный, вменяемому деянию соответствует – и случай с изувеченным рабом первосвященника, и убийство Анании и Сапфиры это подтверждают.

И, наконец, у него, как и у всех близких к Иисусу, был мотив – мщение. Особенность мотивации Петра в том, что его не могло не изводить чувство острой вины: накануне он трижды отрёкся от любимого учителя, и остро это переживал30 . Загладить свою вину убийством непосредственного предателя – мощный дополнительный стимул.

Наконец, обратим внимание, каким образом об упомянутых деталях смерти Иуды узнаёт читатель “Деяний”: о них рассказывает… сам Пётр!

Вчитайтесь в эти слова: “… и это сделалось известно всем жителям Иерусалима”. Не звучат ли в них нотки удовлетворения (что для сторонника Иисуса вполне объяснимо) и тщеславия (что заставляет задуматься о возможной личной причастности говорящего к свершившемуся возмездию).

 

Трудно ли было завербовать Петра в этих условиях? В общем-то – нет.

Основание для вербовки – стопроцентное: два убийства из трёх и нападение на раба были совершены при свидетелях (соучастниках).

Психотип кандидата на вербовку вполне подходящий: Пётр не выдерживал жёсткого давления в условиях серьёзной опасности для жизни. Об этом говорят и упомянутые три отреченья от Иисуса, и бегство из Рима от гнева Нерона32 .

Оставалось создать подходящие обстоятельства, вырвать Петра из привычной среды, заманить его в ситуацию, где ему не на кого будет психологически опереться и там запугать и заставить пойти на сотрудничество.

Ответ на вопрос: “Где и когда это произошло?” достаточно очевиден: Иерусалим, 44 год.

В 16-й главе “Деяний” описывается эпизод, связанный с арестом Петра и его помещением в иерусалимскую тюрьму.

Незадолго до своей смерти царь Ирод Агриппа (см. примечание на с.1) начинает очередные гонения на христиан. Казнят апостола Иакова Зеведеева, а Петра бросают в темницу, из которой он… чудесным образом спасается через несколько дней – Ангел Господень расковывает его цепи, открывает ему двери, выводит мимо стражи. Единственный свидетель произошедшего – сам Пётр, поскольку всю стражу казнят.

И ещё раз напомню вышесказанное: ссылками на чудеса, ангелов, инопланетян ни один суд не убедишь. Объяснения таким “чудесам” всегда бывают вполне земные, объяснимые. Сделка “жизнь в обмен на сотрудничество” одна из самых распространённых в истории спецслужб.

 

 

Но к тому же времени относится ещё один исключительно важный эпизод, описанный самим Павлом: “…спустя три года33 , ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из Апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня. А в том, что пишу вам, перед Богом, не лгу”34 .

 

Интересная получается связка событий: первая встреча Павла с Петром и Иаковом – казнь Иакова (правда другого) – арест Петра – чудесное спасение Петра – уход Павла из Иерусалима.

 

Попробуем реконструировать события.

Павел, не скрывающий своего нежелания общаться с Апостолами, вдруг появляется в Иерусалиме и предлагает Петру встречу с глазу на глаз, имея в виду склонить его на свою сторону под давлением компрометирующих материалов.

Апостолы испытывают к Павлу чувство острой ревности и скрытой неприязни. Ещё бы! Некий с их точки зрения самозванец, ведёт активную проповедь среди язычников, причём проповедь настолько успешную, что, в отличие от оскудевшей апостольской казны, материальная база его сторонников (и, скорее всего, тайных инвесторов) не только не внушает опасений, но и позволяет спонсировать материнскую иудейскую общину35 так что Павел появляется в Иерусалиме в качестве “богатого родственника”. Поэтому на встречу с Павлом они отправляют Петра в сопровождении Иакова Зеведеева.

Появление Иакова на оговорённой встрече становится для Павла неприятным сюрпризом. Но отступать поздно и Павел пытается завербовать и Петра, и заодно Иакова.

Попытка эта, однако, обречена на провал: недаром Иакова и его младшего брата Иоанна за их неукротимый решительный нрав Иисус назвал братьев “Воанергес, то есть “сыны громовы”36 . Скорее всего, не случайно именно Иакова отправили на встречу вместе с Петром, зная нестойкий характер последнего.

Провал переговоров имел за собой драматические последствия. Иакова, как ненужного свидетеля, схватили и обезглавили, а “дожимали” Петра уже в узилище.

Что касается расхождения между “Деяниями”, где речь идёт о казни Иакова Зеведеева и собственным рассказом Павла, где говорится об Иакове-брате Господнем, то это, как отмечалось выше, не единственный пример путаницы в описании событий, дат и имён37 . В данном же случае путаница особенно легко объяснима:

– во-первых, в руководстве христианской общины того времени было три Иакова (кроме упомянутых двух ещё Иаков Алфеев);

– во-вторых, каждого из них Павел видел лишь один раз в жизни;

– в-третьих, между событиями и их описаниями прошли десятки лет;

– в-четвёртых, (last but not least) именно в таком описании событий был наиболее заинтересован Павел: с одной стороны, это позволяло ему поднять “уровень переговоров” 44 г. и, следовательно, придать себе дополнительный вес, с другой стороны это разрывало описанную подозрительную связь событий.

Возможен, конечно, и менее драматический ход событий: во встрече принял участие действительно Иаков-младший (брат Господень). Он, напомним, являлся главой иерусалимской церкви и на его плечах лежала забота о её обеспечении. Незадолго до описываемой встрече некий пророк Агав предсказал скорый голод “будет великий голод, который и был при кесаре Клавдии”38 . Грозивших подопечным Иакова-младшего несчастий удалось избежать за счёт вспомоществования, доставленного Павлом из Антиохии. В этом варианте развития событий оперативный контакт был установлен и установлен на материальной основе. Хотя последовательным сторонником Павла Иаков так и не стал, но и непосредственным противником он тоже не был.

В обоих вариантах развития событий ход, как видим, не меняется, меняются лишь детали.

 

После указанных событий Пётр стал “спящим агентом”39 , не занимаясь в течение 5-7 лет проповедью христианства среди язычников. Предшествовавший эпизод с обращением в христианство и крещением в Кесарии местного военного командира сотника Корнилия40 так и остался на много лет единственным эпизодом, чрезвычайно удачно наложившимся на общий замысел операции. Болезненная реакция евреев на то, “что и язычники приняли слово Божие” вызвала настолько острую полемику по данному вопросу41 , что Пётр ещё долго не возвращался к этой теме, тем более, что от него это и не требовалось.

В эти годы он продолжал энергично и добросовестно нести идеи христианства иудеям, не покидая надолго территорию Иудеи.

 

Павел же с Варнавою вернулись в Антиохию, откуда и отправились в так называемое первое апостольское путешествие (44-51гг.).

Первая часть этого путешествия на остров Кипр была ничем не примечательна, поскольку возможность проповеди новой Истины на острове была к тому моменту сильно дискредитирована деятельностью некоего Вариисуса (Елимы волхва).

После Кипра они возвратились на материк (в Памфилию – окрестности нынешней Анталии), откуда добрались до Антиохии Писидийской (нынешний Эгирдир в центральной Турции). Именно в этом городке началась систематическая проповедь христианства будущей пастве и именно здесь была отработана процедура развёртывания пропаганды христианства среди язычников – процедура, ставшая впоследствии для Павла практически универсальной42 .

В субботу Павел в местной синагоге обратился к иудеям и обращённым из язычников с рассказом об Иисусе и посулил им, что “…ради Него возвещается вам прощение грехов”.

В ходе собрания речь Павла не встретила выраженного отторжения. Более того, “…многие Иудеи и чтители Бога, обращённые из язычников, последовали за Павлом и Варнавою…43 “.

Казалось бы, для продолжения проповедей в традиционной среде сложилась вполне благоприятная обстановка.

И тут Павел и Варнава взорвали ситуацию, пригласив на следующую субботнюю проповедь язычников. Результат был совершенно предсказуем: “Иудеи, увидев народ, исполнились зависти и, противореча и злословя, сопротивлялись тому, что говорил Павел”.

Павел и Варнава немедленно воспользовались обострением ситуации: “…но как вы [иудеи] отвергаете его [слово Божие] и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам…”.

Итог этой очевидной провокации был именно тот, на который рассчитывали Павел и Варнава: “Язычники, слыша это, радовались… Но Иудеи … воздвигли гонение на Павла и Варнаву и изгнали их из своих пределов”44 .

События в Антиохии Писидийской стали кульминацией “полевой работы” по привлечению в христианство язычников и отторжению от него иудеев.

Далее эта работа усилиями, главным образом, Павла набирала обороты. Безусловный успех инициативы Павла превратил его, по сути, в полностью независимого лидера, обладающего несомненным идеологическим влиянием, ресурсной базой, организационной структурой, которую он стремительно развивал и наращивал.

Так, продолжая формирование собственной кадровой номенклатуры, он, в частности, осуществил назначение пресвитеров (священников) каждой из церквей в Малой Азии (в Листре, Иконии, Антиохии, а также, по-видимому, в Памфилии и Атталии) исключительно по собственной инициативе45 .

Прошло немного времени, и неукротимая, но успешная с точки зрения распространения веры и пополнения общинной кассы деятельность Павла, шедшая вразрез с первоначальными установками Иисуса, поставила руководство общины перед необходимостью принять, наконец, решение, в какую сторону предстояло двигаться новой Церкви:

– или оставаться замкнутой среди иудеев и небольшого числа обращённых язычников, подвергнув Павла решительному остракизму и получив в его лице гораздо более сильного противника,

– или принять предложение Павла об открытости Церкви Христовой для всех, принявших её основные принципы.

 

Совершенно очевидно, что этот вопрос носил настолько принципиальный характер, что его решение могло быть доверено только высшему органу общины – расширенному апостольскому собору.

Для разрешения спора между сторонниками точки зрения, что учение Иисуса Христа открыто для всех в него уверовавших (в том числе, для язычников), и сторонниками обязательности для христиан принятия традиционного иудейского учения и обычая (включая обрезание) наряду с учением Иисуса, примерно в 51 г. был собран апостольский собор в Иерусалиме46 .

Трудно ли представить себе происходившее? Пожалуй, что и не трудно.

Небольшая комната вместила человек до 50: Апостолы и руководители некоторых поместных церквей. В таких случаях всегда вопрос о том, кто окажется “со щитом” а кто – “на щите”, определяется на стадии подготовки съезда, собрания, конференции. Отбор делегатов – мощнейшее оружие в борьбе за преобладание на таких мероприятиях. Автору неоднократно доводилось наблюдать и участвовать в ожесточённых схватках за принципы формирования делегатского корпуса, в которых уже заранее определялся предстоящий расклад сил. Из новейшей истории страны мы знаем, как Сталин готов был пожертвовать всеми публичными аспектами работы ради права на подбор и расстановку кадров, как умение обеспечить правильное укомплектование депутатского корпуса помогало Хрущёву (а потом и его оппонентам) и Горбачёву.

Поэтому думаю, что Павел с помощью Петра (вот когда Пётр начал выходить в режим активной поддержки Павла) добился участия назначенных им Апостолов и пресвитеров в соборе и, судя по окончательному результату, добился их численного преобладания.

В такого рода соперничестве мастера аппаратных игр почти всегда переигрывают пламенных трибунов – победа Сталина над значительно более талантливым Троцким яркий тому пример.

Будучи опытным бойцом, Павел дал возможность изложить свои претензии оппонентам, “из фарисейской ереси уверовавшим”.

Суть их претензий очевидна: “ты ходил к людям необрезанным и ел с ними”47 , “должно обрезывать язычников и соблюдать закон Моисеев”48 . С нарастающей запальчивостью и ожесточением Павлу бросались упрёки в размывании иудейско-христианской общины, в самоволии, расколе и т.п.

“По долгом рассуждении”49 наступила кульминация внутренней идеологической и аппаратной борьбы.

Все, наверное, ожидали апологии Павла или, на худой конец, верного ему Варнавы.

И тут на авансцену неожиданно вышел четырнадцать лет молчавший на этот счёт Пётр, выступление которого фактически решило вопрос: язычники были приглашены и допущены к Церкви Христовой вне зависимости от обрезания и соблюдения Моисеева закона.

Искусно выстроенная, его речь не предлагала решения, но подталкивала к нему. Ссылаясь на собственный опыт с тем же Корнилием, Пётр заявил, что “Сердцеведец Бог… не положил никакого различия между нами и ими”50 и что “мы веруем, что … спасёмся как и они [язычники]”51 .

Пока собравшиеся растерянно молчали, пытаясь осмыслить слова Петра, слово взяли сначала Варнава, а потом – Павел, которые в самых радостных выражениях раскрыли результаты проповеди среди язычников.

Вслед за ними слово взял “брат Господень” Иаков, являвшийся главой Иерусалимской церкви. Он хорошо помнил, как в 44 году именно от Павла была получена серьёзная финансовая поддержка, помогшая братии пережить тяжёлые голодные времена. Получал Иаков финансовую помощь от Павла и позднее, о чём свидетельствуют, например, собственные слова Павла: “А теперь иду в Иерусалим, чтобы послужить святым, ибо Македония и Ахайя усердствуют некоторым подаянием для бедных между святыми в Иерусалиме”52 . Материальная зависимость от Павла стала для Иакова решающим фактором, потому что в целом он был человеком довольно ортодоксальным и сам проповедью язычникам не занимался53 .

Именно Иаков сформулировал проект решения собора: “…не затруднять обращающихся к Богу из язычников”. Для язычников были сформулированы лишь следующие условия: воздерживаться “от осквернённого идолами, от блуда, удавленины и крови, и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе”54 . Последнее замечание, кстати, интересно тем, что оно дословно совпадает с формулой сути иудейской веры, авторство которой приписывают учителю Павла и Варнавы – Гиллелю55 . Совпадение позволяет предположить, что Иаков озвучил проект решения, заранее подготовленный при участии Павла и Варнавы. Так, обычно, и происходит при серьёзной подготовке важных совещаний.

Предложение Иакова было принято, сформулировано в виде директивы и направлено в Антиохию, откуда весть о принятом апостольским собором решении быстро распространилась по всем церквам, вызывая восторг у одних и пассивное осуждение у других.

 

Это был триумф первоначального замысла. Более не оставалось препятствий для вовлечения лиц другой национальности и веры в христианство в обход иудаизма и, соответственно, неизбежной постепенной дискредитации христианства в глазах иудеев, традиция глубокой культурно-религиозной изоляции которых насчитывала к тому времени уже шесть веков со времён Неемии и Ездры.

Замечу, что в последующем, после поражения иудейских восстаний (христиане в них практически не участвовали и уже потому выглядели отступниками) 70г. и 130-135гг., когда территория Палестины стала интенсивно заселяться представителями других племён и народов, тем более – после частичного изгнания евреев из Палестины римлянами в середине II века, этот фактор играл всё возрастающую роль и, в конце концов, завершился полным разрывом иудаизма и христианства.

 

А что же наши герои? Как ни странно, именно тогда, в момент их триумфа их пути разошлись навсегда. По Библии причиной разрыва стало непримиримое отношение Павла к апостолу Иоанну Марку (автору второго Евангелия), покинувшему их во время первого путешествия по Киликии и Галатии. Возможно, сыграла свою роль и накопившаяся усталость от многих лет непрерывного общения. Возможно, Варнава устал сдерживать свои эмоции и подчиняться Павлу.

Но возможна и другая, фундаментальная причина. Варнава, быть может, считал, что с провозглашением решения Апостольского собора их оперативное задание может считаться полностью выполненным и можно сосредоточиться на той миссии, которая волей судеб стала реальным содержанием их жизни. Если Павел при этом приступил к выполнению нового задания, их разрыв стал неизбежным.

 

Таким новым заданием могло стать разложение изнутри ненавистного Рима.

Метрополии, оккупанта и гонителя иудеев. Такое предположение вполне логично: готовность язычников, и их нобилитета в том числе, впитывать христианские идеи в прошедшие годы была доказана со всей очевидностью. Идеологическое влияние новой религии с её проповедью смирения и любви к ближнему не могло не подорвать основанный на отвратительной жестокости и животном разгуле страстей уклад жизни римской знати времён Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона. Повторю, данное предположение выглядит логично, но фактических подтверждений ему нет.

Косвенным же подтверждением является последующая судьба Павла. Ещё около двадцати лет он провёл в странствиях по Малой Азии, Македонии, Криту и Мальте и, в конце концов, оказался в Риме, где к тому времени уже проповедовал Пётр.

Занятно, что во многих местах (Филиппы, Фессалоники, Верия, Коринф, Ефес, позднее – Иерусалим) связанные с его деятельностью события развивались примерно по одному и тому же сценарию:

– проповедь Павла иудеям в местной синагоге – взрыв негодования иудеев против Павла – чудесное избавление Павла – успешная проповедь язычникам.

Таким образом, во всех этих местах работа Павла была построена настолько искусно, что задача отсечения иудеев от христианства всюду решалась им достаточно эффективно. К тому же, будем откровенны, в глазах большинства иудеев новое учение и само по себе выглядело не слишком-то убедительно. Более того, раздоры, вызванные проповедями Павла, по крайней мере, в одном случае (в Коринфе) привели уже к еврейскому погрому, организованному христианами56 .

В своих странствиях Павел всегда старался работать “на упреждение”, так, чтобы к моменту появления агитаторов-конкурентов (делающих упор на сугубо иудейском характере христианства) сформировать христианские церкви, открытые для язычников: “…я старался благовествовать не там, где уже было известно имя Христово, дабы не созидать на чужом основании”57.

 

Видимо именно у Павла родилась идея проповеди христианства язычникам в сердце империи, в Риме. И родилась она во время его второго путешествия в Македонию и Ахайю58 примерно в 57-58 гг. Накопленный опыт позволял с высокой вероятностью рассчитывать на успех намеченной идеологической диверсии. Успех, если не тактический, то стратегический. К этому времени иудейская христианская община в Риме была уже достаточно многочисленна и авторитетна. Поэтому упомянутое выше правило “не созидать на чужом основании” необходимо было проигнорировать. Но это и понятно: речь шла о выполнении совершенно новой задачи, допускавшей, если не требовавшей, применения новых алгоритмов. К тому же это “чужое основание” было построено давним его соратником Варнавой, которому приписывается честь первых проповедей в Риме.

Но задача эта в оперативном плане была неизмеримо сложнее всего, с чем приходилось сталкиваться Павлу.

На любой другой территории он, гражданин Рима по праву рождения, был самим этим званием гарантирован от убийства. Поэтому все выплески ненависти иудеев, которые он провоцировал и испытывал на себе (“От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали”59 ) были не опасны для его жизни. Иное дело – Рим. Тут пришлого смутьяна могли казнить в два счёта – времена Нерона либерализмом не отличались.

Поэтому и прибытие в Рим, и работа в Риме, и последующий вывод из разработки должны были быть продуманы во всех деталях.

Это было сделано во время последнего известного посещения Иерусалима Павлом после его второго путешествия в Македонию и Ахайю (всего – третьего).

Та встреча с христианской общиной была особенно драматична. Начало её было вполне естественным – радушная встреча собратьев, вернувшихся из долгого, тяжёлого и опасного путешествия.

Однако, уже на следующий день на встрече с Иаковом и остальными лидерами иерусалимской церкви Павел и его спутники были подвергнуты остракизму. Главное, в чём их обвиняли – склонение иудеев к отказу от обрезания и отступления от национальных традиций. Это, как видно из предыдущего, совершенно надуманное обвинение и последовавший за ним обряд очищения были лишь первой из неприятностей. Через неделю иерусалимские евреи обрушились на Павла с той же яростью, с какой за четверть века до того они требовали распять Иисуса. Однако вмешательство размещённого в Иерусалиме римского гарнизона предотвратило бессудную расправу.

Рассмотрение дела Павла в синедрионе закончилось свалкой между фарисеями и саддукеями. При этом, кстати, произошла интересная сцена: Павел заявил, что он не знает, кто такой первосвященник Анания, председательствовавший в синедрионе. И это несмотря на то, что Анания был первосвященником уже десять лет!

А дальше повторилась уже встречавшаяся нам сцена: ночь, узник в одиночной камере, явившийся к нему Господь ставит задачу: “Павел…надлежит тебе свидетельствовать [о Господе] и в Риме”60 .

По аналогии с предыдущим, предположим, что на этой встрече с оператором61 была конкретизирована задача на миссию Павла в Риме, оговорены каналы связи, возможности поддержки, направления отхода.

Пройдя долгую процедуру рассмотрения своего дела в Иерусалиме и Кесарии, Павел по его собственному требованию был отправлен на суд кесаря в Рим, куда и прибыл спустя два года.

Во избежание возможных “случайных” неприятностей Павлу была обеспечена публичная встреча на Аппиевой площади и личный конвой (охрана).

Далее события развивались по известному сценарию: встреча с представителями местной иудейской общины – лекция Павла, результатом которой стало отторжение части общины от христиан – начало проповеди язычникам (что, собственно, и было задачей Павла).

“И жил Павел целых два года на своём иждивении и принимал всех, приходивших к нему, проповедуя Царство Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно”62 .

 

На этом, собственно, следы Павла теряются. Дальнейшая его судьба покрыта, как принято говорить, завесой тайны и окружена разнообразными версиями даже в церковном предании, не говоря уже об отсутствии более надёжных свидетельств. И это кардинально отличает её от судьбы других апостолов.

 

Сравним:

Пётр распят вверх ногами в Риме около 64 г.

Андрей распят на диагональном кресте вверх ногами в Патрах около 62 г.

Иаков Зеведеев обезглавлен в Иерусалиме около 44 г.

Иоанн Зеведеев умер своей смертью в Эфесе в 103 г.

Филипп распят вниз головой в Гиераполисе в 87 г.

Варфоломей распят и обезглавлен в Альбане (Баку) в 71 г.

Фома поднят на копьях и зарублен в Малипуре (Индия) в 76 г.

Левий Матфей сожжён в Эфиопии ок. 60 г.

Иаков Алфеев распят на границе с Египтом

Иуда Иаковлев повешен и расстрелян из луков в Армении в 70 г.

Симон Кананит распилен заживо в Абхазии ок. 70 г.

Иуда Искариот убит в Иерусалиме в 33 г.

Матфий побит камнями и обезглавлен в Иерусалиме ок. 63 г.

Иаков брат Господень сброшен с крыши храма и забит камнями в Иерусалиме ок. 63 г.

Варнава забит камнями в Милане ок. 62 г.

Евангелист Лука повешен в Фивах ок. 82 г.

Евангелист Марк забит в Александрии (Египет) в 63 г.

При том, что приведённые выше данные имеют по преимуществу уж вовсе легендарный характер и не могут рассматриваться как исторические сведения, обращает на себя внимание тот факт, что за единственным исключением (Иоанн Богослов) всем этим проповедникам церковное предание однозначно и достаточно определённо приписывает мученическую кончину.

И только смерть Павла – этой, безусловно, центральной фигуры современного христианства, не считая Иисуса – не имеет однозначного истолкования.

Последнее, что о нём известно из второго послания Тимофею – он находился в тюрьме в Риме вместе с преданным ему Лукой и достаточно неопределённо говорил о скором конце своего земного пути.

“Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало”63, “Постарайся придти ко мне скоро”64, “… один Лука со мной”65 .

О чём здесь идёт речь? О естественной смерти? Но тогда почему “становлюсь жертвою”? И далее: “Постарайся придти до зимы”66. Тяжело больной, умирающий человек так вольно временем не распоряжается.

О предстоящей казни? Но тогда трудно объяснить, почему уцелел Лука: во времена Нерона такая избирательность репрессивного аппарата была не характерна.

Когда это произошло? По одним предположениям – в 64 г. По другим – после 64 г. Павла видели во многих местах, а казнён он был опять-таки в Риме, но уже в 67 г.

И почему Лука не оставил записей о кончине своего учителя, бывшего для него непререкаемым авторитетом?

Одни вопросы.

Есть предположение, что от обвинений Павел успешно защитился, успел побывать в Испании, на Крите, у себя на родине в Киликии. Встретив в Коринфе Петра, привёл его в Рим и отправился в новое путешествие. Есть и другие предположения. Фактом остаётся то, что свидетелей-единоверцев его смерти не было.

Загадочным был приход Павла в христианское движение. Загадочным было и исчезновение Павла.

Возвращаясь к обсуждаемой гипотезе, можно предположить, что по выполнении поставленной задачи – основания языческой христианской общины в Риме – агент Павел был выведен из разработки и получил право на заслуженный отдых. Версии его кончины были вброшены в среду его единомышленников по нескольким каналам, в разных местах, с указанием разных деталей и сроков, и запутали ситуацию до того, что лучшим решением вопроса стал отказ от ответа на вопрос.

 

Где и как закончил свои дни Савл Тарсянин – так и останется неизвестно.

 

 

© Савостьянов Евгений Вадимович

 

Евгений Вадимович Савостьянов

 

Источники:

 

http://sq-trelony.livejournal.com/102178.html

 

http://sq-trelony.livejournal.com/102634.html