Существует известная дилемма: стоит ли публиковать дневники и личные письма умершего известного человека, особенно если, к примеру, он сам предупреждал, что делать этого нельзя.
Елена Чуковская, рассказывая об опубликованных ею «Ташкентских тетрадях» ее матери, Лидии Чуковской (это дневник 1941–1942 гг., в котором описываются встречи с Ахматовой) объясняла, что долго сомневалась, стоит ли их публиковать, и в случае если бы в завещании было сказано, что их нужно уничтожить, сделала бы это не раздумывая.
Меня подобная готовность безоговорочно следовать воле автора восхищает и ужасает одновременно. На мой взгляд, человеку, который не хочет, чтобы его личные документы попали на всеобщее обозрение, стоит заняться их уничтожением самостоятельно, не искушая лишний раз наследников; в противном случае все письма и материалы стоит хранить. Впрочем, я без сомнения пристрастна: диплом в университете я писала как раз по мемуарам, письмам и дневникам начала XX века, и с мыслью, что половина всего этого запросто могла и не увидеть свет, смириться мне тяжело.
Вообще, существует довольно простое правило: публиковать все материалы, связанные с человеком, стоит не раньше чем через 50 лет после его смерти – к этому моменту уходят почти все люди, кого они могут так или иначе задеть. Впрочем, наследники XXI века столкнутся уже с новыми этическими вопросами: электронные архивы разбирать будет куда сложнее, чем бумажные.
Я очень люблю старые открытки, которые часто продают в антикварных магазинах. Самое интересное, когда они подписаны: по нескольким строчкам можно многое сказать и писавших их человеке, и о его времени. Открытки старые, и люди, писавшие их, давно, увы, умерли, так что никаких этических сомнений у меня на их счет не возникает.
Вот две, купленные пару лет назад на Андреевском спуске в Киеве: одна (с неинтересными цветочками) написана девочкой-подростком:
Меня подобная готовность безоговорочно следовать воле автора восхищает и ужасает одновременно. На мой взгляд, человеку, который не хочет, чтобы его личные документы попали на всеобщее обозрение, стоит заняться их уничтожением самостоятельно, не искушая лишний раз наследников; в противном случае все письма и материалы стоит хранить. Впрочем, я без сомнения пристрастна: диплом в университете я писала как раз по мемуарам, письмам и дневникам начала XX века, и с мыслью, что половина всего этого запросто могла и не увидеть свет, смириться мне тяжело.
Вообще, существует довольно простое правило: публиковать все материалы, связанные с человеком, стоит не раньше чем через 50 лет после его смерти – к этому моменту уходят почти все люди, кого они могут так или иначе задеть. Впрочем, наследники XXI века столкнутся уже с новыми этическими вопросами: электронные архивы разбирать будет куда сложнее, чем бумажные.
Я очень люблю старые открытки, которые часто продают в антикварных магазинах. Самое интересное, когда они подписаны: по нескольким строчкам можно многое сказать и писавших их человеке, и о его времени. Открытки старые, и люди, писавшие их, давно, увы, умерли, так что никаких этических сомнений у меня на их счет не возникает.
Вот две, купленные пару лет назад на Андреевском спуске в Киеве: одна (с неинтересными цветочками) написана девочкой-подростком:
а другая, с героическим Наполеоном – молодым отцом, извещающим новоиспеченную бабушку о прибавлении в семействе:
Вторая открытка особенно трогательная: уже через полтора года мир начнет необратимо меняться, а через четыре окончательно рухнет, и никто не знает, как сложилась судьба у черноглазого и волосатого младенца, его мамы Маруси и папы, чье имя я даже не могу прочитать
