Балаклавское сражение 25 октября 1854г.

Балаклавское сражение произошло 13 (25) октября 1854 года и было одним из крупнейших сражений Крымской войны 1853-1856 годов между союзными силами Великобритании, Франции и Турции с одной стороны, и Россией — с другой.

«Столицей» французской армии в Крыму стал город Камыш, построенный французами на берегу Камышовой бухты. Он представлял собой город одноэтажных деревянных домов, протянувшийся к весне 1855 года на два километра. Улицы носили названия Наполеона, де Лурмеля и другие. Гостиницы назывались «Отель Малахов», «Отель Победа», «Черная». Были кафе, трактиры, Инкерманский ресторан и масса лавок, где можно было купить всевозможные товары и продукты за баснословные деньги.

В Камыше находился театр на 1200 мест с профессиональной труппой из Франции. Посмотреть спектакли приезжали даже англичане из Балаклавы. Еще два самодеятельных театра, в которых роли исполняли сами солдаты, давали представления в других лагерях французской армии.
Зимой французы, жившие в полевых условиях в палатках, сильно страдали от холодов и непогоды. Поскольку дров для приготовления пищи и сушки белья найти было невозможно, флот ходил за ними в Варну.
По воспоминаниям современников, в теплое время года вокруг палаток аккуратные французы разбивали огороды и палисадники, где выращивали овощи, зелень, цветы.

База английской армии располагалась в Балаклаве. Небольшое греческое поселение на несколько сот человек в сентябре 1854 года превратилось в шумный город. Берега бухты были завалены орудиями, ядрами, бомбами, инструментом, досками, доставляемыми из Англии.

В городе появились огромные магазины. Англичане построили набережную (ныне — набережная Назукина), железную дорогу,

починили водопровод и пробили артезианские колодцы в Кадыкое.

В бухте стояли не только военные суда, но и несколько яхт, в том числе «Драйяд» лорда Кардигана — командира легкой кавалерии. На ней он отдыхал и пил шампанское в перерывах между боями.

Удар русских войск по позициям союзников у Балаклавы мог, в случае успеха, привести к деблокированию осаждённого Севастополя и нарушению снабжения англичан.
После бомбардировки 5(17) октября 1854 г. союзники некоторое время были в нерешительности.

Они, правда, продолжали, как уже сказано, не щадя снарядов, упорно бомбардировать Севастополь,

но было ясно, что это делается без точной, непосредственно поставленной военной цели и что ждать штурма, который можно было предполагать после первой бомбардировки, не приходится.

А с другой стороны, присылаемые с моря транспорты с подкреплениями приходили больше к французам в Камышевую бухту, но не к англичанам.

Главнокомандующий французской армией- маршал Конроберт

Канроберт знал, конечно, что терять дней не приходится и что на носу зима, когда по Черному морю транспортам плавать будет не очень легко и когда ночевать в парусиновых палатках не так полезно для здоровья армии. Но как кончить?
В свое время, сейчас же после высадки, 6(18) сентября маршал Сент-Арно, обозленный английской медлительностью, писал: «Господа англичане нисколько не стесняются, но меня очень стесняют». Теперь это мог повторить и Канроберт. С таким же правом этот преемник Сент-Арно мог бы повторить и другие слова покойного маршала, написанные еще тогда, когда он находился в Варне: «Вы в Париже говорите: нужно сделать что-то… Все эти проекты прекрасны и легко осуществимы в воображении и когда сидишь в Париже за чаем или за шампанским».
Канроберт не решался ни готовиться к штурму Севастополя, ни напасть на армию Меншикова; он даже повадился в Балаклаву ездить, чтобы раздобыться планом, инициативой, идеей у лорда Раглана.

Главнокомандующий английской армией — лорд Раглан

Уже одна эта надежда показывает, в каком затруднении находился в средних числах октября французский главнокомандующий. Но лорд Раглан сам привык ждать из французского штаба действующей армии указаний.

Так прошло восемь дней — и вдруг толчок воспоследовал. Дело в том, что Меншиков и до и после Альмы, и до и после первой бомбардировки нисколько не верил в успех завязавшейся гигантской борьбы.

Но из Петербурга ему не давали покоя, и он считал нужным решиться на какую-то видимость активных военных выступлений. Государь не допускал и мысли о сдаче Севастополя.

Главнокомандующий русской армией- Светлейший князь А.С. Меншиков

Во всех своих письмах к кн. Меншикову император ободрял его, поручал ему благодарить войска и моряков, высказывал в самых теплых выражениях свое доверие к молодецкой их стойкости, высказывал сожаление о том, что сам не с ними. Меншиков решил напасть на турок, охранявших подступы к Балаклаве, на английский лагерь у Балаклавы

Положение в Балаклаве к утру 13(25) октября было такое. На невысоких буграх, окружающих Балаклаву, союзники устроили еще в середине сентября, тотчас после занятия города, четыре больших редута — впереди линии от села Чоргун к Балаклаве — и один поменьше.

Но вооружены артиллерией были из них только три больших. Эти редуты прикрывали линию Чоргун — Балаклава и были расположены впереди, на линии от Сапун-горы к селу Кадыкой, и заняты турками.

Английское командование усвоило себе правильное, по существу, воззрение, что турки отсиживаются от русских за укреплениями гораздо успешнее, чем выдерживают их натиск в открытом поле

Но лорд Раглан упустил из виду, что ведь Омер-паша отпустил с союзниками в Крым не наилучших, а наихудших из своей армии, потому что хорошие были ему самому нужны на Дунае, где он остался. Эти поистине несчастные турки, превращенные в Камышевой бухте французами в вьючных животных, англичанами, напротив, были обращены в передовых, так сказать, бойцов и посажены на редуты, чтобы защищать своей грудью английский лагерь и склады в Балаклаве. Турок принято было кормить очень скудно, бить смертным боем за провинности, к общению не допускать, даже офицеров турецких за стол с собой не сажать. И вообще если в это самое время в Константинополе султан Абдул-Меджид буквально не знал, куда ему спрятаться от великодушного покровителя и спасителя Оттоманской державы лорда Стрэтфорда-Рэдклифа, то подданные султана, страдавшие в Балаклаве, еще меньше чаяли найти себе где-нибудь спасение от хлыстов и палок своих английских союзников.

Их посадили на редуты перед городом Балаклавой. На каждом из четырех редутов было по 250 человек турок и по одному английскому артиллеристу.

Силы союзников, в основном представленные британскими войсками, включали две кавалерийских бригады. Бригада тяжёлой кавалерии под командованием бригадного генерала Джеймса Скарлетта состояла из 4 и 5 гвардейских драгунских, 1, 2 и 6 драгунских полков и располагалась к югу, ближе к Балаклаве. Северные позиции, ближе к Федюхиным горам, занимала бригада лёгкой кавалерии, включавшая 4, 8, 11 и 13 гусарские полки, 17 уланский полк. Командовал лёгкой бригадой генерал-майор лорд Кардиган. В лёгкой кавалерии, считавшейся элитным родом войск, служили представители известнейших аристократических родов Великобритании. Общее командование британской кавалерией осуществлял генерал-лейтенант Бингхэм, третий граф Лукан. В сражении участвовали также французские и турецкие подразделения, но их роль была незначительной. Количество войск союзников составляло около двух тысяч человек.
Британским экспедиционным корпусом командовал генерал-лейтенант лорд Раглан, французским — маршал Конберт.
В октябре 1854 года главнокомандующий русскими войсками в Крыму А. С. Меншиков решил нанести союзникам удар в самом уязвимом для них месте — в районе Балаклавы. 23 октября у местечка Чоргун на Черной речке был собран так называемый Чоргунский отряд под командой генерал-лейтенанта П. П. Липранди, насчитывал около 16 тысяч человек и включал Киевский и Ингерманландский гусарские, Уральский и Донской казачие, Днепровский и Одесский пехотные полки и ряд других частей и подразделений. Генерал Липранди занимал должность заместителя главнокомандующего русскими войсками в Крыму князя Александра Сергеевича Меншикова.

Ближайшей задачей этого отряда являлся захват турецких редутов на Кадык-койских высотах, а затем, по возможности, выход к Балаклаве и обстрел артиллерией союзных судов, скопившихся в порту. Для поддержки войск Липранди был назначен особый отряд генерал-майора И. П. Жабокритского,

Начальник 6 пехотной дивизии Жабокритский И.П.

насчитывавший около 5000 человек при 14 орудиях. Ему предстояло выдвинуться правее Воронцовского шоссе на Федюхины высоты.
Смирно сидели турки на этих редутах в течение нескольких недель, как вдруг в 6 часов утра 13(25) сентября 1854 г., к неописуемому своему ужасу, они увидели, что на них направлен артиллерийский обстрел, после чего на все четыре редута помчалась в атаку кавалерия,

а за ней и пехота.

С первого редута турки не успели даже вовремя бежать, и около двух третей их было перебито ворвавшимися русскими войсками, но со второго, третьего и четвертого редутов турки бежали с предельной быстротой, побросав орудия, которые не успели заклепать, и покинув все, что на редутах находилось. Русская кавалерия преследовала и избивала их во время этого панического бегства еще на некотором расстоянии за редутами. Уцелевшие турки были безжалостно перебиты и изранены англичанами, когда им удалось добежать до города.
3-я Донская артбатарея вместе с другими артиллерийскими частями своим огнём содействовали овладению пехотными полками четырёх английских редутов на Семякиных высотах. Затем 1-й Уральский казачий полк совместно с гусарской бригадой участвовал в неудачной атаке на лагерь английских войск в Кадыковке.
Генерал Липранди занял высоты Кадыкоя. Но это было лишь началом дела.
Затем 1-й Уральский казачий полк совместно с гусарской бригадой участвовал в неудачной атаке на лагерь английских войск в Кадыкое.

За четырьмя редутами, которыми овладели русские при этой первой атаке, находился второй ряд выстроенных англичанами укреплений, начинавшихся от села Кадыкиой, но позади первого редута параллельные линии редутов шли до отрогов Сапун-горы.

За этими укреплениями стояла бригада легкой кавалерии под начальством лорда Кардигана

а за ней бригада тяжелой кавалерии под начальством бригадного генерала Скарлетта. 

Та и другая находились в этот день под начальством лорда Лукана. Отдельно от лорда Лукана действовал 93-й шотландский полк,

пытавшийся, хотя и безуспешно, остановить бегство турок из четырех передовых редутов. Этот полк состоял под начальством баронета Коллина Кемпбелла.

Для того, чтобы прикрыть слишком широкий фронт атаки русской кавалерии, Кэмпбелл приказал своим солдатам построиться в шеренгу по два, вместо предусмотренной уставами в таких случаях шеренги по четыре. Слова приказа Кэмпбелла и ответ на них его адъютанта Джона Скотта вошли в британскую военную историю:
— Приказа к отходу не будет, парни. Вы должны умереть там, где стоите.
— Есть, сэр Колин. Если понадобится, мы это сделаем.

«Таймс» описал потом шотландский полк в этот момент как «тонкую красную полоску, ощетинившуюся сталью». Со временем это выражение перешло в устойчивый оборот «тонкая красная линия», обозначающий оборону из последних сил.

Кемпбеллу удалось остановить русских кавалеристов, преследовавших турок, и кое-кого из турок включить в свой отряд.

Липранди безуспешно пытался опрокинуть шотландский полк Кемпбелла, стоявший в долине Кадыкоя.

Затем бригада Скэрлетта произвела атаку на гусарский полк и казаков и отбросила их к Чоргуну

Это вошло в историю Великобритании, как «Атака бригады тяжелой кавалерии».

Хотя гусары шестой легкой кавалерийской дивизии помяли стоявшие перед ними части, но уже со всех сторон на выручку англичанам спешили к Балаклаве и к Кадыкиою новые и новые части союзников. Дело в том, что уже в 8 часов утра оба главнокомандующих — лорд Раглан и генерал Канроберт — примчались на место боя. Конечно, в данном случае главная роль должна была принадлежать Раглану, потому что русское нападение было направлено на английские укрепления и войска. Это обстоятельство сыграло губительную для англичан роль.
Уже генерал Рыжов, который произвел нападение на Коллина Кемпбелла, отступил, теснимый драгунской бригадой начальствовавшего в этот день над всей тяжелой кавалерией Скарлетта, когда Скарлетт, не заметив, что Рыжов с умыслом норовит пройти между двумя отнятыми утром у турок редутами, завлекает англичан в опаснейшее положение. Неожиданно грянули справа и слева в колонну Скэрлетта русские пушки, уже появившиеся около двух редутов (второго и третьего). Английские драгуны, потеряв убитыми и ранеными несколько десятков человек, бросились назад. Тут-то и произошло трагическое для англичан событие, о котором было столько страстных споров и в течение всей Крымской войны и долго после нее, — то событие, которое в английской историографии и публицистике дало Кадыкиою название «долины смерти». Наиболее правдоподобные показания рисуют дело так.
Лорд Раглан сначала передал начальнику всей кавалерии лорду Лукану приказ идти вперед и, при поддержке пехоты, овладеть высотами, где находились русские, чтобы воспрепятствовать им увезти пушки со взятых утром редутов. Лукан ждал пехоты, но она все не появлялась. Без поддержки пехоты Лукан даже, согласно приказу, и не должен был и не мог двигаться, не подвергая страшному риску свои бригады (как Скарлетта, так и Кардигана). Но этим дело не окончилось.
Русские, как это было видно в подзорные трубы издали с того места, где стояли окруженные свитой лорд Раглан и генерал Канроберт, начали стаскивать пушки со взятых ими редутов. Сражение в тот момент казалось на этот день законченным, никаких новых атак с русской стороны не предвиделось. Лорд Раглан, указывая Канроберту на русских, с видимой досадой сказал, что жаль все-таки отдавать им эти трофеи.

Командир кавалерийской дивизии-генерал-лейтенант, лорд Лукан

Вот что прочел Лукан в этом новом приказе:

«Лорд Раглан желает, чтобы кавалерия быстро пошла во фронтовую атаку и попыталась воспрепятствовать неприятелю увезти прочь орудия. Отряд конной артиллерии может сопровождать. Французская кавалерия у вас находится с левой стороны. Немедленно». Этим словом «immediate» кончался приказ.
Впереди русские стояли углубленной «подковой». Один конец ее был у Кадыкоя, около взятых утром редутов, второй — у подножия Федюхиных гор. Лукан с полной ясностью, как показывал потом, понял все безумие того приказа, который он держал в руках. Он обратился к Нолэну с вопросом, понимает ли он, что требуется. Английская кавалерия, углубившись между двумя концами «подковы», попав в глубину русского расположения, неминуемо окажется между двух огней и погибнет под двойным, перекрестным огнем русских батарей, стоящих, с одной стороны, у Кадыкоя, а с другой — у Федюхиных гор. Нолэн мог лишь подтвердить то, что ему велено было передать. Впоследствии Раглан и те, кто силился его оправдать, пытались утверждать, будто капитан Нолэн преступно забыл прибавить устно, что ему было приказано: «если возможно (if possible)».

Приказ, каким бы он ни был, следовало выполнять. Лукан направился вместе со своим штабом к Легкой бригаде. Подъехав к Кардигану, он сообщил ему содержание злополучной записки и приказал наступать вниз по северной долине. «Конечно, сэр,— произнес Кардиган в своей обычной холодной манере, — но позволите вам заметить, что русские имеют в долине впереди нас батарею, а также батареи и стрелков по обеим ее сторонам». «Я знаю это, — ответил ему Лукан, — но лорд Раглан так хочет. Мы должны не выбирать, а исполнять». Кардиган молча отсалютовал графу своей саблей.
В это время Легкая бригада уже сидела в седлах. Еще утром она насчитывала 661 человека, а до начала атаки к ней присоединились еще 12 бойцов. Было 11 часов 20 минут, когда он воскликнул: «Бригада идет в наступление! Первый эскадрон 17-го уланского — направляющий». Вскоре раздался звук трубы, и бригада начала движение шагом. Порядок в полках был блестящий, а сам Кардиган ехал впереди.
Легкая бригада наступала в трех линиях, растянувшись по фронту на одну пятую ширины долины. Ей предстояло преодолеть более двух с половиной километров. Кавалеристы скоро перешли с шага на рысь, причем аллюр постепенно ускорялся.

Русские артиллеристы открыли по англичанам перекрестный огонь с Федюхиных и Кадык-койских высот. Сначала пальба велась гранатами и ядрами, а затем, по мере приближения всадников, русская артиллерия перешла на картечь. В это время знакомый нам капитан Нолэн, ехавший в передней линии 17-го уланского полка, вдруг поскакал галопом вдоль фронта атакующей бригады, что-то крича и размахивая саблей. Недалеко от него разорвалась граната, выпущенная русской батареей с Федюхиных высот. Один из осколков пробил грудь англичанина… Это была первая жертва роковой кавалерийской атаки.
Бригада Кардигана продолжала наступать в прежнем направлении, и солдаты не без удовольствия подчинились команде «Сабли наголо!». Под градом снарядов английские всадники стали инстинктивно ускорять аллюр, переходя с рыси на галоп и тем самым ломая строй.

Русские ядра и гранаты начали достигать Тяжелой бригады. Сам граф Лукан был легко ранен в ногу, а его адъютант и племянник капитан Чартерис — убит. По приказу Лукана бригада Скарлетта остановилась, а затем в полном порядке отступила на свою исходную позицию.
Легкая бригада в это время стала объектом атаки русских стрелков, рассыпанных по склонам соседних высот и вооруженных штуцерами. Потери только ожесточали англичан, мечтавших поскорее добраться до русских орудий и отомстить за своих товарищей. Кони перешли на галоп, и остановить их было уже невозможно. В эти минуты смертельной скачки проявился дух соперничества между полками первой линии Кардигана. Капитан Артур Тремейн из 13-го легкого драгунского полка, под которым была убита лошадь, слышал, как кто-то слева от него кричал: «Не давайте этим ублюдкам из 17-го выйти вперед!» В то же время уланы 17-го полка ревели: «Вперед, Мертвые головы, вперед!»

Тем временем первая линия Кардигана оказалась уже перед самой русской батареей из 12 конных орудий, расположенной поперек долины. Четыре батальона Одесского егерского полка из колонны полковника Скюдери, стоявшие у северных склонов Кадык-койских высот и на самих высотах, решили, что атака англичан нацелена на них.

Поспешно свернувшись в каре, они встретили залпами всадников Кардигана, по мере того как те проезжали мимо, направляясь к русской батарее.
Когда первая линия Легкой бригады оказалась прямо перед ними, русские конные орудия дали свой заключительный залп — картечью в упор, но остановить англичан уже не смогли.

Все окуталось дымом, и вторая линия Легкой бригады совсем потеряла из вида первую.

Лошадь Кардигана вынесла графа к самым орудиям. Генерал в дыму проскакал между двух пушек и первым из англичан оказался на русской батарее.

Вслед за ним туда ворвались уланы и драгуны 1 -и линии. В 40 шагах позади батареи, в качестве прикрытия, стояли шесть сотен 1-го Уральского казачьего полка под командой подполковника П. Б. Хорошхина.

Клубы дыма и пыли скрывали от казаков реальные силы атакующих, создавая преувеличенное впечатление об их численности. Большая часть уральцев внезапно запаниковали и обратились в бегство. Лишь некоторые казаки, сохранившие стойкость, пришли на выручку артиллеристам.

На батарее завязался короткий, но жестокий бой. Русские артиллеристы пытались спасти свои орудия и зарядные ящики. Две пушки были, однако, захвачены группой легких драгун 13-го полка. Русским канонирам удалось увезти только два орудия 12-й конной батареи и несколько зарядных ящиков.

Несомненно, англичане были бы тут истреблены до последнего человека, если бы не подоспела помощь. Французский штаб, окружавший Канробера, вполне осмыслил, что творится, лишь тогда, когда русская кавалерия, а за ней пехота бросились после артиллерийского обстрела избивать англичан. «Это великолепно, но это не война! Это сумасшествие!» — крикнул английским штабным возмущенный и прямо растерявшийся от полной неожиданности генерал Боске, один из лучших боевых генералов французской армии. Немедленно были приняты меры к спасению того, что еще оставалось от английской легкой кавалерии.

Сейчас же последовал приказ Канроберта, и два эскадрона французских егерей первыми, а за ними другие французские части помчались на выручку Кардигану и его кавалеристам, уже повернувшим лошадей и убегавшим от русского преследования.

Их встретил 2-й линейный (пластунский) батальон Черноморского казачьего войска.
Казаки-пластуны, действуя в рассыпном пешем строю, при приближении французских кавалеристов падали ничком на землю, уклоняясь таким образом от удара сабли, а когда всадник проскакивал мимо, вскакивали и стреляли ему в спину. Так понесла ощутимые потери и французская кавалерия.
Теперь уже вся Легкая бригада, рассыпавшись на мелкие группы и одиночных всадников, отступала по долине на запад. Преследование было не слишком решительным, хотя генерал Рыжов и назвал его «охотой на зайцев». Англичане отходили вверх по долине на уставших и израненных конях, практически шагом, осыпаемые пулями и картечью.

Отступление их было еще гибельнее, чем наступление. Трагическая атака английской кавалерии продолжалась в общей сложности 20 минут.

Только на сборном пункте остатки славных английских полков вновь увидели своего бригадного командира, о котором они ничего не знали с той минуты, когда тот первым ворвался на русскую батарею.
С трудом остатки кавалерии вернулись в лагерь. Русское командование не решилось продолжать преследование.

Сражение окончилось. Оно не было довершенной русской победой, но уж, конечно, ни в малейшей степени не было победой союзников, и говорить о русском «поражении» под Балаклавой можно, только разве имея в виду занятие города 16 сентября после Альмы, когда Балаклаву, в сущности, и не защищали (если не считать ничтожной перестрелки), — но ни в каком случае нельзя называть так дело 13(25) октября, хотя взятые редуты и пришлось покинуть.
Напротив, и взятие этих редутов в начале боя и истребление легкой английской кавалерии в конце его были, бесспорно, успехом для русской армии, хоть и не имевшим никаких выгодных стратегических последствий.
Хотя под Балаклавой не удалось развить и использовать успех, но и в Севастополе и во всей армии Меншикова известие о происшедшем 13(25) октября вызвало большой подъем духа. Много говорили о взятых трофеях — знамени и значке, 11 чугунных орудиях, из которых три были взяты с боя, 16 ящиках с ружейными патронами, ружьях, шанцевых инструментах, о 500 английских кавалеристах, легших в долине, прежде чем их товарищи обратились в бегство. Передавались многочисленные случаи, доказывавшие необычайное одушевление, с которым в этот день дралась русская армия.
«Потери Легкой бригады в этой атаке составили 102 убитых (из них 9 офицеров), 129 раненых (из них 11 офицеров) и 58 пленных (в том числе 2 офицера), причем последние были также почти все ранены. Позже еще 16 человек умерли от ран (9 из них в русском плену). Англичане потеряли 362 лошади. Больше всех пострадали полки первой линии (в 13-м — выбыло 56 человек из 128, а в 17-м — 74 из 147).
Общий урон русских войск в этот день составил 627 человек, 257 из них — в гусарской бригаде, наиболее сильно пострадавшей от английской кавалерии. Союзники потеряли более 850 человек, из которых половина приходилась на долю англичан.
Союзники, явно очень уклоняясь от истины, показывали в официальных донесениях, будто они потеряли всего 600 человек.
По позднейшим данным, потери союзников были около тысячи человек, а есть подсчеты, доводящие эти потери даже до полутора тысяч. Самое важное заключалось в том, что в моральном отношении у русских от этого балаклавского боя было ощущение победы, а у англичан — ощущение (и притом очень болезненное) поражения, сознание совершенно бессмысленно загубленных жизней, потерь, вызванных бездарностью и военным невежеством главного командования.
“Балаклава” — это слово будет передано потомству в анналах Франции и Англии, как название места, памятного деяниями героизма и происшедшим там бедствием, до тех пор непревзойденными в истории«, — читаем мы в одной из английских брошюр времени Крымской войны, посвященных гибели легкой кавалерии.
День Балаклавы (точнее было бы сказать — Кадыкоя, но и у нас, начиная с Тотлебена и Липранди, и у союзников более принято было называть этот бой сражением при Балаклаве) — 13(25) октября 1854 г. навсегда остался траурной датой в военной истории Англии.
Только 6 ноября (нов. ст.), т. е. через 12 дней, в Лондон пришло посланное из Константинополя Стрэтфордом-Рэдклифом известие о роковом событии. Эта легкая кавалерия, легшая под Балаклавой, числила в своем составе представителей самых аристократических фамилий. Впечатление в Англии от этого известия было потрясающее.
Долгие годы (вплоть до начала войны 1914 г.) из Англии прибывали временами паломники со специальной целью посещения «долины смерти», где погибла английская кавалерия.
Балаклава не была отбита у англичан, но редуты оборонительной линии были взяты, пушки захвачены, и русские получили контроль над Воронцовской дорогой.
25 октября 1854 года было суждено стать одним из самых известных и печальных дней в долгой истории британской армии. О гибельной атаке бригады легкой кавалерии написаны десятки книг и знаменитое стихотворение Теннисона, Атака легкой кавалерии.

The Charge of the Light Brigade
Alfred, Lord Tennyson (1809-1892)

К 50-летию Севастопольской обороны на высоте Араб-табиа был открыт памятник Балаклавскому сражению. Свое название холм получил по неофициальному названию 3-го редута — Араб-Табиа (Арабская крепость), построенному на этом холме англичанами для защиты своих войск, базировавшихся в Балаклаве.
Стройная каниелюрованная колонна из альминского известняка, увенчанная двуглавым бронзовым орлом, смотрящим в сторону Балаклавы, возвышается на постаменте, облицованном гранитом На площадке у памятника установлены две гранитные четырехугольные плиты с перечислением частей русских войск, участвовавших в Балаклавском сражении и схемой боя.
Венчал памятник двуглавый чугунный орёл. На главном фасаде на пьедестале имелась выпуклая надпись: «Сражение Балаклавское. 13 — октябрь — 1854». С противоположной стороны: «Убиты 7 офицеров, 124 нижних чина».

Военный мемориал участникам атаки «легкой» бригады Генерала Кардигана в Балаклавском сражении в Ormskirk, Lancashire, Great Britain.

В геометрическом центре Балаклавский долины в 1856 году англичане установили памятник — небольшой обелиск из мраморовидного известняка с надписью на английском и русском языка.

“В память о тех, которые пали в Балаклавском сражении 25 октября 1854 года”.

Первый раз памятник реконструировали в 1875 году. Во время Великой Отечественной войны памятник сохранился, хотя и был тяжело изранен. В 1998 году его вновь реконструировали.
В 1945 году Долину Смерти под Балаклавой посетил глава правительства Великобритании Уинстон Черчилль. Он возложил цветы к обелиску, где погиб один из его именитых родственников крови граф Мальборо.

В 2001 году во время своего визита в Украину памятное место посетил принц Майкл Кентский — брат королевы Великобритании.

Памятник гусарам Киевского полка. Памятник сооружен не на прежнем месте — на высоте, где находился один из английских редутов, прикрывавших в 1854-1856 годах Балаклаву, а несколько ниже, где-то в 75 метрах от шоссе Севастеполь-Ялта. На небольшом искусственном холме, к которому ведут десять ступеней, на двух ступенчатом основании установлен сужающийся в верхней части обелиск из серого гранита, увенчанный металлическим двуглавым орлом, сидящим на ядрах. На памятнике две мемориальные доски на русском языке: «Доблестным чинам, павшим в бою 13 октября 1854 года. Горды (гусары) Киевского полка» и на русском и украинском языках: «Памятник гусарам Киевского полка восстановлен в 2004 году в дар городу-герою Севастополю от Киевского городского Совета к 150-летию Крымской войны в честь воинов Севастополя»