А. Кузнецов: Это дело началось еще при Брежневе, в последние недели его жизни, а закончилось (трагический финал жизни Соколова) в первые месяцы правления Черненко. То есть длилось оно весь андроповский период. Собственно говоря, ни у кого нет сомнений, что суд над руководителями московского гастронома № 1 стал одним из тех рычагов, которыми Юрий Владимирович пытался установить свою власть и изменить сложившуюся ситуацию в том направлении, которое ему казалось правильным.
С. Бунтман: Борьба с коррупцией, недисциплинированностью, воровством…
А. Кузнецов: Да. В «Елисеевском деле» совершенно явно прослеживается то, что, во-первых, оно было использовано для того, чтобы таким образом объявить старт так называемой кампании по борьбе с коррупцией и расхитительством, поскольку с самого начала ему был придан необычный для того времени публичный характер. Все началось с того, что арестованного в своем кабинете Юрия Соколова буквально парадным шагом в наручниках, ничем не прикрытых, показательно провели по роскошному залу «Елисеевского» магазина. Потом подключились газеты, которые с большим преувеличением распространяли информацию об этом деле, смакуя подробности. То есть это был своего рода сигнал, посылаемый обществу, в котором, помимо всего прочего, был еще один очень важный и вполне уловимый подтекст: вот из-за кого мы по-прежнему не построили коммунизм.
С. Бунтман: Это точно.
А. Кузнецов: И второе, об этом, кстати, написано гораздо больше, — это вопрос о преемнике. Как известно, до последнего года жизни Брежнева его официальным преемником, фактически вторым человеком в государстве, был Михаил Андреевич Суслов. Но в мае 1982 года он скончался. И тогда Леонид Ильич перевел Андропова с поста главы комитета госбезопасности на должность секретаря ЦК, фактически на место Суслова, тем самым продемонстрировав свою волю.
Андропов, на тот момент уже нездоровый и прекрасно знающий свой диагноз, заняв кресло генерального секретаря, естественно, сразу же определил, кто его главные конкуренты. И что интересно, судя по «делу гастронома № 1», двух человек он решил убрать в первую очередь. Кто эти люди? Первый — глава крупнейшей в стране московской партийной организации Виктор Гришин. Хорошо известно, что Гришин подумывал стать генеральным секретарем и был готов приложить к этому максимум усилий.
https://www.youtube.com/watch?v=OnNfV92bAH4
Почему «Елисеевское дело» давало возможность побить гришинские козыри? Дело в том, что оно очень быстро выводило на самый верх московского хозяйства. Те показания, которые Юрий Соколов и четыре его заместителя дали на следствии, напрямую обличали руководителя Мосторга, одного из гришинских назначенцев. Кроме того, у Соколова прослеживались прямые связи с руководителем Мосгорисполкома Промысловым… То есть позиции московского руководства явно ослаблялись. В результате довольно много влиятельных людей лишались своих постов. Большие перестановки планировались и в руководстве московской милиции.
Итак, гастроном № 1. В Советском Союзе продовольственные трудности были обычной приметой времени. Они были то сильнее, то слабее. Но в конце 70-х — начале 80-х годов даже в Москве и так называемых закрытых городах, которые снабжались по высшей категории, очень серьезно ощущались перебои с продовольствием и другими товарами первой необходимости.
В Москве было пять гастрономов, которые снабжались вне категорий. Все они находились внутри Садового кольца. Это и ныне покойный «Новоарбатский», и «Смоленский» гастроном, ну и, конечно, «Елисеевский», который всегда был вне конкуренции. При Соколове, который проработал там 20 лет (10 лет заместителем директора и 10 лет директором), даже в самые неблагополучные годы там был очень широкий ассортимент продуктов. Но самое главное, что делало гастроном № 1 знаменитым, — это «стол заказов».
Именно при Соколове «стол заказов» «Елисеевского» превратился в абсолютно неформальный, но всем (кому надо) известный, распределитель дефицитного продовольствия: импортных сигарет, напитков, балыков, икры, рыбы, сырокопченой колбасы, буженины — всего того, что в Советском Союзе было страшным дефицитом. Это и обеспечивало Соколову уникальность его положения.
Очень часто можно встретить фразу, что Соколов был гениальным менеджером своего времени. Трудно судить, но хозяином он, безусловно, был отличным. Он всегда очень внимательно относился к нуждам работников, находил возможность лично поздравить сотрудника с днем рождения, пожать руку…
С. Бунтман: Для таких дел нужна слаженная команда.
А. Кузнецов: И нужно желание. Соколов каждый день был на работе, все проверял лично, указывал на недоделки, недоработки. Но главное — он умел работать в той системе, которая была ему предложена. Он прекрасно понимал, где нужно не столько торговать, сколько договариваться, устанавливать личные связи, выбивать фонды, пробивать дефицит и так далее.
На чем, собственно, был построен бизнес? Откуда брались «живые» деньги? Из советской плановой системы. Существовали так называемые нормы порчи продуктов, правила пересортицы. И в чем заключалась идея Соколова (впрочем, не только его)? Все просто — необходимо было свести реальные потери к минимуму, а показать их по нормам. В результате получалось определенное количество качественного дефицитного товара, который у Соколова частично шел в продажу, частично распространялся по сниженным ценам, частично становился инвестициями в связи.
С. Бунтман: Конечно.
А. Кузнецов: И это позволяло, когда возникала необходимость, выбивать фонды, продавливать дополнительные поставки. Благодаря этому Соколов имел хорошие деньги. На что они шли? Это, кстати, один из тонких, не до конца проясненных моментов. Ходили слухи, что себе лично Соколов вообще ничего не брал. Это не так. В материалах дела — обыск на даче — фигурируют 63 тысячи рублей в облигациях. Это огромные деньги, примерно пять новеньких автомобилей «Волга».
И все же жил Соколов скромно. Респектабельно, но скромно. Ни картин, ни других произведений искусства, ни каких-то огромных запасов валюты, удивительных, необычных драгоценностей у его супруги найдено не было. Видимо, действительно, большая часть получаемых им средств уходила на «подмазывание» нужных людей. Вот эти-то связи и интересовали КГБ больше всего.
Да, при чем здесь КГБ? «Елисеевским делом» должно было заниматься МВД. 173-я, 174-я статьи УК РСФСР того времени — это дача и получение взятки. Однако для того, чтобы сразу схватить это дело и вывести его из-под юрисдикции МВД, был применен следующий ход: за несколько месяцев до начала «дела гастронома № 1» арестовали директора одной из московских «Березок» Авилова. Его жена была одним из заместителей директора «Елисеевского» гастронома. Так вот, на следствии ей (их с супругом взяли за валютные махинации, а это — КГБ) было совершенно прозрачно сказано, что свободы мы вам не обещаем, но если вы будете давать показания, уличающие Соколова и других, то жизнь мы вам гарантируем (им инкриминировалась 77-я, расстрельная, статья). Кстати говоря, обещание было исполнено.
https://www.youtube.com/watch?v=EtnTZWE7F7g
И с этих показаний начался сбор материала. Дальше Соколову в его рабочий кабинет внедрили записывающую аппаратуру и за несколько дней до смерти Брежнева, в самом начале ноября 1982 года, произвели арест. Первые дни Соколов на следствии молчал. Те, кто имел отношение к этому делу, единодушно полагают, что он был абсолютно уверен, что ему помогут. Возможно, он рассчитывал на Галину Леонидовну, вполне вероятно, на Чурбанова и Щелокова. Но 10 ноября 1982 года Брежнев скончался. И после этого практически сразу Соколов начал давать показания.
Артем Сарумов, адвокат Соколова, поняв, к чему клонит обвинение, сказал своему подзащитному: «Вас же на расстрел выводят. Разве вы этого не понимаете?!». На что Соколов ответил: «Да что вы, Артем! Нет. Мне же сказали, 5 — 6 лет».
Дело в том, что 173-я и 174-я статьи действительно предполагали санкцию от 5 до 15 лет. Однако была оговорочка, которая в комментарии к Уголовному кодексу никак не комментировалась: «При наличии особых обстоятельств — смертная казнь».
С. Бунтман: Какие такие особые обстоятельства?
А. Кузнецов: Особо крупные размеры. К ним относилось все, что было больше 10 тысяч рублей. Но, опять же, если сравнивать с другими делами того времени (например, у Берты Бородкиной, председателя торга города Геленджик, при обыске дома изъяли ценностей на миллион рублей, а Соколову инкриминировалось всего-то 300 тысяч), то это совсем другой масштаб.
Ну и второе нарушение закона (первое, что КГБ не подпускало к расследованию милицию) заключалось в том, что дело сразу по первой инстанции отправилось в Верховный суд РСФСР. Это резко ограничило возможности апелляций.
Собственно говоря, суд приговорил Соколова к смертной казни, расстрелу, с конфискацией имущества и лишением всех званий и наград.
С. Бунтман: В заключение следует отметить, что народ очень радовался.
А. Кузнецов: Это правда. Известно, что когда пресса еще смаковала подробности следствия, до суда, в газетах стали появляться различного рода критические материалы с упоминаниями некоторых фамилий, начали приходить письма от трудовых коллективов с требованием прилюдной казни преступников. То есть люди были убеждены, что в продовольственных трудностях советская власть не виновата, все дело — в отдельных зажравшихся торгашах.
Статья основана на материале передачи «Не так» радиостанции «Эхо Москвы». Ведущие программы — Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке.
