Все начинается с фотографии. В 1934 году бедствующий венгерский фотограф Андре Фридман, живущий в изгнании в Париже, получает задание сделать рекламные фотографии для проспекта швейцарской страховой компанииSwiss Life. В поиске потенциальных моделей, в кафе на левом берегу, он знакомится с молодой швейцарской беженкой Рут Серф и уговаривает ее позировать для него в парке Монпарнас.
Не вполне доверяя оборванному молодому обольстителю, Рут приводит с собой подругу Герту Похорилле – миниатюрную рыжеволосую девушку с обворожительной улыбкой и уверенными манерами. С этого момента начинаются самые культовые отношения в истории фотографии – запутанная и сложная история политического радикализма, скитальчества и смелости, которая в последующие годы приобретет оттенки современного мифа.
Андре Фридман и Герта Похорилле изменят свои имена и свою судьбу, превратившись в Роберта Капу и Герду Таро – самых прославленных визуальных хроникеров Испанской гражданской войны. Кроме того, вместе им удастся изменить природу военной фотографии, наполнив форму новым смыслом, который резонирует и до сегодня. Из них двоих, Капа получил наибольшую известность и, вероятно, стал самым прославленным военным фотографом 20-го столетия благодаря своим крупноплановым фотографиям со дня высадки союзников на пляже Омаха в Нормандии. Его самое известное высказывание мгновенно стало афоризмом, которым руководствовались многие грядущие поколения военных фотографов: “Если твои снимки недостаточно хороши, значит, ты был недостаточно близко”.
Этот смелый, но бесшабашный подход, который заключался в том, чтобы делать снимки боевых действий, находясь в эпицентре событий, будет стоить Герде Таро и Роберту Капе жизни – Герда была убита на передовой Испанской гражданской войны в 1937-м; Роберт погиб в результате взрыва фугаса в Индокитае в 1954-м. Миф о Роберте Капе и Герде Таро актуален и сегодня, особенно после выхода в Великобритании романа “В ожидании Роберта Капы” испанской писательницы и учителя Сусаны Фортес. После первой публикации в 2009 году, книга удостоилась в Испании престижной премии Фернандо Лара и с тех пор была переведена на 20 языков; права экранизации приобрел номинант многих премий, режиссер Майкл Манн, который снял такие фильмы, как “Схватка” (1995), “Свой человек” (1999) и “Джонни Д.” (2009). Небольшой роман Фортес – это, по сути, историческая баллада, которая фокусируется на отношениях между Капой и Таро. И хотя исторический фон соответствует действительности, Фортес в буквальном смысле вкладывает слова в уста своих героев, воображая их разговоры, мысли и споры, а также акцентируя внимание на их обреченных любовных отношениях и безрассудной богемной жизни тех времен.
Основной фон романа – Испанская гражданская война, а повествование – неуклюжее, подчас неловкое сочетание фактов и вымысла, которое, несомненно, оскорбит многих блюстителей репутации Капы и Таро и так же наверняка покажется захватывающим самой широкой аудитории кинозрителей, если книга будет экранизирована Голливудом. “Я постаралась обращаться с фактами – биографическими данными, географическими местами и т.д. – с большой осторожностью”, – рассказывает мне Фортес, когда я связываюсь с ней во время ее книжного рекламного тура по Испании. “Я изучила всевозможные источники: письма, мемуары, биографии… Но для того чтобы книга дышала, необходимо наделить героев душой. Это выражается в диалогах, художественной напряженности, шутках, драках, страсти, сексе, во всех смешанных чувствах. Инымисловами, вжизни. Это часть работы автора. Мы всегда пишем, стоя ногами на земле, но направив взгляд в небо. Это единственный способ, которым можно пройти этот путь”.
Однако когда я упоминаю эту книгу при Джимми Фоксе – признанном историке фотографии и – в прошлом – директоре известного агентства “Магнум”, которое Капа основал совместно с Анри Картье-Брессоном – он говорит: “Этот роман привел меня в смятение, настолько он – сентиментальный и приторный. Я думаю, это неправильно – так превозносить их любовные отношения. Капа был яркой личностью, любил выпить и волочился за женщинами – у него было много любовниц, включая Ингрид Бергман. Любовью всей жизни для Таро стал Тед Аллен – мужчина, который был с ней, когда ее смертельно ранили. Но, естественно, это не совсем вписывается в общую упрощенную романтическую версию событий”.
Независимый кинематографист Триша Зифф, которая сняла фильм “Мексиканский чемодан” (2010) об обнаружении ранее неизвестных негативов Капы, Таро и Дэвида “Шима” Сеймура, тоже с этим согласна. ““В ожидании Роберта Капы” – это художественное произведение – вымысел, основанный на истории любви, но точно также это – история любви, основанная на вымысле. Если этот роман воплотится в голливудском фильме – несомненно, миф затмит все остальное”.
Все, без исключения, эксперты согласны – в отношениях Роберта Капы и Герды Таро нет ничего, что можно было бы легко интерпретировать. Вскоре после их первой встречи, молодого Андре Фридмана отправили в Испанию по заданию берлинского фотожурнала. Он фотографировал процессию Святой недели в Севилье и описывал празднества Герте Похорилле в письме, в котором также упоминал, как много о ней думает. После своего возвращения, он провел лето на юге Франции с Гертой и ее друзьями. По словам Рут Серф, которые приводятся в книге Алекса Кершоу “Кровь и шампанское: жизнь и эпоха Роберта Капы”, Роберт и Герда “влюбились друг в друга на юге Франции”, несмотря на все ее подозрения в том, что он был “проходимцем и бабником”. Если молодая Герта была очарована его своенравием, он в свою очередь, был покорен независимостью ее духа. “Это была женщина, – пишет Кершоу, – которая не душила его своей любовью и которая настолько же не стеснялась своей сексуальности, насколько, будучи немецкой еврейкой, ощущала себя чужой в Париже”. В этом кроется суть взаимного влечения пары: разделяемый ими обоими радикализм убеждений и острое ощущение изгнания. Фридман уехал из родной ему Венгрии в Берлин в 1931-м, вскоре после своего ареста секретной полицией за участие в студенческих протестах и пропаганду левых взглядов. В феврале 1933-го, в возрасте 19 лет, он бежал из Берлина, где к власти пришел Гитлер, сначала – в Вену, а потом – обратно домой в Будапешт, прежде чем покинуть Венгрию навсегда в сентябре и начать нищенскую жизнь в Париже, где он встретил Похорилле в тот судьбоносный день 1934-го года.
К тому времени, у нее тоже был опыт радикального политического активизма, заключения под стражу и изгнания. Похорилле родилась в 1910 году в Штутгарте, в семье буржуа. В юности она вступила в организацию молодых коммунистов и, примерно в то время, когда Фридман бежал из Берлина, раздавала антинацистские листовки и под покровом тьмы расклеивала на стенах плакаты с коммунистической пропагандой. Ее арестовали нацисты 19 марта 1933-го и допрашивали в связи с предполагаемым заговором большевиков, целью которого было свержение Гитлера.
После освобождения она выехала по поддельному паспорту в Париж, где попала под опеку активистов из подпольной коммунистической сети. В момент встречи, Андре Фридман и Герта Похорилле, несмотря на их молодость, были закаленными активистами и скитальцами, которые хотели выдумать для себя новую жизнь, одновременно сохранив верность своим радикальным левым взглядам.
Хотя Фридман редко мог позволить себе приобрести пленку и часто вынужден был закладывать свою камеру, чтобы выжить в Париже, он обучил Похорилле основам фотографии и нашел ей работу в новом фотоагентстве Альянс-Фото. И, казалось, она остепенила его, стала его якорем – хотя бы на какое-то время. “Без Герты Андре бы не выкарабкался, – сказала Кершоу покойная Ева Беснио – еще один венгерский фотограф, которая вращалась в одних с ним богемных кругах в Берлине. – Она вдохновила его, задала ему направление. Он никогда не хотел обычной жизни, и в период неудач пил и играл в азартные игры. Он шел по плохой дорожке, когда они встретились, и, возможно, без нее он бы плохо кончил”.
Когда в Париже потихоньку начинала складываться карьера Фридмана как фотографа, к нему присоединился его младший брат Корнелл, который проявлял фотографии Андре, а также его друзей – Анри Картье-Брессона и Дэвида “Шима” Сеймура, в темной ванной комнате гостиничного номера, окна которого выходили на знаменитое Кафе дю Дом. Именно в этом номере три фотографа вели дискуссии с философами, писателями и художниками, выпивая и мечтая о лучших временах. Примерно в это же время Андре Фридман и Герта Похорилле стали Робертом Капой и Гердой Таро в общем порыве воссоздания своих “я”, который кажется дерзким и для нынешнего времени.
В первый раз имя Роберта Капы прозвучало, когда пара объявилась в офисе Альянс-Фото и заявила, что обнаружила известного американского фотографа, работающего под этим именем. Вскоре пара обнаружила, что им удается продавать фотографии, приписываемые вымышленному Капе, французским фотоагентствам втрое дороже, чем те, которые они предлагают под именем Фридмана, благодаря престижному статусу заезжих американских фотографов. Их мошенничество быстро разоблачили, но псевдонимы они решили оставить. В своем эссе для каталога выставки “Герда Таро: архив”, опубликованном в 2007 году, Ирме Шабер отмечает: “Действуя таким образом, Таро и Капа не просто пытались исправить свое ненадежное экономическое положение. Они открыто заявляли о своем протесте против антисемитизма в Германии и растущей антипатии к иностранцам во Франции. Стремясь избежать клейма беженцев, они с презрением отвергали любые этнические или религиозные ярлыки”.
Если совместное конструирование нового образа было первым определяющим фактором драматической траектории Роберта Капы и Герды Таро, вторым было их решение вместе отправиться в Испанию в 1936-м для освещения сопротивления республиканцев фашистской риторике Франко. Подобно множеству писателей и художников, включая Джорджа Оруэлла и Андре Малро, они отправились туда из политических убеждений и отвергали любые понятия о журналистской отстраненности. Борьба с фашизмом была для них сугубо личной и самой настоящей борьбой – она была их борьбой. Учитывая их предыдущую историю гонения и скитаний, Испанская гражданская война была для них буквальной и метафорической линией фронта этой борьбы.
Тем не менее, это было приключение, которое чуть не закончилось, едва успев начаться, когда самолет, нанятый французским журналом “Вю”, чтобы перевезти их в Барселону, осуществил аварийную посадку в поле на окраине города. Добравшись до Барселоны, Капа и Таро стали свидетелями хаоса и беспорядков, разразившихся после того как город взяли под контроль анархисты. Они фотографировали молодых республиканцев, которые выезжали из Барселоны на передовую. В сентябре они сами отправились на линию фронта и прибыли в деревню Серро Муриано рядом с Кордобой, где запечатлели толпы селян, покидающих свои дома под интенсивным обстрелом деревни фашистами. В одной известной серии фотографий Капа заснял Таро с камерой в руках, когда она притаилась за стеной рядом с республиканским солдатом. На другом, даже еще более знаменитом снимке – вероятно, самой известной военной фотографии всех времен – Капа запечатлел ополченца в момент его гибели от снайперской пули.
Именно в эту секунду родилась легенда Роберта Капы – военного фотографа – и десятилетия спустя, эта фотография будет по-прежнему находиться в центре бурных споров по поводу этики и правдивости военной фотографии. В книге “В ожидании Роберта Капы” Фортес пишет: ““Смерть лоялиста” содержала в себе всю драму картины Гойи “Третье мая 1808 года”, всю ярость, которую позже изобразит “Герника”… Мощь этой фотографии, как и всех символов, заключается не только в самом образе, а в том, что он изображает”. Фортес также представляет, как Таро осторожно пытается выяснить у Капы, что, на самом деле, произошло в этот день, и как он отвечает: “Мы просто валяли дурака, вот и все. Возможно, я пожаловался на то, что там чересчур спокойно и нечего фотографировать. Затем некоторые солдаты побежали вниз по склону, и я к ним присоединился. Мы несколько раз сбегали вниз по холму и снова карабкались вверх. Намвсембылохорошо. Мысмеялись. Они стреляли в воздух.Я сделал несколько фотографий…”
Хотя контекст фотографии до сих пор оспаривается, воображаемый разговор действительно описывает то, что, вероятно, произошло в тот день как раз перед тем, как снайпер Франко открыл ответный огонь с другой стороны холма, убив ополченца, который сбегал вниз по холму на камеру Капы. “Люди хотят правды от военной фотографии в большей степени, чем от любой другой, – говорит Джимми Фокс, редактор фотографий агентства “Магнум”, который работал с такими фотографами как Дон МакКалин и Филип Джонс Гриффитс, – но плоский рельеф на снимке не является реальностью и не может ей быть”.
В Испании Капа очень быстро завоевал репутацию как фотограф, делающий снимки вопреки любому риску, задавая таким образом тон военному репортажу, каким мы его знаем сегодня. Таро тоже часто видели бегущей с камерой по полю боя – ее смелость была сравнима разве что с ее безрассудством. Она раз за разом выезжала на линию фронта, снимая то, что попадало в поле ее зрения, часто руководствуясь смешанными побуждениями – гуманизмом, политическими убеждениями и трезвым пониманием влияния, которое оказывает фотография на формирование общественного мнения.
На протяжении 1937-го года Таро несколько раз выезжала на разные линии фронта – либо с Капой, либо самостоятельно. Им удалось вернуться в Париж для короткого отпуска в июле этого же года и отпраздновать День взятия Бастилии, танцуя на улицах у Сакре-Кер и, по словам Шабер, замышляя “большие планы на будущее”. Затем Таро одна вернулась в Испанию, несмотря на усиливающееся беспокойство друзей, которые, увидев ее последние фотографии сражений, опасались за ее безопасность.
Игнорируя запрет для журналистов выезжать на фронт, она снова добралась до Брунете с канадским журналистом Тедом Алленом – близким другом, спутником и будущим любовником. Согласно дневникам Аллена, написанным позже, они проводили “вместе все дни напролет, отыскивая истории… Три или четыре недели мы были постоянными спутниками. И, в конце концов, как-то вечером мы оказались вместе в ее гостиничном номере”. Она сказала Аллену: “Капа – мой друг, мой copain”, и упомянула, что, возможно, отправится с ним в Китай. “Ничего еще не было решено, – написал Аллен. – Все было возможно”.
В воскресенье 25 июля пара оказалась в окопе рядом с Брунете, когда вокруг них непрерывно падали бомбы. Таро продолжала фотографировать, часто держа камеру высоко над головой, чтобы охватить всю картину кровавого сражения. Аллен заслонял ее кинокамерой, вокруг них падали осколки снарядов и обломки камней. Когда республиканские войска стали отступать, Таро и Аллен выбежали из окопа и заскочили на подножку отъезжающей машины, в то время как самолеты продолжали обстреливать отступающий конвой. В хаосе происходящего в машину въехал неуправляемый республиканский танк, и в результате удара Таро и Аллен упали в кювет. Их отвезли в ближайший полевой госпиталь, где Таро умерла от полученных травм на рассвете следующего утра. Ей было 26. Раненый Аллен так и не успел ее увидеть. Ирен Голден – дежурная медсестра – вспоминает ее последние слова: “Они забрали мою камеру?”
На похороны Герды Таро в Париже пришли десятки тысяч скорбящих, включая Капу, Шима и Теда Аллена. Церемония была организована французской коммунистической партией, которая считала ее “своей”, и, по словам Шабер, стала “впечатляющим олицетворением международной солидарности с Испанской республикой”. Погибнув, Герда Таро стала героиней. Роберт Капа впоследствии стал самым знаменитым военным фотографом столетия – всю жизнь его окружали многочисленные мифы – до тех пор, пока он сам не погиб во время сражения в Индокитае в 1954 году в возрасте сорока лет. “Он никогда не упоминал ее”, – говорит фотограф Ата Кандо в “Мексиканском чемодане”.
Герда Таро теперь “возникла” из тени Капы как самостоятельный и важный фотограф. Было установлено, что многие фотографии, приписываемые ему – изначально они подписывались одним именем КАПА – принадлежат ее авторству. “Она была прогрессивной женщиной – и как фотограф, и как политический активист, – говорит Зифф. – Она была необычайно эмансипированна для своего времени, ставя свою работу превыше любой другой более традиционной женской роли. Она заново создала свой образ – но миф о Капе был настолько силен, что, даже когда она умерла, некоторые журналисты говорили о ней как о жене Роберта Капы. Их жизни были связаны, но она, в большой степени, принадлежала самой себе, и он это знал. Они оба верили в то, что их фотографии способны изменить мир и образ мышления людей. И так оно и было”.
***
