Бомба 80-х. Почему Тодоровский не хотел снимать «Интердевочку».«В СССР секса нет!» Эта фраза стала афоризмом раннеперестроечной эпохи. Поэтому можно представить, какой секс-бомбой взорвалась в 1989-м «Интердевочка» Петра Тодоровского.
Очереди в кинотеатры занимали с ночи. За год проката — 40 млн зрителей, сборы — 20 млн долл. А ведь Пётр Ефимович Тодоровский всё снял предельно этично — чтобы Елену Яковлеву не терзали душевные муки из-за того, что играть ей придётся не милую, симпатичную советскую медсестру, любящую дочь интеллигентной учительницы словесности, играющую на рояле и декламирующую Пастернака наизусть (такой Таня Зайцева была днём), а «ночную бабочку», порхающую из постели в постель.
Свою повесть Владимир Кунин назвал «Проститутка». И отдал в 1988-м в журнал «Аврора». Название вызвало взрыв негодования в верхах: проституции в Стране Советов нет, а проститутки, значит, есть? Как весело разъясняет подвозящему её таксисту в фильме сама Таня, «статьи для нас в Уголовном кодексе не существует, потому что само вот это вот социальное явление отсутствует в стране полностью». Поэтому Кунин переименовал повесть в «Интердевочку». Термин этот — его личное изобретение, вошедшее и в обиход, и в словари, став названием ещё и известной песни про нищих советских мужиков, которым зарплаты не хватит её, валютную, обнять, не говоря уж про поцеловать. «Без штанов останешься!» — как говорит опять же Таня Зайцева. Сам же писатель считал этот вынужденный термин «идиотским словечком» и вообще из 35 своих сценариев этот считал «посредственным, но неожиданно попавшим в струю». Впоследствии он не принял трактовку режиссёра и фильм в целом. Да и сам Тодоровский не считал его одной из лучших своих картин.
Сюжет посетил Кунина, ещё когда он жил в 1986-м в Польше, в варшавском «Гранд-отеле», и плотно общался с валютными. Героиня, соответственно, должна была быть полькой, полюбившей шофёра-дальнобойщика. А уже работая над будущей «Интердевочкой», Кунин, которому тогда было за 60 (а он был лауреатом Госпремии и премии Ленинского комсомола, в прошлом военный лётчик и цирковой акробат), с разрешения начальства «внедрился» на 4 месяца в спецгруппу по валютным операциям и по надзору за иностранцами и валютными проститутками. А потом он перешёл «линию фронта» и стал изучать уже нравы самих интердевочек. Так что за точность фактуры — судеб, историй, сюжетов, событий — автор отвечал вполне. Любопытно, что шведский актёр Томас Лаустиол, сыгравший Эдварда Ларсена, мужа Таньки, сам некогда вывез через испанский визовый центр девушку и сожительствовал несколько лет с валютной проституткой из Чехословакии и считает, что, если любишь, всё остальное не имеет значения.
Кунин принёс повесть Мире Тодоровской, супруге маститого режиссёра-фронтовика, известного нежными, лирико-романтическими фильмами: «Был месяц май», «Военно-полевой роман». «Я кино вообще тогда не занималась, — рассказывает Мира Григорьевна, — но меня привлекла коммерческая сторона, хотя я не могла тогда предположить такого успеха. Понравилась мне и необычная человеческая история. Я сразу увидела именно Яковлеву в главной роли, заметив её ещё в «Плюмбуме» Абдрашитова. Но надо было уговорить мужа — многим было смешно представить, как Тодоровский снимает фильм про проститутку! Он не соглашался категорически. И ведь правда, он деревенский чистый человек, таким всю жизнь и прожил. Всё это для него было ужасно — доллары, валютные проститутки и пр. Я его специально водила к «Националю», показывала интердевочек. Он был против Лены Яковлевой, упорно считая, что все эти девицы должны быть грудастыми и задастыми. А у неё «ни там, ни тут». Сам Кунин думал о Татьяне Догилевой, были ещё кандидатуры Натальи Андрейченко и даже польской сексапильно-яркой звезды Катажины Фигуре, которой послали сценарий. Но утвердили Яковлеву — без «фигуры».
«Я нашла в Швеции партнёра, продавца скота, он дал 200 тыс. долл., огромную по тем временам сумму, — продолжает Мира Григорьевна. — И наши киноначальники сдались, добавили госденег. Мы сделали шведскую версию, односерийную, и она шла у них в прокате. У нас считали, что героиня должна быть наказана и погибнуть. Для шведов же мы оставляли возможность надежды. А в общем это добрая, человечная картина про любовь, про несчастную женщину, потому что Тодоровский снимал всю жизнь только такое кино».
А теперь вспомним: много ли в картине «про это» как раз этого самого, а именно секса и обнажёнки? Получается, что ничего нет! Ну мелькнули бюсты ведущих наших актрис, ну Яковлева в трусиках и лифчике… Яковлева сниматься обнажённой в постельных сценах категорически отказалась. В итоге ключевую сцену фильма, где Татьяна вынуждена отработать у своего давнего японского клиента недостающую ей для выезда в Швецию сумму (750 долл.), снимали с участием почти всего мужского состава группы: один раскачивал прикроватную тумбочку со светильником, а остальные, включая режиссёра, трясли кровать. Всё это должно было выражать сексуальную мощь неутомимого японца. А самого его в кадре вообще нет. Зато есть крупный план лица Яковлевой, смазанного глицерином — как бы «трудовым» потом. Лицо это с безучастно мотающейся из стороны в сторону головой напоминает мученический облик пионерки на допросе в гестапо. «У меня никогда не было такой женщины, как ты, Танья», — сказал правду японец. Такой лежащей «недвижимостью» интердевочки уж наверняка не было. Но разве могли поступить иначе советский режиссёр-классик и молодая советская актриса? Тем более в стране, где секса не было.
Марина Мурзина. АиФ
