На юбилейных торжествах, посвященных столетию отца советской атомной бомбы академика Курчатова, никто не вспоминал об этом эпизоде. Может быть, чтобы не омрачать праздничного настроения, а скорее всего потому, что не знали… Не знали о попытке покушения на его жизнь…
Взрыв до востребования
Этот международный скандал времен “холодной войны” начался с того, что 19 апреля 1956 года вахтенный матрос советского эсминца “Смотрящий”, сопровождавшего крейсер “Орджоникидзе” с правительственным визитом в Великобританию, заметил под кормой флагманского корабля голову, обтянутую черной резиной водолазной маски. Оба корабля стояли на рейде Портсмута. Матрос немедленно доложил о таинственном водолазе дежурному по кораблю, тот командиру…
Этот факт не придали бы должной огласке, если бы на борту крейсера не находились главы советского государства Н. С. Хрущев и Н.А. Булганин. Поэтому командиру Портсмутской военно-морской базы был послан официальный запрос. Тот отделался невразумительным ответом. Не смог ничего толком объяснить и премьер-министр Великобритании А. Иден в Палате Общин. Возможно, и эти демарши не привлекли бы особого внимания прессы, но через неделю после ухода отряда советских кораблей из Портсмута в английских газетах появилось сообщение, что в Портсмутской бухте всплыл труп водолаза. Это был капитан королевского флота Лионелл Крэбб. В некрологе утверждалось, что Крэбб “погиб при испытании нового подводного снаряжения”. Но такие вещи не испытываются в одиночку. Испытателей всегда подстраховывают, и уж, если случается несчастье, тело водолаза находят не спустя неделю, а поднимают сразу…
Что же делал капитан Крэбб под днищем советского крейсера в Портсмуте, рискуя вызвать дипломатический скандал, рискуя жизнью? Изучал секретные обводы корпуса или искал какие-либо новые устройства? О том, что их там нет, британская разведка знала не хуже нас, сегодняшних, посвященных едва ли не во все тайны века. Но выше днища, в каютах для высшего командования, таились самые главные оборонно-стратегические секреты страны Советов. Носителями их были по меньшей мере двое из членов правительственной делегации – академик Игорь Курчатов и генеральный авиаконструктор Андрей Туполев.
Трудно объяснить, зачем Никита Хрущев взял с собой в Англию сразу двух совершенно “невыездных” ученых, на чьих разработках зиждилась вся стратегическая программа СССР. То ли он хотел продемонстрировать свой отход от сталинской политики “железного занавеса”, то ли надеялся пробудить в ученых верноподданические чувства, добиться их особой лояльности, особого доверия… Возможно, хотел произвести впечатление на Запад – вот, мол, она, живая мощь советской науки, ее могучий потенциал. Так или иначе, Игорь Курчатов и Андрей Туполев ступили на британскую землю с борта новейшего крейсера-красавца “Орджоникидзе” и на него же потом благополучно вернулись, чтобы отправиться домой.
По военной доктрине 50-х годов главным средством доставки ядерного оружия были самолеты авиации дальнего действия. Такие машины создавались именно в туполевском КБ. Туполевские бомбардировщики должны были наносить стратегические удары по врагу “курчатовскими” атомными бомбами. Надо ли говорить, какая заманчивая перспектива открывалась перед ястребами-атлантистами – обезглавить одним хорошо продуманным терактом сразу всю оборонку страны.
Соблазн подогревался и тем, что концы подобной операции в прямом смысле слова прятались в воду и довольно глубоко – на дне Северного моря, которое должен был пересечь советский крейсер с представительной делегацией на борту. Внешне все выглядело так, что и тень подозрения не пала бы на британскую корону: покинул “Орджоникидзе” британские воды, ушел далеко в открытое море и… подорвался там на старой плавучей мине, одной из тех, которых тысячами сеяли в Северном море и немцы, и англичане. В 50-е годы их немало еще носилось по воле волн. Боевое траление продолжалось (по крайней мере в Советском Союзе) аж до 1958 года.
Версия подрыва крейсера “Орджоникидзе” на шальной мине выглядела тем более убедительно, что всего лишь полгода тому назад на такой же “невытраленной немецкой мине” подорвался в Северной бухте Севастополя линкор “Новороссийск”. Тот ночной взрыв (почему-то “невытраленная мина” сработала за полночь да еще в районе артпогребов, чудом не сдетонировавших) унес жизни свыше шестисот моряков. Правительственная комиссия назвала тогда наиболее вероятной причиной взрыва – старую немецкую мину. Но это, как говорится, для широкой публики. Для профессионалов существовала иная версия о подрыве бывшего итальянского корабля “Джулио Чезаре”, ставшего после передачи его советскому флоту “Новороссийском”: боевыми пловцами из нерасформированной после войны диверсионной флотилии князя Боргезе. В заключительном акте Комиссии говорилось об этом осторожно – “не исключена возможность диверсии”.
“С пучком водорослей на голове…”
Как происходят такие “случайные” взрывы в море, королевский флот испытал на своем горьком опыте в годы совсем недавней тогда Второй мировой войны. Память о тех потерях и опыт подобных диверсий были еще очень свежи. Как раз в то время – в 1955 году – вышли и мемуары “черного князя”, в которых тот весьма откровенно рассказывал о подвигах своих подчиненных – людей-лягушек. Вот только один эпизод из их “работы” в нейтральном турецком порту Александретте:
“Вечером, когда наблюдение английских агентов, старательных, но не особенно прозорливых, ослабло, Ферраро и Роккарди задержались на пляже дольше обычного. Увлекательная партия в шары заставила их забыть о том, что время уже позднее. Когда они остались одни, Ферраро вошел в купальную кабину и принялся рыться в ящике со спортивным инвентарем. Через некоторое время он вышел одетый в черный резиновый костюм, на ногах ласты, а на лице – маска (респиратор). На поясе у него были подвешены два странных, видимо, тяжелых предмета. На голове прикреплен пучок водорослей. Странно вел себя этот дипломат на пляже!
Человек в черном костюме осторожно приблизился к морю, вошел в воду и тотчас же, без единого звука, бесследно исчез во мраке ночи. Проплыв 2300 м, он оказался вблизи греческого судна “Орион” (7000 т), груженного хромом. Вот он выполнил маневр, который много раз повторял на тренировочных занятиях: под лучами прожекторов, на глазах у вахтенных он потихоньку приблизился к судну, стараясь держаться в тени барж, стоящих у борта, включил кислородный прибор и бесшумно погрузился. Двигаясь под водой вдоль корпуса корабля, он отыскал боковой киль и, отцепив от пояса подрывные заряды, прикрепил их зажимами к килю. Потом он выдернул предохранительную чеку и возвратился на поверхность. Все это проделано за несколько минут. Так же осторожно он удалился. В 4 часа утра Ферраро возвратился в консульство.
Через 6 дней “Орион”, закончив погрузку, вышел в море, но ему не удалось уйти далеко: в сирийских водах под корпусом тяжело груженного судна произошел взрыв, и оно быстро пошло ко дну. Спасшиеся моряки, которых поместили в госпиталь в Александретте, утверждали, что “Орион” был торпедирован”.
Итальянцы ставили мины с вертушками. Такая мина могла “дремать” сколько угодно, но как только судно начинало движение, поток воды вращал маленький пропеллер, и через несколько часов освобожденный взрыватель срабатывал…
Кто-кто, а капитан Крэбб как никто другой знал уловки итальянских подводных диверсантов. Всю войну он боролся с ними, охраняя внутренний рейд британской военно-морской базы в Гибралтаре. Кому как не ему было идти в опасное предприятие под днище советского крейсера. И он пошел. И живым не вернулся… Дело в том, что после взрыва “Новороссийска” на всех советских кораблях стали нести специальные вахты ПДСС (противодиверсионные силы и средства). Неслись эти вахты и на крейсере “Орджоникидзе”. Инструкция требовала, чтобы дозорный, заметивший чужого водолаза у борта корабля, стрелял без предупреждения – на поражение. Если не успел, то надо бросать в воду специальные оглушающие гранаты. Но в иностранных портах категорически воспрещалось не только применять какое-либо оружие, но и даже спускать за борт своих аквалангистов без согласования с портовым начальством. Вот и оставалось командиру крейсера лишь одно средство – провернуть гребные винты. Огромные острые лопасти рассекли не только толщу воды…
Бушлат Курчатова
Итак, капитан Крэбб погиб “при испытании новой водолазной техники”. Академик Курчатов, равно как и авиаконструктор Туполев, остались живы.
В годы недавней тогда войны Игорь Курчатов носил флотский бушлат. В воюющем Севастополе он вместе с другими учеными-физиками решал проблему размагничивания кораблей, и сделал все, чтобы их стальные корпуса не вызывали взрывов немецких электромагнитных мин. В память об этих трудах в Севастополе стоит скромная стела в виде U-образного магнита. В те же самые годы и лейтенант Крэбб боролся в Гибралтаре с итальянскими диверсантами. В той большой и жестокой войне Курчатов и Крэбб были союзниками. Но в войне после войны – холодной, они стали, увы, противниками. Крэбб хотел спасти свою страну от советской ядерной угрозы. Курчатов оберегал свою родину от ядерных ударов противоборствующего блока. Не зная друг друга лично, они сошлись в Портсмуте, их судьбы скрестились в одной роковой точке – точке якорной стоянки крейсера “Орджоникидзе”.
Бушлат Курчатова хранится в Государственном историческом музее на Красной площади. Мундир капитана Крэбба сберегается в портсмутском музее королевских ВМС.
