Шекспир иль не Шекспир автор гениальных пьес, сонетов и поэм – вот в чём вопрос. Вопрос, уже несколько столетий мучающий не только шекспироведов, решён – считает учёный Николай Фёдорович КАСТРИКИН (1930–2001) и предлагает читателям свою убедительную версию
Сочинение пьес во времена Шекспира считалось занятием зазорным и низким. В шекспировском сонете 111 (здесь и далее – подлинник) автор отмечает, что его профессия ставит неизгладимое клеймо на его имя и (сонет 25) преграждает ему путь к славе. Сложившаяся ситуация сохранялась долго и менялась лишь постепенно. Запомним это обстоятельство, без которого нам будет трудно объективно оценить факты. А они таковы.
Тайна Эмилии Бассано
Согласно записям лондонского целителя и астролога Симона Формана, найденным в 1972 году в Бодлианской библиотеке историком А.Л. Роузом, 65-летний лорд-камергер Хансдон, кузен и любимец королевы Елизаветы, официальный покровитель шекспировской труппы, женатый человек, отец семерых детей, встретил в 1589 году девятнадцатилетнюю дочь придворного музыканта-итальянца, отлично игравшую на спинете, Эмилию Бассано, которая стала его любовницей. В 1593 году, ожидая ребёнка, Эмилия вышла замуж. Заметим, что за три с лишним года любовной связи ребёнка у них не было. Это позволяет предположить её любовную измену.
В период с 1592 по 1595 год человеком, неоднократно называющим себя стариком, были написаны 154 сонета, по общему признанию очень искренних и автобиографичных. Они беспощадно правдивы. В сонете 130 даже упоминается неприятный запах изо рта возлюбленной, а в 135-м весьма рискованными красками рисуется её необузданная чувственность. В 26 сонетах (127–152-й) описывается любовная связь престарелого автора с молодой, весьма смуглой женщиной, очень похожей (от искусной игры на клавишном музыкальном инструменте – сонет 128 – до не менее искусной игры на струнах мужского сердца и измены с другом – сонеты 133, 134, чувственности – сонет 135, порочности – сонет 131), как убедительно показал профессор Роуз, на Эмилию Бассано.
Однако ещё более впечатляет не замеченное им сходство лорда-камергера Хансдона с автором сонетов. Действительно, если автором сонетов был не 65-летний покровитель шекспировской труппы, лорд-камергер, а 28-летний (к 1592 году) актёр Вильям Шекспир, то зачем молодому человеку упорно называть себя стариком, причём с такими нелестными подробностями, как «потрёпанный и исполосованный пожелтевшей старостью» (сонет 62)?
Некоторые шекспироведы утверждают, что в елизаветинскую эпоху человек якобы считался стариком уже в 28 лет. Но каким образом его «чело» в таком возрасте может оказаться «покрытым морщинами, кровь иссушена», а сам он «изношен и сокрушён губительной рукой времени» (сонет 63)? Итак, если, как считал Уильям Вордсворт, сонеты – ключ, которым автор открыл своё сердце, то правдивость – ключ к пониманию и истолкованию самих сонетов (где, по мнению Гёте, «выстрадано каждое слово», а сам автор, в сонете 21, говорит: «О, позвольте мне, верному в любви, писать только правду!»). Совершенно ясно, автор сонетов – старик в прямом смысле этого слова. Тогда сразу становится понятным всепрощающий, даже самоуничижительный тон сонетов. В самом деле, в свете громадной (46-летней) возрастной разницы между ним и Эмилией Бассано несомненно, что речь идёт о последней (Хансдон умер в 1596 году) любви к молодой женщине. (В сонете 138 говорится о «влюблённой старости, которая не любит говорить о своём возрасте».) Кстати, хотя Шекспир прожил до 1616 года, а Эмилия (по мужу Ланье) упоминается в записях Симона Формана до 1601 года, ни один сонет не был написан, как показал профессор Роуз, после 1595 года, что неудивительно, если их автор умер в 1596 году.
Итак, вряд ли у Эмилии Бассано примерно в одно и то же время было два совпадающих в деталях романа со стариками, поэтому автором сонетов, а следовательно, пьес и поэм был покровитель шекспировской труппы лорд-камергер Генри Кэри барон Хансдон.
История Хансдона
Присмотримся к нему внимательнее. Родился в 1524 году. Племянник королевы Анны Болейн, казнённой своим мужем Генрихом VIII. Единственный сын придворного Вильяма Кэри, эсквайра, умершего в 1529 году. Назван Генри в честь короля. Его мать, Мэри Болейн, старшая сестра королевы, любовница короля, умерла, когда ему было 19 лет. Член парламента от Букингема в 1547, 1554 и 1555 годах.
Когда юная Елизавета, его двоюродная сестра и будущая королева, находилась в полузаключении в Хэтфилде, он, единственный из родственников, помогал ей большими суммами денег (в целом – несколько тысяч фунтов) из собственных доходов. После восшествия Елизаветы на престол в 1558 году получил рыцарское звание, а в следующем году стал бароном Хансдоном (ему дарован также замок с парком и коронные земли). С 1561 года – член Тайного совета и кавалер ордена Подвязки.
В 1564-м создал актёрскую труппу для придворного театра и в том же году получил учёную степень магистра гуманитарных наук в Кембридже. (Известно также, что он интересовался ботаникой.) Бескорыстный, честный, прямодушный и благородный, как отмечали современники, он не домогался новых титулов и богатств, оставаясь бароном (низшее звание высшего дворянства) до самой смерти. Держался в стороне от придворных партий и интриг. Королева использовала таланты своего кузена в собственных и государственных интересах, часто забывая о наградах за многие успешно выполненные поручения и миссии.
В 1568 году лорд Хансдон назначен Смотрителем восточной границы с Шотландией и правителем пограничного города Берик, расположенного в 339 милях от Лондона в устье Твида на берегу Северного моря. В 1570 году с полуторатысячным отрядом он одержал решительную победу вблизи Карлайла над вдвое превосходящими силами мятежников северных графств, что и определило его дальнейшую судьбу на следующие 18 лет, в течение которых он оставался на своём посту в Берике, часто наезжая в Лондон. В 1583 году стал (не покидая Берика) лордом-камергером королевы, входил в правительственный кабинет в ранге министра культуры и по должности отвечал за деятельность театров. В 1586 году был одним из членов комиссии, допрашивавшей Марию Стюарт, а после её казни вёл деликатные переговоры с её сыном, королём Шотландии Яковом VI (будущим королём Англии Яковом I).
В 1572 и 1584 годах жаловался первому министру лорду Берли, что ему не выплачивается жалованье, а собственных средств не хватает, чтобы покрыть расходы, которых требует его пост; что его солдаты и подчинённые испытывают нужду в пище и одежде. Просил отозвать его из Берика. Во время службы на границе сурово карал мародёров. Ходили даже слухи, что ему нравится вешать шотландских воров, как другим – охотиться. (Не исключено, правда, что их распространяли мародёры.)
В 1588 году при приближении Великой армады и угрозе высадки испанского десанта лорд Хансдон был отозван в Лондон и назначен командующим сухопутным войском центральных графств (королевской стражей), которому, правда, не пришлось сразиться с противником. С этого года лорд-камергер жил в Лондоне, в дарованной ему королевой резиденции Сомерсет-хаус.
В 1589 году он встретил Эмилию Бассано, оставшуюся после смерти матери (отец умер, когда ей было 6 лет) без средств к существованию. Она, видимо, обратилась за помощью к лорду-камергеру, в ведении которого, кроме художников, скульпторов, поэтов и актёров, были и придворные музыканты. Она нашла больше, чем искала. Форман записал с её слов, что старый лорд-камергер очень её любил, чего, кстати, нельзя сказать о ней (сонеты 136, 140, 145). Автор сонетов повторяет, что любовь его грешна (сонеты 141, 142, 152), и это совершенно естественно в устах женатого человека и отца семерых детей, лорда-камергера и ближайшего родственника королевы.
Но сонеты посвящены не только «смуглой леди». Львиная их доля (125 из 154) описывает отношения с лучшим другом, его «вторым я». И здесь – весьма большая возрастная разница (сонет 22), настолько большая, что на публике они вынуждены скрывать свои дружеские отношения (сонеты 36, 89), и всепрощающий самоуничижительный тон (сонеты 57, 58). В контраст возлюбленной друг светлоок, светлокудр (в сонете 68 упоминаются «золотистые длинные локоны»), умён, знатен, известен. Речь идет о последней большой дружбе, об эквивалентном духовном общении, по которому так истосковался лорд Хансдон за годы 20-летней службы в далёком от столицы провинциальном Берике.
Новое знакомство
В 1592 году во время посещения Елизаветой Оксфорда самым красивым и образованным среди молодых лордов в свите королевы был признан 19-летний Генри Ризли граф Саутгемптон. Мы имеем все основания полагать, что королеву сопровождал и лорд-камергер Хансдон, которому по долгу службы полагалось провожать королеву до кареты и помогать ей выйти из неё.
Воспитанник (отец умер, когда ему было 8 лет) всесильного первого министра лорда Берли, в двенадцатилетнем возрасте принятый в Кембриджский университет, а в 16 лет получивший учёную степень магистра гуманитарных наук, владелец громадного состояния, театрал и щедрый покровитель поэтов, граф Саутгемптон, представленный ко двору в 1590 году, обратил на себя всеобщее внимание, был обласкан Елизаветой и подружился с её фаворитом, двоюродным внуком лорда Хансдона, графом Эссексом, тоже воспитанником лорда Берли и магистром гуманитарных наук. Легко можно себе представить, какое впечатление блестящий Саутгемптон произвёл на недавно вернувшегося ко двору, изголодавшегося по обществу гениального драматурга. Кстати, частое упоминание в сонетах «нарисованного двойника», без сомнения, говорит о том, как охотно Саутгемптон позировал художникам: до нас дошло шестнадцать его портретов.
Влюблённые обычно пишут стихи, а большая дружба не уступает по эмоциональной напряжённости большой любви. (Кстати, гомосексуальные ассоциации наглухо исключаются сонетом 20.) И драматург пишет поэму «Венера и Адонис», которую посвящает Саутгемптону, как мы знаем, покровителю поэтов. Она вышла в апреле 1593 года. Параллельно поэме (вторая вышла в 1594 году, причём с таким посвящением, которое чуть ли не дословно повторяется в сонетах 23, 26, 40) начиная с 1592 года пишутся сонеты, лирический дневник тайной дружбы и любви лорда-камергера. В одном из них (сонет 134) автор рассказывает, что осторожности ради просил друга писать от его (автора) имени записки своей возлюбленной, т.е. «смуглой леди». (Эта осторожность, вполне естественная для лорда-камергера, почерк которого хорошо знали при дворе, непонятна, если бы она исходила от Шекспира, причём совершенно невероятно, чтобы граф Саутгемптон писал и доставлял любовные записки актёра Шекспира.)
Результат можно было предвидеть. Недаром Форман записал об Эмилии, что она, по слухам, колдунья и умеет привораживать мужчин. В сонетах 34, 35, 40–42, 133, 134 говорится об измене друга и возлюбленной; а в 1593 году Эмилию, ожидающую ребёнка, выдали замуж за молодого (моложе Эмилии на 3 года) менестреля Альфонса Ланье, сына известного придворного музыканта. Родившегося сына Эмилия назвала Генри в честь то ли 20-летнего Генри Саутгемптона, то ли 69-летнего Генри Хансдона. Брак не удался (Эмилия жаловалась Форману, что Ланье плохо с ней обращался, растрачивал её деньги), и связь с лордом-камергером продолжалась (судя по содержанию сонета 152, где автор упрекает её в двойной измене).
И тут мы подходим к чёрному рубежу в жизни лорда Хансдона, при мысли о котором сжимается сердце. Дело в том, что у лорда-камергера появился грозный соперник, претендовавший на дружбу покровителя поэтов Саутгемптона. Имя его блестяще «вычислил» всё тот же профессор Роуз. Это – Кристофер Марло, наиболее крупный (после Хансдона) драматург того времени и менее известный как поэт (в его неоконченной работе «Геро и Леандр» в Леандре без труда узнаётся Саутгемптон). Мало того что Марло на 40 лет моложе лорда-камергера, он ещё и красив (судя по сохранившемуся портрету), а высокое мастерство поэта-соперника автор сонетов признаёт неоднократно. Это заставило замолчать его скромную музу, в то время как строки соперника наполнены описанием его друга. (Кстати, их гомосексуальный характер в поэме «Геро и Леандр» бросается в глаза.) Нависла реальная угроза единственному утешению его жизни – дружбе с Саутгемптоном. Противник поэтических преувеличений (сонеты 21, 82, 84, 130), автор пишет о своей дружбе в таких выражениях (сонеты 28, 44, 45, 48, 90, 91, 98), которые не оставляют сомнений в том, что она была высшей ценностью и смыслом последних лет жизни лорда Хансдона. Он однозначно ставит эту дружбу выше любви к «смуглой леди» (сонеты 40, 42).
И возникает вопрос: знал ли столь близкий друг о драматургических опытах лорда-камергера? Был ли он единственным человеком, посвящённым в жгучую тайну второй жизни лорда Хансдона? Не была ли эта сопричастность тайне главной основой их высокой и беспримерной (со стороны Хансдона) дружбы? Ответ в сонете 111, где упоминается друг, проклинающий судьбу, преградившую автору (сонет 25) путь к славе.
Итак, в апреле 1593 года напечатана посвящённая Саутгемптону поэма Хансдона «Венера и Адонис», а в мае, при весьма загадочных обстоятельствах (только в XX веке было установлено, что это дело рук агента королевской тайной полиции) в таверне под Лондоном погиб Кристофер Марло. «Кто сделал это?» – спросите вы. Я не знаю, но древняя юридическая мудрость гласит: тот, кому выгодно. Не следует забывать, что лорд-камергер Хансдон был не только придворным, но и мужественным воином, одержавшим победу над вдвое превосходящими силами мятежников северных графств в 1570 году. Не будем также закрывать глаза на то, что он мог быть беспощадным (вспомните повешенных мародёров). И наконец, что стоило бессменному с 1561 года члену Тайного совета и большинства комиссий по расследованию, лорду-камергеру, сановнику двора, любимому кузену королевы остановить в кулуарах Тайного совета молодого Роберта Сесила, сына и заместителя начальника секретной службы лорда Берли, и доверительно посетовать в качестве министра культуры, по должности отвечающего за деятельность театров, на возмутительные и опасные для государства высказывания атеиста и вольнодумца, богопротивного мужеложца, драматурга Кристофера Марло? Если Роберт Сесил уловил нотку личной заинтересованности лорда-камергера (который пользовался таким доверием королевы, что когда она в 1562 году занемогла и решила, что находится при смерти, то поручила Тайный совет его попечению), дни Марло были сочтены.
Однако друг фаворита Елизаветы графа Эссекса Саутгемптон тоже имел косвенный доступ к секретной информации, поэтому сразу за сонетом 86, в котором о поэте-сопернике упоминается в прошедшем времени, следует сонет, начинающийся словом «Прощай!», где, как и в последующих сонетах, в дружеских отношениях чувствуется трещина, которая, по справедливому замечанию Роуза, то расширяется, то сужается, но уже никогда не исчезает.
Видимо, чтобы загладить эту трещину, Хансдон написал поэму «Лукреция» (она вышла в 1594 году) с очень тёплым, если не сказать более, посвящением Саутгемптону. Затем до автора доходят слухи о скандальном происшествии с его другом (сонеты 69, 70). Вспыльчивый от природы, храбрец и «воплощение чести», как писал о нём поэт, эгоистичный и самовлюблённый, граф Саутгемптон не раз оказывался вовлечённым в шумные скандалы (дело доходило даже до драки в приёмной королевы), за что сиживал в Тауэре.
К 1595 году относится его серьёзное увлечение кузиной графа Эссекса, Элизабет Вернон (на которой он в 1598 году женился), а 1 июня 1596 года он отправился со своим другом Эссексом в военно-морскую экспедицию в Кадис. Менее чем через два месяца, 23 июля 1596 года, лорд-камергер Хансдон скончался, как свидетельствуют современники, от огорчения, что называется, «затосковал». Автор сонетов, видимо, и на этот раз не преувеличивал, когда в 92-м писал, что его жизнь кончится вместе с любовью друга и его уходом. Он был похоронен в Вестминстерском аббатстве 12 августа за счёт королевы. Саутгемптон прибыл в Плимут 10 августа. Мы не знаем, успел ли он на похороны своего великого друга. Жена и наследница, леди Анна Хансдон, поставила на могиле мужа памятник искусной работы.
Мировое признание произведений Шекспира
Сонеты были опубликованы в 1609 году, через 13 лет после смерти Хансдона (и без ведома Шекспира), человеком, скрывшимся под инициалами W.Н. (инициалы Саутгемптона – Н.W.). Вне всякого сомнения, автор передал их тому, кому они были посвящены, кого он так любил и столько раз обещал обессмертить (сонеты 18, 19, 38, 54, 55, 60, 63, 65, 81, 100, 101, 107). Лорд-камергер Генри Хансдон, театрал (помните придворную труппу, созданную им ещё в 1564 году?), на 20 лет оторванный от столичных театров, магистр гуманитарных наук, министр культуры, смотритель границы и правитель Берика, имел достаточно досуга, чтобы создать в воображении и на бумаге свой театр – комедии, хроники и трагедии. Так и видишь его коротающим длинные зимние вечера в провинциальной тиши Берика над толстым фолиантом из дворцовой библиотеки или страницами черновика «Ромео и Джульетты», «Гамлета». (Сохранился его портрет: большие, несколько близко посаженные задумчивые глаза, усы, создающие впечатление улыбки.) Но сочинение пьес, как мы знаем, считалось в его время занятием предосудительным, презренным и недостойным. Осторожный (помните любовные записки, написанные за него Саутгемптоном?), избегавший дворцовых интриг, лорд Хансдон, страстно желая видеть свои произведения на сцене, хотя бы инкогнито, нашёл выход.
Вернувшись осенью 1588 года в Лондон, он в 1589–1590 годах присмотрел в труппе лорда Стрэнджа (позднее графа Дэрби) честного, доброжелательного, уравновешенного, бедного, трудолюбивого, непьющего (что немаловажно) актёра скромного дарования Вильяма Шекспира, хотя и не окончившего приходской провинциальной школы и с 15 лет вынужденного зарабатывать себе на жизнь, но достаточно грамотного, чтобы переписывать черновики лорда Хансдона и выдавать их, при соответствующем, разумеется, вознаграждении, за свои. Поразительная деталь: первые издатели Собрания сочинений Шекспира, товарищи по труппе актёры Джон Хэминген и Гарри Кондел, сообщают, что Шекспир писал, не вымарывая ни единой строчки. Что это? Единственный в мировой литературе пример вдохновенного творчества набело? Нет. Писать набело – вряд ли возможно. Переписывать (черновики Хансдона) – другое дело. (Нас не должно смущать то обстоятельство, что опасавшийся прижизненного разоблачения лорд-камергер написал «маскировочный» сонет 136, где обыграл имя своего живого псевдонима.)
Примерно в 1589–1590 годах труппа лорда Стрэнджа, которой руководил земляк Шекспира Джеймс Бербедж, начала ставить пьесы своего товарища-актёра. В 1592 году его как драматурга упомянул в памфлете Р. Грин. В 1594 году, после смерти лорда Стрэнджа, лорд-камергер Хансдон взял труппу под своё покровительство, а Шекспир стал главным из шести её пайщиков (вознаграждение?). В 1596 году было подано прошение в Геральдическую палату, а в октябре, т.е. через два месяца после смерти лорда Хансдона, отец Шекспира получил дворянство. Кто инициировал прошение и дал ему ход? Ведь дело отца актёра и драматурга не могло миновать лорда-камергера, отвечавшего как министр культуры за деятельность театров. В 1597 году Шекспир купил один из самых больших домов (с садами) в родном Стратфорде. Разве не похоже всё это на последние (предсмертные) милости лорда-камергера своему живому псевдониму? Между тем в бумагах графа Саутгемптона, которому посвящены две поэмы Шекспира, нет ни слова упоминания о Шекспире (наверняка Саутгемптон знал об авторстве Хансдона, который и написал-то эти поэмы, чтобы завоевать его дружбу).
И ещё два факта. 1600 год. Любимый друг, «второе я» автора сонетов, Саутгемптон посажен в Тауэр за участие в заговоре Эссекса, обвинён в государственной измене и приговорён к смертной казни, заменённой, по ходатайству его воспитателя, лорда Берли, пожизненным заключением, а Шекспир молчит. Ни одного сонета по этому поводу (так же, как и в связи с освобождением графа в 1603 году). Причина проста: их автор умер в 1596 году. Так и хочется сказать: «Как хорошо, что ты не дожил до этого, лорд Хансдон!»
Наконец, биографы Шекспира ломают голову, почему в 1612 году, т.е. на 48-м году жизни, он внезапно прекращает драматургическую деятельность и за 4 года до смерти удаляется в родной Стратфорд? Ответ, видимо, тоже удручающе прост: кончились черновики лорда Хансдона.
Итак, первые постановки пьес Шекспира совпадают с возвращением лорда Хансдона из Берика. Появление первых посвящённых другу сонетов – с его встречей с Саутгемптоном осенью 1592 года. Кстати, встреча автора сонетов с другом, как показал Роуз, также приходится на 1592 год. Измена возлюбленной в сонетах совпадает по времени с изменой Эмилии Бассано лорду Хансдону. Прекращение цикла сонетов – со смертью лорда-камергера, а сама эта смерть – с отъездом Саутгемптона в Кадис. Не слишком ли много совпадений?
Что касается живого псевдонима, то великий сердцевед не ошибся в нём: «слуга лорда-камергера» честный Вильям не выдал своего покойного господина «достопочтенного лорда Хансдона» даже перед лицом вечности, не забыв в своём завещании отписать супруге «вторую по качеству кровать», но ни словом не упомянув о бессмертных пьесах и сонетах. А между тем над его могилой уже более трёх с половиной столетий возвышается грандиозный памятник чужой славы. И в то время как миллионы (я не оговорился) туристов ежегодно посещают эту могилу в Стратфорде, лежит ли хоть один цветок на могиле величайшего драматурга в Вестминстере?..
Гейне писал: «Бог, конечно, главнее, но после него – Шекспир». Теперь, когда вы встретите это имя, прочтите его правильно: Хансдон.
