В самом центре Москвы, неподалёку от Арбата в Хлебном переулке за чугунной оградой стоит одноэтажный особняк в стиле «ампир», с флигелями и палисадником. Построен дом № 28 был в 1815 году, а весной 1941 – события, происходившие в нём, могли повлиять на ход будущей войны, которую потомки назовут Великой Отечественной.
Хлебный переулок, д.28
Тайна старого особняка
В конце апреля 1941 года Сталину доставили документ с Лубянки: НКГБ СССР сообщало, что 25 апреля 1941 года был записан следующий разговор между заместителем германского военного атташе Кребсом и помощником военного атташе Шубутом.
“Шубут: …Уязвимое место (в обороне СССР – Авт.) – небольшая железнодорожная сеть и неинтенсивно действующий транспорт. Вот поэтому-то они могут и слабее защищаться.
Кребс: Вы правы.
Шубут: … Нам необходимо строго наблюдать за передвижением сил обороны. Ни в коем случае не выпускать это из поля зрения. Ну, с Грецией мы теперь справились (в апреле 1941 г. Германия захватила эту страну – Авт.). Скоро начнется новая жизнь – СССР. Мы планируем созыв всей сводной армии?
Кребс: Да.
Шубут: Но они еще не замечают, что мы готовимся к войне. А вы видели, какие войска прибывают на парад?
Кребс: НКВД, дивизии (сухопутных войск – Авт.), войска воздушного флота и другие.
Шубут: Для подсчета мы можем использовать парад блестяще. Одинаковые две дивизии они не показывают, так как это не производит впечатления. Научились в этом отношении у французов, которые совершали подобную оплошность, а потом вышел пшик. Ну что ж, посидим на параде и постараемся все записать”.
Как видим, разговор очень откровенный. Да и каким он мог быть между двумя разведчиками, выполняющими одну задачу и чувствующими себя в полной безопасности за толстыми стенами особняка. Беседа была записана в том самом доме № 28, где в 1935—1941 годах в доме располагалась резиденция военного атташе Германии генерал-майора Эрнста Кёстринга.
Этот документ, как и другие материалы предвоенного периода, хранящиеся в Центральном архиве ФСБ, рассекречен несколько лет тому назад. Они подтверждают: советская контрразведка была в курсе планов фашистов относительно начала войны с СССР и одновременно с разведкой информировала высшее руководство страны.
Всего же за период с начала осени 1940-го по 21 июня 1941 года советскому руководству по разным каналам поступило порядка 180 документов о подготовке фашистского нападения. В последние два месяца перед агрессией в день шло по несколько сообщений.
Вот, что писал в своей книге «22 июня», основываясь на документах А.Б. Мартиросян: «…как минимум 22 сообщения резидентур ГРУ, одно – РУ ВМФ и 45 -1-го управления НКВД-НКГБ СССР содержали указания на предполагаемые даты нападения. Конечно, будучи в здравом уме никто и не будет отрицать, что там были разнобой и многочисленные дезинформационные «шумы» – германская разведка в поте лица распространяла всевозможную дезинформацию, которая по разным каналам попадала в Москву. Только по линии военной разведки таких «дат» набралось примерно полтора десятка. «Не отставали» в этом смысле и разведка Лубянки и другие разведывательные службы, которые тоже «наскребли» примерно столько же «дат».
Однако самое главное состоит в том, что в последние 10 дней перед войной советская разведка (как сообщество советских разведывательных служб того времени) все-таки сумела относительно точно, а в ряде случае и абсолютно точно назвать дату и время начала агрессии 47 (СОРОК СЕМЬ!!!) РАЗ!!!
Установить точную дату нападения раньше указанного промежутка времени было невозможно просто физически. И всего лишь по той простой причине, что верховное командование Германии письменно указало день 22 июня 1941 г. как дату нападения только 10 июня 1941 года».
Трагедия страны заключалась в том, что И.В. Сталин не сумел правильно оценить докладывавшуюся ему информацию о военных приготовлениях нацистов.
Правда, необходимо отметить, что на то, чтобы дезинформировать советское руководство и мировую общественность были нацелены усилия не только военных и спецслужб рейха, но и имперского министерства пропаганды во главе с Йозефом Геббельсом. И надо отдать ему должное, в этом деле он преуспел, вот какие записи он сделал в своём дневнике.
«9 мая 1941 года. ТАСС опровергает в самой резкой форме то, что Россия концентрирует войска на западной границе. Итак, у Сталина неподдельный страх.
16 мая. На Востоке скоро начнется.
24 мая. Мы усердно распускаем по всему свету слухи о высадке в Англии… Россия будет расчленена на свои составные части…Тенденция такова: не допускать больше на Востоке образования крупной империи.
25 мая… Слухи о вторжении действуют: в Англии проявляется сильнейшая нервозность. В отношении России нам удалось осуществить великолепный информационный обман …
29 мая… В Москве продолжают играть в отгадки. Сталин, кажется, начинает медленно прозревать. Впрочем, он все еще смотрит на события, как кролик на змею…
31 мая… План «Барбаросса» разворачивается. Начинаем большую волну его маскировки. Необходимо мобилизовать весь государственный военный аппарат. Истинное положение вещей известно очень немногим …».
На фоне гебельсовских усилий внедрение в особняк Кёстринга техники слухового контроля, которое удалось осуществить за несколько месяцев до начала войны, стало вершиной деятельности контрразведки НКГБ на германском направлении, надёжным источником получения достоверной информации. Главным, но не единственным.
Контрразведчикам удавалось читать и секретные доклады, хранившиеся в сейфе военного атташе. Кроме того, на этом направлении работали хорошие профессионалы, и была задействована самая надежная и квалифицированная агентура, в том числе и “жемчужина” агентурной сети контрразведки тех лет – “Колонист”, будущий Герой Советского Союза Николай Иванович Кузнецов.
Благодаря всем этим мероприятиям, из недр германского посольства контрразведке НКВД (с февраля 1941 г. – контрразведка НКГБ) удавалось получать важную разведывательную информацию, которая по своей значимости ничуть не уступала той, что добывалась в Берлине и других столицах.
Вероятно, имеет смысл несколько слов сказать о Э. Кёстринге, чтобы лучше понимать, кто со своими подчинёнными противостоял советским контрразведчикам.
Генерал Кёстринг и его подручные
В немецких военных и политических кругах он по праву считался специалистом № 1 по России. И именно этот немолодой генерал стал ключевой фигурой среди сотрудников посольства Третьего рейха, осуществлявших активную разведывательную работу против нашей страны.
Генерал Кёстринг
Кёстринг родился в 1876 г. в России, закончил в Москве гимназию, а затем Михайловское артиллерийское училище. Прослужив некоторое время в русской армии, он перед Первой мировой войной выехал в Германию. Хорошее знание России помогло ему занять высокий пост в германской разведке.
В 1918 г. во время оккупации немцами Украины Кёстринг состоял членом военной миссии при правительстве гетмана Скоропадского, оказывая ему помощь в создании своей регулярной армии.
В 1935-м он получил назначение в германское посольство в Москве на должность военного атташе. Обосновавшись в известном нам особняке генерал, как, впрочем, и некоторые другие разведчики на должностях сотрудников посольства, пользуясь своей дипломатической неприкосновенностью, использовали любую возможность для сбора сведений по широкому кругу вопросов, связанных с обороноспособностью СССР.
Прежде всего, их интересовала информация о стратегическом военном потенциале, дислокации военных объектов, транспортных узлов, электростанций, мостов и дорог и даже расположение рвс 500 – одним словом, все то, что после начала боевых действий против Советского Союза могло стать объектом бомбардировок и диверсий.
Однако об устремлениях германских дипломатов-разведчиков было неплохо информировано Главное управление госбезопасности НКВД. Все передвижения и контакты военного атташе (по сводкам «наружки» он проходил как “Кесарь”) тщательно отслеживались.
Вместе с тем возможностей для ведения активной разведывательной работы внутри СССР у фашистов существовало немного. К середине 30-х годов в стране был установлен жесткий контрразведывательный режим.
Любой иностранец, а тем более немец, появившийся в стране, оказывался в своеобразном информационном вакууме, поскольку вступить в контакт с чужеземцем в те годы было небезопасно. В результате Кёстринг оказался лишен возможности вести какую-либо серьёзную агентурную работу в Москве.
Поэтому основные усилия он сосредоточил на так называемой легальной разведке. С этой целью он досконально штудировал практически всю открытую советскую печать. В его особняке часто устраивались обеды-приемы с приглашением представителей различных дипломатических миссий в Москве. При этом наиболее тесные контакты у него установились с коллегами – военными атташе Венгрии, Италии, Финляндии, Японии и других, участвовавших в антисоветской коалиции государств, которые охотно делились с ним добытой информацией об СССР. Эти разговоры становились достоянием советской контрразведки. Спецсообщения со стенограммами этих перехватов немедленно докладывались наркому госбезопасности Всеволоду Меркулову, а он препровождал их Сталину.
О том, каким образом советские контрразведчики получили возможность осуществлять такой перехват, рассказывается в воспоминаниях сотрудника немецкого отдела контрразведки НКГБ В. Рясного: “Военный атташе посольства Германии генерал Эрнст Кестринг жил в особняке с наружной охраной в Хлебном переулке. Проникнуть в его жилище обычным накатанным способом было невозможно. Придумали такое: в полуподвал жилого дома рядом с особняком пришли строители. Жильцам объяснили, что произошел разрыв труб, нужен серьезный ремонт.
На самом деле с торца дома прорыли ход в подвал особняка, оттуда проникли в кабинет атташе…», затем чекисты установили микрофоны и уничтожили следы своего пребывания в здании.
Так кто же был агрессором?
Аппаратура подслушивания день за днем фиксировала все, что происходило в стенах особняка генерала. Из перехваченных разговоров видно, что немецких разведчиков в первую очередь интересовали уровень боеспособности Красной Армии, возможности оборонной промышленности и состояние мобилизационной готовности…
Вместе с тем, находящиеся под постоянным “колпаком” контрразведки и ограниченные в своих возможностях германские дипломаты к тому же нередко становились объектами целенаправленной дезинформации со стороны чекистов, что в итоге сыграло важную роль в стратегических просчетах верхушки рейха при планировании предстоящей войны.
Вот ещё один показательный фрагмент беседы известных уже нам абверовцев и сотрудников аппарата военно-морского атташе, состоявшейся в середине мая:
“Кёстринг: На Волге я еще ничего не предпринимал (он выезжал в районы компактного проживания поволжских немцев – Авт.). Но начать портить уже нужно, так как это у нас будет предварительной подготовкой к скорому наступлению.
Нагель: …Я думаю, что русские будут кусать себе локти, когда мы появимся нежданно-негаданно…
Шубут: …К Нарве мы должны подойти быстро… Все дела мы должны иметь наготове, чтобы не метаться в нужный момент.
Нагель: О, мы еще неоднократно испортим безмятежное спокойствие русских!
Кёстринг: …Наступать – вот единственно правильная вещь. Конечно, русские против войны. Я думаю, что все же они боятся…
Баумбах: У меня создалось впечатление, что русские пока спокойны.
Кёстринг: То дело, о котором мы говорили, должно оставаться в абсолютной тайне. Эти две недели должны быть решающими (в этой беседе речь шла о готовности к нападению на СССР 1 июня, Гитлер сроки начала войны переносил несколько раз – Авт.)… Природные богатства! Это будут наши естественные завоевания…
Баумбах: Я все же хочу сказать, что политически они сильны.
Кёстринг: Это ничего не значит. Мы сумеем договориться с Англией и Америкой, а также использовать югославов и норвежцев. Французы тоже включаются в наш счет. Нам уже удалось завоевать около 20 миллионов. Я убежден, что в этом деле мы выйдем победителями – прокатимся по этому Союзу. Мы будем вести войну до тех пор, пока, по крайней мере, не захватим Украину”.
Как мы знаем «прокатиться по этому Союзу» фашистам не удалось, хотя в мае 1941 года они верили, что поход в Россию окажется легкой прогулкой. Ни хвалёный Абвер, ни аналитики германского генштаба не смогли правильно оценить подлинные возможности, колоссальный ресурс того государства и того народа, которые нацисты намеревались поработить. Уже 2 июля 41-го года Й. Геббельс писал в своём дневнике: «… В общем и целом идут тяжелые бои. Очень упорные и ожесточенные. Ни о какой прогулке не может быть и речи. Красный режим привел народ в движение. К этому добавляется вошедшее в поговорку упорство русских…»
 |
| Некоторые «историки» (а также писатели типа предателя Резуна-«Суворова», И.Бунича и проч.) не особенно аргументировано писали о “превентивном характере” войны Германии против СССР. Так вот в этой беседе цели операции “Барбаросса” предельно обнажены: захват природных экономических и людских ресурсов. Никаких данных о возможном предстоящем нападении СССР на Германию фюреру не поступало, да и не могло поступить, их попросту не существовало. Среди германских дипломатов в СССР были и трезво мыслившие деятели, которые понимали возможные последствия политики Гитлера, в частности, посол Вернер фон Шуленбург. За месяц до начала войны он совершил беспрецедентный в истории дипломатии поступок, через советского посла в Берлине Владимира Деканозова попытался проинформировать советское руководство о предстоящей войне. Но и это было воспринято Сталиным как дезинформация. За два дня до начала войны вождю доложили очередной документ из НКВД, основанное все на тех же материалах перехвата разговоров в резиденции Кёстринга. Очевидно, рассчитывая найти у генерала понимание, посол откровенно делился с ним: “Я лично очень пессимистически настроен и, хотя ничего конкретного не знаю, думаю, что Гитлер затевает войну с Россией. В конце апреля я виделся лично с Гитлером и совершенно открыто сказал ему, что его планы о войне с СССР – сплошное безумие, что сейчас не время думать о войне с СССР…”. Но, Кестринг не разделял пессимизм посла в отношении возможных результатов войны с СССР. Документы из Хлебного переулка свидетельствуют: германская разведка оказалась не в состоянии представить своему руководству достоверные сведения о военной мощи и стратегических ресурсах Советского Союза. Не случайно плененный союзниками бывший начальник Генерального штаба германской армии генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель вынужден был признать: “До войны мы имели очень скудные сведения о Советском Союзе и Красной Армии, получаемые от нашего военного атташе”. Ему вторил и один из подсудимых на Нюрнбергском процессе, начальник штаба оперативного руководства вермахта генерал-полковник Альфред Йодль, который свидетельствовал: “Мы страдали постоянной недооценкой русских сил. В нашей разведке были крупные провалы”. Владимир НЕСМЕЯНОВ |
