Пушки империи

В годы сокрушительного кризиса, постигшего фирму Круппа в 1966 году, один из руководителей концерна Бертольд Байц с огорчением сказал кому-то из запад­ногерманских журналистов: «Сейчас, когда река высох­ла, мы наконец можем увидеть, что лежит на дне ее русла: немножко золота и множество пустых бутылок».

Конечно, золота было не так уж мало. К моменту кризиса, постигшего концерн, глава династии Альфрид Крупп фон Болен унд Гальбах все еще был самым бо­гатым человеком в Европе, а «империя Круппов», с ее более чем сотней предприятий, — крупнейшим (из нахо­дившихся в одних руках) промышленным предприятием. По крайней мере до сего дня таково было мнение исто­риков мировой экономики. Бухгалтерские книги этого семейного треста были на протяжении более столетия сокрыты от контролирующих органов, а истинные бух­галтерские отчеты вообще никогда не публиковались, и потому ныне трудно отделить легенду от действитель­ности.

Но в наши дни многое изменилось. Прежде всего отказался от завещанного ему наследства «последний из Круппов» — Арндт. В этом молодом человеке не было уже ничего «стального». Свободное время он охотнее всего проводил перед зеркалом своего будуара у грими­ровального столика. Набору его косметики позавидовала бы не одна голливудская кинозвезда. Часами он один за другим примерял перед зеркалом парики и время от времени демонстрировал   перед  стройными   молодыми людьми самые новые, на заказ сшитые в Марокко каф­таны.

Арндт Крупп фон Болен унд Гальбах уже вследствие упоминавшегося кризиса «крупповской империи» 1966 года был вынужден отказаться от права единолично управлять фантастически огромными богатствами. В ночь на 16 сентября в доме Бертольда Байца состоялся раз­говор, точного содержания которого до сих пор не знает никто. Отец Арндта тогда был уже смертельно болен. Поэтому произвести неприятную операцию с имущест­вом Круппов уполномочили Байца. Западногерманские крупные банки были согласны открыть дверцы своих сей­фов для оказания помощи очутившемуся в трудном эко­номическом положении концерну, но с условием, что «крупповская империя» будет преобразована в пред­приятие современной формы — акционерное общество. Для этого нужна была подпись Арндта Круппа. Это «отречение наследника от престола», разумеется, отнюдь не означало для него бедность и нищету. Последний Крупп получал в год за вычетом налогов содержание от фирмы в 2 млн. западногерманских марок. К этому нужно еще прибавить частные владения, унаследован­ные им от отца, стоимость которых определялась в 1 млрд. марок. И потомок Крупна уже в первый, 1967 год истратил вдвое больше, чем определенное ему содер­жание, то есть 4 млн. марок. Конечно, велики были расходы на содержание дворца в Блюнбахе (72 комнаты, 70 человек прислуги), самого крупного помещичьего имения в Австрии. Дорого обходились ему и вилла в Марокко, в оазисе вблизи Марракеша, и дворец в Мюн­хене, стены которого украшали полотна Рубенса и Ван Дейка, и люкс-яхта «Антоний И», и целая армада автомобилей с флагманом в виде «ролле – ройса», все заднее сидение которого занимал встроенный трон.

Последний Крупп был не одинок среди тех, кто, мяг­ко говоря, удивлял свое окружение несколько странными обыкновениями. Да и вообще в атмосфере семейства Круппов уже давно чувствовался запах тлена. Однако до поры до времени дым сталелитейных заводов, копоть шахт и тяжелый дух расплавленного металла заглушали зловоние, исходившее от приватной жизни династии.

Интересно, что первый Крупп, который в 1587 году прибыл в город Эссен, тоже звался Арндтом Круппом. Историки династии и по сей день не едины в вопросе, откуда пошла эта фамилия. По одной версии, Круппы происходят из Голландии, и за 100 лет до их появления в Эссене их фамилия была Кроплен или Кроп. Правда, упомянутый выше Арндт Крупп в 1587 году записал свою фамилию в городские акты собственноручно. Но почерк у него был настолько примитивным, что немецкие исто­рики на протяжении многих поколений спорили, как ее прочесть: Крупп, Крупе, Крип или Крипе.

Но если Арндт и не умел как следует писать, дельцом он оказался умелым и хватким. Тогдашний Эссен, как и другие города Европы, регулярно опустошали эпиде­мии. Через 12 лет после того, как Арндт Крупп поселился в городе в торговом доме на Соляной площади, город совершенно обезлюдел после очередной эпидемии чумы. Эссен охватила паника, смешивались стоны больных и вопли пьянствующих. Люди продавали за бесценок дома и земли первому встречному или бросали их.

Арндт Крупп не стонал и не веселился во хмелю, а скупал. Скупал сады и пастбища. Скупал — и не за по­нюшку табака — в местностях, что лежали вокруг вы­соких стен маленького тогда городка Эссен. Скупал та­кие поля, которым позднее не было цены, и потом, на протяжении четырех веков, они оставались исключитель­но во владении династии Круппов. Немного погодя Арндт Крупп вступил в цех кузнецов, однако кузницу строить не стал. Поначалу был торговцем, потом отдавал пред­почтение земле, скупке наделов.

Сын Арндта — Антон Крупп в 1612 году за восемь лет до начала так называемой Тридцатилетней войны, охватившей всю Германию и залившей кровью все не­мецкие земли, женился на девушке по имени Гертруда Крёзен, отец которой был владельцем оружейной мас­терской, одной из 24, имевшихся в то время в Эссене. Этот Антон и был первым Круппом — оружейником. Он продавал ежегодно по тысяче орудийных стволов, и в 1641 году в протоколе заседаний городского совета он упоминается, как «всеми уважаемый горожанин, благо­родный по рождению господин Антон Крупп». Из этого можно, конечно же, сделать вывод, что литье орудийных стволов у Круппа получалось неплохо. Начиная с того времени Круппы относятся уже к числу богатейших граждан Эссена.

Американец Уильям Манчестер, автор новейшей и, может быть, самой пространной истории семейства Круп­пов, так говорит об этом: «Итак, имелся Крупп, который за три столетия до Вердена и Сталинграда уже продавал пушки».

После Тридцатилетней войны в бизнесе Антона Круп-па наступил длительный «мирный» период. Богатеющие Круппы занимались всякого рода делами: держали ба­калейную торговлю и торговали мясом, красками и одеждой. И только некая Елена Амалия Крупп в 1800 году снова вернулась к первоначальному ремеслу клана, открыв кузницу и торговлю углем и сталью. Севернее Эссена за 12 тыс. таллеров она купила сталелитейную мастерскую. Мастерская имела собственное имя — «Гутехофнунгсхютте» («Домна доброй надежды») и ста­ла в дальнейшем самым гордым бастионом «империи Круппов». Сначала мастерская выпускала чугуны и сковородки, а затем по заказу Пруссии стала отливать орудийные ядра. Через семь лет после покупки мастерс­кой госпожа Елена Амалия доверила ведение дела свое­му 19-летнему внуку Фридриху Круппу. Из 11 известных до сих пор поколений Круппов он относился к седьмому поколению, и до сих пор его имя («Фрид. Крупп», Эссен) украшает фронтоны крупповских заводов по всему свету.

Семейная легенда, не скупясь, наделила этого Фрид­риха Круппа удивительнейшими достоинствами, превра­тив его в человека, в котором «талант сочетался с энер­гией». Действительно, энергии Фридриху Круппу было не занимать, и он с великим упорством искал все новые и новые методы литья железа и стали. Но как пред­приниматель он не был очень удачлив. В это время над Европой простерла крылья зловещая тень Наполеона, I Фридрих Крупп со дня смерти своей бабушки все вре­мя раздумывал: сотрудничать ему с французами или нет? Наконец он решил этот вопрос в пользу сотрудничества, но решил именно тогда, когда огромная армия Наполе­она отправилась в поход, где вскоре и сгинула почти вся на бескрайних русских равнинах. А Фридрих Крупп в это время рыл траншеи под стенами Эссена против прус­саков, которые, преследуя остатки наполеоновского войс­ка, приближались к окраинам города!

Понятно, что после крушения Наполеона Фридрих Крупп не мог оставаться в городе. Да и бизнес его ни­как не хотел налаживаться. Сначала потому, что после сокрушительного низвержения императора на континенте вновь появилась английская сталь. Мастерская Фрид­риха Круппа, которая официально именовалась «стале­литейной фабрикой», на самом деле была едва ли больше обычной деревенской кузницы. В 1824 году Фридрих Крупп вынужден был продать даже свой городской дом, в котором его семья жила уже больше 200 лет. Непода­леку от мастерской он построил себе другой, намного меньше и проще. Этот дом простоял у самых стен вырос­шего огромного сталелитейного завода до 1944 года, ког­да бомбы второй мировой войны уничтожили его. (Вновь возрождающаяся «империя Круппа» построила точную копию того же самого домика, чтобы воскресить старую легенду.)

Однако действительность такова, что когда в 39 лет Фридрих Крупп умер на набитом соломой тюфяке, это был всего лишь потерпевший крах тщеславный про­винциальный кузнец. 8 октября 1826 г., возвратившись с похорон отца, новый глава большого семейства, стар­ший из сыновей Альфред Крупп «подвел итог». Он был довольно печальным. Новый глава семьи 14-летний мальчишка получил в наследство небольшую мастерскую с семью рабочими, дом ценою около 700 талеров, корову и несколько свиней.

Альфред Крупп оказался фанатиком сталелитейного производства, но в первые годы казалось, что и его точно так же, как и отца, ждет крах. Когда ему исполнилось 20 лет, в мастерской работало уже только пять рабочих. Ценой преодоления немыслимых трудностей он доста­вал нужное количество заказов, чтобы хоть как-то удержаться на поверхности, не пойти ко дну.

Перелом принесло изобретение. Альфред Крупп на своем маленьком заводике начал делать новый сплав стали, который легче поддавался сварке, был более лег­ким и более упругим. В 1834 году, объехав многие круп­ные немецкие города с образцами этой стали, Альфред возвратился с десятком заказов. Год спустя на заводе уже работали 30 рабочих, а еще год спустя — 60.

Но все же своим расцветом его сталелитейное произ­водство обязано не гениальности Альфреда, как на про­тяжении многих поколений твердили придворные истори­ки династии. Конечно, крупповская сталь, что варили на маленьком заводе, была отличная, и все же она не могла превзойти по качеству английскую сталь. Поток заказов Круппу вызван другим обстоятельством — таможенной унией немецких государств. Эту унию поддерживала изо всех сил Пруссия, которая была предвестником и пред­течей экономики единой Германской империи. Немецкая таможенная уния и создавала те экономические предпосылки, благодаря которым немецкий металл мог успешно конкурировать с английской импортной сталью.

Опираясь на эту новую таможенную политику, Аль­фред Крупп объехал всю Европу, заключая договора,— от Варшавы до Праги и от Парижа до Брюсселя. В сто­лице Франции он навестил даже Джеймса Ротшильда, мечтая добиться поддержки этого финансового магната, чтобы на французских монетных дворах использовали крупповские стальные штампы и инструменты.

И по сей день неясно, почему Альфред Крупп снова возвратился к производству оружия. Фактом остается только, что в мастерских Круппа еще в 1836 году впер­вые начали экспериментировать с производством орудий­ных стволов. Эксперименты эти длились вплоть до 1843 года, когда был изготовлен первый стальной орудийный ствол.

Семейные историки не очень распространяются о том, что Альфред пытался прежде всего продать свои сталь­ные орудийные стволы англичанам. В письме, направлен­ном английскому правительству, он ссылался на то, что в сравнении с принятыми в то время бронзовыми и чугун­ными орудийными стволами его продукция — несравнен­но лучше. Однако англичане прислали только вежливый отказ. Да и прусское военное министерство не проявило большого понимания.

Первый заказ

Альфред Крупп много лет кряду бомбардировал сво­ими письмами чинуш из берлинского военного минис­терства, пока наконец в 1844 году все же получил первый заказ. Однако орудийный ствол он смог поставить только через три года, в 1847 году. Когда этот ствол прибыл в арсенал Шпандау, еще никто и подумать не мог, что это поворотный момент в военной истории. Это была первая крупповская пушка, поставленная Пруссии.

В арсенале орудийный ствол Альфреда Круппа тоже пылился еще целых два года. Только в 1849 году его оп­робовали. Опробовали и написали в Эссен эдакий неопре­деленный ответ. Чинуши сообщали, что орудие они при­знают неплохим, но оно намного дороже бронзовых и чугунных пушек и потому не может с ними соревноваться. В письме, отправленном позднее одному из дру­зей, Альфред Крупп писал: «Начальник берлинского ар­сенала откровенно сказал мне, что он слышать не хочет о стальных пушках, поскольку Веллингтон побил Наполе­она при Ватерлоо бронзовыми орудиями».

Альфред Крупп после этого снова обратился к англи­чанам. На выставке, состоявшейся в лондонском «Хрус­тальном дворце» в 1851 году, он продемонстрировал пуш­ку со стальным стволом. Орудие вызвало сенсацию, одна­ко продать он его не смог. И еще несколько раз предла­гал он свою новинку английскому, французскому и рус­скому правительствам, но она никому не была нужна. Единственный человек, кто заинтересовался стальным орудием, был герцог Вильгельм из дома Гогенцоллернов, позднее ставший императором Германии Вильгельмом I. Вскоре он посетил оружейную мастерскую в Эссене и приколол на грудь Альфреда орден Прусского красного орла четвертой степени.

Однако в то время Вильгельм еще не числился среди могущественных монархов Европы, а государи, обладав­шие действительным могуществом, по-прежнему отмахи­вались от предложений Круппа. Артиллерийские эксперты русского царя Александра II испытали присланные им стальные пушки и с удивлением констатировали, что из них можно произвести в четыре раза больше выстрелов, а они и не собирались лопаться. В знак признания досто­инств пушки ее поместили в артиллерийский музей Пет­ропавловской крепости, но продолжали и дальше исполь­зовать старые орудия.

Злая ирония истории состояла в том, что Наполе­он III, власть которого позднее пала под залпами крупповской артиллерии, чуть было не купил 300 крупповских орудий накануне войны с Пруссией и отступился от этого заказа только под давлением французских оружей­ников из семейства Шнейдеров. Он дал себя уговорить, будто его патриотический долг—поддержать продукцию завода Шнейдера, расположенного в маленьком городке Ле-Крезо.

А заводы Круппа постепенно росли. В 1857 году на них уже работала тысяча человек. Сталь Круппа начина­ли признавать по всей Европе. И все же настоящие успе­хи фирмы и быстрое продвижение по пути к богатству и власти еще были впереди. В этот период товаром, при­носившим наибольшую прибыль Круппу, было еще не оружие, а вагонные колеса. Железная дорога—один из символов промышленной революции XIX века, и Альфред Крупп был в числе первых, кто научился делать без свар­ки обода колес для железнодорожных вагонов. Именно тогда крупповские заводы взяли эмблемой своей фирмы три сплетенных кольца, три вагонных колеса. И по сей день эти три круга—торговый знак запатентованной про­дукции Круппа.

Пушки начали превалировать над вагонными колеса­ми, когда Вильгельм Гогенцоллерн, приверженец ору­дий со стальными стволами, осенью 1859 года сделался королем Пруссии Вильгельмом I. Крупп немедленно по­лучил заказ на изготовление для него 312 стальных пушек, а прусское военное министерство без промедле­ния перевело ему половину закупочной стоимости — 100 тыс. талеров. С этого дня Крупп прикрывается прус­ским знаменем, а новый государь в письме, направлен­ном Альфреду Круппу, превозносит до небес патриотизм его династии, отмечая, «что династия последовательно отказывалась от заграничных заказов на артиллерийские орудия». (И это — после того, как Альфред Крупп деся­тилетиями тщетно набивался со своими пушками ко всем государям Европы—от русского царя до Наполеона III.)

Поза Круппа-патриота выглядит странной еще и потому, что возникшая с помощью прусских заказов благоприятная конъюнктура для Круппа одновременно означала,, что его заводы получили огромные заказы и из-за границы. Именно в это время самым большим заказчиком Круппа явилась царская Россия. В 1863 году генералы Александра II направили в Эссен заказ стои­мостью в 1 млн. талеров, то есть в пять раз больший, нем прусский король Вильгельм! Свое название «пушеч­ные короли» династия Круппов получила именно за эти царские заказы. В это время одна берлинская газе­та напечатала статью о миллионном русском бизнесе, в которой Круппа впервые назвали «пушечным коро­лем».

На успех не повлияло даже то, что «пушечный ко­роль» Альфред время от времени вел себя несколько странно. Еще его отец Фридрих страдал приступами депрессии. В такие минуты он днями лежал в постели, отвернувшись лицом к стене, ни с кем не говоря. Аль­фред, создавая свою оружейную империю, страдал бес­сонницей и манией преследования. В течение всей жизни он сделал около 50 тыс. записей — чаще всего на ма­леньких листочках бумаги. Большая часть этих заметок посвящена вопросам личной безопасности. (Так, напри­мер: «Я думаю, нужно нанять второго часового, который будет контролировать нынешнего первого часового, а может быть, еще и третьего, чтобы тот присматривал за вторым».)