В осколках славы…

Юбилейная кружка, выпущенная в 1979 году к 170-летию Конаковского фаянсового завода (торговая марка ЗиК — Завод им.Калинина), до революции более известного как Кузнецовский фаянсовый завод.  Выполнена из фаянса методом заливки в гипсовые формы, раскрашена глазурью. Высота кружки 13,5 см. Автор работы — главный художник ЗиК, выпускник Ленинградского высшего художественно-промышленного училища имени В.И.Мухиной, член правления Союза художников СССР Николай Алексеевич Коковихин. Кружка оригинальная, на дне имеется фирменное клеймо ЗиК.  Состояние артефакта хорошее.

*      *      *

Продукцию своей фабрики жители Конаково до сих пор узнают с первого взгляда в  советских кинофильмах или на старых фотографиях. История Конаково – это фактически история развития фаянсового завода, знаменитого ЗИК (Завода имени Калинина), некогда градообразующего предприятия для этого небольшого городка в Тверской области.

Именно Конаковский фаянсовый завод прославил этот город, и даже имя своё город получил в честь бывшего работника фаянсовой фабрики, а позже «профессионального революционера» Порфирия Конакова.

История производства художественного фаянса в Тверской губернии началась в начале XIX века, когда местный помещик, бравый отставной бригадир кавалерии Федор Леонтьевич Карабанов, дабы поправить свои финансовые дела, отдал в аренду на 20 лет двести десятин леса близ ныне не существующей деревни Домкино, расположенной на южной границе бывшего Корчевского уезда.

ДВЕСТИ ЛЕТ НАЗАД, КАК И СЕГОДНЯ, ЖИТЕЛИ ТВЕРСКОЙ ГУБЕРНИИ ЕЗДИЛИ НА ЗАРАБОТКИ В МОСКВУ

Тот факт, что даже крупные помещики были вынуждены сдавать принадлежащие им угодья в аренду предпринимателям, вполне объясним: Корчевской уезд всегда был беден почвами, поэтому испокон веков его жители посвящали себя охоте, ремеслу (плотницкому искусству, сапожному делу — отсюда взяла начало ставшая позже известной обувная фабрика в г.Кимры), а многие подавались на сезонные работы в Москву, откуда возвращались только на зиму.

Добавим, что 100 с лишним лет спустя после описываемых нами событий бедность почвы  стала одним из доводов для затопления земель Корчевского уезда в 1936 году при создании Иваньковского водохранилища (в 30-е годы более известного как Московское море), в результате чего сам город Корчева и более 100 населенных пунктов вокруг оказались затопленными водой.

Но это будет позже, а пока что помещик Федор Карабанов предпочитает  ежегодной «битве за урожай» на малопригодных для земледелия почвах своего поместья лёгкий способ заработать денег.  Благо, что в начале XIX века из-за избытка дешевой рабочей силы уездные деревни стали привлекать промышленников и предпринимателей.

РУССКИЙ ФАРФОР И НЕМЕЦКИЕ АПТЕКАРИ

Вот и земли близ деревни Домкино приглянулись тверскому аптекарю немецкого происхождения Фридриху-Христиану Бриннеру, заключившему с Карабановым контракт на 20 лет аренды участка за 7 тысяч рублей. Покупатель выговорил себе право строить на купленных землях “заведения, какого они роду не были”. В договоре имелось также разрешение использовать “песок, глину, камень и все до минералов относящиеся… по сю сторону Волги… безденежно”. Купчая на землю была оформлена в июне 1809 года. Эту дату и считают началом «фаянсовой истории» в Тверской губернии. В те времена производить изделия из фарфора в России считалось весьма выгодным делом. Известно, что первые фарфоровые изделия привезли в Россию из Германии. Кстати, оттуда же, из Богемии (она тогда входила в состав Пруссии), в Россию приехал и сам Бриннер, так что он прекрасно представлял спрос на фарфоровую и фаянсовую посуду в России. На арендованной близ Домкино земле  Бриннер построил маленькое кустарное предприятие, на котором пятнадцать мастеровых на обычных гончарных кругах вытачивали посуду и обжигали её в земляных печах. Ниже приведены древние и современные карты местности, где Бриннер расположил своё производство. На современной карте место, где некогда располагалась деревня Домкино отмечено крестиком (данные взяты с сайта etomesto.ru).

Бриннеру было с кого брать пример: несколькими годами раньше Терентий Кузнецов, купец из семьи владимирских старообрядцев, уже открыл фарфоровые производства в старообрядческой гжельской деревне Новохаритоново и сторговал у обедневших помещиков Сарычевых пустошь Дулево во Владимирской губернии.

В те времена фарфоровая посуда хоть и пользовалась растущим спросом, но вследствие кустарного производства была низкого качества, да и с художественной точки зрения оставляла желать лучшего. Основными её покупателями были местные мещане, тогда как люди более зажиточных сословия предпочитали покупать фарфор за границей. Фабрика почти не приносила дохода, так что спустя всего год после покупки земли Бриннер охладел к своему делу и в 1810 году перепродал землю и фабрику за те же деньги своему коллеге  – тоже аптекарю немецкого происхождения Андрею Яковлевичу Ауэрбаху. С тех пор завод стал называться Ауэрбаховским, в каталогах антикварного фаянса он и по сей день носит такое название.
Новый владелец  быстро разобрался, как наладить нормальное современное производство. Он ушел от земляных печей, в которых обжигали посуду, и занялся строительством более производительных горнов для обжига готовых изделий, а также сделал ставку на производство аптечной посуды – всяких пузырьков, в которые разливались лекарства (аптекарь все-таки). Грамотный выбор, как сейчас сказали бы, рыночной ниши, принес свои плоды: через пять лет на фабрике Ауэрбаха работали уже два мастера, 26 рабочих, 56 «черноработцев» и 18 женщин. А на территории фабрики за это же время построили 33 огромных деревянных корпуса “для разных мастерских с машинами, инструментами и прочим”.  Сегодня трудно представить, что два века назад предприятие с пятьюдесятью рабочими считалось крупным. А уж завод Ауэрбаха по меркам Тверской губернии являлось просто промышленным гигантом! Описания позволяют не только представить размеры предприятия, но и дают характеристику технологии производства, степени его насыщения машинами и печами, в которых природная энергия топлива преобразует материал, превращая простую смесь глины, кварца и полевого шпата в фаянс. По числу работающих (их было около 120 человек) Аурбаховская фабрика была одной из крупнейших не только в губернии, но и во всей России. На 16 фаянсовых заводах, как показывают «статистические ведомости состояния Российских мануфактур» за 1818 год, было 728 рабочих. Иными словами на Ауэрбаховской фабрике было сосредоточено 16 % рабочей силы фаянсовых производств России того времени.

В НАЧАЛЕ XIX ВЕКА ТЕМА ИМПОРТОЗАМЕЩЕНИЯ И ЗАПРЕТА НА ВВОЗ ЗАПАДНОЙ ПРОДУКЦИИ ТОЖЕ БЫЛА АКТУАЛЬНА

К первой трети XIX века фабрика Ауэрбаха обретает сначала всероссийскую, а затем и мировую известность. В 1829г. на Первой публичной выставке русских мануфактур завод Ауэрбаха был удостоен серебряной медали, а двумя годами позже — и золотой. С 1830-го года завод получает право ставить на свои изделия герб Российской империи. Заказы на завод поступают от Императорского двора, чем спешит воспользоваться Ауэрбах, чтобы пролоббировать для своего детища лучшие условия на рынке. Еще задолго до своего триумфа, в 1811 году, Ауэрбах пытался убедить императора поддержать зарождающуюся фарфоровую отрасль: «Как выделываемый мною фаянс по доброте своей заменяет иностранный, а к тому ж по деятельности моей удалось изобресть все потребные для оного материалы в самом отечестве, то и потребно дабы в чужие земли деньги не уходили… высочайше запретить ввоз таковой посуды, подобно как запрещены привозы зеркал, бумаги и пр., от такого запрещения фабрика моя не токмо будет в состоянии распространиться, но и многие другие охотники заведутся в государстве иметь сию необходимую посуду».
Однако в 1829 году Ауэрбаху становится не до писем императору. Заканчивается 20-летний срок аренды земель, на которых расположился его процветающий завод. Наследники помещика Карабанова наотрез отказываются продлить договор аренды и требуют от промышленника немедленно вернуть землю, а все движимое имущество «вывесть куда заблагорассудит”. У столь странной, на первый взгляд, позиции было вполне прозаическое объяснение: у Карабановых появился свой «бизнес-консультант», некий помещик Головачев, который позарился на производство Ауэрбаха и полагал, что тот не сможет перевезти предприятие и вынужден будет оставить завод, который и достанется Головачеву и Карабанову задаром.
Однако план не сработал. Предвидя такой поворот событий, Ауэрбах заранее подыскал новую площадку под производственные помещения, и с немецкой педантичностью постепенно, за четыре года, перевез туда весь завод – с фабричным имуществом, семьями мастеровых, разобранными избами и готовой продукцией. Новым местом стало неизвестное тогда никому сельцо Кузнецово, которое впоследствии получило имя Конаково. Сельцо располагалось на берегу речушки Донховки недалеко от впадения её в Волгу. Через два года к этому участку были прибавлены земли помещиц Бариновой и Демидовой. Собственно, здесь и начинается история Конаковского завода — именно там, где она и закончилась уже в наши дни.

Почему Ауэрбах выбрал Кузнецово? Фактически случайно. Село несколько раз меняло собственников, переходило от одного владельца к другому. В 1821 году помещица Киари, очередная хозяйка села, поместила в “Московских ведомостях” объявление о его продаже: “…продается Корчевского уезда сельцо Кузнецово с деревнями Белавино и Скрылево, за исключением дворовых 15 душ, наличных 87 душ…” (деревня Белавино существует и в наши дни: недалеко от нее находится полигон бытового мусора). Ауэрбах искал место, которое находилось бы как можно ближе к Домкино, и ему встретилось это объявление. Летом 1826 года за 6 500 рублей ассигнациями Ауэрбах приобрел земли в Кузнецово и после этого потихоньку, чтобы не прерывать производственный процесс, начал перевозить завод по частям на новое место.
После того, как фабрика Ауэрбаха начала выдавать продукцию уже на новом месте, маленькое село Кузнецово пережило настоящий – первый, но не последний в своей истории – экономический подъем. Сюда стали поступать деньги от продажи продукции Аэурбаховского фаянса. Фаянс пользовался огромным спросом в России и далеко за ее пределами. Коммерческие достижения оборотистого фаянсового заводчика отмечались и государственными наградами: в 1835 году Ауэрбах был награжден орденом Станислава, спустя еще четыре года — орденом Анны. Кроме того, бывшему лифляндскому аптекарю пожаловали дворянское звание.  Воодушевленный Ауэрбах наращивал обороты. В середине 1840-х, когда Андрей Яковлевич скончался, его фабрика насчитывала 175 постоянных наёмных рабочих. А изделия ауэрбаховского фаянса, украшенные великолепной ручной росписью и модным в то время печатным рисунком, продавались по всей Европе. Из кустарного производства Ауэрбах сделал самый современный по тем временам завод: глину мололи две водяные мельницы и девять конных, в точильной 40 станков вытачивали посуду, имелось два горна. Спустя десять лет здесь действовало уже 8 горнов и две муфельные печи для обжига расписной посуды. Кроме того, Ауэрбах заказал и привез в Кузнецово самую современную тогда паровую машину – это, к слову, был первый промышленный паровой агрегат во всей Тверской губернии.

Благодаря расширению производства на ауэрбаховской фабрике и население Кузнецово стремительно росло. Известно, что каждое новое рабочее место, созданное в сфере материального производства, позволяет создать еще три новых рабочих места в обслуживающих отраслях — в сфере услуг, образования, медицины, транспорта, ремонта… Вокруг фабричных построек стали селиться стекающиеся с окрестных деревень крестьяне. Многие из них зарабатывали на жизнь, как сказали бы сейчас, аутсорсингом: изготавливали для фабрики бочки, ведра, ящики, доски, рубили лес на дрова, выжигали уголь и возили его на фабрику, а также вывозили готовую продукцию в Москву, Тверь, Санкт-Петербург. Названия деревень, из которых они приезжали, до сих пор сохранились в названиях улиц и местечек Конаково и Конаковского района — Александровка, Селихово, Полтево, Андрониха…

ВОПРЕКИ РАСПРОСТРАНЁННОМУ МНЕНИЮ, СЕЛО КУЗНЕЦОВО НЕ БЫЛО СВЯЗАНО С ИМЕНЕМ КУПЦА КУЗНЕЦОВА

Во второй половине XIX века для завода наступили тяжелые времена. Во-первых, отмена крепостного права лишила российских промышленников постоянной и почти бесплатной (и бесправной) рабочей силы. Почти одновременно с этим были отменены таможенные тарифы на ввоз фарфора и фаянса из-за границы, и рынки России очень скоро оказались завалены дешевым и модным английским фаянсом. Причем англичане, как разумные капиталисты, механизировали свои производства, и если русский мастер в день изготавливал десять дюжин фаянсовых тарелок, англичанин — в семь раз больше. Чтобы выжить, фаянсовые заводы в России сокращали ассортимент, снижали зарплаты. Из-за этого мастера и живописцы, самые высокооплачиваемые специалисты отрасли, уходили на другие заводы, к конкурентам.
Главным конкурентом Ауэрбаха на рынке «народного фаянса» был купец Матвей Кузнецов, наследник знаменитой династии «фарфоровых королей» Кузнецовых. Поскольку эта фамилия уже не в первый раз встречается, давайте присмотримся к этим людям подробнее. Дед Матвея Кузнецова Терентий Яковлевич и отец Сидор Терентьевич к тому времени создали целую бизнес-империю заводов по производству фарфора и фаянса. Кузнецовы применили на своих заводах нововведения, которые позволяли им поддерживать низкую себестоимость продукции, а следовательно, и снижать цены. Во-первых, на кузнецовских фабриках было чуть ли не впервые в мировой фарфорово-фаянсовой отрасли введено разделение труда. Каждый рабочий специализировался на выполнении какой-нибудь одной операции – обжиге, или формовке, или подготовке глины. За счет этого удалось за 20 лет увеличить производство фарфора в четыре раза. Во-вторых, купцы Кузнецовы практиковали оригинальный бизнес-стиль. Как только они узнавали, что на каких-то заводах появились хорошие мастера, они прилагали все усилия, чтобы переманить умельцев к себе. Например, когда в России получил славу так называемый сафроновский фарфор, который на посудном заводе Сафронова расписывали живописцы, Кузнецовы стали переманивать к себе сафроновских мастеров, а впоследствии попросту выкупили у Сафронова завод и закрыли на нем производство оригинального фарфора, сделав «сафроновский» стиль целиком «кузнецовским».
Сидор Кузнецов, отец будущего владельца Кузнецовского (Конаковского) завода, был человеком выдающимся. Чрезвычайно набожный, он строил новые заводы прежде всего там, где существовали крупные общины старообрядцев – чтобы обеспечить единоверцев работой. По этой причине он построил крупный завод в Риге – к тому же здесь был крупный порт, где старообрядцы работали грузчиками, поэтому Кузнецову не следовало беспокоиться, что при отправке его хрупкой продукции на экспорт грузчики что-нибудь украдут или разобьют. В Риге до недавнего времени существовала Московская улица, целиком построенная на доходы кузнецовской фарфоровой фабрики.  Организовав производство в Риге, Кузнецовы стали продавать посуду по демпинговым ценам и быстро ликвидировали все конкурирующие мелкие производства. В 1860-е годы купец Михаил Рачкин попытался делать и продавать фаянс в Риге, но быстро разорился и сдался на милость победителям. Та же участь ждала любого, кто пытался наладить фарфорофаянсовый бизнес в главном городе Лифляндской губернии и впредь.
Столь же решительно Сидор Кузнецов вел и семейные дела. В 1846 году после трех дочерей у него наконец-то родился сын Матвей, которому и предстояло унаследовать семейное предприятие. Но на всякий случай расчетливый Кузнецов выдал дочерей замуж за купцов, взял их в бизнес и сделал своими помощниками. А Матвея, единственного наследника, воспитанного в старообрядческой строгости, отправили учиться делу в Ригу, к знаменитому Рудакову, одному из главных исследователей керамического производства. Одновременно Матвей Кузнецов приобщался к теории бизнеса в Рижском коммерческом училище. Своему главному учителю Рудакову посудный олигарх отплатил за науку сполна. Говорят, что, как только Рудаковы решили обзавестись в Риге собственным фарфоровым делом, ученик разорил семью учителя дотла.
В январе 1864 года Сидор Терентьевич скончался. По духовному завещанию Матвей стал единственным его наследником, поэтому по смерти отца он немедленно вступил в управление своими делами, но под попечительством трех зятьев — М. В. Анисимова, А. Я. Щепетильникова и С. В. Балашова — до своего совершеннолетия, которого он достиг в 1867 году. Владея двумя успешными заводами (известно, например, что в 1866 году годовой доход одного только Дулевского завода достиг 115 200 рублей), Матвей Сидорович, став полновластным хозяином, по традиции начал расширять бизнес.
И первым же его приобретением стал Ауэрбаховский завод, на который Матвей Кузнецов уже давно положил глаз. Кстати, то обстоятельство, что купец Кузнецов купил фаянсовую фабрику Ауэрбаха в селе Кузнецово – не более чем совпадение. Ауэрбах, как говорят, построил свою фабрику рядом с кузницами, давшими название селу. Даже в советское время остатки этих кузниц показывали приезжавшим в Конаково. Дело в том, что практически все население Корчевского уезда жило «от дороги», обслуживая главную магистраль Российской империи – дорогу из Москвы в Петербург. Даже в названиях деревень сохранилась «специализация»: в Кузнецово кузнецы изготавливали подковы и подковывали лошадей, в Шорново жили шорники, ремонтировавшие упряжь, в деревне Мокшино, как гласит легенда, изготавливали тулупы для путников…
Но в 1851 году в России построили железную дорогу, и очень скоро все деревни, обслуживавшие «главную дорогу», пришли в упадок. Так что братья Ауэрбахи, сыновья Андрея Яковлевича, весьма предусмотрительно поступили, продав Матвею Кузнецову свою фабрику. Можно сказать, что Кузнецов пришел в Кузнецово как стратегический инвестор. И с его именем связан второй экономический подъем в истории конаковского фаянса.
Злые языки поговаривали, что Матвей Кузнецов долго готовился к покупке фабрики Ауэрбахов и даже приложил руку к тому, чтобы предприятие попало в долговую яму. Известно, что фабрика остро нуждалась в оборотных средствах, но агенты Кузнецова сделали все, чтобы наследники Ауэрбаха нигде не смогли получить кредит, а затем продали предприятие за вполне умеренную сумму. Впрочем, это дело прошлое. Кузнецов, став собственником Ауэрбаховского завода , засучил рукава и принялся за дело. Считалось, что новый владелец проявил уважение к бывшим владельцам завода: на протяжении еще нескольких лет после покупки предприятия М.С.Кузнецов клеймил посуду, изготавливаемую по прежним формам, клеймом с имперским орлом  и надписью «Быв.Ауэрбахъ». Одно из таких изделий есть в коллекции «Маленьких историй».

Впрочем, вполне возможно, что новый владелец попросту решил не терять клиентуру из числа поклонников старого бренда — когда-то его новый завод обретёт собственное звучание. Однако завод «зазвучал» быстро.  Стали выпускать новую продукцию: писсуары, умывальные доски, ванны, печи и камины, как говорилось тогда, на любой кошелек — от 30 до 3000 рублей за штуку. Когда Россия начала электрифицироваться, фабрики Кузнецова освоили выпуск изоляторов.

НАЧАЛО ТОРФЯНЫХ РАЗРАБОТОК В ТВЕРСКОЙ ГУБЕРНИИ НАПРЯМУЮ СВЯЗАНО С РАЗВИТИЕМ ФАРФОРОВОГО ПРОИЗВОДСТВА

Внедрение технических новшеств приносило Матвею Кузнецову повышенные доходы. К 1870-м годам с развитием сети железных дорог в России вдвое подорожали дрова — в то время единственное топливо, на котором работали фарфоровые и фаянсовые предприятия страны и которое также использовали в паровозах. Отечественная добыча каменного угля еще находилась в зачаточном состоянии, и столица империи обогревалась главным образом привозным английским углем. А вокруг перспектив применения для топки горнов торфа велись горячие дебаты. Матвей Кузнецов, в отличие от конкурентов, быстро оценил все преимущества использования торфа: дешевизна, возможность добиться постоянного качества, ведь предсказуемость обжига приводила к снижению процента брака. Кузнецовский завод, окруженный торфяниками, одним из первых в России перешел на новое топливо.
Следует сказать, что даже сегодня Тверская область является одной из самых богатых по запасам торфа: объемы этого ценного компонента экспертами оцениваются в 2 миллиарда тонн! Заброшенные торфяники в первом десятилетии XXI века стали источниками опустошительных пожаров, так что тверским властям пришлось разработать специальную программу по их новому освоению. А тогда, 200 лет назад, для крестьян из окрестных деревень открылся новый фронт работ: в вырытых торфяных ямах они часами месили босыми ногами торфяную массу, залитую водой, превращая ее в однородное тесто, которое на следующий день разливали ведрами вручную по формам, чтобы получились кирпичи. Для многих обнищавших крестьян это было единственным заработком, и в июне-июле на торфозаготовки к Кузнецову стекалось до 2000 сезонных рабочих. Артель из семи человек за день выделывала до 6000 кирпичей торфа, работая по 14 часов. И в результате Кузнецов добился того, что на его заводах (не только в Кузнецове, но и в Дулеве, и в Риге) всегда был годовой запас сухого, выдержанного топлива.
В стремлении снизить себестоимость продукции Матвей Кузнецов был неутомим. Многие его заводы стали использовать преимущественно отечественное сырье из имений, принадлежавших фабриканту, или из арендуемых земель. Так, крестьяне села Большая Михайловка Екатеринославской губернии сдавали Кузнецову в аренду 1200 десятин своей земли и добывали на ней за плату минеральные породы для Будянской фабрики (это предприятие находилось на территории Харьковской области, в 1990-е годы было закрыто). А в 1890-е годы, когда в окрестностях Скопина была найдена белая глина не хуже глуховской из Малороссии, использовавшейся всеми фарфористами, первыми там появились агенты Кузнецова. Они рассчитали, что рязанская глина будет обходиться в два раза дешевле украинской, и взяли её добычу под свой контроль.
Не менее передовые технологии Кузнецов использовал и в социальной сфере — в частности, в организации быта своих работников. При нём служащих и рабочих перевели на новые тарифы,  питейные заведения были удалены от заводов, для рабочих строили новые дома, больницы, школы и библиотеки, а также храмы — оказалось, что религиозность рабочих укрепляла производственную дисциплину. Рассказывают, что для укрепления религиозных чувств у рабочих Матвей Кузнецов прибегал к разного рода приёмам. Например, только что нанятым рабочим дарили Библию, и как-то Матвей Сидорович зашел в дом старого рабочего и спросил: «Читаешь ли Писание?» Тот, конечно же, солгал, мол, читаю. Тогда Кузнецов незаметно вложил в книгу 25-рублевую купюру, а через некоторое время снова наведался к тому же рабочему и показал пролетарию не найденные им деньги. С тех пор, получив в подарок от хозяина Библию, рабочие если и не читали её, то хотя бы скрупулезно пролистывали.
Конечно, для управления персоналом использовались и экономические рычаги. На рижской фабрике лучшим сотрудникам от имени хозяина дарили посуду. Однако, чтобы не возникало желания ее продать, на подарочных чашках и тарелках не ставили заводского клейма. А для нерадивых существовали штрафы: за испорченный инструмент, за опоздания, за пререкания со смотрителем или управляющим. Впрочем, таких работников на кузнецовских предприятиях долго не держали: существовавшая система найма позволяла легко избавляться от «неудобных». Каждый год перед Пасхой всех рабочих поголовно рассчитывали, а после праздников начинался новый прием на работу. Так что неугодные без обременительных объяснений оставались за воротами завода.
Глубокая религиозность Матвея Кузнецова, возглавившего московскую старообрядческую общину, не мешала ему прибегать и к другим греховным способам обогащения. Для обновления производственных зданий и оборудования ловко использовались ресурсы страховых компаний (об истории страхового дела в России см.заметку «До страховой доски»). Старые деревянные цеха, склады набивались битым, бракованным фарфором и поджигались. Полученная страховка позволяла выстроить новые кирпичные корпуса. Показательна история сторожа Ивана Семенова, который, будучи ночью на посту, заметил пламя в одном из деревянных зданий, примыкавшем к «белой конторе». Сторож созвал людей, пожар погасили. Утром приехал из Москвы Кузнецов. Сторож упал ему в ноги: «Намедни пожар у нас случился. Углядел я, погасили огонь и добро ваше спасли». Хозяин отправил Ивана к управляющему за наградой. Тот уволил сторожа, объяснив жестокое решение: «Не суй своего носа куда не положено. Раз загорелось, значит, так судьбе угодно…»
В 1882 году Кузнецов принял участие во Всероссийской художественно-промышленной выставке в Москве. Потратившись на постройку павильона, где демонстрировалась его продукция, он еще и безвозмездно оказал услуги по украшению главного Императорского павильона. За это Матвей Сидорович удостоился чести быть представленным Александру III. Фабрикант воспользовался случаем, чтобы поднести императрице Марии Федоровне очень понравившийся ей фарфоровый чайный сервиз. За оказанные услуги ему были объявлены две высочайшие благодарности, а в 1883 году за полезную деятельность на поприще фарфоровой промышленности Матвей Кузнецов был награжден орденом Святого Станислава III степени. Не меньшую пользу принесло и строительство на рижской фабрике часовни, названной в память 25-летия царствования императора Александра II. За это в декабре 1887 года Кузнецов был награжден орденом Святой Анны III степени.
Заручившись милостью Двора, Кузнецов продолжил дело своего предшественника по «выживанию» иностранных конкурентов с российского рынка. Для этого в течение нескольких лет он вёл обширную разъяснительную работу в государственных ведомствах, описывая чиновникам опасность положения, при котором на персидских и азиатских рынках конкурируют русский и английский фарфор, причем английский прибывает туда так называемым «закавказским транзитом». В итоге были введены высокие заградительные таможенные пошлины на ввоз английского фарфора и фаянса. За десять лет после создания первого в России фарфоро-фаянсового холдинга, «Товарищества М.С.Кузнецова», пошлины выросли вдвое, а Кузнецов стал фактически монополистом. К 1890-м годам постоянные торговые представители Матвея Кузнецова находились в Петербурге, Москве, Харькове, Ростове, Одессе, Киеве, Варшаве и Тюмени. По два розничных магазина работали в Петербурге и в Москве.
Постепенно фаянс и фарфор из России стали одной из важных статей и экспорта, а также неотъемлемой частью национального искусства. Вот только некоторые выставки, на которых кузнецовская фирма удостаивалась наград. На Московской политехнической выставке в 1872 году и Всероссийской промышленно-художественной выставке в Москве 1882 года заводы Кузнецова получили право употреблять на своих изделиях и вывесках государственный герб. На Всемирной выставке в Париже 1889 года — Большая золотая медаль. На Всемирной выставке в Чикаго 1893 года — бронзовая медаль, но именно на этой выставке такая награда считалась высшей степенью признания. В 1900 году на очень помпезной Всемирной выставке в Париже Товарищество получает высшую награду, а сам Кузнецов — орден Почетного легиона от французского правительства.
В итоге в новый век Кузнецов вступил в качестве самого маститого производителя фарфорофаянсовых изделий в России и в 1902 году получил звание поставщика императорского двора. Отныне все самые выгодные контракты и заказы предлагались прежде всех ему. И именно кузнецовские кружки с императорскими гербами должны были раздавать народу на Ходынском поле во время коронационных торжеств 1896 года. Годовой оборот фирмы — семь миллионов рублей, две трети всего российского рынка посудных изделий. Полной чашей был и дом Кузнецова, где выросли семь сыновей и две дочери.

ЖЕНА КУЗНЕЦОВА ХЛОПОТАЛА ЗА БУДУЩЕГО РЕВОЛЮЦИОНЕРА, ИМЕНЕМ КОТОРОГО ВПОСЛЕДСТВИИ НАЗОВУТ СЕЛО КУЗНЕЦОВО

Правда, вскоре стали давать знать о себе и годы, и обрушившиеся на Матвея Кузнецова личные несчастья. Один за другим умерли два сына, а вслед за ними, не перенеся этого горя,— жена. В Конаково до недавнего времени одной из местных достопримечательностей была так называемая «дача Готье» — изящный деревянный дом в классическом стиле, который архитектор Готье выстроил для одной из дочерей Матвея Кузнецова, которая болела туберкулезом.

Следуя семейной традиции, Кузнецов скрупулезно подготовил переход бизнеса в руки наследников. Он разделил заводы между сыновьями и дочерьми так, чтобы после его кончины между детьми не возникло конфликтов, способных разрушить построенный им бизнес. Империя «королей русского фарфора» строилась прежде всего на семейных отношениях. И только благодаря этому она просуществовала так долго.
То, что выбор сделан правильно и «Товарищество М.С.Кузнецова» крепко стоит на ногах, подтвердилось во время революции 1905 года. Рабочие на рижской фабрике попытались забастовать, но зачинщики тут же были арестованы. Дело из-за отсутствия опытных мастеров могло понести серьезный урон. И тогда жена Кузнецова-младшего, управлявшего фабрикой, отправилась к местному губернатору и добилась освобождения мастеров. После этого как истинный член кузнецовской семьи она собрала матерей и жен освобожденных рабочих и предупредила, что в следующий раз выручать их кормильцев из тюрьмы не будет. Впредь никаких революционных выступлений на фабрике не происходило.
Кстати, именно тогда произошло единственное историческое пересечение между кланом Кузнецовых и одним из рабочих рижской фаянсовой фабрики, имя которого впоследствии стал носить и завод, и город. Порфирий Петрович Конаков родился в селе Кузнецово и начал трудовую деятельность на фаянсовой фабрике. За вольнодумство его принудили уволиться (помните принцип, работавший на кузнецовских фабриках? Перед Пасхой всех рассчитывали и смутьянов не брали назад). Конаков переехал в Ригу и устроился на фаянсовую фабрику. Именно там он приобщился к революционному движению и стал профессиональным революционером. Считается, что он был и среди тех мастеров, за которых хлопотала невестка Матвея Кузнецова. Спустя еще год, в 1906 году, Порфирий Конаков оказался одним из руководителей восстания моряков в Кронштадте. Здесь уже никакого заступничества не случилось, Конакова судил военно-полевой трибунал и приговорил к смертной казни. Его расстреляли 7 августа 1906 года.
А спустя еще четверть века, уже в советское время, Конакова снова вспомнили земляки. И было это так. В 1929 году объявили конкурс на новое название для села Кузнецово. Считалось, что село не должно ассоциироваться с личностью фабриканта Матвея Кузнецова, «короля русского фарфора», буржуя и эксплуататора. Как мы уже знаем, на самом деле село  называлось Кузнецово задолго до появления Матвея Кузнецова, однако маховик революционных переименований уже был запущен. В результате конкурса было выбрано предложение работницы фабрики Марии Илютиной назвать поселок в честь революционера Конакова, которого к тому времени в родном селе почти никто не помнил. Тем не менее, 26 февраля 1930 года УИК СССР постановил: “Рабочий поселок Кузнецово и Кузнецовский район Кимрского округа Московской области переименовать: первый – в рабочий поселок Конаково, а второй – в район Конаковский”. Еще позже Конаковский район вошел в состав Калининской (ныне Тверской) области, созданной в 1935 году. Памятник Порфирию Конакову с 1983 года находится на Привокзальной площади города. Все, кто приезжает в Конаково электричкой, выходя из здания вокзала, первым делом видят этот памятник и спрашивают – а кто это такой, этот Конаков? Но сегодня, к сожалению, ответить на этот вопрос в самом Конаково могут немногие.
Вот такая историческая несправедливость: Конаково носит имя человека, который кроме своих революционных «подвигов» (сегодня его назвали бы «представителем несистемной оппозиции»), причем совершённых далеко от родного города, в Риге и Кронштадте, ничем не прославился. В то же время имя Матвея Кузнецова практически никак не увековечено в городской топонимике. Сегодня в Конаково часто звучат предложения переименовать город, назвав его, например, Новая Корчева – в честь затопленного центра уезда, на территории которого стояло село Кузнецово. Хотя куда справедливее было бы назвать Конаково обратно Кузнецовым – хотя бы в честь Матвея Сидоровича Кузнецова.
Вот только немногое из того, что появилось в Кузнецово-Конаково благодаря этому человеку. Как уже говорилось, Кузнецов активно занимался реконструкцией фабрики, расширением производства и увеличением ассортимента. При нем на фабрике были построены новые корпуса в стиле «промышленного модерна» — эти здания, вернее, их развалины можно увидеть и сегодня. Строил их известный московский архитектор Николай Погураев — как считается, по эскизам, созданным лично Матвеем Кузнецовым.
Новые условия производства, появление более производительных машин и более тонких технологических операций повысили требования к уровню грамотности и квалификации рабочих. Поэтому по распоряжению Кузнецова при фабричном поселке построили школу, “начальное училище М.С. Кузнецова”, которое состояло из восьми классных помещений (в советское время здесь размещалась школа №4 г.Конаково). Обучение продолжалось 4 года и было бесплатным; число учащихся доходило до 190 человек. В основном ими были дети служащих и рабочих фабрики, а при наличии свободных мест принимались и крестьянские дети окрестных деревень.

Уделяли внимание и решению жилищного вопроса. Рабочие жили в 13 восьми- и шестнадцатиквартирных фабричных флигелях и в 105 собственных домах. Помимо школы, в с. Кузнецово имелись больница, в которой работали врач, два фельдшера и санитарка, почтовая контора со сберегательной кассой, молочная лавка и харчевня. При училище была открыта библиотека, в которой по вечерам велись занятия с подростками 14-15 лет, работавшими на фабрике. Чтобы фабричные рабочие занимались земледелием, Кузнецов выделял под постройку земельные наделы. Чуть позже, когда село стало разрастаться, здесь начали строить многоквартирные дома, так называемые «грунты». Некоторые из них сохранились до наших дней. Кузнецов добился и того, чтобы в селе построили две церкви – деревянную для православных и каменную для старообрядцев (напомним, что сам Матвей Кузнецов был из старообрядческой семьи), разрушенную в 1930-е годы.

В Кузнецове стала развиваться культурная жизнь. В 1908 году при фабрике создается “Кружок любителей драматического искусства”, который положил начало на долгие годы Народному театру. Руководил им в то далекое время главный бухгалтер фабрики Николай Иванович Тулупов. Представления кружком давались 1-2 раза в месяц. Перед спектаклем, в антрактах и после окончания в фойе устраивались танцы под духовой оркестр, который для этого специально приглашали из Корчевы. В 1912 году в Кузнецове открывается “Электротеатр Кинематограф” на 350 мест. Это здание сохранилось до наших дней — оно известно конаковчанам как спортивно-технический клуб ДОСААФ. Кладка стен здания выполнена из безобжигового кирпича, который изготовлялся из остатков бетонной меси, оставшихся при сооружении корпусов фабричных сооружений.

Благодаря всем этим новшествам к 1913 году Кузнецово, заштатное село в мало кому известном Корчевском уезде (который, например, писатель Салтыков-Щедрин считал символом провинциальной скуки и захолустья) вошел в сотню самых крупных промышленных центров России. О жизни и условиях работы фабричных рабочих в селе Кузнецово интересовались специалисты в Париже, Берлине, Лондоне.

В 1911 году Матвея Кузнецова не стало. Он не дожил буквально двух лет до настоящего триумфа фабрики, когда численность ее рабочих достигала 2 тысяч, а выпуск фарфоровой, фаянсовой посуды и майолики превысил планку в 7 миллионов изделий. Как отмечал в 1912 году Петр Кузьмич Ваулин, один из крупнейших специалистов-керамиков, “…фирма эта вырабатывает очень хороший фабрикат, по качеству не уступающий немецкому и в художественной части … может удовлетворить самый изысканный вкус…”.  Кто мог знать, что спустя всего четыре года, в 1917 году, все это великолепие, сложнейший бизнес, создававшийся четырьмя поколениями семьи Кузнецовых, рухнет?

После прихода к власти большевиков все частные, коммерческие и акционерные общества были упразднены. Перестало существовать и «Товарищество М.С.Кузнецова». Его старшего сына, директора фабрики в Дулёво, вызвали в рабочий комитет. «С ним не разговаривали долго, — вспоминал об этом участник событий журналист А.Коновалов. — Кузнецову и его семье было предложено в течение двух часов оставить свой дом, фабрику и покинуть Дулёво. Кучер Куприян Архаров запряг лошадей и отвез хозяина на станцию Дрезна, откуда они поездом отбыли в Москву. Больше С.М.Кузнецова на заводе не видели. В конце 1917 года в Дулево приехал его сын Борис, но его никто за хозяина не признал. Походил он по заводу и убрался восвояси».
Кузнецовы потеряли все свои заводы в России и на Украине. Купеческий род, сколотивший своё состояние на разорении конкурентов (вспомним преподавателя Рудакова), сам оказался разорённым.  В собственности осталась только рижская фабрика в ставшей независимой Латвии. Но в 1940 году советская власть пришла и в Прибалтику. К тому времени один из сыновей Матвея Сидоровича, Георгий, был сослан на Колыму и сгинул там без вести. Остальные Кузнецовы после прихода советской власти в Ригу остались трудиться на собственной фабрике рядовыми служащими. Поэтому во время немецкой оккупации они не стали ждать третьего пришествия советской власти и уехали на Запад. Дальнейшая их судьба неизвестна.

ШИРПОТРЕБ ОБЕСПЕЧИЛ УСТОЙЧИВЫЙ СПРОС НА ПРОДУКЦИЮ ЗиК В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ, НО ПОГУБИЛ ЗАВОД С ПРИХОДОМ РЫНКА

Заводы бывшего товарищества при большевиках пережили непростые времена, но, восстановленные после гражданской войны и разрухи, выпускали все тот же кузнецовский фарфор и фаянс с добавлением в ассортимент агитационного фарфора и посуды с ликами вождей. Запаса прочности, заложенного Матвеем Кузнецовым, хватило не на один десяток лет, и к обновлению и расширению производства приступили только в 1930-е годы. А произведения выращенных при Кузнецове художников еще много лет приносили советским фарфоровым заводам медали и призы на международных выставках. Так что история кузнецовского фарфора и фаянса продолжалась уже без самих Кузнецовых.
Декретом Совета народных комиссаров от 28 июня 1918 года Кузнецовская фабрика перешла государству и получила наименование “Государственная фарфоро-фаянсовая фабрика”. Первым ее директором стал Н.И.Тулупов – тот самый бухгалтер, который создал на фабрике первый театральный кружок. В том году на ней работало 1297 человек, выпускалась хозяйственная посуда, кроме того — изоляторы, предметы ухода за ранеными. Разруха, которая охватила страну после гражданской войны, не миновала и Кузнецовскую фабрику: объемов выпуска 1913 года она достигнет только в 1928 году.

8 сентября 1923 г. заводу присваивается имя «всесоюзного старосты» М.И.Калинина. На первых порах в производство был запущен старый кузнецовский столовый сервиз, так называемый «№ 2″. В ассортименте снова появились знаменитые еще до революции кузнецовские майоликовые изделия: масленки с орехами и грибами на крышке, сухарница с салфеткой, кружка «Напейся-не облейся», пепельница «кленовый лист» и другие. Только в самом конце 1950-х новая продукция завода окончательно вытеснила эти предметы. С тех пор продукция завода постепенно теряет в своём качестве, а вместе с этим — и сдаёт свои позиции не только на мировых рынках, но и внутри страны. Конкурентов у предприятия нет, ассортимент и количество товара определяются планом, а его художественные свойства определяются вкусом неприхотливых жителей рабочего посёлка Конаково.

После войны (кстати, даже во время боев на московском направлении Конаковский завод не прерывал работу) Конаково начинает бурно развиваться. В 60-х годах здесь разворачивается  всесоюзная стройка — на берегу Волги возводят Конаковскую ГРЭС (ныне ОГК-5), которая станет главным градообразующим предприятием. На другой стороне Донховки возникает новый посёлок строителей. В конце 60-х посёлок обрастает хрущевскими пятиэтажками, строятся детские сады и больницы — посёлок становится постоянным, и главная автобусная остановка в этой части города так и называется — «Постоянный посёлок».  В город прибывает большое количество новых людей — часто это освобожденные из сталинских ссылок и лагерей люди, получившие разрешение селиться за так называемый 101-й километр. Бывшее Кузнецово стремительно растёт, среди новосёлов большим спросом пользуется мебель и предметы интерьера. Завод им.Калинина перестраивает своё производство и переходит на выпуск ширпотреба: тарелок, маслёнок, штофов и суповых наборов.  Недорогие, яркие и разнообразные, эти изделия были идеальным подарком, запоминающимся сувениром и важной деталью домашнего интерьера.

Однако именно этот переход на ширпотреб сыграл с заводом злую шутку.  В советские годы недорогие и в большинстве своём низкопробные с художественной точки зрения   товары обеспечили заводу стабильный спрос. Однако с началом перестройки в страну хлынул поток дешёвого зарубежного ширпортеба, в том числе китайского.  Да и вкусы населения стремительно менялись: на смену «совковому» фаянсу пришли радиотелефоны, видеомагнитофоны и модные в те годы вазы с пластмассовыми китайскими цветами. Продукция ЗиК всё в большей степени становилась невостребованной. Во второй половине 90-х в подземных переходах Москвы можно было встретить работников заводы, безуспешно пытавшихся сбыть продукцию своего предприятия, чтобы заработать хоть сколько-то денег: зарплату на ЗиК стали выдавать натурой — тарелками и сервизами.

К 1997 году объемы производства ЗиК снизились в три раза. Многое из того, что в советское время казалось простым и само собой разумеющимся, с наступлением рыночных времен оказалось для завода непреодолимым препятствием. Например, расходы по содержанию социальной сферы, которую Конаковский завод, как предприятие градообразующее, имел немалую, оказались буквально разорительными. Кроме того, начались перебои с поставкой основного сырья — специальной белой глины, которую везли из Украины. Более дешевое сырье нашли в России, но оно оказалось и менее качественным, что немедленно сказалось на спросе — конаковские тарелки перестали покупать. «Но, безусловно, основным фактором распада был человеческий, — писала в 2005 году тверская журналистка Мария Орлова. — Ведь если бы завод хотели спасти, его бы спасли. Можно было бы договориться и с поставщиками с Украины, и наладить систему сбыта. В основе всех таких историй всегда лежит неумелый или нечистоплотный менеджмент».

В 1992 году по решению Тверского комитета по управлению имуществом было создано акционерное общество открытого типа «Конаковский фаянсовый завод». В 1996 году он стал ОАО «Конаковский фаянсовый завод». Пытаясь спасти неуклонно падающий спрос, завод приступил к выпуску низкокачественных реплик как собственных наиболее удачных произведений прошлых лет, так и знаменитые изделия других марок.  Однако смена формы собственности не помогала — объемы продаж и выпуска продукции продолжали катастрофически падать. В 2001 году начались массовые сокращения и задержки зарплаты. Спустя еще четыре года завод оказался фактически банкротом. Единственным ликвидным активом, на котором стоял завод, оставалась земля, на которой он стоит — 18,65 гектаров на берегу реки в центре Конаково. Оборудование к тому времени уже растащили, офисы управления сдали в аренду, и даже уникальные заводские цеха — краснокирпичные корпуса, типичный образец «промышленного модерна» рубежа XIX — XX веков, площадью более 100 тыс. кв. метров — как оказалось, никого не интересовали. Разве что на предмет снести их и построить здесь многоэтажные дома или коттеджи.

Первой жертвой перестройки стала уже упоминавшаяся нами «дача Готье» — уникальный деревянный дом на стыке рек Донховки и Волги. Дача Готье благополучно пережила революцию и гражданскую войну, сталинскую индустриализацию и массовое жилое строительство времён Хрущева. В послевоенные годы на «даче Готье» некоторое время располагался детский дом, затем летний детский оздоровительный лагерь.  Однако перестройки «дом Готье» не пережил — он загадочно сгорел в начале 90-х годов.

К тому времени дом стоял на балансе другого конаковского предприятия — Завода механизированного инструмента, ныне также не работающего. Старинное здание (к слову, памятник архитектуры) и земля под ним оказались ничьими. А новая городская буржуазия выбирала себе привлекательные участки под коттеджи…

Тем временем дела на фаянсовом заводе тоже шли всё хуже и хуже.  15 августа 2006 года ОАО «Конаковский фаянсовый завод» подало заявление в Арбитражный суд Тверской области о признании его банкротом в связи с отсутствием денежных средств на счетах, недостаточностью имущества и убыточностью основной деятельности, невыплатой налогов, отсутствием возможности удовлетворить требования кредиторов. Суд признал предприятие банкротом. В этом момент общая балансовая стоимость завода была чуть меньше 100 млн рублей, долги по зарплате составляли 21 млн рублей. Все активы завода были поделены между несколькими фирмами: ООО «Связьинвест», некоммерческое партнёрство «Межрегиональное правовое управление», ООО «Торговый дом» Конаковский фаянсовый завод». Их оценили и выставили на продажу.
За год до 200-летия завода прошли торги по продаже зданий и земельного участка под заводом. И здания, и земля ушли по смешным ценам. Достаточно сказать, что за землю по итогам аукциона было уплачено чуть больше полутора миллионов рублей. Победителем торгов по продаже комплекса исторических зданий и огромного участка земли в центре Конаково оказалось все то же ООО «Связьинвест», теперь консолидировавшее активы у себя. Предполагалось, что вся история с продажей завода — предпродажная подготовка к продаже земли, но, видимо, найти покупателей у новых собственников не получилось. В течение последующих нескольких лет завод оказался полностью разрушенным. Мародёры свинтили всё, что могли. Нет даже окон. Не заделаны проломы в стенах, через которые выносилось оборудование. На месте поточных линий «Тюрингия», гордости завода, осталась  пустота. Исчезли все конвейеры. В цехе обжига — тьма и горы мусора. Кое-где умудрились выковырять даже рельсы для вагонеток. Фотографии уничтожаемого завода заполняют сеть интернет (фотографии взяты с сайта Urban3p).

Закрытие завода стало, без сомнений, самой серьезной коллективной травмой для жителей Конаково. Они до сих пор не оправились от нее. О заводе имени Калинина здесь говорят до сих пор так, словно он продолжает работать. Выставка конаковского фаянса в местной библиотеке никогда не пустует, бывшие художники, работавшие на росписи конаковской посуды, приходят сюда на встречи со своими коллегами. В любом разговоре с местными старожилами беседа рано или поздно свернет к судьбе фаянсового завода – эта кровоточащая рана и не собирается зарастать. Люди чувствуют себя обманутыми, ограбленными и униженными из-за той участи, которой был подвергнут их завод, где проработали несколько поколений конаковчан.  Впрочем, в появляющихся то тут, то там на конаковской земле элитных гостиницах и коттеджных посёлках можно увидеть витрины с фаянсовыми фигурками, отдалённо напоминающими знаменитую продукцию ЗиК. Несколько художников и мастеров уже закрытого завода попытались сохранить хоть часть былого производства, забрав себе несколько старых форм, а также не изменившиеся за 200 лет технологии ручного изготовления, росписи и обжига фаянса.  Каталог их продукции можно найти на сайте компании «Конаковский фаянс»,  официально разместившейся в помещении винного магазина по ул.Энергетиков, 24.

Реально же люди и их «производство» ютятся в разрушенных помещениях теперь уже бывшего Фаянсового завода. В 2013 году телекомпания «Мир» посвятила их деятельности специальный сюжет, в котором со свойственным государственному телевидению оптимизмом назвали это «возрождением» производства Кузнецовского завода. И правда, на немногочисленных изделиях, выполненных из старых форм, нынешние энтузиасты-кустари по-прежнему ставят последнее клеймо ЗиК.  Правда, в отличие от Матвея Кузнецова,  не добавляют к нему слово «Бывший»…