18 мая 1944— памятная дата в истории крымско-татарского народа.
В этот день по приказу советских властей 200 тысяч представителей коренного населения Крыма были высланы в Среднюю Азию. Официально крымских татар обвинили в сотрудничестве с немецкими оккупантами. В этот день на траурных митингах в разных регионах Крыма десятки тысяч людей почтили память тех, кто погиб в пути или в суровых условиях жизни в ссылке.
Несмотря на то, что представители крымскотатарского народа сражались в рядах Красной Армии и участвовали в партизанском движении, факты сотрудничества с оккупантами были использованы в качестве основного повода для выселения народа из Крыма.
Официально основанием для высылки считались массовое дезертирство крымских татар из рядов Красной армии в 1941 году (называлось число около 20 тыс. человек), хороший приём немецких войск и активное участие крымских татар в соединениях германской армии, «СД», полиции, жандармерии, аппарате тюрем и лагерей.
При этом депортация не коснулась подавляющего большинства крымскотатарских коллаборационистов, так как основная масса их была эвакуирована немцами в Германию.
Оставшиеся в Крыму были выявлены органами НКВД во время «зачисток» в апреле-мае 1944 года и осуждены как предатели родины (всего по Крыму за апрель-май 1944 года было выявлено около 5000 коллаборационистов всех национальностей). Крымские татары, сражавшиеся в частях Красной Армии, также были подвергнуты депортации.
В 1949 году в местах депортации насчитывалось 8995 крымских татар — участников войны, в том числе 524 офицера и 1392 сержанта
* * *
Трагической страницей в истории Крыма было выселение с территории полуострова крымских татар, немцев, армян, болгар и греков.
Весной и летом 1944 года по постановлению Государственного Комитета Обороны (ГКО) за подписью И. Сталина из Крыма было насильно вывезено около 230 тысяч человек «за измену Родине».
В 4 часа 18 мая 1944 года войсками НКВД была начата крупномасштабная операция по выселению крымских татар, на ее проведение понадобилось 60 часов времени и 71 эшелон, которые были до отказа набиты обезумевшими от горя и несправедливости людьми.
Со дня освобождения Балаклавы к тому времени прошло уже полгода. В свои жилища из лесов и гор, из крымских каменных пещер, из других мест должны были вернуться хозяева. Но Балаклава и все прилегающие к ней села были почти пусты. Все коренное население, а это были в основном татары, было выселено.
Вместе или почти вместе с нашими войсками в Балаклаву вошли начальник милиции, начальники отделов НКВД и НКГБ. Через несколько дней прибыл председатель райисполкома Неверов, а еще через несколько дней был получен Указ Президиума Верховного Совета СССР о выселении татар из Крыма.
Надо отметить, что до войны в Крыму татары большинства населения не составляли. Около половины всего населения составляли русские. Татарское население составляло около четверти жителей полуострова, украинцы — десять процентов, к остальным пятнадцати процентам относились немцы, евреи, греки, болгары, армяне, чехи, эсты, караимы и другие национальности.
Из двадцати крымских районов шесть были татарскими: Ялтинский, Алуштинский, Сакский, Судакский, Бахчисарайский и Балаклавский.
Учитывая, что многие татары, по выводам и мнению тогдашней власти, в период оккупации Крыма играли предательскую роль и пособничали немцам, было решено их из Крыма выселить.
В связи с выселением из Крыма в 1944-1945 годах крымских татар, греков, болгар и других народов, населяющих Крым, ряд районов и населенных пунктов Крыма были переименованы.
В соответствии с Указами Президиума Верховного Совета РСФСР от 14 декабря 1944 года № 621/6 и от 21 августа 1945 года д. № 619/3 «О переименовании районов и районных центров Крымской АССР» были переименованы следующие районы и районные центры Крымской АССР:
По Балаклавскому району
1. Ай-Тодорский сельсовет — в Гористовский и селение Ай-Тодор в Гористое.
2. Бачинский сельсовет — в Ново-Бобровский и селение Бача в Ново-Бобровское.
3. Байдарский сельсовет — в Орлиновский и селение Байдары в Орлиное.
4. Бельбекский сельсовет — в Фруктовский и селение Бельбек в Фруктовое.
5. Биюк-Мускомский сельсовет — в Широковский и селение Биюк-Мускомья в Широкое.
6. Варнаутский сельсовет — в Гончарновский и селение Варнаутка в Гончарное.
7. Кадыковский сельсовет — в Пригородненский и селение Кадыковка в Пригородное.
8. Камарский сельсовет — в Оборонновский и селение Камары в Оборонное.
9. Камышловский сельсовет — в Дальненский и селение Камышлы в Дальнее.
10. Караньский сельсовет — в Флотский и селение Карань в Флотское.
11. Саватский сельсовет — в Россошанский и селение Саватка в Россошанку.
12. Скельский сельсовет — в Родниковский и селение Скеля в Родниковское.
13. Старо-Шульский сельсовет — в Терновский и селение Старые Шули в Терновку.
14. Узунджинский сельсовет — в Колхозновский и селение Узунджи в Колхозное.
15. Уппинский сельсовет — в Родновский и селение Уппа в Родное.
16. Уркустинский сельсовет — в Передовский и селение Уркуста в Передовое.
17. Чоргуньский сельсовет — в Чернореченский и селение Чоргунь в Чернореченское.
По Бахчисарайскому району
1. Аджи-Булатский сельсовет — в Угловский и селение Аджи-Булат в Угловое.
2. Дуванкойский сельсовет — в Верхне-Садовский и селение Дуванкой в Верхне-Садовое.
3. Мамашайский сельсовет — в Орловский и селение Мамашай в Орловку.
4. Эски-Эльский сельсовет — в Вишневский и селение Эски-Эли в Вишневое.
5. Эски-Юртский сельсовет — в Подгородненский и селение Эски-Юрт в Подгородное.
Постепенно жизнь в Балаклаве налаживалась. Не имея информации, где находится бывший (довоенный) первый секретарь Балаклавского райкома партии, татарин по национальности, Крымский обком назначил первым секретарем райкома товарища Дубикова.
Но до прибытия Дубикова в Балаклаву вернулся довоенный первый секретарь татарин. Указ касался и его. Это сейчас стало известно, что в тот период не только в этом деле, аив других пострадали многие невинные.
Конкретной работой по выселению татар из Балаклавы занималась «тройка»: начальник милиции Оскар Петрович Цырюльников, начальник отдела НКВД капитан Роман Приходько, начальник отдела НКГБ Павел Михайлович Рындин. Под легендой отдыха от боев в Балаклаву прибыло большое количество грузовых автомобилей с военнослужащими.
В кратчайшие сроки были составлены поименные списки всех татар Балаклавы и окрестных сел, разработан план размещения по машинам. Выселялась не одна тысяча семей. Угон с насиженных мест, слезы, страдания, безысходность. Вспоминалось выселение кулаков на рубеже двадцатых-тридцатых годов; возможно, здесь репрессии были еще свирепее. Ведь тогда кулаков выселяли как зажиточных людей, наживших добро за счет других. А тут шла речь о поголовной измене.
Через день после прихода машин Рындин, Цырюльников и Приходько пришли в райком, зашли в кабинет первого секретаря райкома (татарина) и разоружили его, затем прочитали Указ о выселении татар из Крыма и предупредили: «Слушай внимательно. Пока посадка и отправка не будет закончена — молчать! Ни слова. Пикнешь — пеняй на себя!»
Отвели первого секретаря райкома на третий этаж, закрыли в кладовке и выставили охрану.
А процедура выселения выглядела примерно так.
Заходил солдат в дом, объявлял: «Вы по решению правительства выселяетесь. Срок на сборы — два часа. Можно взять с собой двести пятьдесят килограммов груза, теплую одежду, обувь, посуду. Обязательно — пилу и топор». Многие из выселяемых по-русски не понимали, с солдатом ходил переводчик.
Ситуация трагедийная: стоны, крики, рыдания. Многие не хотели уезжать, не соглашались, умоляли оставить, многие ругались и по-русски, и по-татарски.
— Не теряйте времени! Собирайтесь! — следовала команда.
Кончалось тем, что людей брали под руки рассаживали по машинам, несмотря на их просьбы, мольбы и возмущения. Что-то закидывали в машины из их вещей.
В машины сажали двух-трех солдат с автоматами и отправляли на станцию Сюрень (современная Сирень). Там стояли товарные вагоны, по мере загрузки эшелон отправлялся.
В одной из последних машин была отправлена семья первого секретаря райкома и он сам.
В Крымской АССР был принят порядок, при котором в шести татарских районах первым секретарем райкома партии, председателем райисполкома избирался гражданин татарской национальности, а уже вторые секретари, замы могли быть из русских, украинцев и других национальностей.
В ходе подготовки к войне и в первые месяцы войны в Балаклаве был создан истребительный батальон (затем он был реорганизован в партизанский отряд), командиром которого был татарин, бывший заведующий райзо Балаклавского района. А начальником боепитания этого отряда был заместитель директора совхоза «Профинтерн» Степан Андреевич Ахлестин. На случай оккупации района в лесистых горах закладывались базы с оружием и продовольствием. Знал об этом узкий круг людей. С захватом территории района немецко-фашистскими войсками эти склады местными татарами были выданы фашистам.
Одна из улиц послевоенной Балаклавы носит имя Александра Терлецкого, другая — Степана Ахлестина.
Лейтенант Александр Степанович Терлецкий был кадровым военным, пограничником. Когда немцы начали осаду Севастополя, А. С. Терлецкий с личным составом заставы занял боевую позицию у Байдарских ворот. Более суток шел неравный бой с превосходящими силами фашистов. Атаки гитлеровцев, артиллерийский обстрел, а затем и танки не смогли сломить отважных воинов.
Встретившись с разведчиками, партизан Терлецкий принял решение: позицию оставить и влиться в партизанский отряд. По прибытии в отряд вначале его назначили начальником разведки. Сам отряд также оказался в трудном положении. Не было продовольствия, связь с руководством Севастополя и главной базой флота отсутствовала.
В селе Родниковском (бывшее Скели) действовала водяная мельница. Заведующим мельницей был татарин. Для того чтобы добыть сколько-то муки, на мельницу послали двух партизан.
Мельник их приветливо встретил, дал несколько килограммов муки, но при выходе от него в 50-70 метрах партизаны были схвачены немцами и расстреляны. В отряде подумали, что это случайность. Но так повторялось еще дважды. Партизаны из похода за мукой не возвращались.
Тогда решили мельника проверить. Оказалось, что у мельницы в засаде находился постоянный немецкий пост, о чем знал и мельник. О появлении у него посторонних он давал немцам сигналы.
В те дни и годы все были уверены, что мера по выселению, примененная к крымским татарам, правильная, хотя где-то в подсознании были и сомнения: не могли же все подряд быть пособниками врагов. Ведь оказались виноватыми все: старики и старухи, грудные дети, больные. Но сомневаться в открытую — означало приговорить себя. Даже с женой нельзя было об этом поделиться, не то что с сослуживцами. НКВДэшники и НКГБэшники не дремали, всех держали в железном кулаке, в том числе и районных партработников.
Но даже в то время было известно, что среди татар есть герои, которые самоотверженно воевали в воздухе и на земле против фашистских захватчиков. К сожалению, помочь им ничем было нельзя.
Примером тому может быть случай, произошедший в Балаклаве в конце войны. В райком партии зашел новый военком Балаклавы Чехлов и сказал, что ему позвонили из Севастопольской военной комендатуры, будто бы в село Биюк-Мускомья (Широкое) едет военный летчик, старший лейтенант, Герой Советского Союза, по национальности — татарин, приказано встретить в Балаклаве, в село не пускать, возвратить в свою часть.
— Что делать? — спросил Чехлов у секретаря райкома А. Кудланова.— Он едет в свое
родное село, там жила его семья. Но ведь там никого из родных нет. Не натворил бы чего, он вооружен.
— Да брось ты, — ответил Кудланов Чехлову, — Пусть едет, посмотрит свой дом, сад.
Конечно, в хате живут переселенцы, а где родные героя, мы не знаем, так и скажем ему.
Знает только Москва.
Предложил дать райкомовских лошадей с кучером, одного из работников для сопровождения. Но Чехлов ни в какую не согласился, сказал, что должен выполнить приказ.
Приезд военного татарина в село, где уже поселились переселенцы, вызовет панику, переполошит людей. А если переселенцы начнут убегать?
Военком встретил офицера в Балаклаве, пригласил к себе в кабинет, рассказал о решении правительства, о том, что в селе нет ни одного татарина. Летчик, казалось, был в шоке, но, имея завидное самообладание, быстро взял себя в руки. Опустив голову, тяжело вздохнул и сказал, что очень хотелось бы в последний раз побывать в деревне, где родился, но уж если начальство для него, летчика, офицера, не считает это возможным, то сухо попросил отметить его документы. Ему после госпиталя надо снова следовать на фронт, добивать фашистов.
Чехлов проводил Героя Советского Союза в Севастополь и позвонил, чтобы его там «встречали».
Какой же рубец остался на сердце героя, как же он будет воевать «за Родину, за Сталина», проливать собственную кровь, а может, и погибнет, — подумал на прощанье военком…
В целях поэтапного выселения остальных национальных меньшинств из Крыма на полуострове был проведен учет населения. 29 мая 1944 года Берия докладывает Сталину о болгарском, греческом и армянском населении полуострова. В этом документе утверждается, что эти люди являются пособниками оккупантов:
«…Греческое население проживает в большинстве районов Крыма. Значительная часть греков, особенно в приморских городах, с приходом оккупантов занялась торговлей и мелкой промышленностью. Немецкие власти оказывали содействие грекам в торговле, транспортировке товаров и т. д.».
В отличие от других депортированных из Крыма народов, Берия не обвиняет греков в создании полицейских или других военизированных формирований. Видно, не поднялась рука у палача целых народов написать такое про греков, находившихся в тысячелетнем естественном союзе с русским и украинским народами.
Обвинения, выдвинутые в адрес депортированных народов, были и остаются необоснованными. Обвинили всех: престарелых и грудных детей, а печать изменников хотели поставить и на родившихся после войны.
По сведениям НКВД, в мае 1944 года в Крыму жило 14 300 греков, кроме них проживал 3531 человек, имеющий греческое подданство. По указанию И. Сталина все они были включены в число спецпереселенцев как лица, имевшие на руках просроченные национальные паспорта.
27 июня войска НКВД, уже имевшие опыт, приступили ко второму спецпереселению.
Армян, болгар и греков выселяли одновременно. К местам поселения их везли в одних и тех же эшелонах. Подготовка операций по выселению до последнего момента держалась в секрете. Группы солдат НКВД во главе с офицерами на рассвете рассыпались по улицам селений Крыма.
Недоумевающих людей подняли с постелей и, скороговоркой зачитав постановление ГКО от 2 июня 1944 года за подписью И. Сталина, приказывали собираться в дорогу. Время на сборы определял, как правило, старший группы НКВД — он мог дать и час, мог и сразу после составления описи имущества выставить семью за дверь, опечатав ее.
Имущество, даже разрешенное к отправке, мог взять не каждый. Если транспортные средства для перевозки людей на железнодорожных станциях находились далеко, то население физически могло взять на человека 10-5 килограммов вещей и продуктов. У кого были на руках грудные и малые дети, больные и немощные старцы, — и того меньше. На руки спецпереселенцам были выданы квитанции о принятом у них имуществе. При этом им объявлялось, что по прибытии на место поселения им выдадут новое имущество взамен оставленного в Крыму. Среди выселяемых греков, болгар и армян были люди, которые второй раз в своей жизни теряли свое жилье и имущество. Многие из них были беженцами из Малой Азии, в разное время нашедшими себе приют в Крыму после резни, устроенной турками в начале века.
Велико было горе ни в чем не повинных людей, не ожидавших такой варварской жестокости. Это чувство они сохранили на всю оставшуюся жизнь.
Вспоминает одна из участниц этих трагических событий:
«Зачитывалось постановление за подписью Сталина. На протесты и слезы офицеры отвечали: “Не теряйте времени, у нас с вами полчаса на опись имущества и сборы в дорогу”. Составляют наспех опись имущества и дают мне подписать, после чего дают мне один экземпляр. Не знаю, что брать, меня все время подгоняют: “Быстрее, вы не одна”. Дочь, которую я с трудом разбудила, еще слаба после перенесенной болезни, не хочет вставать и капризничает. Офицер приказывает — возьмите ее на руки! Выходим за дверь, один из солдат выносит узел и помогает его донести до машины. Дверь опечатывают. Соседи, с которыми прожила много лет рядом, а с некоторыми и работала вместе, вышли на шум, стоят, опустив руки. Некоторые плачут. Меня ведут к машине, в которой уже сидят греки с нашей улицы. Старик Нико помогает мне взобраться на машину и говорит: «Ничего, Харикли, не падай духом, выживем, греки ничего плохого на этой земле никогда не делали, Бог нас сохранит».
По официальным данным, из Крыма было выслано согласно постановлению ГКО 15 040 советско-подданных греков, которых направили в Башкирскую и Марийскую АССР, Кемеровскую, Молотовскую, Свердловскую, Кировскую области РСФСР, а также в Гурьевскую область Казахской ССР. Некоторая их часть и 3531 иностранноподданный грек были поселены в Ферганской области Узбекистана, причем все — в сельской местности. Греки, оставшиеся на службе в Советской Армии, после увольнения из нее направлялись в места спецпоселения их семей, что продолжалось вплоть до разгрома Японии. Около 600 греков — военнослужащих после демобилизации и возвращения к семьям — тут же причисляли к спецпереселенцам.
Директивой НКВД «О соединении разрозненных семей крымских болгар, греков и армян» специальными приказами из армии увольнялись воины из национальностей, попавших в списки спецпереселенцев. Эта мера относилась, в основном, к рядовому, сержантскому и младшему офицерскому составу и старшему составу политработников.
Часть крымских татар, армян, болгар и греков оставалась на фронтах до самого конца войны. Однако, если после демобилизации они возвращались к своим семьям, то их тут же причисляли к спецпереселенцам.
В своей повести «Зона молчания» белорусский писатель Сергей Граховский, отбывавший в лагере наказание по 58-й статье, пишет о греках Крыма, снятых с фронта в конце войны, погруженных в вагоны и отправленных на восток валить лес: «Почти все с орденами и медалями, гвардейскими значками, многие члены партии… Все родились, воспитывались на советской замле, приняли и освоили нужную идеологию, стали комсомольцами, коммунистами, отважно воевали, а им в одночасье перестали верить лишь потому, что они греки… Через пару дней нахмурилось, громыхнуло, рассекла небосклон молния, лупанул с ветром дождь и не стихал двое суток. Мы были в бараках, в цехах, а недавние защитники Отечества мокли и корчились на голой земле в шалашах из еловых лап». И дальше: «И исчезли сыны Эллады так же неожиданно, как и появились. А куда, никто не слыхал, не знал». Выслали их к семьям, находившимся на спецпоселении по всему востоку огромной страны. На местах, прибыв к своим семьям, фронтовики-греки попали в еще более унизительное положение, их поставили на спецучет.
Острословы про них сочинили частушку: «До Берлина пер героем — от Берлина под конвоем».
Все спецпереселенцы были зарегистрированы в спецкомендатурах НКВД. По постановлениям Совнаркома СССР греки, как и другие спецпереселенцы, обязаны были трудиться там, куда их направляли местные власти по согласованию с органами НКВД. Они не имели права отлучаться за пределы района расселения без разрешения комен¬данта спецкомендатуры НКВД.
Задержание за пределами района рассматривалось как побег и вело к уголовной ответственности. С 1948 года за побег по изданному Указу Верховного Совета СССР определили меру наказания до 20 лет каторжных работ. Пять лет получали те, кто укрывал бежавших или как-либо способствовал побегу.
Со спецпереселенцев брали расписку в том, что они ознакомлены с содержанием указа. Греков, пытавшихся самовольно оставить места спецпоселений (причина не рассматривалась), сажали в тюрьмы и отправляли в лагеря.
Крымчанам, привыкшим к чистой питьевой воде, приходилось пить воду из оросительных арыков и каналов, другой воды в сельской местности практически не было. Греки, большинство из которых были горожане, направлялись на сельскохозяйственные работы. Уже позже из-за нехватки специалистов на промышленных предприятиях, рудниках и автотранспорте они постепенно перебрались в города и поселки с разрешения спецкомендатур. Дети греков, не сумевших выбраться из сел с узбекским населением, были вынуждены проходить обучение на узбекском языке. Отношение узбекского населения к спецпереселенцам было доброжелательным.
Многие из греков за годы проживания в Узбекистане освоили узбекский язык и культуру. Греки, жившие рассеянно по Ферганской области, особенно молодежь, постепенно утрачивали свой родной язык.
Ограничения в отношении депортированных продолжали существовать практически и после отмены режима спецпоселения. Для спецпереселенцев был закрыт доступ в высшие учебные заведения, получение новой квартиры, запрещалась работа в органах МВД, исполкомах, отделениях железной дороги и пр. Среди всей массы греков лишь единицы были коммунистами и комсомольцами. Была прервана и почтовая связь с родственниками в Греции, осуществлявшаяся до войны.
Мечта о возвращении домой в Крым не оставляла греков все годы ссылки. Они вери¬ли, что наступит время, когда справедливость восторжествует и с них будет снято необоснованное обвинение. Свои протесты спецпереселенцы выражали крайне редко. Самым крупным проявлением протеста был побег, на который пошли несколько десятков человек, перебравшихся в Россию и на Украину.
После снятия ограничений в правовом положении греков, армян, болгар и членов их семей, находящихся на спецпоселении, по Указу Президиума Верховного Совета СССР 27 марта 1956 года, спецпереселенцы обрели некоторую свободу. Но этот же указ лишал их возможности получения назад конфискованного имущества и права возвращения в Крым.
Отдельные греки сумели во время хрущевской «оттепели» перебраться в Крым, но сделано это было полулегально и с помощью покровителей, занимавших высокие посты.
