Слово «таинственный» в этом заголовке, на первый взгляд, может показаться лишним — пираты и так окружены ореолом романтики и таинственности. Они — если забыть их кровавые злодеяния — представляются отважными морскими волками, вступавшими в жестокие схватки со своими противниками, а легенды о спрятанных ими несметных сокровищах до сих пор будоражат воображение многих и многих людей.

Однако, как правило, все это касается пиратов Карибского моря и Атлантики, история и подвиги которых описаны не одним автором. Пиратам же Индийского океана повезло куда меньше. Рассказывая о них, историки и писатели ограничивались лишь пиратами Мадагаскара, — а точнее острова Сент-Мари, — привлеченные легендарным ореолом якобы созданной там пиратской «демократической» республики Либерталии. И при этом — на ярком, романтическом фоне «подвигов» пиратов Мадагаскара и чуть ли не «социалистической» жизни в Либерталии — как-то уходило в тень то, что лежащие по соседству Маврикий, Реюньон, Сейшелы и другие более мелкие острова западной части Индийского океана тоже долгие годы служили пристанищем морским разбойникам. Причем вовсе не легендарным, а вполне реальным. Потомки пирата Жана-Франсуа Одуля (у нас его иногда неправильно называют Годул или Гу-дул) и по сей день на Сейшелах, а Робер Сюркуф среди франко-маврикййцев считается чуть ли не национальным героем. Правда, эти двое были не совсем пиратами, а корсарами. Сейчас для нас в этих терминах мало разницы, а для людей сведущих это означало, что действовали они под «каперским свидетельством» — то есть как бы от имени своей страны, в данном случае Франции, под защитой национального флага,, а если оказывались в руках противника, считались военнопленными. Благодаря своей «деятельности на благо Франции» и Сюркуф обрел романтический ореол героя и стал главным персонажем многих книг. А то, что во всем остальном он был обыкновенным морским разбойником, грабил суда и припрятывал награбленное, похоже, мало занимало авторов его жизнеописаний.

В общем, в XVII — XVIII веках западная часть Индийского океана была еще одним (кроме Вест-Индии), хотя и менее известным, пиратским раем. Конечно, точных цифр, которыми можно было бы определить количество награбленных пиратами сокровищ, нет ни у одного исследователя. Но совершенно не исключено, что это количество было немногим меньше того, что прошло через руки морских разбойников Карибского моря. А раз так, значит, у предании о пиратских кладах на Маврикии, Сейшелах, Коморах и других островах у восточного побережья Африки — вполне реальная почва.

Жизнь некоторых пиратов Индийского океана и в наши дни окружена тайнами, с которыми постоянно сталкиваются исследователи, издавна пытающиеся отыскать следы, что ведут к пиратским сокровищам. Причем один из пиратов оставил на этом пути столько препон-головоломок, что ученые и кладоискатели и сегодня бьются над их разгадкой, словно вновь и вновь подтверждая тщетностью своих усилий прозвище «таинственный пират», которым его наградили в свое время.

Пиратство в западной части Индийского океана имеет давнюю историю. Еще в 1508 году пират по имени Мондрагон захватил португальское торговое судно у побережья Мозамбика. Но период расцвета деятельности корсаров, или приватиров, был еще впереди.

Крупнейшими покровителями «законного» пиратства были Франция и Англия — причем этим занимались не только правительства этих стран, но и торговые компании или даже частные лица. Так что охота за кораблями стала вполне организованным и весьма прибыльным промыслом. Сент-Мари у берегов Мадагаскара, превратившийся в главное пиратское гнездо, в конце XVII — начале XVIII века посещали тысячи морских разбойников. Когда пираты начинали уж слишком досаждать европейскому судоходству, военные флотилии изгоняли их из излюбленных мест, как и случилось вначале на Коморах, а затем и на Мадагаскаре.

Но в западной части Индийского океана было немало и других тихих, необитаемых островов, таких, как Маврикий и Родригас, Фаркуарские острова и Агалега, Амиранты и Альдабра, где пираты чувствовали себя, как у Христа за пазухой. Но особенно приглянулись им Сейшелы. Этот архипелаг, по существу, был последним настоящим «пиратским раем». Изолированность, отсутствие населения, множество удобных бухт, чтобы укрываться от шторма или погони, здоровый климат, наличие источников пресной воды, изобилие пищи и древесины для починки судов — все это, естественно, привлекало на Сейшельские острова толпы морских разбойников.

Анс-Форбан («Пиратская бухта»), на южном берегу Маэ, и Кот-д’Ор («Золотой берег»), на северо-востоке острова Прален, — далеко не случайно именно так были названы эти места первыми европейскими колонистами, обнаружившими следы пребывания морских разбойников на Сейшелах еще в середине XVIII века. «И нет такого островка или бухточки, с которыми не были бы связаны свои легенды, — заметил однажды современный сейшельский историк Ги Лионне. Но особенно богат преданиями и находками остров Фрегат.

Вот что, например, писал член общества естественной истории острова Маврикий Элизе Льенар после посещения Фрегата в августе 1838 года: «Мне показали яму, вырытую незадолго до моего приезда, — в ней был огромный сундук, наполненный посудой из различных стран, голландские пики, ножи, боевые топоры, сабли, испанские пиастры — все это почти полностью заржавело от времени». На Фрегате Льенар видел также засыпанные землей и заросшие лианами остатки укреплений, построенных пиратами. В этом месте, по словам Льенара, в 1812 году были найдены портупея для сабли и золотая эполета. В хорошую погоду в полумиле от берега можно было увидеть остов большого корабля, лежащего на мелководье. А на скале, обращенной к заливу, поселенцы нашли какие-то таинственные изображения, в которых распознали зашифрованные надписи, но разгадать их смысл они не смогли.

У бухты Гранд-Ане первые колонисты, обосновавшиеся там во второй половине XVIII века, обнаружили остатки жилищ, а в другом месте — деревянную мачту и платформу — некое подобие наблюдательной площадки или командного мостика. Там же, на берегу моря, в коралловом песке, были отрыты три могилы с человеческими костями, рядом с которыми лежало несколько рукояток от шпаг, обшитых кожей.

Элизе Льенар сделал вывод, что пираты там жили несколько лет. Опасаясь, что их застигнут на море, они закопали часть своих сокровищ на острове. «Но чуть погодя разбойники все же попали в руки правосудия и получили по заслугам, оказавшись на виселице, — все, кроме одного, которого помиловали только потому, что он был еще слишком юн. От него-то и узнали о кладах: умирая, он передал одному из своих друзей записку с указанием и описанием места, где были спрятаны сокровища», — пишет Льенар. И добавляет: — «Я видел эту записку и, прочитав ее, нисколько не усомнился в ее подлинности».

Тем не менее поиски в указанных местах ничего не дали, хотя на берегу и находили испанские пиастры и крусады.

Умы многих кладоискателей и ученых будоражили и загадочные знаки, оставленные неизвестно кем и неизвестно когда на скалах главного острова архипелага — Маэ.

Непосредственно с Сейшелами связывают обычно имена двух знаменитых пиратов. В самом начале XVIII века это был Левассер, а на рубеже XVIII и XIX веков — корсар Одуль.

В двадцатые годы XVIII века, когда морских разбойников потеснили с Маврикия и Комор, в том регионе действовали три могущественных пирата: ирландец, капитан Эдвард Ингленд, бывший лейтенант британского флота Джон Тейлор и француз Оливье Левассер, больше известный под кличкой не то Ла-Буш (Горлопан), не то Ла-Бюз (Сарыч).
Оливье Левассер был последним из знаменитых пиратов Индийского океана. Хотя к тому времени англичане изгнали морских разбойников из Вест-Индии, им было еще чем поживиться на оживленных торговых путях, пролегавших через мыс Доброй Надежды к берегам Восточной Африки, Индии и Индонезии.

Говорят, Левассер получил корабль в 1715 году от французского правительства, чтобы грабить испанские суда в Атлантике. За серьезные проступки капитан Левассер был лишен этого права, но он не подчинился предписанию свыше, а вместо этого отправился искать удачу в Индийском океане. К моменту своего появления на торговых путях, ведущих в Индию и обратно, Левассер уже был достаточно богат, так как расставаться с награбленным ранее добром он, естественно, и не думал.

Бесшабашная троица — Ингленд, Тейлор и Левассер — бороздила западную часть Индийского океана, грабя и убивая всех, кто попадался под руку. Затем, сбыв награбленное, Тейлор, Ингленд и Левассер отсиживались какое-то время на Мадагаскаре.

13 апреля 1721 года у города Сен-Дени, на Реюньоне, Тейлор на корабле «Виктори» и Левассер на «Кассандре» наткнулись на крупнейшую в истории пиратства добычу. Ею оказалось португальское судно «Вьерж дю Кап», сильно потрепанное штормом. Большая часть из его 70 пушек была сброшена за борт, чтобы судно не затонуло, так что захватить его пиратам не составило труда. К своему восторгу, они обнаружили, что корабль битком набит сокровищами. Там были золотые и серебряные слитки, сундуки с золотыми монетами, жемчуг, бочонки с алмазами, шелка, произведения искусства, жезл, крест и другие ценные религиозные принадлежности архиепископа Гоа, который плыл на этом корабле в Португалию. Среди других богатых пассажиров был и португальский вице-король Индии, граф ди Эрисейра.

По возвращении на Сент-Мари Левассер с Тейлором поделили добычу. О количестве захваченных тогда богатств свидетельствует хотя бы такой факт, что члены команд двух кораблей получили по 5 тысяч золотых гиней и по 42 алмаза. Левассеру же больше пришлись по душе слитки и церковная утварь, принадлежащая архиепископу. Хотя их не так-то легко было сбыть с рук, как, допустим, монеты или драгоценные камни, зато они были значительно ценнее. Португальцы лишились не только драгоценностей, но и самого судна: пираты отремонтировали его, и оно, переименованное в «Виктори», заменило старый корабль Тейлора.

Поскольку торговый путь в Индию постоянно находился под угрозой пиратских нападений, а Англия и Франция все острее соперничали за контроль над этой «золотой» океанской дорогой, военное присутствие этих двух крупнейших в те годы морских держав в бассейне Индийского океана усиливалось все больше. Так что пиратский промысел становился все более опасным и все менее выгодным. Королевской милостью французские пираты были «прощены», и многие из них, вернувшись на родину, ушли, что называется, на покой. Но Левассера не устраивала такая судьба. На какое-то время он осел на Сент-Мари и лишь изредка пускался бороздить Индийский океан в поисках добычи и приключений. В 1720 годах он стал капитаном «Виктори» и совершил по меньшей мере одно плавание на Сейшелы, где скрывался от погони в заливе на северо-западном берегу острова Маэ.

В 1728 году Левассер ненадолго подвизался лоцманом в заливе Антонжиль, на Мадагаскаре, однако это нисколько не мешало ему пиратствовать и дальше. В начале 1730 года во время очередного разбойничьего рейда он столкнулся с французским фрегатом «Медуза», которым командовал капитан Лермит, — это случилось неподалеку от Форт-Дофина, у берегов Мадагаскара. После кровопролитного сражения пиратское судно было захвачено, и Левассера в кандалах доставили на Реюньон. Слушание в Адмиралтейском суде было не более чем формальностью, и 17 июля 1730 года Левассера вздернули на виселице.

Согласно легенде, которая жива до сих пор, Левассер, когда ему на шею накидывали петлю, вытащил лист бумаги с какими-то странными знаками и со словами: «Сокровища мои — тому, кто до них докопается!» — швырнул его в толпу. Поступок этот был вполне в характере пирата, однако неизвестно, была ли это издевательская шутка над будущими кладоискателями или же он задал им подлинную головоломку. Некоторые скептически настроенные историки даже говорят, что Левассер был повешен на корабельной рее, а значит, толпы зевак рядом просто быть не могло. Но наиболее ярые сторонники этой легенды уверяют, что на реях были повешены только рядовые члены команды, а самого Сарыча казнили на берегу.

Оливье Левассер не раз посещал Сейшелы, и считают, что именно там спрятаны сокровища с «Вьерж дю Кап». Но до него там бывали и другие пираты, чтобы спрятаться в укромных бухтах от преследования военных судов, кренговать и килевать свои корабли, потрепанные в битвах или штормах. В самом конце XVJII века своей базой избрал Сешелы другой не менее знаменитый морской разбойник.

В нескольких метрах к югу от мола, на полпути к берегу, в бухте единственного города и порта Сейшел Виктории, лежит крошечный островок Одуля. Туда, говорят, Жан-Франсуа Одуль приводил на починку свой небольшой быстрый корабль. Во времена французского господства на Сейшелах — то есть вплоть до начала XIX века, его самый известный корабль «Аполлон» был грозой всех иностранных судов на огромном пространстве от берегов Африки до Явы. Он избороздил всю западную часть Индийского океана, и немало мест в том районе носит его имя. Даже на пустынном атолле Апьдабра существует мыс Одуль-Пойнт.

Одуль был кем-то вроде морского Робин Гуда, и однажды даже вернул захваченные сокровища англичанину, с которым он подружился после того, как взял его в плен. Между делом Одуль занимался и работорговлей, но после того, как ему надоел разбойный промысел на тропических морях, он показался сейшельским колонистам достаточно респектабельной и уважаемой личностью, и те сделали его мировым судьей. Служа Фемиде, он и провел остаток своих лет, почив в судейском звании. Такую судьбу трудно было предсказать ему, когда на своих кораблях «Аполлон» и «Оливетт» он наводил ужас на английские суда в пик своей корсарской карьеры. У него осталось немало потомков на островах, но они не любят, когда их предка называют «пиратом». «Он был не пиратом, а корсаром», — всякий раз поправляют они с обидой и гордостью.

На старом кладбище Виктории — Бель-Эр среди семейных склепов первых сейшельских колонистов находится могила и этого французского корсара Она расположена неподалеку от гранитных стен дома, который он сам себе построил. На могильном камне изображен корабль Одуля, а под ним — надпись:
«Здесь лежит Жан-Франсуа Одуль,
бывший капитан корсаров.
Родился 15 июня 1765 года.
Умер 10 января 1835 года».
А дальше приписано: «Он был справедлив».

Одуль не раз едва не оказывался в руках англичан, но ему сопутствовала удача. 16 мая 1794 года четыре британских корабля под командованием капитана Хенри Ньюкама вошли в Порт-Руаяль, как тогда называлась Виктория. В гавани в тот момент находился бриг «Оливетт» — корсарский корабль Одуля. Но корсару удалось спастись. Иначе бы ему не поздоровилось. Одуль и другие французские пираты, плававшие под каперским свидетельством, выданным властями Маврикия, награбили немало ценностей с британских торговых судов, бороздивших Индийский океан. И собираемый ими «урожай» продолжал расти: с 1793 по 1797 год корсары захватили более двух тысяч британских торговых судов, а стоимость награбленных ценностей достигла 3 миллионов фунтов стерлингов. Считалось, что корсары скрывались от преследования на Сейшелах. Говорят, что часть этой кровавой жатвы Одуль и унес с собой в могилу, задолго до смерти запрятав в будущее погребение многие драгоценности. Но островитяне ни за какие сокровища не желают тревожить прах старого пирата. В этом они непоколебимы.

Практически обо всех островах западной части Индийского океана ходят легенды про зарытые там сокровища или затонувшие у их берегов суда с драгоценностями. На некоторых из них действительно время от времени обнаруживают старинные золотые и серебряные монеты. После второй мировой войны водолазы занялись проверкой некоторых из подобных легенд на принадлежащих Маврикию мелких островках и атоллах. На свет явились интересные подводные фотографии затонувших галеонов, средневековых якорей и пушек с расширяющимися стволами, облепленных кораллами. Но, считает южноафриканский журналист Лоуренс Грин, если какие-то сокровища там и были, они уже все извлечены на поверхность, а люди, нашедшие их, просто хорошо умеют держать язык за зубами.

На острове Муайен, что лежит у внешнего рейда Виктории, по местным преданиям, покоится клад стоимостью порядка 30 миллионов фунтов стерлингов. Почему его никто так и не выкопал, если о нем всем известно? Клад заколдован, считают местные жители.

Другой остров в группе Сейшельских — Силуэт — также сохраняет стойкую репутацию острова сокровищ. С него вывозили копру, но копра звучит не так романтично, как золото, которое было зарыто, когда пираты кренговали, чистили и смолили свои суда в этих неглубоких водах.

Один старый африканец, бывший раб, дожил до 20-х годов нашего века. Он утверждал, будто знает, где находится тайник на Силуэте. Однако это был упрямый и своенравный старик. После первой неудачной попытки договориться, он отказался вести кого-либо к заветному месту. Говорят, одному богатому землевладельцу удалось все же соблазнить бывшего раба, и тот повел его туда. Они обогнули на лодке неприступную скалистую часть острова и уже собирались высадиться на берег, как вдруг африканец заметил, что за ними следят. Он испугался, вернулся к лодке и с тех пор не верил уже никому.

Большой знаток Сейшельских островов Джулиан Мокфорд немало времени потратил на проверку легенд о кладах, зарытых на архипелаге. Ему показали золотые кольца, найденные неподалеку от города Виктория, на Маэ, а также несколько причудливых старинных монет, обнаруженных в песке. Жители острова с глубокой убежденностью толкуют о дублонах и драгоценностях. Но они полагают, что счастливчики, нашедшие клады, никогда не распространяются об этом и продают свои находки осторожно и не спеша с помощью надежных моряков с индийских и арабских доу.

Немало экспедиций отправлялось на Сейшелы на поиски сокровищ Левассера. С записки, брошенной им в толпу перед казнью, согласно легенде, были сделаны копии, которые разошлись со временем по всему свету во множестве экземпляров. Основные ориентиры его карты были зашифрованы — это была криптограмма. Если документ, который сегодня приписывают Левассеру, подлинный, то это означает, что Левассер должен был быть человеком ученым: для разгадки указания на место, где зарыты сокровища, необходимо знание древнегреческой мифологии, астрологии и тому подобного. Немало исследователей ломало головы над картой. Но все безрезультатно.

На Маэ до сих пор ходят слухи, что состояния как минимум двух местных семейств появились благодаря находке кувшинов, наполненных золотыми монетами, — одного на острове Терезы, а другого — около женского монастыря Св. Елизаветы в Виктории. Но находок, которые стали бы достоянием гласности, очень мало. Единственной, официально зарегистрированной, был клад, обнаруженный в 1911 году на острове Астов, — 107 серебряных монет, несколько вилок и ложек, две пряжки от башмаков и боцманский свисток. Пока же поиски клада на Мадагаскаре, Сент-Мари, Родригесе и Реюньоне результатов не дали, но это ни о чем не говорит. Как писал австралийский журналист Атол Томас, «Оливье Левассер спрятал его настолько хитро, что его нельзя найти, просто ковыряя ногой гальку на берегу».

И все же находились люди, готовые бросить вызов самым хитроумным ухищрениям Левассера и его собратьев.

В местечке Бель-Омбр, на Маэ, до сих пор многое напоминает о том, что там некогда находилось одно из «пиратских гнезд». Многие считают, что именно там, на песчаном берегу Левассер закопал свои несметные сокровища, стоимость которых оценивают в 100 миллионов британских фунтов.

Одним из самых ревностных сторонников этой теории в течение многих лет был англичанин Реджинальд Херберт Круз-Уилкинс, считавший, что большая часть сокровищ с корабля «Вьерж дю Кап» зарыта в Бель-Омбр.

Круз-Уилкинс всерьез решил разгадать загадку Левассера. Комиссованный по инвалидности из армии в 1941 году, бывший английский офицер отправился в Кению, где, став профессиональным охотником, устраивал сафари для богатых туристов. Но в 1948 году вновь дала о себе знать старая рана, к тому же начался приступ малярии, и Круз-Уилкинс отправился отдохнуть на три недели на Сейшелы. А когда оказалось, что корабля, который бы смог доставить его обратно в Момбасу, в Кению, не будет еще три месяца, он перебрался из гостиницы «Пиратский герб», в Виктории в бунгало на берегу Бо-Валлон, около Бель-Омбр. Там он встретил норвежского китобоя, двадцать лет возившего с собой криптограмму, над которой он все это время безуспешно ломал голову.

Круз-Уилкинс из любопытства снял копию с криптограммы, хранившейся у норвежца, и случайно упомянул об этом в беседе с некой мадам Сави из Бель-Омбр, показавшей ему после этого еще восемь документов, которые были лично ею скопированы в маврикийских архивах. Круз-Уилкинс узнал, что сокровища ищут в Бель-Омбр еще с 1923 года — тайком, ночью, при свете фонаря и при помощи обычной лопаты. Госпожа Сави и ее муж обнаружили на прибрежных скалах какие-то странные знаки, явно сделанные рукой человека, — изображения собак, змей, черепах, лошадей и людей. Подобные знаки, как оказалось, были замечены и на скалах в некоторых других местах на Маэ. Сави не сомневалась, что они были оставлены в свое время пиратами, и считала, что они содержат указание на место, где спрятаны сокровища. Однако лопаты увлеченной кладоискательством четы наткнулись не на золото, а на два гроба и останки человека, зарытого прямо в песок безо всяких церемоний. Супруги Сави решили, что это были пираты, которые присутствовали при захоронении сокровищ и которых убрали, как ненужных свидетелей.

Среди документов, хранившихся у Сави, были криптограмма, карты, письма (одно на немецком, второе — на ломаном французском) и другие бумаги, и на одной из них были изображены четыре таинственных знака. Все говорило о том, что эти знаки как-то соотносятся с загадочными изображениями на скалах. «С самого начала изучение документов убедило меня, что схема, указывающая путь к сокровищам, была основана на сюжетах древнегреческой мифологии и расположении звезд», — утверждал отставной английский офицер.

Круз-Уилкинс, тщательно изучив документы, решил вложить в поиски сокровищ имевшиеся у него 200 фунтов. А первые же предпринятые им расследования убедили его: искать надо на берегу Бель-Омбр, а сокровища принадлежат не кому иному, как Левассеру.

В 1949 году Круз-Уилкинс отправляется в Найроби и создает там синдикат по поиску клада французского пирата. Таинственные знаки из документов, которые дали ему Сави, указывали на конкретное место. Там нанятые рабочие и начали раскопки. Через восемь часов они откопали грубо вырубленные в скале ступени лестницы, о которой, кстати, упоминалось в одном из документов; по всей видимости, она вела из подземной пещеры к нагромождению скал, возвышающихся на подходе к песчаному берегу Бель-Омбр. На стенах вдоль лестницы тоже были высечены какие-то изображения, но вход в пещеру оказался завален. Либо громада скал просто осела за прошедшие века, либо Левассер специально подстроил это, чтобы перекрыть доступ к сокровищам. Но это только еще больше воодушевило Круз-Уил-кинса. В последующие двадцать лет он вложил в поиски 10 тысяч фунтов стерлингов собственных сбережений и 24 тысячи, собранных у членов синдиката в Восточной Африке. К 1972 году стоимость работ по поиску сокровищ составила 35-40 тысяч фунтов.

Круз-Уилкинсу пришлось перекидать 700 тонн скального грунта с гранитного уступа, чтобы обнаружить заветные наскальные изображения. Берег у Бель-Омбр был изрыт траншеями и туннелями ниже уровня моря, а вокруг них были возведены бетонные стены, чтобы защитить от волн помпы и прочее оборудование. Круз-Уилкинс твердо был уверен, что нашел пещеру, в которой и были спрятаны сокровища. Но чтобы добраться до нее, надо было проделать сложную и опасную инженерную работу. Прежде всего пришлось соорудить большую дамбу, чтобы место раскопок не заливало приливом. Левассер — если это действительно было его рук дело — надежно защитил свой клад: сокровища охраняли одновременно большущая скала и вода — они были спрятаны ниже уровня моря. К пещере можно было подобраться только с севера — со всех других сторон это было крайне опасно. Коварный и хитроумный пират расставил множество ловушек. Когда Круз-Уилкинс подбирался к трем камням, изображавшим, по его предположению, золотые яблоки Гесперид, огромная скала начала сползать вниз и едва не раздавила его.

Круз-Уилкинс обнаружил какие-то изображения на стенах (которые якобы упоминались в документах), лезвие шпаги (саблю Персея), палки, торчащие вертикально из пола пещеры (копья, растущие из зубов дракона, которые зарыл в землю Язон), а рядом с подземным ручьем — монету времен Левассера (плата Харону за то, что он переправлял мертвых через Стикс). Более обычные находки включали в себя кремневый пистолет, резные статуэтки, кувшин для вина XVII века. На берегу кладоискатели обнаружили пушку, часть спускового устройства мушкета и монету времен Карла I.

И хотя сотрудники Британского музея заявили Круз-Уилкинсу, что оригиналы документов, которыми он пользовался, действительно относятся к началу XVIII века, а сам он даже не сомневался, что сокровища лежат в трех сундуках размером 3 на 7 футов, на этом все его находки и окончились, а сам он обрел славу «самого знаменитого неудачливого кладоискателя нашего времени». Круз-Уилкинс считал, что он на верном пути, и если бы еще совсем немного денег… Но желающих вкладывать средства в его предприятие больше не нашлось. Тем не менее отставной британский офицер стал живой достопримечательностью Сейшел, а около места, где он проводил грандиозные раскопки, открылся даже весьма популярный ныне ресторан «Корсар».

В одном из путеводителей по Сейшелам говорится, что «на месте раскопок в Бель-Омбр был применен миноискатель, который указал, что здесь, на глубине 3 метров под землей, лежат 17 килограммов металла. Это могли быть части старого сундука».

Однако вовсе не обязательно, что сокровища, зарытые в Бель-Омбр, были добычей только с «Вьерж дю Кап». Существует легенда, будто закопанные там богатства — это приданое одной прекрасной арабской принцессы, которая плыла на корабле на Занзибар к своему жениху, красавцу-принцу. На ее корабль напал Левассер, зарубил всю команду, а саму принцессу продал в рабство. Затем пират отправился на Маэ, где и спрятал все сокровища в Бель-Омбр, а чтобы место захоронения награбленного осталось в тайне, застрелил всех, кто тогда был с ним рядом.

Шарль де Ларонсьер, бывший хранитель отдела печатных изданий Парижской национальной библиотеки, в книге «Таинственный пират», посвященной Левассеру, излагает свою версию расшифровки «документа», который Сарыч швырнул в толпу перед тем, как его казнили, а также загадочных знаков на сейшельских скалах. Он пишет: «Находка его сокровищ послужит в один прекрасный день эпилогом этой истории. За склонами скал, которые скрывают богатства, начались раскопки…» Стоит добавить, что с тех пор, как были написаны эти строки, прошло шестьдесят лет. Но пока — ничего.