9 января 1924 года в Тбилиси родился Сергей Параджанов (на фото справа). Спустя 50 лет его – тогда уже режиссера и художника с мировым именем – приговорили к пяти годам исправительно-трудовой колонии строгого режима за “мужеложство”. “Русская планета” вспоминает деятелей советской политики и культуры, осужденных по одиозной 121-й статье УК РСФСР.
Сергей Параджанов
В 1968 году группа советских писателей, художников, ученых и артистов обратилась с открытым письмом к генсеку ЦК КПСС Леониду Брежневу, председателю совета министров Алексею Косыгину и председателю президиума Верховного совета СССР Николаю Подгорному; в своем обращении они требовали прекратить преследование украинских диссидентов.
“В последние годы политические процессы становятся формой подавления инакомыслящих, формой подавления гражданской активности и социальной критики, совершенно необходимой для здоровья всякого общества”, – говорилось в письме, под которым подпись Сергея Параджанова стояла первой. Через некоторое время на подписантов начались гонения, а 8 декабря 1973 года в органы поступил донос на “развратника и пе*аста” Параджанова. В то время мужеложство в СССР было уголовным преступлением; согласно статье 121 УК РСФСР и аналогичным статьям в кодексах союзных республик, максимальное наказание за “половое сношение мужчины с мужчиной” составляло пять лет лишения свободы., увы тогда юридической консультации бесплатно по телефону еще не было.
Следствие обнаружило несколько “жертв” Параджанова, которые обвиняли режиссера в том, что он под разными предлогами вынуждал их вступать с ним в сексуальную связь. Кроме того, оказалось, что у Параджанова уже была судимость по той же статье шестнадцатью годами ранее – за гомосексуальные отношения с майором КГБ Николаем Микавой. Сам художник, однако, на допросе утверждал, что это Микава, “опытный профессиональный педераст”, совратил его. 25 апреля 1974 года суд приговорил Параджанова к пяти годам лишения свободы по 122-й статье УК Украинской ССР (“Мужеложство”). Так режиссер стал “армянином, родившимся в Грузии и сидевшим в русской тюрьме за украинский национализм”. Уступив международной кампании протеста, в которой в том числе принимали участие Жан-Люк Годар, Федерико Феллини и Андрей Тарковский, советские власти 30 декабря 1977 года освободили Параджанова.
Вадим Козин
Эстрадный певец Вадим Козин был осужден в 1944 году на восемь лет лагерей; о его популярности в 1930-40-е годы говорит уже то, что за год до этого он выступал перед участниками Тегеранской конференции вместе с Марлен Дитрих и Морисом Шевалье. В сохранившейся справке об освобождении Козина не указана статья, по которой артиста признали виновным, однако познакомившийся с ним в Магадане писатель и искусствовед Борис Савченко в посвященной артисту книге говорит о “политической” 58-й.
По одной из “народных” версий, Козина судили за отказ включить в концертную программу, с которой он выступал на фронте, пропагандистские песни о Сталине и партии. Одним из пунктов обвинения стало и совращение несовершеннолетних.
В 1950 году Козина за хорошее поведение выпустили досрочно, однако спустя девять лет он был вторично осужден за мужеложство и до самой смерти так и прожил в Магадане, где остался после истечения срока заключения. В автобиографии, написанной им во время предварительного следствия, Козин объяснял причину своих злоключений так: “В годы наибольшей популярности, в Москве, перед войной, меня окружала масса молодежи. Я часто сидел с ними в ресторанах, я заказывал на всю компанию ужин, оплачивал его, а сам уходил к себе в номер… Я думал, пусть они посидят за юность и повеселятся. Сто, двести рублей для меня ничего не стоили, ибо я зарабатывал до 125 тысяч в месяц. Отсюда шли толки, что я развращаю молодежь пачками. Некоторые мерзавцы, которые сидели и кутили за даровым столом в ресторане, на следствии говорили обо мне несусветные вещи…”
Последние двадцать лет своей жизни Козин не давал публичных концертов. Он умер в Магадане в 1994 году, так и не получив звания Народного артиста; по одной из версий, Администрация президента решила, что “с такой статьей званий не дают”.
Николай Клюев
Крестьянский поэт Николай Клюев принимал участие в революции 1905-1907 годов, агитировал деревенскую бедноту и за это неоднократно подвергался арестам. В 1915 году он познакомился с Сергеем Есениным, который был на одиннадцать лет младше его, и поэты стали жить в Санкт-Петербурге у сестры Клюева. Их тесная дружба продолжалась полтора года. После самоубийства компаньона Клюев сочинил “Плач о Есенине”. В 1926 году “Плач…”, как и несколько предыдущих книг поэта, были изъяты из обращения.
Через три года на выставке в Обществе поощрения художеств 44-летний Клюев познакомился с 17-летним начинающим художником Анатолием Кравченко. Клюев посвящал своему новому возлюбленному стихи, но когда он послал их в газету “Известия ВЦИК”, главный редактор Иван Гронский попытался убедить поэта черпать вдохновение в “традиционной любви”. Тот отказался, и главред попросил народного комиссара внутренних дел СССР Генриха Ягоду выслать литератора из Москвы.
2 февраля 1934 года Клюева арестовали, а затем по обвинению в том, что он “активно вел антисоветскую агитацию путем распространения своих контрреволюционных литературных произведений”, поэт был приговорен к пятилетней ссылке в Томскую область. Впрочем, ходатайствами удалось добиться разрешения отбывать срок в Томске. “Я сослан за поэму “Погорельщина”, ничего другого за мной нет”, – писал из ссылки Клюев, хотя он к тому моменту был едва ли не единственным человеком, которого советская власть преследовала именно за сожительство с мужчинами. В 1937 году его снова арестовали, на этот раз объявив “активным сектантским идеологом” якобы существовавшей в Сибири повстанческой организации “Союз спасения России”. В октябре того же года Клюева расстреляли.
Николай Ежов
Занявший место Ягоды “кровавый карлик” Николай Ежов, по сведениям ряда источников, “пристрастился к мужеложству” еще до революции, когда был отправлен в Петербург учиться ремеслу у родственника-портного. На посту наркома внутренних дел СССР Ежов стал главным организатором массовых репрессий 1937-1938 годов. Позже обвинения в антисоветской деятельности, сотрудничестве с иностранной разведкой, подготовке переворота и терроризме были предъявлены ему самому. На допросе Ежов сознался, что его сообщниками должны были стать его давние друзья Владимир Константинов, начальник “Военторга” Ленинградского военного округа, и Иван Дементьев, помощник начальника охраны Ленинградской фабрики “Светоч”. На вопрос следователей, почему в заговорщики были выбраны именно эти люди, Ежов ответил: “Помимо длительной личной дружбы с Константиновым и Дементьевым, меня связывала с ними физическая близость. Как я уже сообщал в своем заявлении на имя следствия, с Константиновым и Дементьевым я был связан порочными отношениями, то есть пед*тией”.
В заявлении в следственную часть НКВД нарком перечислил всех своих мужчин – их оказалось шесть, – и все они были арестованы. Некоторые партнеры Ежова были весьма заметными людьми: так, в 1925 году он состоял в связи с директором МХАТа Яковом Боярским и главным государственным арбитром СССР Филиппом Голощекиным. Возможно, Ежов надеялся, что его посадят на несколько лет за мужеложство, и таким образом он сможет избежать более тяжкого наказания, однако у Сталина был другой план. Все любовники наркома – реальные или мнимые – признались в связи с Ежовым, ожидая, что им вменят легкую статью. Однако все они, вместе с бисексуальным распорядителем большого террора, были расстреляны.
Геннадий Трифонов
Советский писатель, поэт и диссидент Геннадий Трифонов был одним из первых фактически открытых геев в СССР. Два года он работал литературным секретарем поэтессы Ольги Берггольц, а в 1968 году перешел на ту же должность к писательнице Вере Пановой. Трифонов вступил в связь с мужем своей “начальницы”, Давидом Даром, к чему Панова отнеслась с пониманием. Писатель не стал скрывать своей ориентации и в армии, куда его призвали во второй половине 1960-х годов. Этим воспользовались в КГБ и, пригрозив Трифонову 121-й статьей, заставили его стать осведомителем. При этом писатель продолжал участвовать в политической жизни и печатать свои стихотворения, часть из которых появилась в сборнике “Из-под глыб”, изданном в 1975 году в поддержку высланного из СССР Александра Солженицына. КГБ среагировал немедленно.
“Да, меня арестовали по 121-й статье, но по сфабрикованному делу, – рассказывал Трифонов в 2006 году. – Произошло это, как и все в нашей стране, тихо. Я откликнулся в защиту высланного Солженицына – написал стихи в сборник, который издали в Париже. Тогда меня вызвали и сказали: “Да, вы можете поехать в Париж и Лондон. Но через Магадан”. Нашли какого-то мальчика-наркомана, которого я впервые видел. На суде он сказал, что я к нему приставал, склонял к гомосексуальным отношениям. Все слушание длилось минут пятнадцать: меня обвинили и посадили”.
Пока поэт был в лагере, его стихи продолжали печатать за границей. В 1979 году было опубликовано “Открытое письмо в “Литературную газету””, что было совсем не на руку советским властям накануне Олимпиады. Трифонову пришлось поплатиться за это здоровьем: к концу срока он отощал и почти ослеп. В начале 1990-х писатель стал принимать участие в жизни ленинградского гей-сообщества, а в 2005 году вышел его роман “Сетка” о любви двух заключенных. По словам Трифонова, книгу хотел экранизировать Никита Михалков, но что-то не срослось.
