Настоящий капитал
Об этом браке много судачили в Париже: семнадцатилетняя Франсуаза д’Обинье восемь лет жила с Полем Скарроном – самым веселым и самым несчастным человеком во Франции. Этот сорокалетний мужчина был скручен параличом, испытывал невыносимые боли, его страдания не облегчал даже опиум. Отношения супругов напоминали сказку «Красавица и чудовище», однако в жизни чуда не произошло, калека не превратился в цветущего красавца. Но молодая жена скрасила последние годы трагического шута; благодаря Франсуазе поэт жил, а не влачил жалкое существование.
Перед смертью Скаррон подозвал Франсуазу и сказал: «Я оставляю тебе, увы, шутовское наследство – мои долги… А впрочем, есть кое-что более ценное, чем деньги. Мои друзья будут твоими друзьями, они тебе помогут. Связи в Париже – вот настоящий капитал…»
Франсуаза снова осталась без дома, без семьи, без денег. Но постепенно ее личные качества и помощь друзей начали приносить свои плоды. Королева-мать, Анна Австрийская, узнав о бедственном положении вдовы, прониклась к ней состраданием и распорядилась выплачивать скромную пенсию.
Однако скончалась Анна Австрийская, иссяк и этот скудный источник дохода. К счастью, снова выручили связи. Однажды Франсуаза была приглашена в гости к маршалу д’Альбре и встретилась там с его кузиной, своей тезкой, маркизой де Монтеспан. Маршал и маркиза часто проводили вечера в салоне Скаррона. Мадам де Монтеспан была молодая красавица с голубыми глазами и светлыми волосами, завитыми мелкими кудряшками, немного полноватая, однако именно рубенсовские формы соответствовали версальской моде той поры. Она всех пленяла обаянием, была интересной и остроумной собеседницей. Маркиза де Монтеспан входила в свиту Генриетты Английской, невестки короля Людовика XIV. И вот при удобном случае она замолвила словечко за свою подругу. Король назначил пенсию для мадам Скаррон.
Людовика XIV прозвали «король-солнце» еще в юности, когда он танцевал партию бога солнца Аполлона в балете, поставленном в театре Пале-Рояль. Но и на солнце бывают пятна. Ни для кого не было секретом, что король никогда не любил королеву, лишь иногда посещал ее спальню, но чаще проводил ночи в объятиях многочисленных любовниц и фавориток.
Жизнь при дворе была строго регламентирована, в том числе жизнь интимная. В отличие от любовницы, фаворитка обязательно имела придворную должность, ей выделялись покои в Версале, неподалеку от покоев короля. Ей выплачивалось немалое содержание, все придворные обязаны были выказывать фаворитке глубокое почтение. Да что там! Сама королева должна была при встречах любезно общаться с фавориткой.
Людовик был щедр до расточительности со своими женщинами, пока их любил, но и безжалостен, когда с ними расставался. Он всегда обозначал границу, за которую никому не дозволялось переступать. Своим приближенным король, бывало, говорил:
– Я всем приказываю: если вы заметите, что женщина, кто бы она ни была, забирает власть надо мной и мною управляет, вы должны меня об этом предупредить. Мне понадобится не более двадцати четырех часов для того, чтобы от нее избавиться.
– Как только вы дадите женщине право говорить с вами о важных вещах, она заставит вас совершать ошибки, – говаривал также монарх.
Первая фаворитка Луиза де Лавальер и не претендовала на такое право. Король увлекся ею, когда ему было всего двадцать три года. А она была юной, наивной, застенчивой девушкой. Все находили ее хотя и не красавицей, но очень хорошенькой и свежей. Одним словом, настоящая пастушка из модных тогда пасторалей. Луиза и была отчасти такой – провинциалка из Тура, из бедной дворянской семьи, волею случая и благодаря протекции влиятельных родственников вдруг оказавшаяся при дворе.
В 1667 году придворные стали замечать охлаждение короля к своей фаворитке. Людовик подарил Луизе поместье и замок Вожур, наградил ее титулом герцогини де Вожур, но это уже напоминало прощальный подарок.
– Бедняжка! – вздыхала маркиза де Монтеспан. Она была подругой фаворитки, а теперь подумала: «Настал мой звездный час!»
Она всегда оказывалась на глазах у государя, оживленная и даже шаловливая. Словом, полная противоположность Луизе де Лавальер. И произошла полная смена караула: Луиза де Лавальер была удалена из дворца, а затем и вовсе отправилась в монастырь кармелиток; маркиза де Монтеспан сделалась любовницей и чуть позднее – фавориткой Людовика XIV.
Султанша
Маркиза была существом капризным, вздорным, ревнивым. Ее самомнение и требования были просто безграничными. Острого языка маркизы де Монтеспан побаивались все придворные. Она закатывала скандалы даже самому Людовику.
Вдобавок и муж фаворитки, маркиз де Монтеспан, доставил королю немало неприятностей. Неслыханное дело: все, решительно все мужья королевских любовниц и фавориток бывали счастливы отдать своих жен, так сказать, в пользование королю, а этот… Маркиз возмущался, жаловался всем и каждому, наконец, даже законной жене короля – Марии Терезии Австрийской! Вскоре скандал стал публичным: на представлении мольеровской комедии «Амфитрион» маркиз то и дело отпускал гневные замечания. Но вот со сцены прозвучала многозначительная реплика:
– Делить жену с Юпитером не есть потеря чести!
– Черта с два! – воскликнул маркиз, вскочив с места. – Я никому не позволю марать мое честное имя! Даже Юпитеру!
Маркиза вывели из зала под руки. После этой выходки король приказал заточить его в Бастилию. Комендант Бастилии передал узнику великодушное предложение свыше:
– Поезжайте-ка в свое имение, маркиз, и соглашайтесь на развод со своей супругой! Иначе останетесь в Бастилии надолго…
– Будь по-вашему, – согласился де Монтеспан. – Но отныне я прибавлю к моему титулу еще один – главный рогоносец королевства!
В своем имении маркиз де Монтеспан не сразу успокоился. Во-первых, он забрал детей у жены-потаскухи. Во-вторых, он ее… похоронил. Однажды все домочадцы, родственники и соседи были приглашены на мрачную церемонию. Люди в траурной одежде несли гроб, драпированный черным сукном. Следом шел муж с двумя детьми. Когда приблизились к церкви, маркиз де Монтеспан закричал:
– Откройте главные ворота! Мои ветвистые рога не пройдут в низкую дверь.
После заупокойной службы гроб закопали на местном кладбище.
А маркиза де Монтеспан стала полноправной фавориткой. Да еще какой! Ее апартаменты насчитывали двадцать комнат, вдвое больше, чем покои самой королевы! И свита, которая повсюду сопровождала фаворитку, также была многочисленней, чем у Марии Терезии. При дворе ее метко окрестили «султаншей».
Казалось, эта фаворитка достигла наивысшего успеха при дворе. Семеро детей от короля (один умер во младенчестве) подтверждали любовь Людовика самым бесспорным образом. Но страх потерять все, повторить судьбу предшественниц, часто терзали душу султанши. Мадам де Монтеспан добилась удаления из свиты королевы всех молодых и красивых фрейлин, но и это не помогло – король удостоил вниманием даже девушек из собственной свиты фаворитки (не надо далеко ходить!), и у них тоже родились королевские бастарды.
Две Франсуазы
Маркиза де Монтеспан была для своих детей только, как теперь говорят, физической матерью. Отпрысков короля кормили и выхаживали няньки и кормилицы, но вскоре потребовалась и воспитательница. Выбор пал на вдову Скаррон – она была умна, добродетельна и терпелива.
С 1669 года Франсуаза руководила маленьким королевским «детским садом». У нее определенно был педагогический талант. Особенно полюбил ее старший мальчик, Луи Огюст, в будущем герцог Менский. Однажды Людовик XIV посетил своих детей и впервые увидел Франсуазу Скаррон. Она была уже не та «прекрасная индианка», вернувшаяся из заморских колоний, в которую влюблялись с первого взгляда, но все еще считалась одной из самых привлекательных женщин в столице. Когда она говорила королю о своих воспитанниках, ее лицо оживлялось, глаза блестели. Людовик XIV поручил Франсуазе писать ему постоянно о том, как растут его дети, какие делают успехи.
Но Франсуаза оказалась еще и дамой предприимчивой. В это время плантации табака на Мартинике начали приносить большие доходы. Земли ее отца Констана д’Обинье на острове Мари-Галант были освобождены от налогов, поэтому Франсуаза очень выгодно продала их, а на вырученные средства купила поместье и замок за 150 000 ливров. Король от своих щедрот добавил недостающую сумму, и вскоре Франсуаза вместе с воспитанниками переехала в собственный замок.
Ее переписка с королем принимала все более задушевный характер. Король впервые понял, что женщина может быть другом и мудрым советчиком. И вот однажды Франсуазе сообщили, что некий знатный господин желает встретиться с ней ночью в парке. Поскольку приглашение доставил посланец короля, то личность загадочного «знатного господина» была секретом Полишинеля.
В назначенный час на аллее в лунном свете появился Людовик XIV в сером камзоле. Франсуаза была в голубом платье, волосы расчесаны гладко, на прямой пробор и убраны на затылке в «узел скромности». Король учтиво поклонился и отрекомендовался с улыбкой:
– Незнакомец, похожий на короля.
Франсуаза присела в реверансе и ответила в тон ему:
– Незнакомка, похожая на госпожу Скаррон.
Оба чувствовали себя несколько неловко, словно играли роли молодых возлюбленных в домашнем спектакле. После обмена любезностями король сказал главное.
– Сударыня, с некоторых пор я научился ценить в женщинах скромность и ум.
– Я рада это слышать, сир, но… между нами такая пропасть, – заметила Франсуаза.
– В моей власти перекинуть мост через пропасть, – заявил Людовик. – Примите мой подарок: отныне вы – маркиза де Ментенон…
Но и после этого свидания Франсуаза не спешила пасть в объятия короля. Ему приходилось добиваться любви новоявленной маркизы де Ментенон, и это только разжигало его чувства.
А в это время султанша беззаботно отдыхала и развлекалась на курорте. Она вернулась в Париж отдохнувшая и по-
свежевшая, но тотчас побледнела, когда узнала о возвышении подруги.
Внешне почти ничего не изменилось: султанша по-прежнему занимала свои покои, придворные и сам король были с ней любезны, но… Людовик XIV с тех пор ни разу не посетил ее будуар.
Две Франсуазы, две маркизы с похожими фамилиями – Монтеспан и Ментенон – стали заклятыми подругами. Король как-то заметил:
– Мне было бы легче примирить всю Европу, чем двух женщин!
Маркиза и демоны
В 1680 году педагогическая карьера мадам Ментенон закончилась. Она получила место фрейлины в свите Марии Анны Баварской – супруги дофина (наследного принца) Людовика Французского. Это назначение было реальным шагом к получению официального статуса фаворитки короля.
Но мадам Ментенон, казалось, вовсе не стремилась к этому и часто повторяла:
– Не доверяйте счастью, приобретенному у изголовья королей.
Во время свиданий с Людовиком она говорила о смысле жизни, философии, религии, литературе, искусстве – и королю не было скучно. Но он, как большинство мужчин, желал иметь в одном лице и монахиню, и блудницу. Редкая женщина может совмещать эти две сущности, поэтому король завел очередную любовницу, семнадцатилетнюю Анжелику де Фонтанж.
Франсуаза умоляла короля подумать о своей душе, советовала сблизиться с законной супругой, несчастной, одинокой женщиной. Между прочим, то же самое говорил королю его духовник, но Людовик XIV только отмахивался от него, как от назойливой мухи. А мадам Ментенон послушался и действительно стал внимательнее к Марии Терезии.
А в это время маркиза де Монтеспан вела тайную войну против новой пассии короля. Это она свела свою молодую фрейлину Анжелику с Людовиком, рассчитывая, что молодая любовница вернет стареющему монарху вкус к амурным утехам. Но король увлекся Анжеликой не на шутку, наградил ее титулом герцогини де Фонтанж; уже поговаривали, что она-то и станет новой фавориткой. Так маркиза де Монтеспан перехитрила саму себя: вместо одной соперницы получила двух.
Мало того, она оказалась замешанной в «Деле о ядах», которое уже давно было у всех на устах. Несколько загадочных смертей при дворе и в высшем свете вызвали подозрение в том, что жертвы были отравлены с целью завладения наследством. В других случаях угадывались явные мотивы избавления от кредитора, соперника или соперницы.
В сети полиции попалось множество отравителей, знахарей и алхимиков. Взялись и за криминальных повитух, в их садах и палисадниках обнаружили целые кладбища младенцев. «Дело о ядах» вел лично шеф парижской полиции лейтенант де Реюни, опытный и честный служака. И вот арестованные назвали имена заказчиков: это были сплошь титулованные особы, среди них десятки высокопоставленных придворных. Уже на этом этапе прозвучало имя маркизы де Монтеспан.
Первые результаты следствия доложили королю. Людовик XIV с ужасом узнал, что оборотной стороной его солнечного правления оказалось мрачное суеверие, колдовство и чародейство. Этой мерзостью занимались его придворные и даже члены королевского дома! Наконец, в деле замешана его фаворитка, мать семерых его детей! И кто поручится, что она тайно не кормила его какой-нибудь гадостью?!
И король повелел, во-первых, отныне дегустировать его блюда прямо за столом, здесь и сейчас. Во-вторых, он учредил специальную комиссию для расследования «Дела о ядах». В комиссию вошли восемь советников Государственного совета и еще шесть ответственных чиновников. Им были даны почти такие же полномочия, как у трибунала священной инквизиции. Видимо, король рассудил, что со средневековым мракобесием нужно бороться средневековыми методами.
Когда «Дело о ядах», казалось, уже близилось к завершению, выяснилось, что в нем замешаны и святые отцы. Несколько развращенных аббатов-отступников служили «черные мессы», так сказать, «освящая» приворотные зелья. В ритуалах использовались черные свечи, магические круги и пентакли, восковые фигурки, над которыми произносились заклинания. Нередко в жертву темным силам приносились младенцы – их за гроши покупали у проституток; повитухи также поставляли плоды греха и позора. Некоторые попы проявляли чудеса изобретательности: аббаты Даво и Мариэтт служили «эротические мессы» над обнаженными животами девиц, а отец Жерар из Сен-Савьера вошел при этом в такой священный экстаз, что лишил невинности девушку, служившую ему алтарем.
Самым мерзким отступником был аббат Гибур, служивший «черные мессы», в том числе в доме казненной Ла Вуазен. И вот тут имя маркизы де Монтеспан прозвучало уже в полную силу: она оказалась непосредственной участницей нескольких кощунственных ритуалов. Выяснилось, что она заказывала аббату Гибуру «черные мессы» по привороту Людовика XIV, причем еще в ту пору, когда сердцем короля владела несчастная «турская хромоножка». Со временем беспутный аббат стал практиковать более радикальные «эротические мессы». Согласно показаниям свидетелей и признанию самого Гибура, три «эротические мессы» заказала маркиза де Монтеспан; во время одного такого действа она лежала обнаженной на тюфяке, бесстыдно раскинув ноги, и на ее глазах был убит недоношенный младенец. Аббат Гибур собрал кровь жертвы в чашу, поставил ее на живот маркизы и воззвал к демонам похоти:
– Астарот и Асмодей, принцы братства, примите в дар это дитя, взамен я прошу для этой дамы вечной благосклонности короля и дофина, чтобы ее чтили принцы и принцессы, чтобы король не отказывал ей ни в чем, как для нее, так и для ее родственников.
Из крови младенца было тут же изготовлено снадобье, которое аббат Гибур вручил маркизе де Монтеспан.
Уже одни эти сведения могли решить участь султанши. Но было еще кое-что, не менее важное: из разных свидетельств и заявлений самой фаворитки следовало, что она никогда не любила Людовика XIV, просто использовала его в своих честолюбивых целях. Какой удар по самолюбию монарха! Наконец-то увещевания мадам Ментенон по-настоящему достигли ума и сердца короля. Вдобавок неожиданно умерла Анжелика де Фонтанж, а вскоре скончалась и королева Мария Терезия. Эти две смерти глубоко потрясли Людовика XIV, он воспринял их как знак свыше. Король многое переоценил, о многом задумался. Теперь он уже не только уважал и любил мадам Ментенон, но и нуждался в ней.
Тайный брак
Итак, двое немолодых людей – ему сорок пять, ей сорок восемь – уже несколько лет вместе и… порознь! Мадам Ментенон стала официальной фавориткой короля, он проводил в ее покоях большую часть дня, она была окружена всеобщим почтением, но… она стыдилась этой роли. А на что еще она могла рассчитывать? Разве могут короли, как поется в известной песенке, жениться по любви?
После смерти королевы Людовику XIV следовало бы жениться на какой-нибудь европейской принцессе, таков вековой закон государственной политики. Но невесты на ту пору предлагались какие-то неинтересные: что инфанта Изабелла Португальская, что принцесса Анна-Мария-Луиза Тосканская – оба брака не сулили больших политических выгод. И король решил жениться по любви.
В ночь на 10 октября 1683 года в часовне Версаля состоялось тайное венчание короля Людовика XIV с мадам Ментенон. Венчал новобрачных духовник короля Лашез, присутствовали архиепископ Парижа де Шамваллон, военный министр Лавуа и королевский камердинер Бонтан. Если духовные лица одобряли поступок короля, то министр Лавуа всячески ему противился, но согласился с условием, что этот брак навсегда останется тайным.
В окружении Людовика XIV соперничали две основные партии: министра финансов Кольбера и военного министра Лавуа. Король по-своему ценил обоих, но у женщины, как известно, всегда особое мнение. Мадам Ментенон знала, что Лавуа всегда поддерживал султаншу – маркизу де Монтеспан, даже пытался выгородить ее в «Деле о ядах». Вряд ли мадам Ментенон сознательно «шла в политику», ее вполне удовлетворили бы взаимно уважительные и искренние отношения с королем, но она вынуждена была заниматься государственными делами, чтобы обезопасить себя, укрепить свое положение при дворе. Поэтому она всегда поддерживала родственников и выдвиженцев Кольбера, даже если они были никчемными людьми, и скрыто вредила ставленникам Лавуа.
Жила мадам Ментенон при дворе скромно, занимала всего четыре комнаты. Но именно в ее апартаменты король фактически перенес свой кабинет – туда приходили с докладами министры и придворные. Мадам при этом читала книгу или занималась рукоделием, не выражая, казалось, интереса к происходящему. Однако ни одно слово не ускользало от нее. В затруднительных случаях король спрашивал:
– Мадам, как мне следует поступить?
И она отвечала:
– Думаю, Ваше Величество поступит мудро, если… – и предлагала свой план действий.
Ее суждения бывали настолько логичными и взвешенными, что Людовик XIV чаще всего следовал рекомендациям жены. Он словно забыл о своих прежних заявлениях, что женщин нельзя и близко подпускать к государственным делам.
В конце концов министры и придворные взяли за правило обсуждать все вопросы с мадам Ментенон, прежде чем выносить их на рассмотрение государя. Только два министра манкировали новыми порядками – министр иностранных дел маркиз де Торси (кстати, его назначение было одобрено мадам Ментенон) и военный министр – упрямец Лавуа.
Де Торси всякий раз объяснял, что по его ведомству вопросы носят срочный и конфиденциальный характер, поэтому требуют решений короля в любое время. Но это не остановило мадам Ментенон, и она все равно активно вмешивалась в международные дела через верных ей людей.
А военный министр маркиз де Лавуа упорно не замечал возросшего влияния мадам Ментенон. Он издавна пользовался безграничным доверием короля, ибо ничто так не сближает мужчин, как совместные боевые действия.
Это был настоящий «ястреб» своей эпохи, готовый драться всегда и с любым противником. Он полностью разделял убеждение короля в том, что Франция – центр мира и может всем диктовать свою волю. Он вместе с Людовиком XIV вел страну по гибельному пути непрерывных войн, разоривших в конце концов государство. Поэтому можно сказать, что неприязнь мадам Ментенон к Лавуа носила не только личный характер.
Рабочий день мадам Ментенон был расписан по минутам, она принимала множество посетителей и вела обширную переписку; ее письма составили восемьдесят объемистых томов; лишь половина ее эпистолярного наследия дошла до наших дней.
Мадам Ментенон стала первой женщиной-политиком действительно высокого государственного уровня; она общалась не только с первыми вельможами страны, но даже с главами иностранных государств. Впоследствии таких высот политической власти достигла лишь маркиза де Помпадур, и, надо думать, опыт мадам Ментенон был ей очень полезен.
Конечно, многие ее решения и рекомендации были продиктованы сиюминутными интересами, конъюнктурными соображениями; другие – истовой религиозностью. Большой совместной ошибкой короля и его тайной жены стала отмена Нантского эдикта 1598 года – первого закона о религиозной терпимости, гарантировавшего гугенотам свободу вероисповедания. Он был выстрадан десятилетиями религиозных войн, написан буквально кровью протестантов и католиков. Над этим законом трудился поэт и воин Агриппа д’Обинье. Какая ирония судьбы! Его внучка Франсуаза, примерная католичка, выступила противницей главного дела жизни своего славного предка. Правда, Людовик XIV вынашивал эту идею уже несколько десятилетий, а сама мадам Ментенон заявляла:
– Следует завоевывать гугенотов добротой, обращать их в истинную веру мягким христианским убеждением.
Но дело было поручено Лавуа, а он действовал отнюдь не по-христиански: его набеги на города и села гугенотов прозвали «драконадами» – драгунские полки разоряли жилища протестантов, детей отнимали у родителей и отдавали в католические монастырские школы и приюты. В результате сотни тысяч гугенотов – волевых, благочестивых и предприимчивых французов – эмигрировали в Англию и Голландию.
Декольте под запретом
Тайный брак короля был секретом только для народа, а в Версале каждый знал, что мадам Ментенон не просто очередная фаворитка. Бытовала такая шутливая загадка:
– Кто такая: жена короля, но не королева?
Однако почести ей оказывались почти королевские: она сидела в кресле в присутствии короля, дофина и иностранных коронованных особ; когда ее несли в портшезе, следом выстраивалась процессия из принцев и принцесс. Но во время официальных церемоний она держалась как придворная дама, не более того.
Толки об этом браке ходили разные. Герцог Оранский, как всегда, отпускал циничные шуточки:
– Французский король – противоположность другим государям: у него молодые министры и старая любовница!
Мадам Ментенон «пришла во власть» уже сложившейся личностью, многое в жизни Версаля претило ее убеждениям. Отдельно доставалось дамам:
– Женщины нашего времени для меня непереносимы, – говорила она. – Их наряды нескромны, их табак, их вино, их грубость, их леность, все это невозможно принять.
Дамы платили ей дружной ненавистью, прозвали «дамой в черном» и уверяли:
– При ней в Версале даже кальвинисты завыли бы от тоски!
Если быть точным, мадам Ментенон редко одевалась в черное (король этого не любил), чаще носила свое любимое голубое, не пренебрегала модой и даже вводила свои модные новинки, например, ткань «атлас Ментенон»: крупные цветы, вытканные на темном или светлом фоне. Но верно и то, что вместо театральных представлений и балов в Версале все чаще служили мессы. Запрещены были декольте и драгоценности. Прическа осталась одна – а-ля Ментенон.
Загадкой для всех оставались собственно супружеские отношения короля и мадам Ментенон. Ходили слухи, что король жаловался духовнику мадам Ментенон:
– Повлияйте на свою подопечную! Объясните, что быть страстной на супружеском ложе – не грех, а долг супруги!
Что ж, холодные женщины любят с прохладцей, но этим лишь разжигают мужчин. Нехватку любовного пыла они восполняют горячей преданностью.
Наконец-то королева!
Педагогический талант не помог мадам Ментенон перевоспитать царственного супруга – он оставался законченным эгоистом, себялюбцем и все еще, увы, неверным мужем. Не смогла она, конечно же, исправить придворные нравы. Поэтому она решила создать учебное заведение для девочек из бедных дворянских семей. Она мечтала вырастить поколение образованных, благочестивых девушек, которые станут примерными женами, а впоследствии воспитают столь же примерных сыновей отечества.
Этот первый в мире институт благородных девиц открылся в 1686 году в замке Сен-Сир неподалеку от Версаля. В нем обучались 250 воспитанниц. Мадам Ментенон разработала учебную программу, сама преподавала орфографию, историю, литературу и основы педагогики, следила буквально за всем, даже пробовала блюда на кухне перед подачей на стол. Долгие годы она совмещала жизнь при дворе и руководство институтом. Но постепенно Сен-Сир занимал ее мысли все больше; только здесь она снова ощущала себя необходимой и незаменимой – такой она чувствовала себя, когда была женой-сиделкой при больном Скарроне, и позднее, когда служила воспитательницей детей короля…
В 1712 году мадам Ментенон окончательно переехала из Версаля в свой институт благородных девиц.
Через три года Людовик XIV скончался. Перед смертью он призвал мадам Ментенон проститься. Король положил холодеющую ладонь на ее руку и произнес:
– Скоро мы увидимся снова…
Она вышла вся в слезах. А когда немного успокоилась, сказала задумчиво:
– Подумайте только, какое милое свидание он мне назначает! Этот человек никогда никого не любил, кроме себя.
Однако свидание это неумолимо приближалось, силы оставляли мадам Ментенон; она уже не покидала своих покоев в Сен-Сире.
В 1717 году русский царь Петр I побывал во Франции, он захотел осмотреть образцовое учебное заведение в Сен-Сире и засвидетельствовать свое почтение мадам Ментенон: для молодого царя она была живым свидетельством блестящего века Людовика Великого. Когда мадам Ментенон сообщили о желании русского царя, она согласилась, но предупре-
дила, что больна и примет гостя в постели.
В семь часов вечера Петр I вошел в покои мадам Ментенон и сел у изголовья.
– Вы нездоровы, сударыня? – спросил он.
– Увы, – ответила она.
– Чем же вы больны?
– Моя болезнь – это глубокая старость и довольно слабое телосложение.
Царь молчал некоторое время, а потом попросил:
– Нельзя ли откинуть полог, чтобы я мог рассмотреть вас лучше?
Она отвела полог и спросила:
– Зачем вы посетили меня?
Петр ответил не сразу, подыскивая слова.
– Я приехал, чтобы увидеть все великое, что есть во Франции.
Затем встал, отвесил глубокий поклон и вышел.
15 апреля 1719 года скончалась мадам Ментенон, вдова шута и короля, и была погребена там же, в Сен-Сире.
…Минуло почти семьдесят пять лет. Во время Французской революции санкюлоты ворвались в базилику Сен-Дени и развеяли по ветру прах своих королей. Так же обошлись они и с останками мадам Ментенон в Сен-Сире.
Современник заметил:
– Наконец-то она провозглашена королевой!
Сергей МАКЕЕВ: www.sergey-makeev.ru, post@sergey-makeev.ru.
