Для тех, кто не застал СССР, барды — это немолодые, немного оплывшие дядечки в свитерах, поющие со сцены про горы, или мужики помоложе в камуфляже и берцах, собирающиеся с гитарами у костра. Хотя настоящие барды и выглядели по-другому, и пели не о том, о чём в подражание Высоцкому хрипят сегодня…
Советские барды
Журнал: Загадки истории, №35 — сентябрь 2014 года
Рубрика: Назад в СССР
Автор: Марина Викторова
Брежнев лечился песнями Высоцкого
В 1950-х годах, когда барды только-только стали появляться, они выглядели совсем не так. Это были студенты в мешковатых штанах, худющие и, казалось, никогда не спящие, потому что столько всего нужно успеть! Они тогда ещё не знали, что их будут называть бардами. А песни, которые они пишут и поют, — бардовскими, авторскими или самодеятельными. Для них это были просто песнипро то, что их волновало.
Костёр и три аккорда
У бардовской песни нет даты появления на свет и нет отцов-основателей. Она возникла, словно сама собой, в разных местах. Одним из таких мест был биофак МГУ. Здесь в начале 1950-х годов училась замечательная девушка Ляля Розанова. Энергии у неё было на десятерых, а ещё у неё был талант притягивать талантливых людей и вдохновлять их на творчество. Неудивительно, что именно при ней существовавшая до этого в добровольно-принудительном режиме агитбригада стала центром молодёжной жизни. Сюда бежали со всех ног после лекций, потому что здесь было интересно, здесь била жизнь. Студенты собирались, репетировали спектакли и придумывали СТЭМы (студенческие театры эстрадных миниатюр), ставили танцы и пели песни. А потом со всеми этими концертными номерами разъезжали по таким медвежьим уголкам родины, куда настоящие артисты не заглядывали.
Сначала биологи освоили Подмосковье, потом целину и добрались даже до прибайкальских глухих деревень. Поначалу они пели обычные песни, созданные профессиональными композиторами и поэтами. Но вот как-то раз вечером на летней практике, когда все собрались у костра, один из агитбригадовцев, Гена Шангин-Березовский, взял в руки гитару и спел песню, которую он сочинил сам. Она была посвящена его близкому другу Юре Юровицкому и так и называлась «Песня о верном друге». Песня так понравилась ребятам, что её тут же включили в репертуар. А вслед за ней и песни, написанные самой Лялей, и ещё одним талантливым биофаковцем Дмитрием Сухаревым.
Эти песни обладали какой-то невероятной магией — простенькие мелодии на три аккорда, незамысловатые тексты. Все это не только не делало их хуже, но словно добавляло искренности, и это вызывало отклик у слушателей. Это были очень необычные песни для тех времён — в них звучало не «мы», а «я». И в этом «я» каждый узнавал себя и свои тревоги, чувства, метания… Юрий Визбор вспоминал, что «…стихами Ляли Розановой мы спасали самоубийц. И себя, чего греха таить…».
Однако не только на биофаке МГУ произошёл взрыв студенческого творчества. Похожая картина была в Московском государственном педагогическом институте имени В.И. Ленина, который в 1950-1960-е годы даже получил неофициальное название «поющий» институт.
Но здесь песни зачастую писали на какую-то известную мелодию. Именно так была написана первая песня Юрия Визбора «Мадагаскар». В 1952 году он на музыку из спектакля Кукольного театра Образцова «Под шорох твоих ресниц» положил свой текст. Результат так понравился всем, что песенку стал распевать весь факультет, а затем и все московские туристы. Визбор сочинил целую серию песен про походы на известные мелодии, но со временем стал и свои мелодии придумывать. Вначале в соавторстве со Светланой Бог-дасаровой и Владимиром Красновским, а потом и сам.
Ада Якушева вспоминала, что когда Визбор заканчивал институт, все очень тревожились — как же теперь будет без него вся факультетская самодеятельность? Поэтому несколько добровольцев вызвались срочно научиться играть на гитаре. Одной из них была сама Ада, ей Визбор благоволил и никогда не отказывал в просьбе показать аккорд или дать списать слова. Но копированием девушка не ограничилась и как-то раз, набравшись смелости, спела пятикурснику Визбору собственную песню «Голубые сумерки погасли». Он одобрил — так в институте появился и второй бард. А третьим столпом авторской песни в МГПИ был Юлий Ким. Он привнёс в бардовскую песню свой особенный «цыганский» строй аккомпанирования на гитаре. И свои темы — более социальные и ироничные.
Запретить можно, заткнуть — нет
В этот период авторская песня не вызывала у государства особого интереса. Но вот барды стали выпускаться из институтов и университетов, а желание встречаться, творить и делиться своими песнями у них осталось. И они начали объединяться в КСП — Клубы самодеятельной песни. Сначала в Москве при МИФИ, а потом и в других городах Союза. Есть версия, что к созданию КСП приложил руку КГБ, чтобы быть в курсе, что там мутит молодёжь. Впрочем, в 1967 году барды ещё ничего не мутили — они носились с идеей провести «Первую теоретическую конференцию по проблемам самодеятельной песни» и, надо отметить, провели её в мае в охотхозяйстве под Петушками. Именно на ней было выбрано название «самодеятельная песня», хотя рассматривались варианты «гитарная», «любительская», «туристская».
Осенью того же года прошёл первый слёт КСП, пока ещё только общемосковский, но уже 7 марта 1968 года в новосибирском Академгородке прошёл первый союзный фестиваль авторской песни. Он знаменит не только тем, что был первым. Именно на нем состоялся единственный в СССР публичный концерт Александра Галича, на котором он исполнил песню «Памяти Пастернака».
И вот тут-то советская власть обнаружила, что у бардов есть гражданская позиция, которую они хотят демонстрировать. На КСП начались гонения. Клуб «Под Интегралом», проводивший фестиваль, закрыли, а полгода спустя закрыли и все остальные клубы в стране. Вскоре после этого Галич был вынужден эмигрировать. А Юлию Киму и многим другим бардам было запрещено выступать. Государство не могло позволить бардам в открытую петь про «подъезды для начальников», «кабинеты с холуями и секретаршами», «топтунов» под окнами, про дачи и «Чайки», «пайки цековские» и «мотоциклетки марочные».
Запрет только подогрел и без того большой интерес к авторской песне. Окуджаву, Высоцкого переписывали с катушки на катушку, благо магнитофоны были уже не редкостью. Называли такое распространение «магнитиздат». Был и самиздат — с 1979 по 1990 годы выходила газета Московского КСП «Менестрель».
Однако отношение государства и отношение отдельно взятых партийных боссов к бардам могло не совпадать. К примеру, генсек Леонид Ильич Брежнев испытывал необъяснимую любовь к песням Высоцкого. Один из лётчиков правительственного авиаотряда рассказывал: «Когда мы летели с Дальнего Востока, вдруг в салоне зазвучали песни Высоцкого. Мы к стюардессам: «Вы что, с ума сошли?». А они говорят, что кассету передали из окружения самого Брежнева…».
В книге Вл. Новикова «Высоцкий» тоже есть об этом: «Случалось ведь петь в доме Галины Брежневой, отец которой в это время в больничной палате в телефонную трубку слушал Высоцкого». Некоторые говорят, что при этом генсеку становилось легче. После смерти Высоцкого в Москве говорили, что сам Брежнев посочувствовал общему горю и слушал в день похорон на ялтинской даче Володины песни, особенно «Протопи ты мне баньку, хозяюшка…».
Ходили слухи и о том, что Высоцкий тайно ездил на дачу к генсеку и давал там концерты, но подтверждений им нет. А вот с дочерью Брежнева Галиной поэт был знаком с 1969 года. Галина Брежнева не только любила творчество Владимира Высоцкого и бывала в Театре на Таганке на его спектаклях, но и помогала артисту. Олег Сторонов, офицер 9-го управления КГБ, много лет работавший комендантом дач и других объектов, где жил и бывал Брежнев, рассказывал, что она часто вытаскивала Высоцкого из отделений милиции, когда его задерживали за езду в нетрезвом виде. Высоцкий и в гостях у неё бывал, возможно, там он мог встретиться с генсеком и даже что-то спеть. Но точно уж не те песни, где жёстко проходился по «дорогому Леониду Ильичу».
А что дальше?
В 1980-х годах КСП не то чтобы разрешили, но стали закрывать глаза на их возрождение. А песни барда Сергея Никитина или дуэта «Иваси» даже можно было услышать по радио! В 1990-х годах появилось понятие бардовской классики, начала выходить серия альбомов «Песни нашего века», её можно было просто купить в магазине. Однако такая «доступность» не снизила интерес к авторской песне. Во многом потому, что она не осталась неизменной, а менялась вместе со временем. Когда появился рок, она взяла что-то из него, как когда-то взяла что-то из городского романса и песен Вертинского. И сегодня люди продолжают брать в руки гитару, чтобы спеть о том, что их волнует. Значит, авторская песня продолжает жить.
