Лекарство от скуки, лестница к славе, орудие власти, оружие мести – так в разных обстоятельствах образно именуются сплетни и слухи. Вездесущие, привязчивые, неизбывные. По образному определению французского историка Марка Блока, в массовом сознании издревле «царил Старик Наслышка». В нарядном камзоле вельможи или ветхих лохмотьях странника, купеческом кафтане или рабочей робе, он прогуливался по торговым площадям, кутил в кабаках, парился в банях, пробирался в светские салоны – чтобы взбудоражить, смутить, вызвать брожение умов.
Сплетничество — передача неточной, неподтверждённой, необоснованной информации либо распространение нарочно измышленных сведений.
В повседневном обиходе сплетни часто не отделяются от слухов, даже во многих словарях эти понятия определяются одно через другое. В строгом смысле слухи — коллективные, внеличные новости, а сплетни — приватные сообщения, затрагивающие лишь некоторых, избранных. Слухи — актуальная общенародная мифология, сплетни — достояние локального сообщества, социальной или профессиональной группы.
Питер Брейгель Старший «Фламандские пословицы» (фрагмент), 1559. Источник: artchive.ru. Визуализация нидерландской пословицы о пересудах и кривотолках: «Один мотает то, что другой прядёт»
Древним грекам и римлянам были хорошо известны и природа, и механизмы сплетничества. Хрестоматийный древнегреческий миф — о царе Мидасе, наделённом ослиными ушами за попытку оспорить решение Афины. Проведавший об этом царский цирюльник сперва поклялся хранить постыдную тайну, но не утерпел — вырыл в земле ямку и шепнул в неё: «У Мидаса ослиные уши!» На том месте вырос тростник и своим шелестом распустил слух по всему свету.
Аньоло Бронзино «Состязание Аполлона и Марсия», ок. 1531−1532. Источник: en. wikipedia.org. Справа Мидас и Афина слушают игру Аполлона и Марсия на музыкальных инструментах. В центре Аполлон, признанный Афиной победителем соревнования, сдирает кожу с Марсия за то, что тот посмел бросить ему вызов. На заднем плане Аполлон наделяет Мидаса ослиными ушами за попытку оспорить решение Афины. Лежащий слева брадобрей сплетничает тростникам о позоре царя.
В знаменитом сатирическом обзоре человеческих пороков Теофраста «Характеры» выведен Вестовщик — «такой человек, который, встретившись с другом, тут же строит многозначительную мину и с улыбкой спрашивает: «Откуда?», и «Что скажешь?», и «Нет ли у тебя новостей насчёт того самого?», и пристаёт с расспросами: «Не слышно ли чего поновее? А ведь рассказывают новости, и хорошие»…».
Однако пальму первенства в сплетничестве издревле отдавали женщинам. Уже в раннегреческий период формируется ролевая модель женщины-сплетницы, кумушки-трещотки. Этот речеповеденческий тип описан Семонидом Аморгским: «Проныра, ей бы всё разведать, разузнать, Повсюду нос суёт, снуёт по всем углам». Излюбленное место сплетничества — гинекей, женская половина дома.
Жан-Леон Жером «Греческий интерьер (гинекей)», 1850. Источник: perfect-gallery.com
Разносчицы сплетен были влиятельными фигурами греческого полиса. Тиран Гиерон Сиракузский контролировал приближённых при помощи специально организованной группы «подслушивающих женщин». Яркий образ пронырливой и настырной сплетницы находим в сатире Ювенала: «Этакой всё, что на свете случилось, бывает известно: Знает она, что у серов, а что у фракийцев, секреты Мачехи, пасынка, кто там влюблён, кто не в меру развратен. Скажет она, кто вдову обрюхатил и сколько ей сроку, Как отдаётся иная жена и с какими словами…».
Артемизия Джентилески. «Аллегория Молвы», 1630−1635. Источник: ru. wikipedia.org
При этом древние различали собственно сплетню — досужую болтовню, часто переходящую в клевету, и молву — извещение свыше, божественное прорицание. Считалось, что сплетни распространяются самими людьми, молва же имеет сверхъестественную природу. В Афинах был установлен алтарь в честь богини Оссы — персонифицированной молвы.
В Древнем Риме были полупрофессиональные сплетники — операрии (лат. operarii — ремесленники) и диурнарии (лат. diurna — ежедневный, подённый). По большей части люди образованные, но без определённых занятий, они охотно подвизались наёмными сборщиками новостей о примечательных происшествиях, невероятных случаях, скандалах, плутнях, чудесах.
Отношение к этим неутомимым «поставщикам контента» было полушутливым-полупрезрительным. Цицерон называл плоды их трудов compilatio (лат. букв. «ограбление», «хищение»; отсюда же современное слово «компиляция»). Операрии — предшественники репортёров, только собирали они всё подряд: и достоверные сведения, и досужие вымыслы, и всякие побасёнки.
Укоротить болтливые языки издревле пытались с помощью позорящих наказаний. Средневековье отличалось недюжинной фантазией в изобретении карающих приспособлений, среди которых была скрипка сплетниц — деревянная или металлическая распорка, формой напоминавшая известный музыкальный инструмент. Особо рьяных балаболок удерживали в таком мучительном положении несколько дней кряду и заставляли ходить по улицам на потеху толпе. Начиная с Нового времени наказывать сплетников предпочитали в основном осуждением и осмеянием.
Сальвадор Диас Олано. «Наказание сплетницы», 1910. Источник: gallerix.ru
Особый феномен, который наиболее ярко проявился в истории Нового времени, — бродячие слухи, которые возникали с заметной регулярностью и циркулировали длительное время. Во Франции XVII-XVIII вв. одним из таких слухов было похищение детей. Королевский прокурор Робер писал в 1701 году: «Чернь, всегда готовая верить в подобные новости, не только в этом убеждена, но воображает, что детей убивают для того, чтобы из их крови приготовить ванну для какой-то высокопоставленной персоны». Через 20 лет французскую столицу накрывает новая волна того же слуха. Проходит ещё 30 лет — и вновь Париж трепещет от россказней, будто полицейские хватают детей, бродяг и нищих прямо на улицах города, чтобы готовить ванны «для восстановления здоровья короля».
Роль слухов и сплетен заметно возрастает в переломные исторические периоды. Взять хотя бы «Великий страх» 1789 года в той же Франции — событие, которое французский историк Жорж Лефевр назвал «одним ложным слухом». То были две недели жаркого лета, большой паники и тотальной шпиономании. После захвата Бастилии поползли слухи об «аристократическом заговоре» короля — и как из дырявого мешка посыпались свидетельства о появлении целых полчищ разбойников, громящих селения, сжигающих поля. К концу августа разговоры о «лесных шпионах» стихли так же быстро, как и начались. События тех дней подарили французскому языку фигуральное выражение histoire de brigands (история разбойников) — то есть небылица, невероятная история.
Что же касается частной жизни европейцев, то центрами притяжения сплетен продолжали оставаться традиционные места встреч и общих сборищ: светские салоны и бальные залы, игорные дома и театральные ложи, кабачки и трактиры, рынки и лавки, цирюльни и бани, деревенские колодцы и городские колонки…
Томас Вебстер «Деревенские слухи», 1865. Источник: artchive.com
Вацлав Брожик «Сплетни», кон. XIX в. Источник: commons. wikimedia.org
Винсент Степевич «Сплетни у колодца», втор. пол. XIX в. Источник: pinsdaddy.com
Вильгельм Амберг «Сплетничающие служанки», сер. XIX в. Источник: wikigallery.org
Эжен де Блаас «Дружеские сплетни», 1901. Источник: nevsepic.com.ua
Альберт Эдельфельт «Сплетни», 1887 Источник: lt. wikipedia.org
В замкнутом пространстве деревни или маленького провинциального городка, что в Европе, что в России, функцию вестовщиков традиционно выполняли те, кто по какой-нибудь надобности покидал родные пенаты (например, купцы на время ярмарок, крестьяне на отхожих промыслах), а также люди пришлые — бродячие артисты, странники, богомольцы. Странник — персонификация сплетни, сам бродячий слух. В отличие от гонца и глашатая, официально наделённых информационным полномочием, странник олицетворяет «инородца» и «чужака», обладающих непроверенными, но любопытными, достойными внимания сведениями.
Василий Перов «Приём странника», 1874. Источник: wikiart.org
Жан Каролюс. «Подглядывающий Том», сер. XIX в. Источник: commons. wikimedia.org
Ну, а роль главного распространителя неофициальной информации традиционно принадлежала самому любопытному и наиболее мобильному члену того или иного сообщества. Собственно, он и есть Старик Наслышка. В массовом сознании сложились образы народных «ньюсмейкеров»: русские любопытная Варвара и Маланья-болтунья, английский Любопытный Том (Peeping Tom). Устойчивые типажи сплетников: «доброхот», «кумушка», «хлопотун» (англ. busybody), scandalmonger (англ. букв. «продавец скандалов»).
Затем в англоязычных аристократических кругах входит в моду small talk — светская болтовня, салонная беседа. Считается, что этот формат сложился в викторианскую эпоху, хотя его зарождение вполне соотносимо с зарождением самой аристократи. С течением времени small talk утрачивает национальную специфику, сугубо аристократическую принадлежность и строгую этикетно-тематическую рамку. Сплетни получают законную «прописку» в коммуникации.
Джованни Болдини «Сплетни», 1873. Источник: giovanniboldini.org
Томас Дьюин «Сплетни», 1907. Источник: wikioo.org
Томас Бенджамин Кеннингтон «Без сплетен», 1907. Источник: artchive.ru
Что же касается России, то здесь, возможно, как нигде более причудливой была молва о представителях власти. В годы царствования Бориса Годунова носились зловещие слухи о царе-убийце, которые усилились с появлением самозванца и, как писал Пушкин, «посеяли тревогу и сомненье, на площадях мятежный бродит шёпот». Затем уже шептались, будто царь Пётр — подкидыш, лже-сын Натальи Кирилловны. Судачили о происхождении и Екатерины I («не прямая царица — наложница»), и Петра II («до закона прижитый» сын «некрещёной девки»).
Из уст в уста передавали, мол, настоящий отец Анны Иоанновны — простой учитель-немец, потому она «Анютка-поганка». Распространяли кривотолки о Елизавете Петровне («прижита до закона», «не природная и незаконная государыня») и о цесаревиче Павле Петровиче, которого за глаза обзывали «выблядком». С особым смаком судачили об интимной жизни Елизаветы Петровны («Сначала ее князь Иван Долгорукой погреб, а потом Алексей Шубин, а ныне-де Алексей Григорьевич Разумовский гребет…») и её тайных отпрысках (известная легенда о Таракановых).
Власти как могли боролись с «враками», иногда даже с помощью официальных актов. Один из памятных примеров — екатерининский «Манифест о молчании», или «Указ о неболтании лишнего» (1763), грозивший преследованием людям «развращенных нравов и мыслей», что суют свои носы в «дела, до них непринадлежащих». Манифест неоднократно оглашался народу, а его ослушники упорно преследовались тайным сыском.
Помимо политических событий, обильную пищу для пересудов в аристократических кругах давала общественная деятельность, даже благотворительная. Вальяжные изнеженные господа перемещались в непривычную, а подчас вовсе экзотическую для них обстановку, получали яркий опыт, аналогичный участию нынешних селебритиз в экстремальных шоу «на выживание». Из бедных крестьянских домов и земских больниц, ночлежек и приютов выносили массу незабываемых впечатлений, которыми увлечённо делились на светских раутах. Образ завзятой сплетницы, «старушенции в костюме дамы благотворительницы» вывел Чехов в рассказе «Ряженые»: «Благотворительность она любит, ибо нигде нельзя так много с таким вкусом судачить, перебирать косточки ближних, дьяволить и вылезать сухой из воды, как на почве благотворительности».
Владимир Маковский «Посещение бедных», 1874 Источник: wikiart.org
Неотъемлемая составляющая производства сплетен — подглядывание и подслушивание. Ведь сплетничают часто о тайном и сокровенном, не предназначенном для посторонних ушей. Выведывание тайных новостей во все времена было любимейшим людским занятием.
Издревле известно немало хитроумных подслушивающих приспособлений, способов засекречивания информации и оригинальных защит от её утечки и перехвата. Вспомним хотя бы древнегреческие шифровальные палки-скиталы, славянские оборонительные сооружения с тайными комнатами-«слухами» или прославленные eavedrops — деревянные резные фигуры во дворце Генриха VIII. Встроенные в нависающие края потолочных балок, они служили предупреждением для сплетников и буквальным воплощением поговорки «у стен есть уши». Само же название происходит от древнеанглийского слова, которое изначально означало место вокруг дома, куда капает дождевая вода с крыши, а затем стало именованием любопытствующих, что прятались под карнизами и подслушивали разговоры домочадцев.
Реми Когге «Мадам принимает гостей», 1908. Источник: en. wikipedia.org
Теодорос Раллис «Подслушивание», 1880. Источник: ru. wikipedia.org
В первой трети XIX столетия молва становится предметом научного исследования. «Положенные на бумагу слухи и вести получают значение исторического документа. Сплетни, сказки и не-сплетни и не-сказки, которые распускались и распускаются в Москве на улицах и в домах, у нас литература изустная. Стенографам и должно собирать её», — находим у Петра Вяземского в «Старой записной книжке» (1825).
Журналисты тоже рано оценили социальную значимость сплетен и слухов, хозяйственно приспособив их для фиксации общественных мнений и движений народной мысли. Николай Добролюбов ещё в студенчестве выпускал рукописную газету «Слухи», справедливо полагая, что они есть «сама жизнь с её волнениями, страданиями, разочарованиями, обманами, страстями». И хотя вышло не более 20 номеров, ни в каких иных периодических изданиях того времени мы не прочитаем, что «Павел Петрович задушен и что Клейнмихель мошенник».
Оноре Домье «Криспен и Скапен», 1858−1860. Источник: dic. academic.ru
Публицистика представляла сплетни как фиксации массовых настроений, а беллетристика использовала их в качестве сюжетов. В произведениях XVIII — начала XIX вв. выведены собирательные образы сплетников: Криспен и Скапен в комедии Скаррона «Саламанкский школяр»; Вестина, Свахина, Вздоркина в «Говоруне» Хмельницкого, Змейкин в «Лукавине» Писарева. Начиная с пушкинской поры изящная словесность бесперебойно поставляет героев-сплетников: Загорецкий и Репетилов в «Горе от ума», Зарецкий в «Евгении Онегине», Бобчинский и Добчинский в «Ревизоре», дамы в «Мёртвых душах»…
В советскую эпоху сплетничество окрашивается в контрастные политические тона, устойчиво ассоциируясь с «врагами революции» и «буржуазными элементам». XIII партийный съезд 1924 года принял специальную резолюцию «против распространения непроверенных слухов». Сплетни и слухи стали популярной темой плакатов наглядной агитации.
Источник: kino-ussr.ru
С окончательной победой советской власти сплетни меняют дислокацию: переползают в курилки и столовки, витают над дворовыми лавочками и доминошными столами, просачиваются в продуктовые очереди и на коммунальные кухни. Теснота, скученность, минимум личного пространства, плохая звукоизоляция, один на всех жильцов домашний телефон — всё это создавало идеальную среду для сплетничества.
Примерно с 1940-х гг. возникают шутливо-просторечные именования слухов — агентство ОДС («одна дама сказала»), ОГГ («одна гражданка говорила») и уже в послевоенное время — ОБС («одна баба сказала»). Власти по-прежнему уделяют сплетням и слухам повышенное внимание, усматривая в них дезорганизующий потенциал. Только с июля по ноябрь 1941 года военными трибуналами были осуждены 1423 человека за нарушение особого Указа Президиума Верховного Совета СССР о мерах по пресечению ложных слухов.
Однако в ситуации информационного голода слухотворчество исправно поставляло детективные легенды об отравлении Ленина стрелой с ядом кураре, макабрические истории о повадках Дзержинского и кутежах Берии, жуткие рассказы о нарочно организованном голоде на юге страны… Искусственная изоляция СССР от Европы неизбежно приводила к тому, что вести о «забугорной» жизни тоже доходили до наших сограждан главным образом в виде слухов-пугалок, жупелов. В народе боязливо перешёптывались об отравленных иностранных жвачках, заражённых джинсах и шоколадках с острыми лезвиями внутри, о заброшенных американскими шпионами в СССР борщевиках и колорадских жуках.
В позднесоветском и постсоветском пространстве карта слухов меняется: в моде досужая болтовня про «летающие тарелки», озоновые дыры, «геологическое» и «климатическое» оружие, полтергейст, экстрасенсорику. Многие слухи, особенно в мегаполисах, сближаются с городскими легендами. Например, известные столичные байки о бункере Ивана Грозного, крокодилах в канализационных колодцах, пожирающих людей эскалаторах, воронах-убийцах.
Постепенно формирующееся общество сверхпотребления оказывается уже во власти «товарных» слухов, особенно гастрономических страшилок. В 1970—1990-е годы европейские страны, а позднее и Россию взволновала «ужасная правда» о продукции гигантов пищевой индустрии: крысиные хвосты в котлетах KFC, гамбургеры из земляных червей, растворяющая монеты кока-кола. К страшилкам о вредоносности еды добавляются кошмары о вызывающих рак БАДах, продуктах из человеческого жира, маньяках-вредителях, вкладывающих бритвы в конфеты и впрыскивающих яд в яблоки.
К концу прошлого века оформляется руморология — прикладная научная дисциплина о слухах. Входит в обиход слово слухмейкеры — производители слухов, фабриканты сплетен. Памятники Сплетне установлены в американском Нью-Джерси, немецком Зиндельфингене.
Современная интернет-молва принимает облик фактоидов (ложных или недостоверных утверждений, облечённых в форму правдивых и выдаваемых за действительные) и фейков (выдуманных, мистифицированных новостей). И даже открывая какой-нибудь официальный сайт, мы видим всплывающие окна с сообщениями вроде: «Похороны Аллы Пугачёвой пройдут на Кузьминском кладбище»; «Лещенко и Толкунова — брат и сестра»; «Ангела Меркель зачата от замороженной донорской спермы Гитлера»… Аббревиатура ОБС нынче расшифровывается как «один блогер сказал».
Слухотворчество и сплетничество — это доместикация Зла, попытки человека «одомашнить», приручить Зло, сделать его привлекательным и безобидным. Пересуды испокон веков дружили с завистью, кривотолки — с клеветой, слухи — с невежеством и суеверием, заставляя платить за словесное развлечение паническими страхами, разрушенными отношениями, сломанными судьбами.
Источники:
Винничук Л. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима. М.: Высшая школа, 1988.
Горбатов Д. С. Психология слухов и сплетен. СПб.: Речь, 2012.
Скиба В. А. Мотив слухов в русской художественной литературе // Русская словесность. 2002. № 1.
Слухи в Росси и XIX-XX веков. Неофициальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории: Сб. ст. Челябинск: Каменный пояс, 2011.
Allport G. W., Postman L. The psychology of rumor. New-York: Holt, 1947.
Gluckman М. Gossip and Scandal // Current Anthropology. Utrecht, 1963. Vol. 4, № 3.
Фото для анонса на главной: Норман Роквелл «Слухи», 1948. Источник: artnet.com
