Сеанс экстремального вождения едва не повлёк гибель генсека и его высоких гостей.
В мае 1972 года в охотничьем хозяйстве Завидово подходили к концу переговоры по ПРО между госсекретарем США Генри Киссинджером и генеральным секретарём ЦК КПСС Леонидом Брежневым. Под конец каждая сторона обычно пытается что-то урвать, пользуясь тем, что партнёр не всегда готов заявить: “я так не играю” и удалиться, взяв на себя ответственность за срыв подписания готового соглашения. Поэтому переговоры происходили напряжённо.
Их финальную часть Брежнев вёл лично, держа в голове все цифры и детали будущего договора. То было время, когда он ещё очень хорошо соображал и находился в расцвете сил.
Однажды после перерыва на обед генсек задержался и пришёл с опозданием на 4 часа в состоянии, напоминающем похмелье. Киссинджер с трудом сдерживал своё раздражение. Вместо продолжения переговоров генеральный секретарь предложил Киссинджеру покататься на машине.
В 2002 году мне довелось поговорить с двумя людьми, сидевшими с Брежневым в том автомобиле – с самим Киссинджером и переводчиком Виктором Суходревом.
Госсекретарь США вспоминал этот эпизод так: “У Брежнева была характерная черта: он любил запугать американцев до смерти. У него имелась коллекция автомобилей со всего мира. Кажется, когда я был в Завидово, он катал меня в американской машине на невероятной скорости. Я был убеждён, что случись что, мы погибнем оба. Там не было ремней безопасности. Да, он ездил на немыслимой скорости и позже, когда приезжал президент Никсон, Брежнев катал его на скоростном катере рядом с тем же домом. И в обоих случаях это было страшно”.
Виктор Суходрев привёл дополнительные подробности: “Брежнев сдвигает с места водителя, сам садится за руль. Киссинджер садится рядом, я назад. Запускает эту самую машину, так что перескакивает через бордюрный камень, делает поворот на лесную узкую дорожку, ведущую к берегу водохранилища, и на дикой скорости гонит к причалу. И слава богу, что там недалеко. Останавливается у причала, там уже стоит тот самый катер, новое достижение, я так чувствую, нашей судостроительной промышленности в сочетании с военно-морской… нечто вроде глиссера. Загружаемся в катер, опять же, там сидит механик-водитель, которого он просит сесть назад, я забираюсь назад вместе с механиком-водителем. Брежнев Киссинджера сажает на пассажирское сиденье, сам садится за руль, и опять же на бешеной скорости мы с места рвём в карьер, да ещё в какой карьер. Короче говоря, мы там пулей проскакивали через камышовые заросли, по-моему, катер этот по земле мог двигаться, нечто совершенно необычное! Он делал резкие повороты, причём, когда он их делал несколько подряд, он поднимал волну и эта волна попадала в окно водителя. Оно было приоткрыто, но волна миновала водителя, в этом случае Брежнева, и попадала в меня. В общем, я был мокрым с ног до головы”.
Зачем Брежнев так рисковал жизнью своей и гостей – хозяев первого мира? Киссинджер говорил, что обсуждал это с Никсоном, и они ни к чему не пришли:
“Мы с Никсоном обычно говорили друг другу: если советский президент пытается нас так напугать ещё до переговоров, то вряд ли это придаст нам гибкости, когда переговоры в самом деле начнутся”. Им виделась в этом часть какого-то хитроумного замысла, который они так и не разгадали.
А ларчик просто открывался. Как рассказывал Суходрев, в это время Брежнев, страдая бессонницей, принимал транквилизаторы, получая их тайком от врачей через медсестру. От этих препаратов он и не мог очнуться четыре часа, когда опоздал. Скорость просто позволяла генсеку прийти в себя:
“Ну так, минут примерно 15-20, мы колесили по этому водохранилищу на бешеных поворотах. Брежнев был весел, и я так предполагаю, что он специально это вот придумал, чтобы выйти из этого состояния, в которое сам себя и загнал этими своими таблетками.”
Их финальную часть Брежнев вёл лично, держа в голове все цифры и детали будущего договора. То было время, когда он ещё очень хорошо соображал и находился в расцвете сил.
Однажды после перерыва на обед генсек задержался и пришёл с опозданием на 4 часа в состоянии, напоминающем похмелье. Киссинджер с трудом сдерживал своё раздражение. Вместо продолжения переговоров генеральный секретарь предложил Киссинджеру покататься на машине.
В 2002 году мне довелось поговорить с двумя людьми, сидевшими с Брежневым в том автомобиле – с самим Киссинджером и переводчиком Виктором Суходревом.
Госсекретарь США вспоминал этот эпизод так: “У Брежнева была характерная черта: он любил запугать американцев до смерти. У него имелась коллекция автомобилей со всего мира. Кажется, когда я был в Завидово, он катал меня в американской машине на невероятной скорости. Я был убеждён, что случись что, мы погибнем оба. Там не было ремней безопасности. Да, он ездил на немыслимой скорости и позже, когда приезжал президент Никсон, Брежнев катал его на скоростном катере рядом с тем же домом. И в обоих случаях это было страшно”.
Виктор Суходрев привёл дополнительные подробности: “Брежнев сдвигает с места водителя, сам садится за руль. Киссинджер садится рядом, я назад. Запускает эту самую машину, так что перескакивает через бордюрный камень, делает поворот на лесную узкую дорожку, ведущую к берегу водохранилища, и на дикой скорости гонит к причалу. И слава богу, что там недалеко. Останавливается у причала, там уже стоит тот самый катер, новое достижение, я так чувствую, нашей судостроительной промышленности в сочетании с военно-морской… нечто вроде глиссера. Загружаемся в катер, опять же, там сидит механик-водитель, которого он просит сесть назад, я забираюсь назад вместе с механиком-водителем. Брежнев Киссинджера сажает на пассажирское сиденье, сам садится за руль, и опять же на бешеной скорости мы с места рвём в карьер, да ещё в какой карьер. Короче говоря, мы там пулей проскакивали через камышовые заросли, по-моему, катер этот по земле мог двигаться, нечто совершенно необычное! Он делал резкие повороты, причём, когда он их делал несколько подряд, он поднимал волну и эта волна попадала в окно водителя. Оно было приоткрыто, но волна миновала водителя, в этом случае Брежнева, и попадала в меня. В общем, я был мокрым с ног до головы”.
Зачем Брежнев так рисковал жизнью своей и гостей – хозяев первого мира? Киссинджер говорил, что обсуждал это с Никсоном, и они ни к чему не пришли:
“Мы с Никсоном обычно говорили друг другу: если советский президент пытается нас так напугать ещё до переговоров, то вряд ли это придаст нам гибкости, когда переговоры в самом деле начнутся”. Им виделась в этом часть какого-то хитроумного замысла, который они так и не разгадали.
А ларчик просто открывался. Как рассказывал Суходрев, в это время Брежнев, страдая бессонницей, принимал транквилизаторы, получая их тайком от врачей через медсестру. От этих препаратов он и не мог очнуться четыре часа, когда опоздал. Скорость просто позволяла генсеку прийти в себя:
“Ну так, минут примерно 15-20, мы колесили по этому водохранилищу на бешеных поворотах. Брежнев был весел, и я так предполагаю, что он специально это вот придумал, чтобы выйти из этого состояния, в которое сам себя и загнал этими своими таблетками.”
