Ее настоящее имя – Мария Эва Ибаргурен Дуарте де Перон – незнакомо большинству аргентинцев, не говоря уж об иностранцах. Ее все знали как Эвиту – это один из ее множества театральных псевдонимов, образованный от соединения имени Эва и испанского словечка evitar, которое можно перевести как «избегнуть судьбы». То есть, Эва–беглянка.
Эва родилась 7 мая 1919 года в небольшой деревушке Лос-Тольдос, что в 300 километрах от Буэнос-Айреса. Ее отец, Хуан Дуарте был зажиточным фермером, а ее мать Хуанита Ибаргурен – обычной прислугой в доме дона Дуарте и неофициальной женой, которая родила ему пятерых детей.
В 1926 году Хуан Дуарте разбился в автомобильной катастрофе, и вдова покойного, все эти годы вынужденная молча терпеть двойную жизнь супруга, тут же уволила Хуаниту и приказала ей убираться из города. Так семья Ибаргурен оказалась в городке Хунин, где Хуанита на полученные по завещанию деньги открыла пансион для воспитания благородных девиц. Понятно, что главными украшениями пансиона стали ее подрастающие дочери – Бланка, Элиса и Эрминда.
А вот Эва никак не хотела замуж. Едва закончив начальную школу, она неожиданно объявила, что хочет сбежать Буэнос-Айрес и стать актрисой. Конечно, опыта у нее было маловато: она всего лишь несколько раз выступала на местном радио с чтением стихов, но Эва была уверена в своих силах. Помог ей знаменитый в то время аргентинский певец Магальди, которого тогда называли «золотым баритоном». Когда Магальди в 1935 году приехал на гастроли в Хунин, Эва пробралась в гримерку к «звезде» и соблазнила его. На следующий день он взял ее с собой в Буэнос-Айрес, пообещав устроить ее актрисой в труппу театра «Комедия» Эвы Франко.
Дебют Эвиты состоялся 28 марта 1935 года – она играла служанку в спектакле «Хозяйка дома Пересов». Ее роль была рассчитана на три минуты – она появлялась с подносом из полумрака кулис, выходила на середину сцены, а потом уходила. Платили ей за каждый спектакль настоящие гроши, за которые было нельзя купить и чашки кофе.
Тогда Эва Дуарте стала подрабатывать в качестве обычной проститутки и фотомодели для порнографических журналов. Позже, став женой президента страны, она приказала уничтожить все эти журналы с ее фотографиями. Сохранилось лишь несколько эротических открыток, на которых молодая Эвита занимается оральным сексом. Снимки должны были возбуждать, однако цель не достигалась из-за неопытности модели и ее испуганного взгляда. И даже после замужества Эва так и не смогла окончательно избавиться от прозвища «кобылы» (так называли в Аргентине уличных шлюх). Рассказывали даже такой анекдот, что однажды Эвита пожаловалась начальнику президентской охраны, отставному флотскому адмиралу, на оскорбительные выкрики в толпе: «Вы слышите? Они меня называют шлюхой!» «Я их прекрасно понимаю, мадам, — невозмутимо ответил ей тот. – Я не был в море уже 15 лет, а меня по-прежнему называют адмиралом».
Событием, изменившим жизнь Эвы, стало ее знакомство с министром радио, почты и телеграфа Анибалом Имбертом, который фактически превратил никому не известную актрисску в звезду первой величины. именно благодаря Имберту Эва получила приглашение на радио вести постановки о самых великих женщинах в мировой истории. Эти постановки, пользовавшиеся в стране немалой популярностью, и сделали голос Эвиты самым узнаваемым в стране.
Кроме того, Имберт познакомил ее с полковником Хуаном Доминго Пероном, одним из лидеров “фашистской” партии Аргентины и вице-президентомправительства.
Их первая встреча состоялась 17 января 1944 года – в городке Сан-Хуан у подножия Анд, пострадавшем от землетрясения. Тогда в местном театре шел благотворительный вечер в пользу пострадавших, и Эва, встретившись с полковником Пероном, сказала ему самые заветные и – естественно, давно уже заготовленные и тщательно отрепетированные перед зеркалом – слова.
– Полковник, – сказала она, дотронувшись до рукава его мундира.
– Чего тебе, девушка? – сказал он, не поворачивая головы.
– Спасибо, что вы существуете.
В архивах Аргентины есть шестнадцать пленок с записью кинохроники о начале этого фестиваля. И на каждой из них видно, как слова Эвиты достигли своей цели – полковник вздрогнул от неожиданности и минуте не сводил глаз с прелестной незнакомки. Еще на одной кинопленке показано окончание благотворительного фестиваля: Эвита берет под руку полковника Перона и они вместе уходят из зала.
Впрочем, поначалу для «народного полковника» его отношения с Эвой Дуарте были не более чем очередной любовной интрижкой. Перон снял ей новую квартиру в самом центре Буэнос-Айреса и устроил ей съемки в фильме «Цирковая кавалькада» на студии «Пампа филмс».
Но все изменилось в 1945 году. После окончания Второй мировой войны и краха Третьего рейха рухнул и режим «фашистских полковников» в Аргентине. Перон был арестован. Его отвезли в армейские казармы, где его ждал неминуемый расстрел. Но его спасла Эвита. Она выступила по радио, и на улицы Буэнос-Айреса вышла огромная толпа взбешенных аргентинцев, намеренная отстоять своего «народного полковника».
Однако, на следующий день, когда она ехала в своей машине к президентскому дворцу, ее остановила толпа студентов из «Красного фронта». С криками: «Убьем эту шлюху!» студенты разбили стекла в машине, вытащили Эвиту на асфальт и до полусмерти избили дубинками.
От страшной смерти ее спасли солдаты, проходившие мимо побоища. Избитую Эвиту с переломанными руками и ногами доставили в больницу, откуда Перон в сопровождении вооруженной гвардии увез ее на виллу своего друга в Сан-Николасе. Там она прожила несколько месяцев, пока не пришла в себя от увечий.
И как только Эвита поправилась, Перон тут же объявил всем аргентинцам о своем браке с женщиной, которой он обязан жизнью. В декабре 1945 года, когда Перон баллотировался на должность президента страны, их союз был освящен в старинной церкви Ла-Платы в присутствии сотен репортеров со всего мира.
Но побои не прошли для Эвиты даром – у нее начались сильные боли в нижней части живота, приступы лихорадки и несвоевременные кровотечения, а также отеки на ногах. В 1947 году врачи поставили ей убийственный диагноз – она полностью утратила свою способность к деторождению. Через год врачи обнаружили у нее первые признаки злокачественной опухоли матки. Из-за постоянных болей она уже не испытывала никакого интереса к сексу.
И тогда она поставила себе новую цель в жизни – она решила превзойти Перона. Не убрать его, но стать самой любимой женщиной в стране, перед которой все мужчины – от Перона до простого скотовода – будут стоять на коленях.
Сам Перон всячески приветствовал решение Эвиты пойти в политику – он понимал, что всякой революции нужен свой символ, своя икона. И этой иконой его суровый военный режим решил сделать лицо Эвиты, использовав традиционное для Южной Америки народную страсть к культу Богоматери. И не беда, что у самой Эвиты не было и не могло быть своих детей – только за три года она стала крестной матерью 7800 детей из самых бедных семей страны. Для школьников им студентов она учреждает стипендию своего имени, и ее получает каждый год три с половиной тысячи отличников.
В стране насаждается настоящий культ Эвиты. В самом начале 1950 года весь Буэнос-Айрес был обклеен плакатами с ее лицом и огромными лозунгами: «Эва Перон – мать отечества!» и «Мадонной бедняков». Тогда же она начинает кампанию по борьбе с нищетой, начиная бесплатно раздавать квартиры самым нуждающимся, и за три года она раздала 2500 квартир.
Всей стране стал известен адрес ее приемной в здании Всеобщей конфедерации труда – очередь огибала два квартала, места в ней занимали с семи утра. Почти каждую неделю Эва колесила по стране: раздавала деньги жертвам железнодорожных катастроф, открывала сельские школы, совершала зарубежные визиты. Даже сам Сталин прислал ей в подарок на день рождения роскошную горностаевую пелерину – поистине царский подарок, которого ни до ни после того не получал ни один из лидеров Аргентины.
Растущая популярность Эвиты, разумеется, обрадовала далеко не всех. Оппозиционеры в подпольных газетах открыто называли ее «гиеной» – это был намек на то, что Эва раздавала беднякам квартиры расстрелянных по ее приказу бизнесменов. Газеты соседнего Уругвая злорадно советовали примерить женское платье, а саму Эвитой обвиняли в патологическом пристрастии к богатству и роскоши. Даже высокопоставленные аргентинские чиновники шепотом рассказывали, что в рабочем кабинете Эвиты в президентском дворце стоял специальный шкаф, заполненный стеклянными сосудами с плавающими в формалине половыми органами расстрелянных по ее приказу политических противников.
«Что ж, некоторые из этих обвинений имели реальные основания, – много лет спустя дипломатично заметил ее личный секретарь и парикмахер, имевший доступ во все личные покои Эвы. – Стеклянок с отрезанными гениталиями я не видел, но вот ее меха действительно не помещались в гардеробах. Но хочу заметить, что реальность этих обвинений ни в малейшей мере не умаляла ту слепую любовь, которую к ней питал народ».
В 1951 году Эвита узнала новый диагноз: лейкемия.
Ее агония стала коллективной трагедией и самый масштабной пропагандистской кампанией перонистского режима. Каждый день шли радиорепортажи о состоянии ее здоровья, по всей Аргентине совершались тысячи месс во здравие «мадонны бедняков», шли сотни процессий богомольцев. Многие паломники пешком шли в столицу из самых отдаленных провинций страны, полагая, что они могут принять на себя часть мучений своего кумира.
Пресса умело подогревала массовую истерию. Когда на стене дома напротив президентского дворца появилась надпись «Да здравствует рак!», в стране пошли облавы на аристократов и оппозиционеров, которые, по мнению перонистов, своими колдовским обрядами приближали смерть Эвиты. В результате этой пропаганды погибло 45 человек, которых толпа заподозрила в причастности к оппозиции. По всей стране были сооружены специальные алтари, при помощи которых люди отводили «порчу» от любимой Эвиты.
«Многие полагали, что присутствуют при первых предвестьях апокалипсиса, – писал американский журналист Карл Фрейдж. – Без Владычицы Надежды не может быть надежды; без духовной Руководительницы Нации нации приходит конец. Она была очень влиятельной женщиной при жизни, и она стала еще более влиятельной при смерти».
26 июля 1952 года Эвита скончалась.
Но на этом ее история вовсе не закончилась.
Даже мертвой Эвита должна была служить делу партии. По распоряжению Перона ее тело было на двенадцать дней выставлено для прощания в огромном зале Дома конфедерации профсоюзов, куда каждый день шли сотни тысяч человек. Люди теряли сознание от усталости, сутками простаивая в очереди к ее гробу. Дня не проходило, чтобы кто-нибудь не попытался покончить с собой у ее тела, пустив в ход нож или капсулу с ядом. На стенах траурного зала были развешаны восемнадцать тысяч венков, не меньшее количество украшало заупокойные службы в столицах провинций и в главных городах округов, где усопшая была представлена на фотографиях трехметровой высоты.
Потом траур и вовсе перешел в массовую истерию – из самых разных концов страны посыпались сообщения, что люди видели ее лицо в небесах. По приказу Перона вся страна стала писать ей письма, которые затем сжигались на специальном алтаре у президентского дворца. Иногда, впрочем, бедные крестьяне получали «ответ Эвиты», подготовленные сотрудниками отдела пропаганды: надушенные конверты с надписью: «Я целую тебя с неба».
После церемонии прощания Перон распорядился перевезти тело Эвиты в лабораторию доктора Педро Ара, который должен был забальзамировать покойную так, что бы ее плоть осталась вечно нетленной. Конечно, задача бальзамировщика значительно облегчалась тем, что перед смертью Эвита вся как будто высохла – ее вес составлял не более трех десятков килограммов. Но Педро Ара сотворил настоящее чудо – за год работы с помощью самых современных химикатов он добился того, что ее тело стало выглядеть еще живее, чем при жизни. Кожа сохранила живой оттенок, губы оставались алыми и улыбающимися – казалось, она просто заснула.
Одновременно Перон приказал начать строительство и огромного мавзолея Эвиты, где она должна была покоиться в свете прожекторов в саркофаге из чистого хрусталя. Советским товарищам с их культом вокруг тела вождя мирового пролетариата такая роскошь и не снилась.
Но после смерти Эвиты удача как будто отвернулась от Перона. С экономикой становилось все хуже, армия отказывалась повиноваться, в стране начались забастовки и шумные акции протеста. В итоге 20 сентября 1955 года в Аргентине произошел очередной военный переворот, и Хуан Перон бежал из страны на парагвайской канонерке. Досталось и культу Эвиты. Ее статуи были сняты с пьедесталов и разбиты вдребезги, ее книги и архив сожгли на площади, из ее роскошных платьев устроили выставку позора, за упоминание ее имени сажали в тюрьму – но это не помогало. Именно тогда в Буэнос-Айресе появилась веселая песенка герильерос: «Была бы жива Эвита, пошла бы в партизаны!»
Но когда военные решили сжечь и мумию самой Эвиты, то вдруг оказалось, что ее тело куда-то бесследно пропало. Позже военные выяснили, что еще накануне расследования Перон собрал из доверенных офицеров разведки спецкоманду, которой он приказал похоронить Эвиту в тайном месте. Правда, сыщиков несколько смутил тот факт, что похоронных команд было четыре, и хоронили они четыре трупа. Когда все тайники были вскрыты, то выяснилось, что вместо тела там покоились восковые куклы. Следователи допросили и доктора Ара, перебравшегося в Испанию, но и тот не знал, где находится тело. Словом, Эвита испарилась.
В середине 60-х Аргентина вновь заинтересовалась судьбой своей Хранительницы – как раз в то время по стране распространилась легенда, что вскоре Эвита должна чудесным образом воскреснуть и, взяв власть в свои руки, поднимет державу с колени отомстит стервятникам иностранного капитала, ограбивших народ. Во многих храмах прихожане стали ставить свечки в память о «святой» Эвите.
«Она вернется и станет миллионами, – писали на стенах домов Буэнос-Айреса. – Эвита воскреснет. Придет смерть, и у нее будут Ее глаза».
Пресса же в свою очередь увлеклась накоплением противоречивых гипотез о судьбе трупа. Так, некий анонимный морской капитан заявлял: «Мы сожгли тело в Морском инженерном училище и развеяли пепел над рекой Ла-Плата». «Ее похоронили на острове Мартин-Гарсия», – сообщал из Ватикана кардинал Копельо. «Ее увезли в Чили», – предполагал другой источник из Министерства иностранных дел. Четвертые говорили о секретном кладбище на обнесенном стеною крохотном островке: «Обитые красным бархатом гробы покачиваются на воде, как гондолы». Все молодые перонисты мечтали отыскать тело и покрыть себя славой, а несколько юношей даже покончили с собой, полагая, что Эвита по ту сторону вечности откроет им тайну своего последнего пристанища. Сам генерал Перон, понятное дело, предпочитал хранить молчание. В конце концов, тайна пропавшего тела стала в Аргентине национальной навязчивой идеей. Пока оно не появилось, всякие предположения казались оправданными: что его утопили на дне Атлантического океана, замуровав в цементном блоке, что оно было кремировано, растворено в кислоте, захоронено в залежах селитры. Но большинство перонистов свято верило, что Эвита все еще вернется к ним в положенный час.
И она вернулась.
В 1973 году уставшие от экспериментов аргентинцы позвали 78-летнего Перона обратно в президенты. Но она пришел не один – вместе с ними была «Эва N 2» – 20-летняя Мария Эстела Мартинес, дочь разорившегося банкира, бывшая танцовщица в кабаре, которая должна была заменить в сознании аргентинцев их прежнюю Хранительницу. Но подмена не удалась – вся Аргентина желала знать, где находится тело их настоящей Эвиты.
Тогда-то власти и открыли миру настоящую историю тела, отдающая самыми серьезными психическими расстройствами. Впрочем, сами аргентинцы простодушно говорят, что некрофилия, вернее, тяга ко всему, что связано со смертью, является неотъемлемой частью их национального характера. Ни в одной другой стране день поминовения усопших не превращается в такой шумный всеобщий праздник, когда духовые оркестры играют на кладбищах, а люди пьют и танцуют среди могил. Далее всю ночь напролет по улицам ходят шествия с факелами, лица их участников скрыты за масками в виде оскаленных черепов.
Итак, в 1955 году сразу же после побега Перона в Парагвай гроб с телом Эвиты был похищен сотрудниками армейской разведки – противники Перона опасались, что тело Эвиты станет символом реванша перонистов. Саркофаг должны были отвезти в порт и вывезти из страны, но из-за непогоды грузовик застрял на полдороги. И тогда тело Эвиты доставили в кинотеатр «Риальто», где работали родственники одного их разведчиков. Гроб просто поставили позади экрана, где он и находился около двух лет, пока о нем не вспомнили власти. Причем, как говорится в отчетах военных, дети киномеханика вскрыли ящик, но почему-то подумали, что там лежит обычный манекен из магазина.
Затем Эвиту перевезли на военный склад, где ее оставили почти на четыре года. Потом кто-то из охраны заметил на боку ящика выцарапанные буквы «СV» – аббревиатуру «Comando de Venganza», то есть, «Отряда Мести», как называли себя противники Перона. Никто не знал, кто и когда процарапал эти буквы, но контразведчики все-таки решили перепрятать мумию. Несколько лет останки Эвиты возили с места на место, а потом ее поставил в своем домашнем кабинете некий полковник спецслужб Орандия. Он охранял тело с автоматом в руках. Жена встревожилась и, когда полковник отлучился из комнаты, заглянула в нее. Орандия внезапно вернулся и разрядил в жену целый рожок – ему почудилось, что в дом пробрались похитители. Полковника отдали под трибунал, а тело погрузили на пароход и тайно перевезли в Италию, где ее похоронили на городском кладбище в Милане под именем Мария Марша. Казалось бы, история закончена.
Но нет, президент Перон потребовал возвращения тела Эвиты в Буэнос-Айрес. В 1974 году могила была эксгумирована, и гроб был перевезен обратно в Аргентину, где его передали родственникам Эвы Дуарте. В конце концов Эвита, как она и требовала в своем завещании, обрела покой в семейном склепе на кладбище Риколетта в Буэнос-Айресе. На сей раз дело обошлось без мавзолея – Эва Перон захоронена на десятиметровой глубине, гроб прикрывают сверху две толстенные стальные плиты. Но лучшей гарантией от похитителей стало время. Прошли годы, и возле наглухо запертой двери с неприметной табличкой «Семья Дуарте» перестали появляться цветы и свечи с портретами Эвиты.
Похоже, никто уже не ждет ее возвращения.
